Эдвард Рочестер из Торнфилд-Холла и девушка-флюгер, гувернантка. Образчик любовной истории с "подвывертом".

             В послесловии автору осталось потрудиться совсем немного — подвести итоги и сделать выводы, и выводы эти вполне предсказуемы.        «Джен Эйр» имени Шарлотты Бронте — это действительно история любви и обмана на все времена, скажу больше, не просто обмана — предательства.       История недоношенной любви и неприкрытого, бесстыдного предательства с тщательным зализыванием и затиранием факта этого самого предательства при помощи горящей крыши в финале. И со счастливыми совершенно по-идиотски героями под занавес.       Не могу утверждать, что мысль о предательстве не приходила в голову Шарлотте Патрикевне — просто на деле она пошла на поводу у глубоко укоренившейся с детства привычки, попав по пальцу молотком, говорить: «Ой, сахар!»       Шарлотта Патрикевна очень хорошо понимала, что делает и какое уродство она уверенно кроит из истории любви, имевшей несчастье попасть в её цепкие лапки.       Она даже делает некоторую уступку правде жизни, введя проходной персонаж — бывшего дворецкого Торнфильда, который по-житейски мудро и очень нелестно отзывается о благочестивом поведении её скромницы-задрыги гувернантки.       Указать дорогу в Ферндин героине мог кто угодно, и при этом совершенно не комментировать вслух смешную историю про сбежавшую Мальвину и тридцать три подзатыльника, но Шарлотте Патрикевне почему-то неймётся. Похоже, что прёт из неё адекватная оценка своей прилизанной героини, и прёт помимо её воли.       То ли, как добросовестный «передатчик», она объелась враньём и теперь её тошнит от самой себя, то ли сказались ночные рыдания в подушку, кто знает.       Её Джен, особа с непомерными амбициями и мелкой душонкой, вовсе не тянет на героиню романа.       Торопясь в Ферндин, к своему гарантированному счастью, она проскакивает мимо бывшего дворецкого — голоса совести — зажав нос и зажмурив глаза; впрочем, так она себя ведёт на протяжении всей истории, а неравнодушному читателю только и остаётся, что закатить глаза под лоб.       Искалечить героя, потом кинуть ему весьма сомнительную подачку в виде милосердия и никому нафиг не нужной жертвенности, и заставить по этому поводу распинаться и горячо благодарить — фантазёрка она, эта ваша Шарлотта Патрикевна.       Она выдаёт в эфир точно подмеченную, прочувствованную «ноту»: «Мне было противно, когда меня водили за руку», — говорит Эдвард Фейрфакс Рочестер, и это не просто фраза вслух, а в прямом смысле девиз его цельной, независимой, самодостаточной натуры, и тут же, в этой же фразе, Бронте нестерпимо фальшивит, заставляя героя скакать от счастья.       Она делает свою героиню необходимой герою до зарезу, не понимая, что в любом случае подачка останется подачкой.        «Джен Эйр, история недоношенной любви и тщательно зализанного предательства» — так следовало бы, не шутя, окрестить историю, написанную и тщательно выпестованную в погоне за несбыточным счастьем вечной неумёхой-девственницей, Шарлоттой Патрикевной Бронте.       Но должна заметить, что Бронте искалечила крышей сэра Рочестера вовсе не от неприязни к нему — у неё просто не было выбора.       Бронте интуитивно очень хорошо понимала, что за человек Эдвард Рочестер, возможно, именно в этом и проявляется её хвалёная гениальность, и ей было совершенно очевидно, что оставь она Рочестера здоровым энергичным вдовцом, то отношения этой пары вряд ли вернулись бы в прежнее русло, чего автору, конечно, не хотелось совершенно.       Очевидных причин тому три: а) «Мистер Рочестер не так-то легко прощает…» — говаривала в своё время Алиса Фейрфакс, и была абсолютно права. Сэр Эдвард всю жизнь наступал на одни и те же грабли — доверял на всю катушку людям, которых называл близкими или любимыми, и получал от них по полной.       И Джен не стала исключением в этом списке, она, пожалуй, переплюнула всех этих добрых людей скопом, причём не особо напрягаясь. Эдвард Рочестер не прощал предательства, о чём не стоит забывать неравнодушному читателю. б) Где-то очень глубоко в душе сэр Рочестер считал, что все женщины — редкостные суки. Этому учил его нелёгкий жизненный опыт.        Он пытался относиться к сему факту жизни философски и, получая очередной «супрЫз», подводил итоги где-то даже удовлетворённо, наивно полагая, что уж в следующий раз точно всё будет солнечно и закончится свадьбой с колоколами.       Эдвард вложил в историю с любовью к гувернантке столько душевных сил, что её предательство определённо должно было заставить его пересмотреть свои жизненные позиции в плане: «Любовь как повод не давать вытирать об себя ноги». в) Эдвард Рочестер был свободен. Впервые в жизни. Его любовь к гувернантке созрела в большей степени под давлением обстоятельств и негативного жизненного опыта. Ну и воздержания, естественно.       Эдвард Рочестер умел и хотел любить: отдышавшись от любовниц, воодушевившись юной, добродетельной особой, он ретиво принялся за любимое дело.       Всю жизнь Берта нависала над ним Дамокловым мечом и, полагая, что в жизни ему больше ничего не светит, сэр Фейрфакс вцепился в гувернантку обеими руками — вот, отчасти, разгадка такой глубокой привязанности сеньора к плебейке.       Но став свободным, Эдвард Рочестер определённо посмотрел бы на жизнь по-новому.       И посему Шарлотте Патрикевне нужно было лишить героя малейшей инициативы, что она незамедлительно сделала, а значит

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.