Продолжение истории

      Как всегда, папа хлопочет на кухне. Я и мама абсолютно не умеем готовить. Еда - это не наш конек. Отец пытался научить меня, но все безуспешно. Единственное, что у меня получилось, более ли менее сносно - это булочки с сыром, которые одобрила лично мама.       На следующей неделе годовщина революции, круглая дата - 20 лет без Голодных Игр, поэтому сейчас по телевизору крутят повторы всех игр. Мы попали на сезон, где победителем стал Финник Одейра. На этих кадрах ему всего четырнадцать.       Невероятно, как его сын похож на него. Мы дружим с Одейром младшим с раннего детства. Все каникулы и праздники я провожу у них, в Четвертом Дистрикте. Его мать - Энни Креста, тоже когда-то победила в Голодных Играх. Они очень дружны с моей мамой. После смерти Финника, мои родители всячески поддерживали Энни, которая осталась совсем одна с маленьким ребенком на руках. Они даже предлагали ей переехать в Двенадцатый, но она отказалась. Её сын старше меня на четыре года. Ему скоро исполнится двадцать. Счастливчик, может уехать, куда глаза глядят. Наверное, он так бы и сделал, если бы ни Энни. Он не за что не бросит ее одну. Через несколько месяцев он закончит обучение в академии и сможет найти себе работу, а учитывая, что его отец - легенда Панема, это не составит ему особого труда.       Он обучается в академии для профи, так ее раньше называли, уже восемь лет. Я бы все отдала, чтобы поменяться с ним местами. Энни не раз предлагала отдать меня в эту академию, она даже хотела, чтобы я перебралась жить к ним, но родители были против. Поэтому, я уже какой год пропадаю здесь от скуки. - Эй, мам, я собрала все нужные документы и могу подать заявку на этих выходных, - ей не потребовалось много времени, чтобы понять, о чем я говорю. - Милая, мы это уже обсуждали, - уставшим голосом произнесла она, - Я не настроена сегодня на спор. - Мам, я должна! Мне скоро исполнится семнадцать, и я должна успеть, подать заявку. Это мой последний шанс.       Набор в академию происходит по трем возрастным категориям. Первая - дети двенадцати лет (младшая группа). Вторая с четырнадцати (средняя группа). Третья, последняя, с семнадцати лет (старшая группа). Обучают в общей сложности до двадцати лет, потом, ты можешь выбрать одну из самых престижных работ в стране.       В академии куча отделений, но я знаю всего два - медицинское и военное. Лично я отдаю предпочтение последнему, хотя в моей семье были неплохие доктора. - Прим, - мама не успела договорить, как я вскочила с дивана и, с трудом сдерживая себя, чтобы не повысить голос, начала говорить. - Хватит меня так называть. У меня есть нормальное имя - Роуз. Я не хочу носить имя моей покойной тети.       В комнате повисла тишина, мама изо всех сил сдерживала себя, это было видно по ее напряженному лицу. - Твоя тетя была героем... - я не дала ей закончить. - Героем? Она была ребенком. Что за глупые стереотипы?! Если ты погиб во время революции, ты обязательно становишься героем? Вы считаете, что так отдаете ей дань памяти? Но это чушь! Так же, как и имя Финна. Назвать его в честь отца, просто дурацкая затея. Не удивлюсь, если это папа предложил! Вы стремитесь увидеть в нас тех, кого уже давным-давно нет в живых!       Одэйру младшему посчастливилось носить имя отца. Ему, как и мне, ужасно не нравилось это, поэтому мы выбрали себе другие имена. Например, мои друзья называли меня Роуз, а Финника я с детства дразнила Финном.       Родители особо не волновались, как называют нас сверстники, но позже, эти, как выражается мама, "клички" приклеились к нам, и теперь даже родители порой коверкают имена. - Я вообще удивляюсь, как вы Тони в честь дедушки не назвали, или в честь ваших погибших друзей.       Услышав свое имя, мальчик приподнял голову, оторвавшись от строительства какого-то очень хрупкого домика из кубиков. - Примроуз Эвердин, - строго произнесла мама.       Ненавижу, когда она меня так называет, теперь точно ясно - скандала не избежать.       Родители не регистрировала свой брак. Они посчитали это ненужным, но вот, когда у них родилась я, появилась серьезная проблема, чью фамилию мне дать. В итоге решили, что дочь будет носить фамилию матери, а сын возьмет фамилию отца. - Если тебе что-то не нравится - это твои проблемы, а пока не станешь совершеннолетней, ты будешь делать то, что скажем тебе мы с отцом, – она награждает меня суровым взглядом. Я не на шутку разозлила ее. – О какой академии ты ведешь речь, если у тебя отсутствуют элементарные боевые навыки. И какой преподаватель, скажи на милость, захочет лицезреть, столь глупую особу, у себя на уроках. С чего ты взяла, что тебя туда примут?       Выдержав недолгую паузу, я решила продолжить дискуссию. - Чем, по твоему, я занималась в Четвертом Дистрикте все прошлое лето? Джоанна готовила меня, потому что никто из вас даже подпускать меня к оружию не хочет. А что касается моего поступления, скажу в двух словах. Я – дочь двух самых знаменитых людей в стране, Китнисс Эвердин и Пита Меларка. Мой крестный отец – Хэймитч Эбернети, а моя крестная мать – Джоанна Мэйсон. Мой лучший друг – сын Финника Одейра. У меня почти вся семья состоит из победителей Голодных Игр. Ну, есть еще вопросы?       Наш разговор прервал телефонный звонок, мама сняла трубку дрожащими руками. Неужели, это из-за меня? Я начала вслушиваться в голос позвонившего, но ничего нельзя было разобрать, только бессвязное тараторинье.       Мама изредка кивала и бросала дежурные фразы. Наконец, она повесила трубку и одним предложением утолила наше с отцом любопытство. - Завтра здесь будут репортеры, чтобы снять репортаж к Двадцатилетию отмены Голодных Игр. - Кто бы сомневался! – бросила я.       Камеры в нашем доме, давным-давно стали привычным делом. Не смотря на то, что Голодные Игры уже давно отменили, капитолийцы не упускают возможности порадовать публику новыми интервью с еще живыми победителями. А наша семья, так вообще лакомый кусочек, тут есть дети, которых можно доставать вопросами, например: “Как вы думаете, что было бы с Панемом, если бы революция не состоялась”, или “Как бы вы себя повели, если бы вас выбрали на жатве?”. У меня всегда возникает мысль: “Какой идиот придумал эти вопросы?!” В редких случаях, нам везло, и вместо назойливого репортера, нам присылали старушку Эффи. Эта дамочка, даже спустя двадцать лет не изменилась, такая же шибутная и неугомонная, только к лицу прибавилось парочка морщин, которые она тщательно скрывает под толстыми слоями косметики. Она теперь у нас популярная ведущая. Её знает каждый в стране. Она, кто-то вроде Цезаря Фликермана, который был популярен лет пятнадцать назад. Я не уверенна, но, по-моему, в ее пятой точке стоит пропеллер.       После революции Хэймитч переехал к ней в Капитолий. Когда я была маленькая, он приезжал к нам в гости, но вот уже полтора года, он не встает с постели. Я была у него пару раз, выглядит он, прямо скажем не ахти.       Недавно, я пересматривала игры с его участием, и у меня никак не укладывается в голове тот факт, что полный сил юноша сопьётся и, через несколько десятков лет, окажется прикованным к постели. Видя его, беспомощно лежащего и ждущего свой последний час, понимаешь - время беспощадно ко всему. ***       В дверь раздался стук. Мама поспешила открыть. - Здравствуйте, миссис Эвердин, я могу увидеть Роуз? – на пороге стоял парень. - Привет, Макс. Не поздновато ли для встреч.       Стрелки часов уже перевалили за девять. Вот черт, я совсем забыла. Мы договаривались встретиться в восемь на городской площади. Я тихо беру свое пальто, шарф и прокрадываюсь мимо папы, который вовсю печет ванильный кекс. - Мам, это ко мне. Я скоро буду.       Я проскользнула в узкий дверной проем и закрыла за собой дверь. Знаю, мама будет смотреть через глазок, нужно вести себя, как можно естественней.       Делаю шаг навстречу к Максу и чувствую, как моя правая нога подскальзывается на льду. Парень хватает меня за руку, пытаясь удержать, но ничего не выходит, и мы оба падаем. Оказавшись на земле, я начинаю хохотать, а Макс подхватывает мой смех. Он тянется к моему лицу, мне не нужно долго соображать, чтобы понять, чего он хочет. Я толкаю его, вскакиваю и выбегаю на главную улицу. Моя реакция немного удивила его, но через пару минут, он бросается за мной вдогонку.       Макс Уокер – самый популярный парень в школе. Ему уже исполнилось восемнадцать, он учится в выпускном классе. Его внешности может позавидовать любая капитолийская модель. Серые глаза, белокурые волосы, ровные черты лица. Мама говорит, что он напоминает ей парня, с которым она была на своих первых играх, кажется, его звали Катон. Когда я смотрю повтор 74 Голодных Игр, я невольно начинаю их сравнивать. Они действительно чем-то похожи. Оба крепкие, высокие, симпатичные, но одно отличие у них все же есть, Катон убивал людей, а Макс и мухи не обидит. - Ты от меня не убежишь, - он поймал мою руку и притянул к себе, горячо целуя.       Мы уже были далеко от дома, так, что мама, даже при желании, не увидела бы нас. Оторвавшись от моих губ, он помурлыкал мне на ухо. - Почему мы здесь, а не в моей постели? - Потому, что я не шлюха! – толкнув его, от чего он чуть не упал, я хотела убежать, но он не выпустил меня из своей стальной хватки, а сильнее сжал в объятьях. - Когда-нибудь, я заставлю раздвинуть тебя ноги.       Он сказал это со злобной ухмылкой на лице, из-за чего получил неслабый подзатыльник. - Скажешь еще что-нибудь подобное, получишь от меня хорошую взбучку! - Ты мне угрожаешь? - Просто предупреждаю, не забывай, драться меня учила сама Джоанна Мэйсон, и мне ничего не стоит свернуть тебе шею. - Я говорю вполне серьезно.       Макс сморщился под напором моего пристального взгляда. - Детка, я же пошутил, - он слегка улыбнулся и приобнял меня одной рукой. - Мне не нравятся твои шуточки, Уокер, - я убрала его руки с себя и уверенно зашагала вперед. ***       Домой я вернулась уже за полночь. К моему счастью, свет в доме не горел, а значит, все спят, ну или делают вид. Через главный вход я не пойду, скорее всего, его закрыли, или же где-то неподалеку вход стережет мама. Я открываю калитку и тихонько крадусь мимо окон дома, прямиком к черному входу. Под ковриком нащупываю ключ, вставляю его в замок и аккуратно поворачиваю, чтобы меня не услышали. Вот я уже внутри, теперь нужно закинуть верхнюю одежду в кладовку, для меня это проще простого. А сейчас, мне предстоит преодолеть путь наверх через десяток скрипучих ступенек. У меня получается весьма паршиво, однако, на звук никто не выходит. Я с облегчением направляюсь в комнату, как вдруг, прямо перед моим носом открывается дверь, и из ванны выходит сонный папа. Я так испугалась, что хотела вскрикнуть, но вовремя опомнилась и закрыла рот рукой. - Как погуляла? – зевая, спрашивает он.       Странно, а где же истерика, скандал, эта их излюбленная фраза: “Ты на часы смотрела?” - Нормально, - шепотом говорю я и молюсь, чтобы мама не услышала нас. Учитывая, как плохо она спит, и то, что папа абсолютно не умеет ходить тихо, даже если попытается, он топает, как медведь.       Я уже открыла дверь и хотела зайти к себе в комнату, как заметила, что папа не сдвинулся с места, а продолжает смотреть на меня. В темноте тяжело разглядеть в каком он настроении. - Ну чего? – недовольно спрашиваю я, - давай, ты почитаешь мне нотации завтра, а сейчас я хочу спать.       Он продолжил говорить, пропустив мои слова мимо ушей. - Знаешь, твоя бабушка тоже была против, того, что мы с Китнисс вместе, пусть, даже это было только на камеру, - он усмехнулся, - Она говорила, что ей еще рано, и это после того, как мы пережили Голодные Игры!       Сейчас бабушка живет в Четвертом Дистрикте. Она обосновалась там, сразу после революции, помогала восстановить разрушенный госпиталь, а теперь, руководит им. Я вижу ее каждый раз, когда приезжаю в гости к Энни и Финну. - Пап, у вас было все по-другому. Вы любили друг друга. - Эм, поправочка, это я любил твою мать, а она упорно не хотела отвечать мне взаимностью. – Он выдержал паузу, а потом спросил, - А ты разве не любишь Макса?       Хорошо бы мне самой знать ответ на этот вопрос. - Мы просто дружим. - О нет, - возразил отец – это вы с Финником просто дружите, а с Максом у вас что-то есть. Ну да ладно, я все равно ничего не понимаю в ваших подростковых отношениях. Пойду-ка я, пожалуй, спать.       Он поцеловал меня на прощанье в лоб и поплелся к себе в спальню.       Вот за что я люблю папу. Он всегда все знает, но никогда не стремится доказать свою правоту. Он не требует от меня отчета, он все видит по глазам. И если я не хочу о чем-то говорить, он предпочтет оставить меня наедине с собой и даст возможность все обдумать и принять решение самой, а не будет лезть со своими нелепыми советами, как это делает мама. Я люблю их обоих, но папа понимает меня, как никто другой.