Не забудь меня

Глава 25 Полдень наступает и проходит, и Эмма начинает беспокоиться. Она и в лучшие времена ненавидела ждать, а в компании Голда — зажатая на пассажирском сидении кадиллака рядом с этим колючим человеком в жаркое летнее утро без кондиционера — она ненавидит ждать еще сильнее. Она переводит взгляд то на часы, то на горизонт, стараясь не вертеться. Когда терпению приходит конец, Эмма поворачивается к Голду (кожаная куртка скрипит о сиденье) и спрашивает: — Вы уверены, что они сказали «в полдень»? Она не знает, чем вызвана гримаса на его лице — болью или её вопросом. — Абсолютно. Эмма барабанит пальцами по панели. — После всех этих хлопот им лучше бы появиться. — Они появятся, — его голос звучит убеждённо, но Эмма не разделяет его уверенности. Этот человек с трудом читаем и в обычном состоянии, а тут ещё потеря крови и стресс от спасения заложника в качестве бонуса. — Ну, они явно хотят заставить нас попотеть. — Вы ожидали, что всё будет так просто? — может быть, она не может прочесть выражение лица Голда, но тон его так и сочится раздражением. — Нет, — Эмма хмурится и начинает соскребать остатки крови с подола куртки, — но хотя бы не так скучно. Он щурится при взгляде на неё, убирает руку под пиджак и прижимает к ране на боку. Она вздыхает и отворачивается к лобовому стеклу. Хорошо, может быть, «скучно» — неверное слово. Скорее «утомительно», «раздражающе», или даже «волнительно», но… Прежде чем она успевает озвучить свою мысль, Голд начинает движение. В мгновение ока освобождая руку из-под пиджака и подбирая с заднего сиденья трость (от резкого движения шипя сквозь сжатые зубы), он практически выбрасывает самого себя из машины. Чёрный мерседес Реджины останавливается неподалёку, с противоположной стороны от оранжевой разметки. Реджина выбирается с водительского сидения и становится рядом с задней дверцей, Кора остаётся сидеть внутри, наблюдая сквозь затемнённое ветровое стекло, как Голд подходит ближе. Эмма делает глубокий вдох и тоже вылезает из машины. Она берёт чёрную коробку с кинжалом, которая лежала на полу у её ног, и захлопывает за собой дверцу так громко, что в любой другой ситуации Голд бы обязательно на неё накричал. Но он даже не смотрит на неё, когда она становится рядом: его глаза прикованы к мерседесу, как будто тот может улететь от малейшего дуновения ветра. Дверца открывается, и, стукнув каблуками об асфальт, Кора встаёт во весь рост. На ней чёрный блейзер и серая блузка, чёрные туфли на ногах, на губах — красная помада, волосы обрамляют лицо; она очень похожа на дочь. Несмотря на то, что Реджина на полголовы выше, они обе держатся с одинаковой спокойной уверенностью. Обе одинаково ухмыляются и двигаются так, будто асфальт должен быть счастлив, что его касаются их стопы. Они одинаково могут просверлить взглядом дырку в любом, кто встанет на их пути. Эмма была бы слепой, если бы не заметила сходства. В то время, как Голд стоит на расстоянии добрых двух шагов от черты, Кора останавливается прямо на границе — почти касаясь кончиками туфель оранжевой линии. Она улыбается и наклоняет голову. — Здравствуй, Румпель. Хорошо выглядишь. Пальцы Голда подрагивают на трости. Эмма не сомневается, что будь у него возможность — он бы испепелил эту женщину. — Где Джейн? — В… машине, — Кора не сразу подбирает слово и расплывчатым жестом указывает на мерседес. — Цела и невредима, конечно же, как и договаривались, — её взгляд опускается и задерживается на коробке у Эммы в руках. — И в том, что касается твоей части сделки, я полагаюсь на твою честность. — Мы оба знаем, что это никогда не было проблемой. Улыбка Коры обнажает слишком много зубов. — Дай мне увидеть её, — говорит Голд. Кора машет рукой в сторону коробки. — Покажи мне кинжал. Он кивает, не глядя на Эмму. Его глаза мечутся от Коры к Реджине, которая всё ещё стоит у задней дверцы мерседеса. Эмма кивает в ответ. Может быть, она и боролась с его желанием всё контролировать с самого первого дня, но последнее, чего ей сейчас хочется — это всё испортить. Он знает Кору, знает кинжал, и знает магию. Так что раз он говорит показать кинжал — она покажет. Эмма открывает коробку и наклоняет её вперёд, демонстрируя содержимое будто на аукционе. Выражение лица Коры почти не меняется, но её голодный взгляд провожает кинжал до тех пор, пока Эмма не захлопывает крышку. Кора оглядывается через плечо и щёлкает пальцами, окутанными в перчатку. В ответ Реджина грубо вытаскивает из машины связанную Джейн и полуповорачивает-полутолкает её к черте. Несмотря на верёвки на запястьях и грязный кляп во рту, Джейн удаётся смотреть на похитителей свысока. — Ты не ранена? — голос Голда совсем не дрожит, хотя звучит намного тише, чем ожидала Эмма. Джейн качает головой, по щекам её текут слезы. Эмма видит маленький порез на скуле и небольшой синяк на шее. — Видишь? — говорит Кора. В этой фразе выразительно звучит «Я же говорила». Реджина сужает глаза и бросает свирепый взгляд на коробку в руках Эммы. — Откуда нам знать, что кинжал настоящий? — спрашивает она. — Он настоящий, — отвечает Эмма, возвращая такой же взгляд. Кора выглядит скорее задумчивой, чем взволнованной. — Ну, есть только один способ это проверить, — тёмные глаза впиваются в Эмму. Такое ощущение, будто череп буравят горящими углями. — Используй его. Эмма щурится, косится на Голда, затем снова на Кору. — Как? Реджина глядит так, будто её только что спросили, как вдыхать воздух. — Ты держишь кинжал. Затем говоришь, что делать. — Я знаю, как. Я имею в виду — что ты хочешь, чтобы он сделал? Кора сцепляет пальцы — её перчатки скрипят в почти полной тишине. — Используй воображение, дорогая, — отвечает она. — Но постарайся, чтобы было убедительно. — «Унизительно» тоже приветствуется, — добавляет Реджина. Эмма облизывает губы и пытается сообразить. Она смотрит на Голда в поисках подсказки, но он стоит с застывшим лицом, плотно сжав зубы, и полностью её игнорирует. Она смотрит на Джейн, глаза которой прикованы к Голду, излучая ужас и сочувствие (и так странно видеть сочувствие на лице того, кто провёл последние три дня в руках похитителей). Кора и Реджина — обе смотрят на Эмму хищными тёмными глазами. Эмма перебирает и отвергает около сотни идей, прежде чем ей на ум приходит хоть что-то убедительное. Наконец она достаёт кинжал из коробки, сжимает рукоять во внезапно вспотевшей ладони, откашливается и смотрит на Голда. — Раздевайтесь, — говорит она. Ей кажется, это последнее, на что им всем хотелось бы посмотреть, так что можно надеяться, всё закончится быстро. Кора выгибает бровь, глаза Джейн широко распахнуты (Эмма видит, как под слоем грязи краснеют её щёки), Реджина выглядит почти такой же встревоженной, какой Эмма себя ощущает. Голд бросает ей свирепый взгляд, и Эмма шепчет одними губами «простите», надеясь, что он не станет припоминать ей это всю оставшуюся жизнь. Голд без предисловий расстёгивает пиджак и бросает его на асфальт (тяжёлая ткань падает с глухим звуком). Он снимает ботинки и становится на тротуар в одних носках. (Эмма с опозданием замечает, что Джейн тоже босая — туфель на ней нет с того самого момента, как она вышла из машины; она стоит, раскачиваясь взад-вперёд на голых пятках.) Голд одной рукой снимает жилетку и галстук, затем бросает трость в растущую на асфальте кучу одежды. Слегка пошатываясь на здоровой ноге, чтобы удержать равновесие, он расстёгивает ремень. Эмма отворачивается, бросая быстрый взгляд на Реджину — похоже, что ту сейчас стошнит. — Достаточно, — говорит Кора. Эмма откашливается и, не глядя, указывает кинжалом на кучу одежды на асфальте. — Вы можете… эм… надеть всё снова, — она кладёт кинжал на место и закрывает коробку. Внезапно ей не терпится отдать её Реджине и Коре. Эмма очень надеется, что Голд прав: что ранение сработало, и кинжал больше не имеет над ним власти, что он только что раздевался только ради того, чтобы вернуть свою девушку. (Если нет — у них у всех крупные неприятности.) — А теперь проведём обмен, — говорит Кора, не давая Голду времени ни на что, кроме как застегнуть ремень и подобрать трость. Эмма подступает к черте, оказываясь почти нос к носу с Реджиной. — Сначала отпустите Джейн, — говорит она. — Не доверяешь нам? — спрашивает Реджина, выгибая бровь. Она хватает Джейн за блузку на спине. Эмма долго не отвечает. Она крепче сжимает коробку в руках и пытается понять, что прячется за внешней бравадой этой женщины. Если отбросить высокомерие, Реджина выглядит скорее оборонительно, чем презрительно, выглядит как загнанный в угол зверёк. — Знаешь, — тихо говорит Эмма, — Генри правда надеялся, что ты изменилась. — Не говори со мной о моём сыне, — огрызается Реджина. — Хватит, — голос Коры сокрушительной волной врывается между ними, и огонь в глазах Реджины превращается в мокрый пепел, исходящий лишь паром. — Отпусти её, Реджина. Замешкавшись лишь на секунду, Реджина выпускает Джейн из своей хватки. Джейн поворачивается, подозрительно глядя на неё широко распахнутыми глазами. — Ну? — говорит Реджина, и Джейн как можно быстрее переступает черту, тут же оказываясь в объятиях Голда. Эмма почти швыряет коробку в Реджину. — Мы ещё не закончили, — говорит она. — Я этого так не оставлю. (Она не уверена, имеет ли в виду Джейн или намерения злой-мамочки-Реджины касательно Генри. Наверное, и то, и то.) — Конечно, не закончили, — говорит Кора. Она открывает коробку в руках Реджины и проводит пальцем по кинжалу, кривя губы в зловещей усмешке, — уверена, мы очень скоро встретимся вновь, — она захлопывает коробку и садится обратно в машину. Когда Реджина следует за матерью, Эмма почти выдавливает из себя толику сочувствия. Почти. Позади неё Джейн разговаривает с Голдом тихим шепотом, который Эмма может разобрать лишь частично. Мерседес отъезжает, и Эмма поворачивается, засунув руки в карманы. Они вдвоём стоят у беспорядочной кучи одежды на асфальте. Рядом валяются два коротких обрывка верёвки, и на Джейн поверх грязной блузки наброшен пиджак Голда. Его рука мягко покоится на её плече (будто он боится, что она улетит, если он не будет её касаться, и в то же время в ужасе от мысли, что если коснётся — она тут же рассыпется в прах). Эмма слышит, как Голд произносит «Мне так жаль» и «Джейн», а Джейн — «Спасибо». Затем сила воли Джейн лопается как перетянутая эластичная резинка, и она падает в объятия Голда. Он пошатывается и отступает на несколько шагов, теряя то ли уверенность, то ли равновесие, а затем обвивает её руками. Джейн, подрагивая, рыдает у него на груди, а он проводит рукой по её волосам. Они обнимаются очень, очень долго и отстраняются лишь тогда, когда Эмма, собирая одежду Голда, бормочет «Простите меня, извините». Она забирается на водительское сидение Кадиллака, пытаясь не уронить ботинки, и бросает одежду на пол рядом с собой. Ключи всё ещё торчат из коробки зажигания. Ей хотелось бы чувствовать больше радости: возвращение Джейн — счастливое событие, которое обещает в скором будущем бесконечное количество молочных коктейлей в компании Руби и Лероя, но до победы над Корой ещё очень далеко, и слишком многое может пойти не плану. Всё, чего ей хочется — поскорее забраться в постель, а ведь её сегодня даже не протыкали кинжалом и не похищали. Ноги Голда короче, поэтому Эмма регулирует сидение (а так же руль, зеркала, кондиционер и радиостанцию), пока Голд и Джейн медленно подходят к машине и забираются назад. Эмма смотрит на них в зеркало заднего вида. — В больницу? — спрашивает она. Голд бросает взгляд на Джейн, которая в нерешительности качает головой. — Ко мне домой, — говорит он. — Примем ванну и приготовим чего-нибудь поесть, а потом я позвоню доктору Вэйлу. Голд ворчит, когда Джейн крепче сжимает его в объятиях, шепча приглушенные благодарности ему в плечо, но не отпускает её. В тесном пространстве автомобиля Эмма чувствует запах пота и несвежей одежды. Запах чего-то затхлого и заплесневелого, подвала и гнилой древесины, но Голд целует Джейн в макушку и вдыхает её аромат, будто это приятнейший запах роз. — Прости меня, — шепчет Джейн. — Не извиняйся, — говорит Голд. — Не сейчас. Не за это. — Останься со мной. Эмма заводит машину. Даже сквозь гул двигателя она слышит дрожь в голосе Голда. — До самой смерти.

***

Следующие несколько часов они проводит в суете, которую Голд называет «отдыхом». Эмма наблюдает со стороны, как он хлопочет вокруг Джейн с удивительной производительностью: ванна, яйца с тостами, приготовленные по-старомодному (на кухне, с фартуком и прочими атрибутами), чистая одежда и свежая постель. Чай, груда книг, а затем, наконец, визит доктора Вэйла… Хотя, прежде чем Джейн разрешает ему войти в комнату, он целую минуту доказывает свою личность. Эмма наблюдает, оставаясь в стороне, и замечает очень многое. Она замечает, как Голд клонится вбок, когда думает, что никто не смотрит, как Джейн прячет покрытые синяками запястья под покрывалом и улыбается, чтобы он не волновался слишком сильно. Эмма уверена, что Вэйл чувствует себя виноватым — он смеётся слишком громко и осматривает Джейн, словно боясь, что та в любой момент может разрыдаться или залепить ему пощёчину (Джейн не делает ни того, ни другого). Эмма уверена, что Голд любит Джейн. И что Джейн нуждается в тишине и спокойствии. Поэтому следующие несколько часов она проводит за телефонными звонками — Дэвиду, Мэри Маргарет, Генри, Руби, Лерою, и, наконец, Мо Френчу — и дремлет на голдовском диване. Затем ставит на идеально отполированный серебряный поднос две чашки и кувшин горячего шоколада и несёт их по коридорам огромного голдовского особняка. Комната Джейн — одна из многих в длинном коридоре, где все двери выглядит одинаково, но вскоре Эмма замечает свет от настольной лампы и определяет направление. Она перехватывает поднос поудобнее и, стукнув по двери ребром ступни, сразу же открывает её. Петли скрипят, Джейн отрывается от своей книги. В свете прикроватной лампы она выглядит бледнее обычного, но улыбается тепло. — Эмма, — говорит она, опуская книгу на колени, — заходи. Эмма улыбается в ответ. — Спасибо, — она ставит поднос на небольшой столик у кровати Джейн (стараясь не задеть небольшую башенку из книг, которая занимает почти всё свободное место). — Я подумала, что ты не против чего-нибудь выпить. — Ты уверена, что тебе не нужно возвращаться к семье? — С ними всё будет в порядке. Дэвид отлично готовит, а я всё равно обычно работаю допоздна. — Эмма пожимает плечами и наливает горячий шоколад в чашку. — К тому же, ты ведь знаешь Мэри Маргарет. Если я сейчас пойду домой, она будет кричать, что я оставила тебя одну, и тут же примчится сюда кормить тебя куриным супчиком и подбивать подушку. — Я не буду одна, — говорит Джейн, — здесь мистер Голд. Эмма протягивает ей кружку, затем выдвигает кресло из угла комнаты и садится в него. — Ага. Джейн всматривается в свой шоколад. — Знаешь, он хороший человек. — Ага. К этому… непросто будет привыкнуть, — Эмма наливает и себе и тут же выпивает полчашки. Так горячо, что обжигает руки даже сквозь фарфор. А на вкус как магма со вкусом шоколада, но Эмме это нравится. — Я над этим работаю. Джейн дует на свой напиток и хмурится, когда пар ударяет ей в лицо. Она одной рукой держит чашку, а другой — разглаживает покрывало на ногах. — Спасибо. — Эй, если Голд готовит еду — меньшее, что могу сделать я — это напоить тебя чем-нибудь горячим. — Нет, я имею в виду — за то, что спасла меня. Мистер Голд сказал, что без тебя у него ничего бы не получилось. — Джейн сжимает губы и заставляет себя встретиться с Эммой взглядом. (Её глаза выглядят измождёнными — ярко голубые и обведённые такими же тёмными, как синяки на руках, кругами, — и блестят от слёз). — Так что спасибо. — Всегда рада, — Эмма поднимает чашку, будто говорит тост. — Но всё же я надеюсь, что это был первый и последний раз. — За это я выпью. И они выпивают. Морщась от жара, Джейн выпивает свой шоколад так торопливо, что это смахивает на отчаяние. Эмма смотрит шокировано. Разговор не возобновляется. Такое ощущение, что он просто растворился в выпитом. Джейн ставит чашку поверх груды книг на прикроватном столике и подтягивает колени к груди. Она проводит пальцами по синякам на запястьях и, кажется, даже не отдаёт себе отчёта в своих движениях. После суеты последних нескольких дней — метаний и споров (ранений, насилия и слёз) — комната кажется Эмме необычайно тихой. Она смотрит на книгу, что Джейн читала до её прихода — та лежит на кровати обложкой вверх, с клочком бумаги вместо закладки. «Отверженные». Эмма никогда не была сильна во французском, но кажется, это неплохая тема для разговора… О которой она тут же забывает, увидев застывшее лицо Джейн. — Ты в порядке? — спрашивает Эмма, осторожно кладя руку на самый краешек кровати. Со слезами на глазах Джейн пожимает плечами и качает головой. — Не совсем. — Я… могу чем-нибудь помочь? Джейн снова качает головой. Волосы падают ей на лицо, и она вытирает слёзы тыльной стороной кисти. — Я буду в порядке. Просто нужно немного времени. — Она поджимает губы и смотрит на Эмму, пытаясь улыбнуться. — У меня уже есть опыт выздоровления после душевных травм. Эмма тоже улыбается, хотя ей кажется, что получается очень слабо. — Тогда… просто дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. Джейн кладёт руку поверх руки Эммы. — Друг? — Это я могу предоставить! — говорит Эмма, прикладывая немало усилий, чтобы не убрать руку. (Друзья могут выдержать физический контакт с друзьями.) — И, может быть, ещё чашечка горячего шоколада. Эмма смеётся и высвобождает руку, чтобы забрать чашку Джейн с книжной башни. — Ага, — она ставит чашку на поднос и поднимает кувшин, — это я тоже могу предоставить.