Партия

Ночь. Издалека доносится протяжный леденящий вопль - то заблудшие черные души кричат в темных лесах, а крик, сорвавшись с их призрачных, истлевших уст, отражаясь от каждого древесного ствола, от каждого мокрого листа, усиливается и, вырвавшись из плена леса, взмывает ввысь, перекрывает звук дождя. Слыша подобное послание, в котором чудится проклятье всему живому, люди испуганно замирают; те из них, что оказались в этот момент под защитой жилища, проверяют засовы и обереги; те несчастные, что оказались в ненастье в пути, пытаются справиться с липким страхом и унять дрожь в теле, испуганно озираются и, поднимая глаза к холодному темному небу, воздают краткую торопливую молитву Защитнику идущих. Собаки возле людских жилищ поднимают головы на жуткий зов душ, прижимают уши к голове и зло щерятся; лошади в конюшнях испуганно мечутся по своим денникам, нервно переступая длинными ногами и приглушенно стуча копытами. Липкая паутина страха невесомой сетью затянула каждый дом, ее нити оковали все живое, сердца, и человечьи, и звериные забились как горлицы в силках в последний момент отчаянного усилия обрести свободу. Стоны и вопли призрачных обитателей чащоб, взволновав сотни живых светлых и темных существ, лишив их ночного покоя, разносились в воздухе, порой ветер, будто сжалившись над молодыми матерями в жалких лачугах, пытавшимися унять плач испуганных детей, заглушал дикие зовы мертвых; порой, будто в насмешку, усиливал их и тогда вопли становились воистину демоническими. Порыв северного ветра, играя в жестокую игру и веселясь, сорвал с кроны дерева воронье гнездо, развеял его, раскидал мелкими прутиками, а жалкую мокрую птицу, лишившуюся крова, метал в разные стороны, отчего черные ломаные перья, отяжелевшие от влаги, летели по сторонам, смешавшись с содранной с деревьев листвой. Истошное хриплое карканье слилось с демонической какофонией дикой ночи, разрезало черное равнодушное небо и достигло массивных каменных стен башни, величаво стоявшей посреди руин крепости. Сооружение будто гордилось тем, что лишь одно оно устояло на месте мощного укрепления; башня осталась наследницей былой славы, хранила воспоминания о великих сражениях, боях, осадах и штурмах, в последнем из которых и был разрушен сам оплот. Высокая башня стояла посреди обломков и развалин, являясь надгробным камнем над этой мертвой долиной израненной земли, но в самой ней еще теплилась жизнь - под прочным панцирем каменных блоков горел живой огонь, окна на самом верху строения были озарены отсветом пламени, в одном из этих остроконечных окон был виден неясный силуэт. Обладательница изящного силуэта вглядывалась в ночную пелену, сотканную из мрака и серых нитей дождя, шуршавшего в листве и глухо постукивавшего о каменную кладку. Порой из этой пелены вырывались стоны душ, сливавшиеся в дуэте с воем ветра, одна из таких жутких песен ночи вывела девушку из задумчивого созерцания. Тонкие пальцы словно свело судорогой, длинные ногти царапнули каменный подоконник и тихий скрежет неожиданно неуместно прозвучал в круглой комнате внутри башни, словно фальшивый инородный звук сорвал идеальную череду аккордов горящих в камине поленьев. - Неужели ночная музыка здешних мест столь неприятна моей гостье? - тихо произнес сидящий в кресле у огня мужчина, в его голосе явно звучала усмешка, делавшая его баритон жестоким. Зеленые глаза девушки сощурились, она пластично обернулась, изящно откинув черные волосы, собранный в высокий хвост.Выйдя в центр комнаты, она опустилась на маленькую кушетку возле кресла, поджав под себя ноги и облокотившись на мягкую подушку иссиня-черного бархата. Некоторое время она молча смотрела на огонь, отчего ее зрачки, до этого расширившиеся в темноте, сузились, стали вертикальными, невероятно преобразив глаза. Наконец девушка произнесла мягко, словно мурлыча: - Все зависит от мнения Мастера. Если ему нравится дикая песнь ведьм и проклятых душ, значит, и я полюблю ее. Мастер благосклонно принял лесть, на его тонких губах появилась едва уловимая тень властной улыбки, но он не счел нужным утруждать себя ответом на любезность. Говорить для него было уделом низших, он предпочитал мыслить, его высокий разум был сокрыт от всех, его лучшим собеседником был он сам. Не испытывая потребности выражать мысли плебейским способом, он обладал феноменальным терпением и сейчас его светлые глаза с ледяным спокойствием наблюдали за огнем, до предела узкие зрачки придавали и без того блеклым глазным яблокам практически белый оттенок, лишь кайма была яркой и четкой границей между ними и белком. Эти странные глаза неподвижно уставились на языки пламени в камине, ловили их отсветы и отражали блеск. Лицо Мастера с его тонкими чертами было словно вырезано из кости, мертвенная бледность кожи была подчеркнута черным одеянием с высоким острым воротником. Ни одна забота не омрачила складкой высокий белый лоб, морщины не легли на уголки глаз - Мастер не смеялся, не плакал, эмоции не находили выражения в этом человеке. И человеке ли? Сам он не задавал себе подобного вопроса, в глазах же прочих был существом загадочным, жутким, он был Гением, в чьей голове продумываются правила очередной сложной игры, в которой людская армия служит лишь пешкой. Пешка... Шахматы... Они были для него детской забавой, к которой взрослый человек испытывает тепло. Мастер считал шахматы лучше задумкой низшего сословия людей, но задумкой слабой и сырой для него самого. Они были лишь основой для его больших стратегий, моделью гениальных тактических игр, которыми он занимал свой разум. Как мужчина, в детстве изготовлявший берестяные кораблики, вырастая, строит огромную ладью, так и Мастер разыгрывал целые сражения многотысячными армиями, начав свое влечение к тактике и стратегии любовью к шахматам. Он взял с шахматной доски, стоявшей на тонконогом столике возле его кресла, коня, упрямо изогнувшего длинную шею. Фигура из черного дерева приятно холодила изящные длинные пальцы, конь отражал своим темным телом отблески огня, его уши были прижаты к голове, зубы ожесточенно грызли удила, ноздри были расширены, словно из них должен был вырваться обжигающий жар дыхания. Порой на рубиновые глаза черного коня падал свет огня, он делал их дьявольски жестокими, острыми и гневными, сверкающими кровавым блеском жажды убийства. Любимая фигура Мастера. Белый конь не менее хорош, его шея выгнута, будто невидимый мартингал затянут на последнюю дырочку, его янтарные глаза полны решимости и жажды боя, мускулы шеи напряжены до предела, на длинной изящной морде, похожей на драконью, проступили желваки. Но Мастер тяготеет к черным фигурам, они скрытнее, мощнее, их силуэты таят опасность. Черный конь, черный король, черная ладья...до последней пешки - тьма. Такими фигурами не сыграть скучной партии, с их появлением доска становится местом жестокого и беспощадного состязания, каждый шаг которого холодно рассчитан. И вот сейчас фигуры омертвели, замерли в ожидании очередной партии, внешне холодные, как и их хозяин, они напряглись и сжались, чтобы в точно рассчитанный момент выпустить на волю весь жар жестокой битвы. Так холодная черная змея терпеливо удерживает свое упругое тело сжатым в плотный клубок, чтобы потом нанести стремительный смертельный удар. Мастер готовился к игре, предвкушая развлечение, способное скрасить томительную череду рутинных дней, развлечение тонкое, тешащее взыскательный разум. Впереди встреча с достойным соперником, осознание этого заставляло холодную кровь несколько ускорить свой медленный, ленивый бег. Соперник... Когда-то Мастер не был таким, величие тогда не наложило отпечаток на его суетливое существование, не заморозило еще живую искру его глаз, не замкнуло сердце, навсегда сделав его надменным и ледяным. Изменения произошли позже, а тогда Мастер был любознательным юношей, живым и легким на подъем, его глаза, разум и чувства были открыты для всех впечатлений огромного мира. В то далекое время, что сегодня кажется небывалым сном, у Мастера был друг. Людям вообще свойственно заводить вокруг себе подобных, общаться с ними, находя в этом усладу для себя, не обошла данная слабость и юношу, столь жаждущего открытий, столь восторженно и трепетно поклоняющегося магии. Друг был ему под стать, их интересы совпадали, лишь мнения различались совершенно, порождая своей противоположностью споры, упражнявшие молодой разум. Эти споры и влечение к тонкой материи магии создали единую цель для молодых людей и противоположные пути ее достижения. Молодость и амбиции подтолкнули юношей к дерзкому решению достичь вершины магического знания, сосредоточить в себе невероятные силы и умения, возвеличив себя пред суетливым и глупым миром. Каждый избрал для себя стезю - Света или Тьмы, каждый шел тернистым путем к Знанию, не считая потраченных лет и усилий, стремясь к могуществу и славе. Постепенно они изменились, один из них стал Мастером, державшим в руках тысячи нитей, позволяющих ему управлять Тьмой как послушной марионеткой. Другого ждал удел Хранителя кладезя магических орудий Света. Величие и могущество иссушили чувства в их душах, дружба между ними в человеческом понимании перестала существовать. Теперь два великих Гения сдерживали друг друга, поддерживая относительный баланс сил Света и Тьмы. Это не было враждой, лишь хладнокровное исполнение долга. Но одно явление все же вносило разнообразие в их тщательно рассчитанный труд - состязания. Они велись в огромных масштабах, детально продумывались, щепетильно подготавливались, а само их проведение было строго подчинено правилам. Причиной для проведения состязания являлось обычно обнаружение редкого и ценного магического артефакта, одинаково привлекательного и для Света, и для Тьмы. Находка оставалась неприкосновенной, ее не забирали с места обнаружения, охраняя как трофей для победителя в соревновании. Стартом к подготовке очередного акта соперничества было нахождение в сердце лесных дебрей древней книги некроманта, о том, какие знания она хранила, не могли догадываться даже великие Гении - тень их могущества не простерлась еще до области тайной магии, стоящей за гранью смерти. Трофей был весьма хорош, он был уникален; такая награда была драгоценным камнем, требующим дорогой оправы. Мастер находил удовольствие во всем, что касалось состязания, именно он придумал сюжет, правила, а сейчас подбирал достойных действующих лиц. Битва за знания некромантии на сей раз шла по правилам шахматной партии, впрочем, изменились возможности каждой их фигур, теперь любая из них стала воистину смертельно опасной: офицером в этой высшей игре мог стать неуловимый асассин или могучий воин-наемник, меткий лучник или лесной друид, роль коня отводилась отряду стремительных всадников или кентавров, при желании этих разумных существ можно было заменить неуловимыми дикими единорогами. Ладьей мог стать боевой корабль, полный пиратов-головорезов, пешки же были отдельной уникальной фигурой - каждый противник решал сам, какими будут его пешки, это держалось в тайне и во время всей партии появление пешки являлось неожиданностью. Таким образом шахматная доска становилась полной различных опасных сюрпризов, сквозь которые и предстояло пройти ключевым фигурам - королю и королеве. В этой игре король получал невиданную полноту передвижения, становясь не защищаемой, а атакующей фигурой. В союзе с королевой ему предстояло совершить путь до трофейной книги, путь, полный опасностей и вражеских фигур, путь, в конце которого черного короля ждала встреча с белым. Необычная, достойная великих Мастера и Хранителя игра, достойная награда для победителя, достойные участники сражения... Мастер набрал уже почти все фигуры, он приготовил сопернику немало жестоких неожиданностей, но главной опасностью должна была стать венценосная пара короля и королевы. Сегодня решится судьба главных фигур, завтра объявится подготовка к партии и расставление сил, затем начнется игра, великая и трудная. Но это после, а сейчас... * * * Гулкие шаги по массивным каменным ступеням раскатистым эхом неслись в коридорах башни, предупреждая о вторжении. Мастер склонил голову словно в знак согласия - все идет по плану. Тяжелая дверь из мореного дуба отворилась, подавшись уверенному напору сильного гостя. От сквозняка языки пламени взметнулись вверх, гул горящих дров усилился, заглушив резкий скрип двери, яркий свет, вырвавшись из камина, на миг выхватил из полумрака вошедшего человека. Секунду спустя мрак поспешно вернулся в свои владения, окутав фигуру гостя пеленой, ему легко удалось поглотить черный доспех, делавший фигуру и без того крепко сложенного человека еще более внушительной и устрашающей, сумрак скрыл и широкие плечи посетителя, укрытые черным плащом, темнота окутала все, но не лицо. Кожа ночного гостя словно отталкивала тьму, разрезала ее как разрезает полуночную мглу свет бледного лика Луны, эта кожа цветом соперничала с чистейшим декабрьским снегом, плотным ватным покрывалом устилающим землю, а тонкость с хрупким невесомым пергаментом, который делают лишь на севере Эзели, а потом продают Великим, чтобы писцы бисерным почерком наносили на них тайные знания и тем самым составляли книги Великих. Мужчина снял с головы массивный черный шлем, освободив этим белые кудри, мягко рассыпавшиеся по его плечам, он небрежно тряхнул головой, откидывая непослушные пряди за спину, при этом его глаза поймали луч света и озарились фантастическим красным огнем. "Альбинос" - пронеслось в голове девушки, лениво, но не без интереса наблюдавшей за новоприбывшим, ее зеленые глаза сощурились - "Интересно..." У нее было время рассмотреть незнакомца, окинуть пристальным взглядом его внушительную фигуру, девушка смотрела открыто, беззастенчиво буравя взглядом. Мужчина, несмотря на молодость, не смутился, он - типичный талантливый наемник, умелый воин, еще в самом юном возрасте достигший небывалого уровня в искусстве убивать и защищать, его красота и мужество наверняка не раз привлекали взгляды, заставляя трепетать прекрасный пол. Он выдержал бы самый красноречивый взгляд, ибо битвы, закаляя человека, умерщвляют и тонкость его восприятия, делая хрупкие миниатюрные детали чувств ненужными. Воин в темных матовых доспехах, словно впитывающих в себя свет и не выпускающих его больше из своих недр, подошел к креслу Мастера, легко и ловко, будто не было на нем зловещей груды брони, так хорошо защищающей в бою и с таким же успехом мешающей в мирной жизни, опустился на одно колено, левой рукой опираясь о пол, правой придерживая шлем. Он склонил голову, отчего его белые кудри мягко упали на его лицо, двигаясь плавно и столь походя на изящные витые полосы белого золота, что девушке, наблюдавшей все происходившее, пришла мысль о том, что кудри вот-вот мягко зазвенят металлическим звонким голосом. Мастер задумчиво окинул взглядов склонившегося парня, тихо, без стука поставил фигуру коня, которую все это время не выпускал, на доску, скрестил тонкие пальцы. В нем, несмотря на успешность выполнения его же планов, росло раздражение, приторно и занудно отравляющее и растлевающее доброе расположение духа. Мастер знал, что сейчас придется говорить, причем много, понимание необходимости передачи информации пошло, по-плебейски - вербально, выводило его из себя, чаша терпения Мастера мелко задрожала и готова была уже опрокинуться, но... Великий взял себя в руки, ведь, в конце концов, без разговора не будет и партии... - Локиш... - Это была проба языка, Мастер словно пробовал на вкус имя гостя, наполняя его змеиным шипением так, что казалось, что комната наполняется тихим свистом шевелящегося клубка змей, постепенно сходящим на нет и тонувшим в гуле камина. Альбинос медленно встал, подошел к кушетке и, не глядя, опустился на нее, вызвав молчаливое негодование девушки, вынужденной быстро поджать ноги. Мастер закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул, откинулся на спинку кресла, затем уставился светлыми глазами в потолок - он был готов к разговору, завершающему подготовку фигур к партии. - Шено, ты хочешь стать королевой? Девушка вздрогнула и подняла непонимающий взгляд на Мастера - она не знала, как реагировать, вопрос был задан бесцветным, ничего не выражающим тоном. Осталось лишь привычно льстить: - Если Мастеру угодно... Холодные глаза Великого сощурились, на этот раз лесть пришлась на раздражение, оно вновь просыпалось, чаша терпения раскачивалась. - Угодно! Ты будешь королевой. Шахматной. - Усмехнулся он, глядя на воодушевленное лицо честолюбивой девушки. Улыбка медленно сползла с лица Шено...