В поисках человечности

(Кёпеник, конюшни Eichhorn. 1813 год). (Ларс) Ларс с Дитой посещали придворные дома, устраивая там несколько столов для игр. Дите везло на картах, и она приносила Дмитрию большие доходы. Но вампира это, похоже, не слишком волновало. Он приходил вместе с гулями и, претворяясь простым гостем, украдкой наблюдал за ней, скользя за ее спиной, подавая ей напитки, покупая у нее жетоны. Носферату восторгался принцессой, сдерживая и сдавливая свои чувства. Дита стала для него всем тем, чего в его не-жизни ему не хватало последние триста лет. Проводя с девушкой вместе ночи, он наслаждался ее кровью, ее близостью, ее мыслями. Дмитрий часами говорил с ней, иногда даже днем, заставляя себя не спать ради нее. Он был одержим ею, сам того не понимая и не замечая он сосредоточился на ней, теряя все остальные связи с этим миром. Это сводило с ума Ларса, который, впитывая эмоции хозяина, боялся рядом с ней дышать. Проводя вместе вечера и работая на господина, они сблизились, даже, несмотря на его вздорный меркантильный характер, он не мог устоять перед очарованием и искренностью девушки. Гуль больше не притрагивался к ней, сдерживая свое физическое влечение. Но Ларс знал, что другие гули не оставили Диту в покое, даже после того как Бэн официально заявил о протекции. И Ларс надеялся, что когда-нибудь она сама придет к нему, но Дита не видела в нем мужчины. Ночь от ночи Ларс ожидал пробуждения хозяина, чтобы тешить себя его эмоциями, потеряв способность чувствовать хоть что-то уже давно. И чем сильнее он сближался с Дитой, тем болезненней становилась его страсть. Для Дмитрия все эти игры в чувства стали своеобразным щитом. Даже узы с Ясноткой и Эрилес больше не расстраивали его так сильно. Потому что теперь вампир понимал, каково это – любить по-настоящему. Потому что его теперь любили. // В январе 1813 года начался «Заграничный поход русской армии» — боевые действия переместились на территорию Германии и Франции. В октябре 1813 года Наполеон был разгромлен в битве под Лейпцигом, в 1814 году боевые действия переместились на территорию Франции и завершились к апрелю 1814-го взятием Парижа и отречением Наполеона от власти. *** Записи Бэнджамина Груневальда *** (Шёнеберг, поместье Кормфилд. 1818 год). Дневник Бэнджамина Груневальда. На конклав Густав явился в сопровождении всех своих детей. Младшие уже были загипнотизированы и не могли никак сопротивляться. Принц Берлина во всеуслышание заявил, что позволяет Тореадорам посещать его город, когда им вздумается, если они не забудут представляться в течение первых ночей. Еще до того, как Марсель выступил со своей речью, признавая Густава прощеным, вентру Берлина покинул общий зал, под недовольства Виолетты. Катерина же зверски разорвала тела оставленных детей Принца Берлина, вводя всех в ужас. Через неделю все Тореадоры Берлина добровольно присягнули Густаву, обещая верность и полное подчинение. Жак и Теорон испили крови Принца, и были назначены ответственными за сохранение мира. В январе 1813 года Пруссия была освобождена от наполеоновских войск. Каспар собрал в Пруссии 120 тысячную армию, введя обязательную воинскую повинность. Еще до того, как французы официально покинули город, большая часть их солдат была истреблена Катериной. В начале марта в Берлин прибыли русские войска в сопровождении пятерых Бруджа. Русские требовали беспрепятственного входа, кормления и избавить себя от представления. Густав позволил это без вопросов, и город стал перевалочным пунктом для русских войск и Бруджа почти на два года. Кроме того Вильгельм лишился своей престижной должности, и статус Сенешаля обрел Робин. Мало кто понял, за какие заслуги Бруджа получил такие привилегии. Но Вильгельм воспользовался свободой по-своему и превратил свое богатство в настоящую империю, монополизировав большинство предприятий Европы. За время военных действий в 1813 году Принц Берлина казнил шестерых Тореадоров, которые неумело или некорректно представились, расселились, создали гулей, или убили в старом Берлине. Париж негодовал, но Россия, Англия, Испания и Швеция объединившись, разрушали и разоряли страну. Густав чувствовал себя победителем и торжествовал. Пруссия вступила в войну, уже заранее проигранную французами. Густава поддержали Тремеры, и Австрия направила свою кавалерию на земли загоняемого противника. В марте 1814 года Париж был взят и Густав лично направился в город, чтобы выразить свое презрение Принцу города. С собой Густав прихватил мою безумную Катерину, которая по общим сведеньям убила более 10 тысяч смертных французских солдат за три ночи пребывания в городе не нарушив при этом Первой Традиции. В мае Франция вернула монархию, подписала мир и обязалась вести себя тише воды, чтобы укрыться от гнева Европы. Война закончилась. Но мирное время не принесло долгожданного облегчения, потому что словно проклятье на Европу обрушались голодные года, леденящие душу зимы и извержение вулкана в Шотландии, что привел к нескольким годам неурожая. Я отремонтировал Кормфилд. Замок стал нашим домом. Настоящим долгожданным домом. А я с Ангелиной и Катериной стали семьей. Мне осталось лишь желать, чтобы и Дита присоединилась к нашей семье. И я работал над этим. Следил за девушкой, следил за Джеттом. Когда пират оступиться Дита перейдет в распоряжение Катерины, и я смогу вздохнуть с облегчением, зная, что она со мной навсегда. *** (Шпандау, Spandau Citadel. 21 марта 1814 год). Среда. (Вильгельм) Несколько запоздалых рабочих суетливо отступили перед высоким господином в дорогом белом мундире, что прибыл в замок Шпандау на таком же вороном коне. После полугодовой осады замок требовал капитального ремонта, но хозяин цитадели не спешил растрачиваться. И стройка затянулась, превращая красивый ров в заброшенную грязью канаву, а лесок вокруг цитадели во временное жилье работяг. Вильгельм остановился на центральной площади и осмотрелся, надеясь, что его встретят. Он предупредил хозяина, что приедет, и ожидал радушный прием, но на улице было пусто, где-то в углу кудахтали коробки с курами и шуршали торговки, что днем продавали тут различные специи. В мирное время цитадель превратилась в базар и бессмертного хозяина нисколько не тревожили разгулявшиеся смертные. Кажется, Вентру приехал слишком рано и хозяин даже не проснулся. Свобода от городских обязанностей позволяла Вильгельму спать, где ему вздумается и удобно распланировать свои ночи. Так чтобы ни одна минута не пропала зря. Ведь чем быстрее Вильгельм закончит свои дела, тем скорее сможет оказаться в объятьях Катерины. Наконец появился гуль Бруджа и, взяв лошадку под уздцы, проводил господина. Джетт выглядел заспанным, в домашнем халате и тапочках, словно он был обычным человеком и вампирское величие ему не знакомо. — Ах, Вильгельм, — небрежно произнес пират. — Какая неожиданность. — Да, конечно, — мужчина фыркнул и поправил высокий воротник сюртука. — Может, ты пригласишь меня в свой военный зал? Мне есть, что обсудить с тобой. — Вот как? — Лицо Джетта изменилось. Он явно не ожидал от Вильгельма чего-то особенного. — Мои гули проводят вас и предложат крови. Это кровь Диты, так что уверен вы не откажетесь на этот раз. — Джетт довольно улыбнулся и снова оставил бывшего Сенешаля одного. Вильгельма проводили в зал, тут обстановка нисколько не изменилось. Лишь шведские солдаты сменились на немецких. Сев за круглый стол Вентру стал дожидаться появления хозяина. Ему действительно подали крови, но пить он не решился, так как Джетт вполне мог подмешать туда своей. Но из вежливости вылил пол стакана в одну из щелей на полу. Пират явился при параде, разодевшись и пристроив своего попугая на плече. Бруджа быстро пристроился напротив Вильгельма и с нетерпением положил руки на стол, подергивая пальцами и усиками. — Я был в Париже. — Медленно начал Вильгельм. — Наслышан. — Общался с Марселем. То был визит вежливости, и он немного поделился со мной своими дальнейшими планами. — Вильгельм говорил медленно, растягивая удовольствие. — И Примаген передал мне кое-что. Не могу сказать, что он сделал то добровольно, ведь мы прибыли в город с армией, и Густав велел покрыть все расходы и вернуть Берлину былое величие. Вентру положил сверток на стол и медленно откинул ткань. — Я сразу узнал его, слишком долго думал об этой прекрасной вещице и сам мечтал приобрести ее. Джетт дернул ноздрями и поднял подбородок, узнавая предмет. Перед ним лежал старинный китайский меч, с дорогой отделкой изумрудами. В клинке отразилась довольная улыбка Вильгельма. Что узнал Вентру у Тореадоров из Парижа, Джетту не было известно. Получил ли Вильгельм информацию об истинной ценности клинка, сообщили ли ему, что цзань по приданию был создан для гулей прародительницы Тореадоров и Франсуа был готов душу отдать за клинок. И Джетт не был уверен, рассказал ли Марсель о том, как цзань попал в Париж и как в действительности были выкуплены жизни Катерины, Каспара и Фридрика. — Цитадель была в осаде. Французы ворвались в мою сокровищницу. Я благодарен, что вы вернули мне его. — Марсель говорил мне иное. — Он рассказывает небылицы, лишь бы обелить свое положение вора и убийцы. — Неожиданно резко воскликнул Бруджа, поднимаясь на ноги. — Вы даже не послушали его историю. — И не хочу ее слушать! — Джетт с силой ударил по столу и, схватив меч, стал крутить и подкидывать его в руке, успокаиваясь. — И я знаю, что ты явился не за этим. Говори Вильгельм, пока я окончательно не потерял терпение. — Я пришел ради цзаня, Джетт. Продашь его мне за три тысячи? — Нет, Вильгельм! — Пират наклонился, заглядывая в глаза собеседнику, — я знаю, что ты пришел из-за В.И.Оты. Хочешь, чтобы я вложил свои деньги и помог захватить Рокшильдов? Прекрати тянуть, и давай обсудим настоящий бизнес! Вентру поднял брови и слегка кашлянул. — Это верно, что ты время зря не теряешь, хотя, казалось бы, встречаешь старшего Сына Густава в потрепанном халате. — Это расписной шелк японских мастеров, сотканный почти тысячу лет назад. Не имеет цены. — Не важно. В современно обществе это не модно. Да я хочу предложить тебе сотрудничество, хочу, чтобы ты вложил свои капиталы и изменил мир. — Да. Я согласен. — Сказал Джетт немного поспешно и слишком резко. — Жду этого уже год, мой друг. И тебе следовало бы знать, что Бруджа нетерпеливы. — Откуда ты узнал о В.И.Ота? — Стараясь казаться как можно более спокойным, спросил Вентру. — Я расскажу тебе о своих каналах, если ты забудешь о деле с парижскими ворами. — Джетт воткнул драгоценный клинок в стол, не глубоко, но мягкий метал слегка изогнулся. Вильгельм снова кашлянул. Марсель ничего и не рассказал ему толком. Цзань был вынесен из сокровищницы Тореадоров вместе с огромным количеством другого барахла. Вильгельм забрал статуэтку, чтобы вернуть ее Эрилес, и лишь случайно заметил старинный китайский клинок. В тот момент, он даже не подумал расспросить новых хозяев об оружии. Теперь же он понимал, что меч оказался в Париже неспроста. Но было поздно, и сейчас ему предстояло отказаться от возможности дальнейших вопросов взамен на источник информации Джетта. — Меня не интересует ни меч, ни его история, Джетт, расскажи мне о твоих информаторах, мой друг. — Всему свое время… *** (Шёнеберг, поместье Кормфилд. 12 мая 1814 год). Четверг (Бэн). Бэн вернулся в Кормфилд после рассвета. Катерина снова спала в Шарлоттенбурге и, хотя ему было немного обидно, что хозяйка избегала построенного для нее подземного убежища, гуль был рад возможности немного это убежище расширить и подправить. Остановившись рядом с почтовым ящиком, он приоткрыл дверцу. После того как Катерина потребовала объявить замок своим официальным домом, почта от других Каинитов стала приходить сюда. Кроме того Бэн решил выписывать свежие журналы для Диты и Берлинскую газету. В ящике лежала записка от Анны, очередное безвкусно оформленное приглашение на очередной скучный бал Тореадоров. А рядом с ним лежало пухленькое письмо. Бэн с удивление рассматривал его. Оно было адресовано Ангелине, и гуль с трудом удерживал свое любопытство, чтобы не вскрыть послание. Взбежав на второй этаж замка, где сестрица обустроила себе большую комнату, там она могла спать и работать, не мешая Бэну. — Тебе письмо! — Крикнул он с порога, поднимая ее с постели. — Спасибо, — проговорила женщина, потирая глаза. — Скажешь от кого? — Сгорая от любопытства, спросил Бэн. — От Вермонта. — Заметив изумленный взгляд напарника, она стала объяснять, — Пару лет назад стали общаться. Он со мной встречается, делает милые подарочки, приятно проводим время. И пишет много. И постоянно. — Как ты умудряешься? — Спросил Бэн с иронией. — Сначала Глен и Глеб – идиот и дурак. Теперь Вермонт – социопат . Откуда такая тяга встречаться с гулями и еще и выбираешь самых ненормальных? — Я бы на твоем месте помолчала! — Обижено воскликнула она. — На себя посмотри, извращенец! — У тебя какие-то претензии к Дите? — Хмыкнул он. — Моя подружка красива и умна. — К ней у меня претензий нет. А вот ты! — Ангелина от злости сжала кулаки и натянула на себя штаны. Сон как рукой сняло, и Бэн уже не первый раз обижал ее по поводу партнеров. — Ты ей даром не нужен, заменяет тобой Джетта и только и ждет того момента когда Карл заберет ее навсегда в Вену. Бэн задрожал от негодования, прожигая напарницу взглядом, но она не унималась. — Тебе триста лет, очнись. Что могла найти в тебе столь милая и веселая девушка? Ты только мучаешь ее, издеваешься, бросаешь, когда надоест и таскаешь за собой как собаку, когда скучно. А ей нужны просто ласки. Если бы другие гули к ней не придирались, она выбрала бы кого угодно. Но не тебя! — Заткнись! — Сказал он злобно и холодно. — Не вздумай меня затыкать. Я не твоя послушная Дита. Ты даже представить не можешь, как мне ее жаль. Жду не дождусь, когда же она тебя бросит! Ангелина выкрикнула последнюю фразу и тяжело дыша, пыталась успокоиться. Бэн холодно смотрел на нее, сжимая кулаки, и на мгновение ей показалось, что он ее сейчас ударит. Ангелина сделала неуверенный шаг назад, Бэн был бледен и его безумный взгляд смотрел в пустоту, словно Зверь взял над ним контроль. Но юноша опустил голову и, переваливая с одной ноги на другую, медленно вышел из ее комнаты. Ангелина облегченно вздохнула, но тут же поняла, что наговорила ему лишнего, и он расстроен. — Бэн! — Окликнула она напарника. Бэн уже спустился с лестницы. Ангелина быстро надела рубаху и побежала за ним. — Извини, я не хотела. Он остановился на первом этаже в прихожей, рядом с входной дверью. — Я прекрасно знаю, как относиться ко мне Дита. Не надо лишний раз напоминать, — буркнул Бэн и вышел из замка, хлопнув за собой тяжелой деревянной дверью почти в три метра высотой. Я смотрел на ее сонное личико и чувствовал счастье. Настоящее счастье. Жизнь. Любоваться ее улыбкой, обнимать ее теплые плечи, целовать ее маленькие нежные руки. Разве может быть что-то лучше? Я забыл, какого это – жить по-другому. Жить без нее и уметь выживать. Двигаясь вперед, поддерживая Катерину и пробивая себе путь к поверхности из ада, в который сам вогнал себя за свою бесконечно долгую и одинокую жизнь без любви и счастья. Я держал Диту за руку и верил, что лишь эта хрупкая, кукольная девочка может помочь мне в моих жалких поисках любви и дружбы. «Будь со мной, будь моей!» Я кричал ей это, мысленно, вздыхая под лучами ее голубых глаз. Не было никого более ценного и важного. Я нашел смысл в этой гонке выживания. Я нашел любовь и не мог ее более потерять. Чем я стану спустя столетия? Чем станет Дита, наивная инфантильная красотка? Я боялся думать и загадывать, боялся увидеть ответ и понять, что не хочу такого будущего. Будущего более не существовало. Как и прошлого. Я жил сегодняшним днем и верил, что завтра никогда не наступит. Для меня и для нее. И весь вечный сегодняшний вечер был в нашем распоряжении. И этот вечный день я буду любить ее и, держа в своих объятьях верить, что она моя. Ее теплое тело, прижималось к моему, и я знал, что могу делать с ней все что пожелаю, потому что в такие моменты она принадлежала лишь мне. Я целовал ее шею, и она тихо посмеивалась, когда мое дыхание щекотало ее кожу. Девушка прижималась к моей груди, и я чувствовал, как напрягаются ее соски, прекрасные и идеальные. Я поднял ее тело, притянул ее грудь к своему лицу и прижался губами к темным затвердевшим бугоркам. Я гладил их, ласкал, играя с ними кончиком языка, а Дита стонала, выгибаясь и прижимаясь ко мне все сильней. Девушка сильно пахла кровью и на вкус была как вите. Это притягивало к ней лишь сильнее, возбуждая. Я вдыхал ее, и это заставляло меня желать ее, как я не желал никого и никогда. Ее тело отвечало моим движениям, и она стала пахнуть страстью. Блаженный, горький запах любви, охватывал меня, лишая дыхания и сбивая сердцебиение. Я дышал ею и наслаждался ею вкусом. «Ты нужна мне как воздух и солнце. Останься со мной на вечность и грей мое сердце!» «Сделаю все, что в моих силах» шептала мне ее улыбка. «Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты была только моей!» — Я принадлежу Джетту! Бэн проснулся, с ужасом оглядываясь в пустой маленькой коморке. Он сбежал от Ангелины в старую комнату в казармах. Было темно, ветер стучал по ставням и с громкими криками пробивался сквозь щели. Он был один. Положив руку на то место, где должна была спать девушка, он вздрогнул, словно пытаясь призвать ее к себе, закрыл глаза и представил ее образ. Она смеялась в его голове и улыбалась, тянула к нему руки и звала. Бэн улыбнулся выдуманной картинке. Дита была выдумкой, иллюзией. Несуществующая подружка и несуществующая любовь. Он разрыдался. Триста лет любить Катерину, страдать от каждого ее слова, преследовать ее ночами и днями. Это было адом. Теперь он влюблен в смертную девушку, милую веселую игрушечную девочку. Которая дарила ему улыбки и поцелуи. Она дарила ему счастье, но не любовь. Он снова был влюблен безответно. И эта любовь ранила его сильнее, чем предыдущая.