Телекинез

Семнадцатое. Семнадцатое сентября. Курт натянул длинную широкую футболку, которая служила ему пижамой и вычеркнул день на календаре. Каждый уходящий день он вычеркивал жирным черным фломастером, хотя сам понимал, что это свидетельствует о довольно паршивом отношении к жизни. Впрочем, ему было все равно. Беспокоило его лишь то, что завтра его снова заставят пойти в школу, и ему снова придется общаться с людьми и делать вид, что все нормально. Он сел в маленькое кресло-качалку, - кресло, купленное ему Кэрол, - и закрыл глаза, стараясь избавиться от мыслей о них и от всех других беспорядочных, ненужных мыслей — будто подметаешь пол: поднимаешь краешек сознания, словно ковер, и заметаешь туда весь мусор. Все. Готово. Курт открыл глаза и посмотрел на черный блокнот, лежащий на комоде. Раз! Блокнот поднялся над комодом… Тяжело. Будто пытаешься слабыми руками поднять штангу. У-у-у-у… Блокнот скользнул к краю, прополз за точку, где он уже должен был упасть, и остался висеть, чуть подрагивая, словно на невидимой нити. Глаза Курта превратились в узенькие щелочки. На висках забились вены. Врачей наверняка очень заинтересовало бы, что в этот момент происходит в его организме: логики, на первый взгляд, тут нет никакой. Дыхание упало до шестнадцати вздохов в минуту. Давление поднялось: 190 на 100. Пульс: 140 — больше чем у астронавтов при стартовой перегрузке. Температура понизилась до 31 градуса. Организм пережигал энергию, которая взялась ниоткуда и уходила в никуда. Электроэнцефалограмма показала бы, что альфа-ритм уже не волна, а огромные зазубренные пики… Курт осторожно положил блокнот на место. Отлично. Вчера он его уронил. Как в «Монополии»: прогораешь — идешь в тюрьму. Он снова закрыл глаза и принялся раскачиваться в кресле. Организм возвращался в нормальное состояние: дыхание участилось, и какое-то время он дышал часто-часто, словно после быстрого бега. Кресло чуть поскрипывало. Впрочем, это не раздражало. Скорее, успокаивало. Туда-сюда, туда-сюда. В голове ни единой мысли… - Курт? — донесся до него слегка обеспокоенный голос отца. Видимо, он почувствовал какие-то помехи на кухне. - Курт, у тебя все нормально? - Да, пап, не беспокойся. "Ну да, да, у меня все зашибись" Его проблема была в том, что когда он стремился что-нибудь двинуть, то это всегда выходило ужасно тяжело, будто поднимаешь неподъемный вес. Но легкие приступы ярости и дискомфорта, и Курт тотчас разносил все вокруг без малейшего усилия. Он посмотрел на свою довольно большую кровать. Раз! Огромная тяжесть. Неподъемная. Кровать задрожала, и одна ножка оторвалась от пола дюйма на три. Курт отпустил ее, и кровать с грохотом встала на место. С играющей на губах улыбкой он ждал, когда отец разразится сердитыми криками, но тот промолчал. Курт встал, подошел к кровати и скользнул под прохладную простыню. Голова болела, и немного мутило, но после этих упражнений так было всегда. Сердце билось так часто, что ему даже стало страшно. Он протянул руку, выключил свет и откинулся на подушку. Курт закрыл глаза, заснул, и ему приснились огромные живые валуны — они ломились сквозь ночь, разыскивая маму, отца и всех. Те пытались бежать, прятались. Но не скроет их камень, и мертвое дерево не даст прибежища. ~***~ Восемнадцатое сентября. Еще один день из вереницы множества одинаковых, абсолютно не отличавшихся друг от друга. У Курта было паршиво на душе, он сам не понимал отчего. Было такое чувство, будто что-то изменилось. Но это бред. Ничего не могло измениться. Поэтому Курт списал все эти странные ощущения на голод или стресс. Он очень редко ел, только тогда, когда чувствовал, что вот-вот упадет в обморок. Еда не приносила ему какого-либо удовольствия, он просто ел, потому что знал, что так нужно. Он старательно запихивал в себя завтрак каждое утро, хоть это и вызывало рвотные порывы, зато Берт и Кэрол улыбались, когда видели, что он ест. Ему нравилась их улыбка. Он ездил в школу вместе с Финном, и каждый раз это было очень неловко. Финн не знал, что сказать, а Курт просто не хотел говорить, поэтому всегда между ними висела неуютная тишина, прерывавшаяся только ругательствами Финна по поводу "почему этот козел тормозит?" и "блять, что за дебилы по дорогам ездят?!". Иногда он говорил что-то из серии: "Интересно, а Рэйчел понравится тот шарф, который я ей купил?", но это были риторические вопросы, поэтому Курт либо кивал, когда Финн выжидательно глядел на него, либо мычал что-то невразумительное, что Хадсон тоже расценивал как "да". Он уже давно прекратил попытки узнать Курта, потому что понял, что это ему ничего не даст, и он все равно ничего не узнает. Нельзя сказать, что его это устраивало, но Финн не хотел лезть не в свое дело, поэтому просто смирился. Сегодняшний день не был исключением. Разве что Финн был необычно молчалив, и даже не отпускал ругательства в адрес того или иного водителя. Парень на лэнд ровере очень нагло их подрезал, но тот лишь прошипел что-то себе под нос. Когда они вошли в школу, Финн сразу же отошел от Курта в сторону своих друзей-футболистов: Пака и Сэма. Даже несмотря на то, что он практически все школьное время проводил с ними или с Рэйчел Берри, он все равно умудрялся присматривать за братом. Курт же пошел к своему шкафчику, чтобы забрать учебники. Сегодня была сдвоенная литература, а ничего хуже этого не могло было быть на свете. Три часа болтовни миссис Фланаган о "Гордости и предубеждении", который Курт считал романом для домохозяек, а саму Джейн Остин даже недостойной внимания, плюс три часа общества Себастьяна. Курт искренне надеялся, что этот парень найдет себе друзей и отсядет от него. Не то чтобы Курта не устраивал именно он, его в принципе не устраивало, когда кто-то находился меньше чем в радиусе метра от него. Он взял учебники из шкафа, кинул взгляд на фотографию, и хлопнул металлической дверцей. Странное ощущение не исчезло с утра. Знаете, бывает, когда чувствуешь, будто в легких пусто, а в горле стоит ком. Не вдохнуть и не выдохнуть, все процессы в организме будто остановились, застопорились на мертвой точке. Курт шел весь в своих мыслях, склонив голову и прижимая к груди книжки. Коридор был забит ребятами, которые стояли и болтали у шкафчиков, ведь до уроков еще было минут двадцать. Из-за угла показалась кучка футболистов со слашами в руках, во главе с Дэйвом и Азимио, которые шли с таким видом, что не хватало только музыки из сериала "Бригада". Курт закатил глаза. Все уже знали, что они выполняют утренний ритуал обливания хористов ледяной и липкой жидкостью. Курта никогда не обливали, но что-то ему подсказывало, что в этом мало чего приятного. Поэтому он отошел в сторону, от греха подальше, и видел, как Азимио неумолимо приближается к Блейну и Тине, ребятам из хора. У Блейна была голова, залитая гелем, как шар для боулинга, и он постоянно носил клетчатые рубашки с бабочками, а Тина была полненькой азиаткой. На Тине было красивое белое платье. Курт уже представлял, на что оно будет похоже. Странное чувство в легких усилилось. Хаммел старался вызвать в себе ярость, дискомфорт, хоть что-нибудь, но не мог. Тогда он сконцентрировал все свое внимание на люстре, практически под которой как раз стояли Андерсон и Коен-Ченг. Раз! Люстра начала легонько раскачиваться, Азимио уже прочти подошел к ребятам. Аааа... Боже, как тяжело... Курт собрал всю свою энергию и волю в кулак и легонько махнул рукой. Люстра летит вниз, прямо на голову подошедшего футболиста, рассыпаясь на множество крохотных осколков. Остальные неандертальцы отпрянули назад, смотря на то, как их вожак валяется на полу в кусках стекла. Стекло было не самое дорогое и хорошее, поэтому Азимио почти не пострадал, разве что куски чуть чуть поранили ему голову. Но это ничего страшного. Природа обделила его мозгами, значит и терять нечего. Курт закрыл глаза и восстановил дыхание. В сознание пробивалась мысль: "Получилось. Наконец-то получилось". На лице мальчика появилась счастливая улыбка. Он зашагал прочь от толпы, образовавшейся около Азимио, в кабинет литературы, слыша за собой бешеные крики Фиггенса и Сью Сильвестр. ~***~ - Страна, просыпаемся! Чей-то резкий голос выдернул Курта из полудремы. Он раскинулся на парте, положив голову на подоконник, а ноги на второй стул. Нехотя приоткрыв глаза, он увидел перед собой знакомое лицо: - Себастиан, может отсядешь? - прошептал Курт. Все-таки действительно ему нужно сходить к специалисту. Логопеду. - Ну уж нет, - мальчик натянул ухмылку и, скинув ноги Хаммела со стула, сел на него, вальяжно раскинувшись, - тебя ждет почти три часа моего общества, смирись. Курт поднял на него широко распахнутые голубые глаза, которые на пару мгновений встретились с изумрудно-зеленым озадаченным взглядом. - Ладно, - Курт разорвал зрительный контакт и отвернулся. После пары минут молчания прозвенел звонок, и в класс вошла как всегда раздражающе счастливая миссис Флагаган: - Здравствуйте, ребята! - Здравствуйте, миссис Фланаган, - уныло протянул класс. - Сегодня мы начинаем обсуждать книгу "Гордость и предубеждение". Надеюсь, вы все ее прочли? Курт кинул взгляд на Себастиана, чтобы увидеть, как тот закатил глаза. Поймав вопросительный взгляд шатена, Смайт пояснил: - Я просто считаю, что эта книга - сопливое недоразумение. Не люблю я Джейн Остин. Курт выдавил жалкое подобие улыбки и ответил: - Это хорошо, потому что я тоже так считаю. - А какая твоя любимая книга? - Себастиан казался действительно заинтересованным в ответе. Курт задумался. За свою семнадцатилетнюю жизнь он прочел огромное количество книг и это представлялось нереальным: выбрать одну самую любимую. - Я не знаю, это сложно. Наверное "Портрет Дориана Грея". Глаза Смайта расширились: - Ты шутишь? Я обожаю эту книгу. - Я рад, что у нас похожий вкус, - Курт вежливо улыбнулся. Возможно, этот парень не такой уж и плохой. ~***~ Уголок автора: ребят, всем спасибо за отзывы, мне очень-очень приятно:)