Обоюдное самоубийство

Сегодня я снова задумывался над какой-то философской бредятиной. - Старею? - пронеслось в голове, однако я быстро сплюнул эту идиотскую мысль и закурил очередную сигарету, расслабляясь и вдыхая никотин как можно глубже, загоняя его в легкие, наслаждаясь приятным покалыванием внутри грудной клетки. Это всегда помогало расслабиться и отрезать себя и свой драгоценный внутренний мир от внешней скучной повседневности. Сегодняшний день, впрочем, выбивался из серого вороха остальных свинцовых дней. Сегодня не было абсолютно никакой работы, целый день протекал размеренно и спокойно, напоминая едва подвижную гладь воды какого-нибудь тысячелетнего озера. Такой тихий и спокойный, каких мало с моим образом жизни. Не было никаких дурацких заданий, ничего не нужно было узнавать, вынюхивать, фотографировать. Я работаю информатором и, знаете ли, такие дни в моем расписание - жемчужины на помойке. Я их ценю. По-своему, конечно. Неожиданно, раскалывая эту вязкую тишину высокими нотами небольшого колокольчика, дверь в кафе тихо зазвенела, оповещая о том, что сюда кто-то вошел. Сразу повеяло легким ветерком, смешанным с мерзким запахом душных улиц города. - Кого еще притащило сюда? - лениво приоткрыв глаза и повернув голову в сторону вошедшего человека, я еле разглядел сквозь яркие, щедро бившие сквозь окно, солнечные лучи, Михая. Тот, с трудом пробираясь мимо тесно поставленных столиков, медленно приближался ко мне, неся за собой увесистый пакет, вероятно, с продуктами с ближайшего рынка. Михай был в прекрасном расположении духа, слегка прищурив глаза, он пристально вглядывался в меня, прежде чем поздороваться. - Отличный день, не правда ли, Бадоу? - наконец сказал крепкий высокий мужчина, присаживаясь за стол напротив меня и улыбаясь широченной улыбкой, от которой, откровенно говоря, меня тошнило. Выплюнув сигарету на пол и нагло улыбнувшись, я отметил: - А ты какой-то слишком веселый сегодня. Что-то случилось? - Да нет, - протянул басом элитный убийца, - просто день выдался свободный, да еще и погода замечательная. Смогу заняться собственными делами. А ты почему здесь, неужто нет работы? Я усмехнулся, полез в карман за пачкой и, с наслаждением покручивая в руках следующую сигарету, слегка сжимая фильтр подушечками пальцев, медленно и слегка пренебрежительно ответил: - Как ни странно, но да. У них наверху в последнее время все как-то нестабильно. Да мне впрочем плевать на этих ублюдков,- презрительно фыркнув, я достал из кармана любимую стальную зажигалку. В ярких лучах солнца, пробивавшихся сквозь неплотно закрытые занавески рядом со столиком, она противно заблестела, больно ударяя в глаза. Недовольно поморщившись, я привстал, с раздражением закрывая занавески, затем откинулся обратно на стул, снимая большим пальцем крышку зажигалки. Выждав несколько секунд и нарочно растягивая удовольствие, я зажег сигарету, вновь глубоко вдыхая порцию тяжелого никотинового дыма и расплываясь в довольной, широкой улыбке. Михай, наблюдая за мной все это время, молчал, погруженный в собственные мысли. Мне было все равно, получу я ответ или нет, поэтому, зевнув, я прикрыл глаза, погружаясь в какую-то полудрему. Даже сквозь сомкнутые занавески солнце ощутимо грело, лишь преумножая мою и без того огромнейшую лень. Кажется, я на несколько минут заснул. Я помнил какие-то отрывки сна, вероятно, приснившегося мне тогда, либо же это был просто плод моего воображения, не на шутку разыгравшегося из-за адской жары. Мне виделось, будто я стою на высоком-высоком берегу над пронзительно чистым морем, где-то внизу приятно шумит вода, разбиваясь об острые валуны, бывшие, видимо, когда-то скалой. Кругом - лишь бесконечные водные просторы с белоснежной пеной и ослепительно голубое небо, захватывающее своей глубиной и оттенками тонов. В лицо бьет свежий морской ветер, раздувая волосы и наполняя легкие едким запахом соли и сухих водорослей. От этого то ли ведения, то ли сна меня вернул в реальность хриплый голос Михая: - Как-то время сегодня ползет особенно медленно, не находишь? Недовольный тем, что он прервал мой странный, но приятный сон, я скривил кислое выражение лица и, проигнорировав вопрос, вдруг выпалил: - Знаешь, мне до того противен этот прогнивший мир, что мне просто лень поднять свою задницу с этого стула и куда-нибудь пройтись. Всюду грязь, всюду беззаконие, всюду генно-модифицированные уроды,- я снова сплюнул на грязный пол дешевой кафешки, затягиваясь дымом крепких, но дешевых сигарет и возвращаясь в отвратительную зловонную реальность. Михай лишь усмехнулся, явно пребывавший в слишком хорошем расположении духа для подобных разговоров. Он лишь слегка откинулся на стул, прикрыв глаза и предаваясь своим собственным размышлениям. Казалось, он забыл обо мне вовсе. Недолго думая, я встал, попутно опрокинув стул с глухим грохотом. Его общество мне стало сейчас почему-то крайне противно, уж лучше было пойти домой и как следует вздремнуть. Ведь я и так никогда не умел рационально использовать свободные дни, а вот просирал я их отменно. -Ну, я пошел все же,- и, не дождавшись ответа, поспешно вышел из кафе, направляясь вниз по улице и медленно докуривая сигарету. Как же мне был противен этот город, будто перерисованный плохим художником со старой выцветшей картины. Город, утративший былое величие. Уродливый, погрязший в своих собственных пороках, в рабстве, в экспериментах над людьми, он отдаленными чертами напоминал Содом и Гоморру. Ждала ли его та же участь? Духота в нем стояла невыносимая. Солнце нещадно полило улицы, размягчая под шагами асфальт, заставляло внутривенно кипеть кровь. Такое ощущение, что я оказался в аду. И куда ни глянь, вокруг все было желтым: желтыми были стены домов, желтыми были улицы, желтыми были проходящие мимо люди. Даже сам воздух казался желтым. Вся эта атмосфера напоминала сундук или гроб с протершейся старой желтой обивкой. Я поморщился, стараясь прогнать тошнотворное чувство и оглядывая грязные, закопченные стены домов какой-то подворотни. Из одной черной массивной двери, запачканной в какую-то темную маслянистую жидкость, неподалеку, выбежала маленькая оборванная грязная девчушка. Все ее платье было жестоко порвано, на теле виднелись многочисленные ссадины и синяки. Сама она была отвратительно худая, чуть ли не просвечивалась насквозь. Вслед ей буквально вывалился в подворотню разжиревший старый педофил, явно мечтавший обладать этой бедной девочкой. Выкрикивая злобные слова, почти не доносившиеся до моих ушей, он побежал за ней, спотыкаясь о неровный асфальт. Жалкое и ничтожное зрелище. Сплошное блядство. Тошнит уже. Я закрыл глаза, шел абсолютно по памяти. Было невозможно еще хотя бы минуту смотреть на это саморазложение человеческих личностей в лице этого сраного города. Пребывая в подобных мрачных мыслях, что роились в моей голове, сменяя одна другую и долго не задерживаясь, я кое-как добрел до своего дома, стоявшего между такими же серо-желтыми, отвратительными домами и ровно ничем от них не отличавшегося. Сплюнув на землю, я поднялся по скрипящей деревянной лестнице и, открыв ногой и без того висевшую на соплях дверь с многочисленными следами от пуль и ножей, я скользнул в тень затхлой и плохо освещаемой комнаты, которая уже лет тысячу никем не убиралась. Я сразу же почувствовал облегчение, словно высвободившись из плена безжалостного солнца и отвратных городских улиц. В комнате было слегка прохладней, а это уже более или менее отрезвляло мысли и давало расслабится. Пройдя мимо гор ненужного пыльного хлама, который, при необходимости, мог еще сослужить службу (оттого и не выбрасывался), я прилег на старый, протертый в нескольких местах, диван. Тот жалобно скрипнул проржавевшими пружинами, грозя вот-вот сломаться. -Наконец-то можно расслабиться. Срань господня! Как я ждал этого момента,- полностью отдавшись нахлынувшей лени и развалившись на диване, я прикрыл глаза, медленно курил, чуть ли не учра от наслаждения своими любимыми сигаретками. Мысли, завладевшие мной во время небольшой прогулки по городу, постепенно растворялись в полусне, который тотчас же охватил меня и увлек за собой. Впервые было так тихо. На какую-то долю секунды мне показалось, что даже слишком подозрительно тихо. Я не знаю, сколько прошло времени, но тут неожиданно раздался приближающийся дребезжащий шум, как от огромной мухи, которая вот-вот должна была отбросить концы. Я даже не успел сообразить, что это, и полностью придти в себя, как в уши ударил оглушительный грохот, звон бьющегося стекла, взрыв, звуки выстрелов. Отовсюду посыпалась штукатурка, разлетались мелкие осколки кирпичей, больно ударяя меня по всему телу. - Что за черт, - резко вскочив с дивана, я тупо уставился на отсутствующую стену передо мной. Это зрелище повергло меня в ступор. Вместо стены по всей уцелевшей части дома были разбросаны осколки камней и стекла, пыль от взрыва поднялась в воздух, закружилась ветром, застилая собой обзор и покалывая глаза, не давая понять происходящее. Неосторожно вдохнув ее, я аллергически закашлялся, тут же зажав рот и нос рукой. - Что, блять, за хуйня! - в ярости вскричал я, оглядывая безнадежно разрушенное жилище. – Моя хата! Опомнившись и рассыпаясь благим матом, я подбежал к руинам стены, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь никак не оседающие клубы пыли. Размахивая руками, я попытался разогнать пыль, чтобы можно было хоть что-то разглядеть, как вдруг справа от меня послышался шорох и какое-то движение. С минуту подумав, я поспешил туда, спотыкаясь о всюду разбросанные камни и разлетевшиеся от взрывной волны вещи. Откинув руками несколько увесистых частей стены, я таки увидел, что на полу, окровавленный и сильно помятый, лежал беловолосый парень, насколько я мог отметить, среднего роста. Присмотревшись получше, я с трудом увидел, что на его шее мелькала странная маленькая красная лампочка. Я нагнулся посмотреть поближе, что это за хреновина. - Вот ведь блядство! - сквозь рваные и окровавленные бинты был виден вживленный в шею парня стальной обод. Настоящий вживленный металлический обруч, мать его! Я оглядел это существо, которое, видимо, было серьезно ранено. Помимо обода, в его внешнем виде было еще полно странных вещей: во-первых, парень был альбиносом, во-вторых - одетый в кожаную куртку, с кобурой для пистолетов на поясе, он выглядел как боец, убийца, специально натасканный для этого. Задумавшись на секунду, я выпрямился, думая, что, прежде всего, нужно сделать. Однако, не в силах противостоять не на шутку разыгравшемуся интересу, я наклонился снова и аккуратно прикоснулся к красной светящейся штуке на ошейнике. В ответ на это парень дернулся, зашипев. Тут-то меня осенило. -Неужели это «пес». Вот дьяволы!- прищурившись, я стал внимательнее разглядывать парня. Я впервые видел «пса» вживую. Металлический обод исчерчивали уродливые царапины, все тело его было в шрамах и свежих ранах. На груди бросался в глаза глубокий порез, из которого сочилась темная кровь, перемешанная с лимфой. Выругавшись про себя еще раз, я притащил из кучи хлама допотопную аптечку и, раскрыв ее, выудил оттуда бинт, раствор перекиси и огромный клок ваты. С горем пополам я хорошенько смочил вату перекисью и приложил частями к рваной ране на груди «пса». Вдруг он зашевелился, тихо хрипя и издавая странные булькающие звуки. Я рефлекторно дернулся от него в сторону, мысленно снова и снова проклиная весь сегодняшний день. «Пес», заметив меня, резко подскочил, оскалившись, словно зверь. Из его слегка приоткрытого рта вырывалось животное и несколько зловещее рычание. - Погодь, мужик! – пытаясь вернуть свой обычный самоуверенный вид, нервным, срывающимся то ли от удивления, то ли от страха, голосом выдавил я. Парень прищурился, недоверчиво разглядывая меня красными, как кровь, глазами. На минуту между нами повисло тяжелое и напряженное молчание. Но «пес», не сказав ни слова, откашлявшись какой-то необычно темной кровью, вскоре развернулся и скрылся из виду за клубами дыма и пыли. -Ни хрена ж себе,- задумчиво протянул я, так и оставшись стоять посреди руин с бинтом в руке и переваривая информацию. На лице за пару минут удивление сменило дофига разных эмоций, вплоть до безразличного раздражения. - Я ведь не ошибся, это был сраный «пес»? Впрочем, сейчас есть куда более важные дела. Например, что делать с этим в говно разрушенным домом. Бросив прямо на пол бинты вместе с аптечкой и нащупав в заднем кармане брюк сигареты, я взял в губы одну из них, размышляя над этим вопросом. - Думай, Бадоу, думай! – я прошествовал на запыленный диван и, сев на него, принялся вглядываться сквозь почти осевшую пыль на вершины соседних домов. Какая-то слепая злость взяла меня и я, жутко раздраженный, все никак не мог уловить мысль, которая будто была решением, но все ускользала от меня. Я со всей силы пихнул ногой близлежащий камень, тихо зарычав от накапливающегося негодования. – Да пошло оно все! Фыркнув, я лег на диван, закинув ноги на спинку и закрыв глаза. Не помню, сколько лежал так, но гениальная мысль озарила меня только ближе к вечеру, когда солнце уже смягчило свою агрессию и медленно двигалось на закат. Поднявшись с дивана, я оттряхнул с одежды пыль и поспешно вышел с «дома», направляясь к «Храму Господня». По дороге я обдумывал произошедшее. Раздражение понемногу утихло, однако я опять выругивался себе под нос. -Хату снес, жить негде. Да ладно если б просто какой сопливый молокосос, возомнивший себя крутым, так нет же- «пес»! Да еще этот ошейник. Красная хреновина на шее,- помотав головой, я бросил окурок на землю, прижав его ногой, и вынес вердикт, - Дерьмовый день. Поднимаясь по ступенькам храма, мысли о только что произошедшем сменила одна единственная: поможет ли мне старый папаша с жильем? Впрочем, я еще не знал, что ждало меня внутри. Так бы никогда не зашел в этот злополучный храм. Никогда!