О фавнах и сатирах

К концу декабря вьюга всегда метет так, как будто Белая Колдунья повелела ей засыпать каждый дом по самую крышу, чтобы ни один гном, эльф или фавн не смог выйти наружу. Ветер воет так страшно, что даже самые храбрые из жителей леса прячутся под одеяло и только коротко вздыхают, слушая ворчливое потрескивание неукрашенного камина. Так продолжается уже сто лет, и все в Нарнии знают об этом. Кроме… - А вы что, не празднуете Рождество? Только что вымытая чашка чуть не выскользнула из рук Тумнуса. - Что? - Рождество. Ну там, елки, подарки, свечки… Я видел у тебя в тумбочке рождественские свечи. Фавн покачал головой: - Нет, мы не празднуем Рождество уже сто лет, с тех с пор, как Белая Колдунья наслала на нас вечную зиму. Представляешь, - он поставил чашку и вдруг порывисто прижал кулачки к груди, - вечная зима без Рождества! Сатир хмыкнул: - Ну, знаешь, бывают вещи и похуже. - Что может быть хуже? – Искренне удивился Тумнус. Михаэль промолчал. Он обошел вокруг стола, обнял фавна со спины и осторожно поддел кончиком рога мохнатое ухо. Тумнус зафыркал и задергал ушами. - А почему бы нам с тобой не отпраздновать Рождество? Вдвоем. - Как это? У нас же нет елки. Михаэль тихонько вздохнул. Фавн повернул голову и посмотрел на него круглыми удивленными глазами: он совершенно точно был уверен, что нельзя отмечать Рождество без елки. Михаэль вздохнул еще раз: - У нас целый лес за дверью. Я срублю. - Нельзя выходить на улицу в такую погоду. Сейчас колдовство ведьмы сильнее всего. Тебя заметет. Сатир улыбнулся уголком рта: - Не придумали еще такого колдовства, которое помешало бы мне хорошо провести время. Тумнус упирался копытцами в дверь, держал сатира за руки и даже пытался боднуть его короткими рожками в плечо: - Никуда ты не пойдешь! Там холодно, там снег, там могут быть волки! Сатир легко перехвалил обе руки Тумнуса одной ладонью, отодвинул его от двери, чмокнул в щеку: - Я обещал тебе елку, значит, будет елка. А ты, - он мазнул указательным пальцем по кончику носа Тумнуса, - говорил, что умеешь печь кексы. И прежде чем фавн сообразил пустить в ход свое самое страшное оружие - большие несчастные глаза - Михаэль выскользнул за дверь, прихватив с собой топор. Два дня назад он сам расчищал тропинку перед пещерой, но вьюга постаралась, не оставив от нее и следа. Ветер кружил снежную крупу, разбрасывая ее во все стороны, и непонятно было, ночь сейчас, день или вечер, потому что все вокруг как будто выцвело. А лес, что раскинулся перед ним, был намалеван крупными белыми и серыми мазками на фоне однотонного темного неба. Сатир закинул топор на плечо и, разгребая мохнатыми ногами сугробы, двинулся к деревьям, свободной рукой заслоняя лицо от вьюги. Зайдя за большой старый дуб, он оглянулся и увидел в темноте ярко-рыжую полосу. За приоткрытой дверью их пещерки стоял Тумнус. Сатир покачал головой, заодно стряхнув с нее снег, и пошел вглубь леса в поисках елки. Стоило Михаэлю сделать шаг, снежный вихрь закружился вокруг, как будто уже давно поджидал его за кустами. Сатир шагнул к ближайшему дереву, разглядел голые ветви, отступил, увяз в снегу. Упал. Поднялся, вытирая с лица тающий снег, шагнул к другому дереву и понял, что то, что он принял за пушистые ветки ели - это всего лишь тонкие стебельки кустарника, обвившие широкий древесный ствол. Он двинулся дальше, и снова вьюга запорошила ему глаза снегом. "Колдовство", - Михаэлю привиделось перепуганное лицо фавна. Он махнул в раздражении хвостом, перехватил поудобнее топор и остановился, чтобы осмотреться. Он ведь помнил, что елки были совсем недалеко от дома. Но тут ветер снова ударил его в грудь и повалил в сугроб. Падая, сатир выпустил из рук топор, а потом почувствовал, что снег под ним проседает вниз и тащит его за собой. Тяжелым мерзлым комом Михаэль покатился по склону холма. Обрадованная метель загудела вокруг, заметая и его след, и его самого. Деревья закачали ветвями, затрещали, перешептываясь, сбросили с себя тяжелые шапки снега, надвинулись на сатира и обступили тесным кругом. - Кррра! Крра! Кто игрррает с вьюгой? Кто прришел в такую порру? Михаэль поднял голову: он лежал под высоким раскидистым деревом, а на ветвях сидели черные, как смоль, вороны. Сатир с трудом выкарабкался из сугроба, не раз и не два провалившись обратно в рыхлый снег. Вороны противно каркали, насмехаясь. Наконец, Михаэль поднялся на ноги. Поискал топор, вздохнул: - Я за елкой пришел. - Елкой? Зачем баррану елка? - Поинтересовался самый большой, старый ворон с бельмом на глазу. - Тебя не спросил, - огрызнулся Михаэль и осмотрелся. Занесло его в низину. Она густо заросла деревьями, сухими, изломанными и согнувшимися от старости. Но между ними как будто нарочно осталась узкая просека, которая вела глубже в лес. Сатир обернулся назад: карабкаться по заснеженному склону не показалось ему хорошей затеей. - Эй! По той дороге можно будет вернуться назад? - Веррнуться? - Раскаркался ворон. - Веррнуться. Смотря куда ты хочешь веррнуться. - К горам. Туда, - Михаэль махнул рукой в ту сторону, где, как ему казалось, осталась пещера Тумнуса. Ворон зашелся хриплым резким смехом. А потом взлетел, рассекая черными крыльями белую пургу. За ним следом поднялась вся стая. - Чокнутая страна, - проворчал сатир и пошел вперед. Ветки деревьев клонились к земле и будто нарочно норовили ткнуть в лицо, мешая идти. Иногда сверху на сатира осыпался снег. Он отфыркивался и тряс головой – успел уже научиться у своего фавна. "У своего?" - Михаэль споткнулся о корягу и остановился. А ведь точно: у своего. Хотя они и поцеловаться-то успели за три дня три раза: смех один! Тумнус стеснялся, краснел, как мак, юлил хвостом и виновато улыбался. Но, появись сейчас в их уютной пещерке еще какой-нибудь ретивый копытный, Михаэль сразу вышвырнул бы его за порог. Сатир глубоко вздохнул и зашагал быстрее. Он обязательно раздобудет своему маленькому чуду елку - неважно, как и где, - и успеет вернуться до утра. Они вместе ее нарядят, зажгут свечи, а потом он положит под елку для Тумнуса... хотя ему и положить-то нечего. Значит, он положит под елку Тумнуса. Положит на пушистый мягкий коврик, и они будут праздновать всю рождественскую ночь. - Каррр! Замррри! Замрии и посмотрии, что рррастет из сугрроба. Михаэль остановился. Действительно, он вышел на поляну, в центре которой из большого сугроба торчал грубо отесанный камень. Стоило сатиру поднять глаза, как камень засветился. - Каррр. Ты рразбудил его, баррашек. Рразбудил прроклятье. Камень переливался синим и фиолетовым и на глазах покрывался инеем. Михаэль отступил на шаг, только но что-то сразу же потянуло его вперед. Он против воли сделал шаг, потом еще и еще. Михаэль ударился вытянутыми руками о камень, и они примерзли намертво. Сатир дернулся раз, другой, но с каждым движением ледяная корка на коже становилась только толще. - Каррр! - Рассмеялся ворон. - Смеррть твоя пррришла. - Заткнись, курица! - Не выдержал Михаэль. Он отдышался и внимательнее присмотрелся к камню. По исщербленному боку шли светящиеся линии и складывались в слова. Звезды осыпаются с небесного ковра. Дороги расстилаются и манят со двора. Тот, кто вышел из дому в Рождественскую ночь, Будто по своим следам - а уходит прочь. Но заблудших путников ждет в глуши лесной Гибель, в землю вмерзшая каменной плитой. Михаэль тряхнул ушами: - Чушь какая-то. По каким следам? Какая гибель? Ворон каркнул торжествующе, качнул черным крылом, скинув на голову сатира горсть снега, и слетел на камень. - Смерррть твоя пррришла. Этот камень никого не отпускает. Что пррритянул - то уже прррропало. - Ты тоже на него сел, попугай некрашеный. - По-попрррр... - ворон попытался повторить незнакомое слово, запутался, каркнул с досады. - Я - стрраж этой чащи. Я всегда был здесь. Мне заклятье не навррредит. А ты к утррру замеррзнешь. И вьюга взвыла с новой силой, подкрепляя его слова своим сиплым пением. Михаэль почувствовал, как пальцы, заключенные в толстый слой льда, будто перестают существовать. Плохо было дело - и никак не выбраться. Ворон сидел на камне, прищурив хитрые глаза. - Ну, говори, что там у тебя еще! Ты же не просто так сидишь! - Выпалил сатир, уже не на шутку испугавшись. - Верррно, не пррросто. Думаю я, стоит ли тебе ррасказывать, что пррроклятье можно отвести. - Отвести? - Перревести. На дррругого. Тот, кто вышел из дому в ррождественскую ночь, Будто по своим следам - а уходит прррочь! - Пропел он нараспев. - Если по твоим барраньим следам сюда пррридет дррругой барран, ты сможешь уйти. Михаэль охнул. Ворон рассмеялся. Пурга подхватила его смех и закружилась вокруг них, отплясывая, задевая ветки деревьев и поднимая в воздух белую порошу. Михаэль с тоской посмотрел на темную чащу леса. Вьюга выла так, что кричи - не кричи. Да и разве жил кто-нибудь в таком месте, кроме треклятых воронов? - Врремени у тебя немного, - каркнул страж чащи. - Он все равно не найдет меня. - Я помогу. - Зачем? - Изумился сатир. - Так... интерреснее, - ворон снова прищурил глаза. Михаэль еще попытался пошевелить руками, переступил копытами в глубоком снегу и сдался: - У меня на шее колокольчик. Не дослушав его, ворон снялся с камня, сорвал с шеи сатира цепочку и улетел в ночь. Даже не спросив, куда лететь. Михаэль проводил его долгим взглядом и тяжело вздохнул. * * * Тумнус возился у камина, только уши у него подрагивали: от каждого шороха за дверью, от каждого треска сломавшейся ветки. Он грел что-то в котелке над огнем, но толком не помнил, что туда насыпал. Тетушка Райми непременно отругала бы его за невнимательность, но ему и до тетушки сейчас не было дела, хотя это, конечно, было не очень хорошо. Варево в котелке зашипело, собираясь перелиться через край. Фавн заметил это в последний момент, убрал посуду от с огня, удивленно посмотрел на вспенившийся кисель, который мечтал быть тестом, и вздохнул. Что-то стукнуло в дверь. Фавн вздрогнул весь: от рожек до кончика хвоста. Стукнуло снова. Это метель пытается выманить его из дома, или Михаэль несет огромную тяжелую елку? Тумнус скачками добежал до двери и отворил ее, но никакой елки за порогом не было. И Михаэля не было. - Карр, - раздалось сверху. Тумнус попятился и задрал голову. - Карр, - повторил кто-то из темноты и бросил что-то в снег перед входом. Фавн наклонился и задрожал еще сильнее - он узнал колокольчик Михаэля. - Карр, - в третий раз повторил таинственный вестник. - Найди его, пока он не замерррз. Или оставь это себе. Под всплески крыльев над головой перепуганного фавна мелькнула тень. Мелькнула и пропала среди деревьев. Тумнус вытащил колокольчик из снега, сжал в ладони. Шарф, фонарь и бутылочка любимой настойки Михаэля - тетушка всегда говорила, что ею надо растирать хвост, когда холодно. Тумнус промчался по пещере, как ураган с рожками, перевернул котелок на столе и разбил фарфоровую собачку на полке. Он очень спешил. Колокольчик он надел себе на шею, зонтик оставил сиротливо стоять в углу - тот не спасет в такую пургу. Только у самой двери он остановился, прислушался к вою метели и чуть не попятился обратно, к теплому камину. Вьюга засвистела, рассекая воздух снежными лентами, но Тумнус представил, как где-то в лесу замерзает сатир, и решился. *** След Михаэля почти замело - Тумнус находил его только тогда, когда проваливался почти по грудь в глубокие лунки, искусно прячущиеся за наметенными сугробами. Он плутал от дерева к дереву, держа фонарь перед собой обеими руками, и выкрикивал время от времени заветное имя, но никто не откликался. И он снова шел дальше. Пока не поскользнулся и не съехал с высокой горы в низину. Фонарик разбился и погас, но дорога здесь была только одна, утоптанная неведомо кем и упрятанная густыми ветвями от бушующей метели. И на ней четко были видны следы больших копыт. Тумнус проверил мешочек с бутылкой - каким-то чудом она не разбилась. Замотавшись шарфом по самые уши, не от холода, а чтобы не видеть страшные тени под ногами, он направился в чащу. Впереди как будто что-то зашелестело, фавн прислушался. - Он не придет, - это был голос Михаэля. Охрипший и низкий, но все-таки его. - Он уже близко, - знакомо прокаркала чаща в ответ. - И останется здесь. - Зачем? Сатир закашлялся. Тумнус заспешил вперед. На бегу он изо всех сил отбивал свой шарф у цепких веток, сначала оставляя им только яркие красные нитки. Но в самом конце тропинки хитрая сосна запутала его широкими лапами, фавн упал, шарф размотался и повис среди иголок. И Тумнус, в который уже раз с трудом выбравшись из снега, оставил шарф сосне, а сам поспешил дальше на голос. Среди поляны стоял высокий камень - ростом с самого фавна - и сквозь намерзшую на него корку люда пробивалось яркое фиолетовое свечение. А рядом с камнем, тоже медленно обрастая льдом, стоял Михаэль. - Не подходи! - Крикнул сатир. Но Тумнус уже бежал к нему. - Не подходи, тебя тоже приморо... Лед, сковавший пальцы сатира, пошел трещинами. А Фавн охнул, когда его вдруг притянуло вплотную к скале, и холодная сверкающая глыба выросла вокруг его ноги. - Ты когда-нибудь слушаешь, что тебе говорят? - Михаэль от с досады боднул Тумнуса в плечо, потому что руки все еще были во льду. - Я принес тебе настойку, - невпопад ответил фавн. Сатир горько расхохотался. Фавн покрутился на месте, пока морозная корка не сковала и вторую ногу, заметил заклинание, медленно прочитал вслух и прижал уши к голове. Михаэль смотрел, как крошатся его оковы вокруг посиневших пальцев, и старался не поднимать глаза на фавна. - Может быть... - Тумнус запнулся, - может быть, заклинание можно как-то исправить? - Ага, - сатир отвернулся. - Уже исправил. Если бы ты не пришел, тут замерз бы я, а теперь... Тумнус посмотрел на него грустными глазами и покачал головой. - Зачем ты вообще потащился через лес в такую...? - Михаэль сорвался на крик и замолк на полуслове, когда заметил на шее фавна свой колокольчик. - Идиот. - Тумнус закусил губу. Он так спешил, так бежал! А этот - обзываться! Михаэль тер друг о друга задубевшие пальцы. Фавн заметил это, вздохнул и отдал ему свой мешочек: - Разотри. Михаэлю отчего-то захотелось завыть на спрятавшуюся за тучами луну. - Вообще-то, - фавн опять сбился, - я хотел сказать, что это заклинание неправильное. Это из-за Белой Колдуньи все магические камни стали вредить путникам. - А что он делал раньше? - Не знаю. Но за камнями всегда приглядывали, как я - за фонарем. Здесь должен быть кто-нибудь, кто знает. - Ворон! - Михаэль вскрикнул и задрал голову: - Эй, курица! Ты где? - Карр, - недовольно отозвалась тень с ближайшей ветки. - Ладно, ладно, извини. Расскажи, как нам расколдовать этот камень! - А что мне за это будет? - Ехидно проскрипел ворон. - Я тебе шею не сверну, - пробурчал про себя сатир. - А чего ты хочешь? Ворон задумался. - Ррраскажи мне, кто такой про-пуррр-гай. - Пропр-что? - Переспросил Тумнус. - Неважно, - Михаэль отмахнулся от него. - Расскажу! Только когда поможешь нам отсюда выбраться. Обоим! Ворон повернул голову и долго смотрел на него единственным зрячим глазом. Тумнус ежился от холода. Михаэль на ощупь нашел и сжал его руку. Наконец, ворон заговорил: - Когда-то этот камень указывал доррогу к дому. Но теперь он спит, сам не помнит, зачем здесь стоит. Сможешь напомнить ему, баррашек, зачем он нужен? Сможешь до полуночи? Ворон каркнул и тяжело вспорхнул с ветки. Сквозь белую пургу пролетела стая черных птиц и скрылась за верхушками деревьев. - Что опять за чушь!? - Михаэль взвился. Тумнус поднял, было, руку, чтобы его успокоить, и она тут же примерзла к камню. Сатир аккуратно обхватил ее своими ладонями, стараясь отогреть. - Ты что-нибудь понял? - Почти ничего. Ты должен напомнить камню, как он раньше указывал дорогу к дому. Может быть, тебе дойти отсюда до нашей пещеры? И успеть до полуночи? - А ты за это время как раз окоченеешь. Тумнус то ли пожал, то ли передернул плечами от холода. Михаэль достал бутылку теткиной настойки и против воли напоил ею фавна. А потом одним махом допил сам то, что осталось. Тумнус закашлялся, закрутил головой, задергал ушами. - Невероятное создание, - Михаэль все-таки не мог не улыбнуться. По его тону Тумнус не понял, хорошо ли быть невероятным или плохо. - Самое невероятное создание здесь ты, - на всякий случай обиделся он. - Единственный сатир на всю Нарнию. - Правда что ли? Ты мне этого не говорил. - Книжки надо читать, - еще сильнее насупился Тумнус и как-то странно отвел глаза. - Когда-то в Нарнии было много сатиров, но потом Аслан их прогнал. - Это еще почему? - Не знаю. В книжке написано, потому что они плохо себя вели. - Странно, - Михаэль почесал кончик рога, - а я думал, копыта и хвост отрастают как раз у тех, кто плохо себя вел, а не наоборот. - Может быть, у тебя дома это и так, - пожал плечами Тумнус. И наткнулся на очень-очень странный взгляд сатира. - Плохо себя вели, говоришь? А насколько плохо? - Ну... - Тумнус опять ответ взгляд, Михаэль усмехнулся. - Там не написано. - А как ты думаешь? - Мальчишки давно болтали, что... - фавн совсем стушевался, и даже лед на его руках как будто немножко порозовел от стыда. - Поня-я-ятно, - протянул сатир. И надвинулся на фавна. - Эй, ты чего? - А в книжке случайно не написано, куда выгнали плохих сатиров? А то есть у меня одно подозрение... - Не...не...не знаю. Михаэль подошел к фавну вплотную и уткнулся носом в кончик аккуратного рога: - Понимаешь, у нас сейчас только два выхода: или я смогу вернуться домой, а для этого мне надо стать очень плохим, - Тумнус тихонько охнул, - или нам с тобой нужно как-то греться до утра. Михаэль на всякий случай перехватил свободную руку фавна, прижал его к себе и поцеловал. Не то, чтобы Тумнус был совсем против, хотя рассуждения Михаэля показались ему очень неразумными. Не то, чтобы он смущался камня - камень ведь никому не расскажет. Не то, чтобы ему сильно мешал лед - он как будто начал таять. Но очень уж крепко сатир его обнимал. Тумнуса никто никогда так не обнимал. И не целовал в шею. И в плечо. И... ох... Камень засветился ярче, зазвенела ледяная корка и осыпалась миллионом сверкающих пылинок. Волшебство вырвалось на свободу, и слова старинного заклинания повисли в воздухе: Звезды осыпаются с небесного ковра. Дороги расстилаются и манят со двора. Тот, кто вышел из дому в Рождественскую ночь, Будто по своим следам - а уходит прочь. Но заблудших путников ждет в глуши лесной Камень указательный, что ведет домой. Синий туман наполнил поляну - ветер утих, метель улеглась. Синим засветился и колокольчик на шее Тумнуса. Фавн коснулся его - и они оказались в пещере. Дома. - Неужели сработало? - Конечно, - самодовольно отозвался сатир, но отпускать Тумнуса почему-то не спешил. Он завел руку ему за спину и ущипнул за кончик хвоста. Хоть от мороза щеки фавна и без того были красными, он ухитрился покраснеть еще сильнее. - Я... мы... нужно приготовить чай! - С мятой? - Усмехнулся Михаэль. - Не волнуйся, мы и без него сейчас согреемся. Тумнус прижал уши к голове, но очень отважно не бросился наутек. И тут в дверь постучали. Михаэль одним неразборчивым словом проклял всех незваных гостей на свете и сам пошел открывать. На пороге стояла елка. А на самой ее верхушке сидел ворон с бельмом на глазу и ехидно щурился. - Ты же за елкой в лес ходил, баррашек? - Чтоб тебя..., - не совсем учтиво подтвердил Михаэль. У него за спиной загремели горшочки - это Тумнус уже пришел в себя и бросился готовить рождественский ужин. Ворон увидел раздосадованное лицо сатира и довольно каркнул: - А ты мне еще про поррруп-прругая рассказать должен. До того, как уйдешь. Михаэль поднял на него удивленный взгляд. - Ну что вы там? - Из-под руки опершегося о стену сатира высунулся повеселевший Тумнус: - Проходите, проходите. Мудрая птица, вы согласитесь отпраздновать с нами Рождество? Настоящее Рождество? - С ррадостью, - прокаркал ворон и первым залетел в гостиную. Михаэль смирился с тяжелой участью и втащил елку в дом. А потом началась суета - за час до полуночи нужно было столько всего успеть. И были свечи, и красивая посуда, и маринованные вишни, и еще одна бутылка тетушкиной настойки. И разговоры, и смех, и радостный, счастливый фавн, и довольный ворон. И его колокольчик на шее Тумнуса, все еще поблескивающий синим, и рождественская елка, которую ему пришлось наряжать. И дух Рождества. - А я и не верил, что он таким странным способом сможет разбудить камень, - рассказывал спустя три часа уже порядком распробовавший настойку фавн. Ворон зашелся смехом. - Крра, карр, карр! - Только и смог выдавить он из себя. - Сумасшедшие! Карр! Михаэль нахмурился. Тумнус уронил от неожиданности печенье и полез за ним под стол - на минуту вид торчащего из-под стола пушистого хвостика отвлек сатира от нехорошего предчувствия. Наконец, страж чащи успокоился: - Закинание, баррашек, исправлено, потому что ты нашел путь домой. Это прравильно. Но воля Аслана тут не прри чем. Как ты там говоррил? В вашем мире копыта отррастают за плохое поведение. Считай, что ты прррощен. На исходе ночи ты снова станешь человеком, и твой колокольчик перренесет тебя домой. Фавн и сатир переглянулись. И в этих взглядах не было радости. Ворон посмотрел на них своим черным круглым глазом: - И этот колокольчик теперрь всегда сможет перренести кого-то из Нарррнии пррямо к тебе. - Что? - Тумнус... - У твоего баррашка еще есть дело, - строго перебил ворон. - Он тоже стррраж, стррраж фонарря. Но, когда его служба закончится, он сможет прийти к тебе. - И через сколько же веков это будет? - Печально покачал головой фавн. - Возможно, черрез много. Но для его мирра все Нарррнийские века - как один миг. Ррассвет уже скорро. Мне порра. Ворон расправил крылья и исчез. В маленькой, согретой камином, уютной пещерке Тумнуса повисла неуютная тишина. *** На рассвете метель утихла. Тучи поредели, обещая первое за долгие месяцы светлое солнечное утро. Михаэль и Тумнус стояли у входа в пещеру и смотрели на небо. - Ты ведь точно придешь? Тумнус грустно улыбнулся и промолчал. - Ты же знаешь... - Знаю. - Сатир вздохнул. - Мне достался очень неправильный фавн. Солнце осветило край неба и дотянулось прозрачным лучом до колокольчика на шее фавна, наполняя его ярким сиянием. Михаэль прижал к себе фавна, поцеловал в последний раз и коснулся колокольчика ладонью. Фавн открыл глаза и увидел, как его прекрасный сатир превращается в нечто странное - рога исчезают, хвост тает вместе с шерстью, ровные копыта становятся неуклюжими ногами. Михаэль как будто немного виновато улыбнулся и стал таять в воздухе. Несколько секунд - и его уже нет, а фавн все смотрел и смотрел, не шевелясь. И сравнивал. Потом тряхнул ушами и тоже улыбнулся: - Наверно, я и в самом деле очень неправильный фавн. Он коснулся колокольчика на шее, оглянулся вокруг, заметил ворона и кивнул ему, как старому другу. "Я обязательно приду, Михаэль". И Тумнус отправился по своим делам. А дел у него этим утром было много, ведь кроме него никто еще не знал, что в Нарнии наступило Рождество.