Не забудь меня

Книги уже расставлены по полкам (ею, другой ею, в другой жизни). Но с тех пор прошли недели, и пыль вновь оккупировала библиотеку. Пыль покрывает все, затемняет обложки серым туманом, пронизывает воздух и лениво кружится в солнечных лучах позолоченными спиралями, и Джейн собирается одолеть ее. Джейн начинает с окон. Она моет полы. Она приоткрывает переднюю дверь, обвязывает нос и рот платком и смахивает пыль. Выколачивает стулья. Она отвоюет это здание у пыли и беспорядка (и она отвоюет свою жизнь). И тогда она откроет библиотеку.

***

Через три дня она добирается до книжных полок. Она протирала секцию книг по садоводству, когда раздались шаги. Ее сердце замирает. Шаги гулко отдаются в пустоте тишины. Возможно, это всего лишь Руби, или Эмма, или Арчи, или отец, но привычные и размытые страхи лишают ее способности сконцентрироваться, подумать о чем-то, кроме самого мрачного сценария, и она терзает себя мыслями о пиратах, и огненных шарах, и автомобильных катастрофах, и выстрелах. Но посреди всего этого она все же обнаруживает в себе силу воли, которой хватает для того, чтобы заговорить. - Простите, - говорит она, и ее голос уверен и тверд (хотя она дрожит, и страх холодит ее изнутри), - но библиотека закрыта. Секундная пауза. И голос: - Это мистер Голд. Могу я войти? (Мистер Голд. Румпель, или Румпельштильцхен, или как-же-его-зовут- на-самом- деле, и она не знает, испытала ли страх или облегчение, услышав его голос. Она так сильно дрожит, что ей трудно понять, что она чувствует.) Она опирается лбом о прохладную поверхность полки, сосредотачивается на вдохе. На лестнице, на том, чтобы сохранить равновесие и не упасть. На неуверенном, робком вопросе, который он задал (он задал вопрос, потому что ей решать, впускать его или нет, потому что это библиотека Белль, и он дал ей ключ). - Мисс Френч? Она хочет спрятаться. Она хочет спрятаться, и не отвечать, и не выходить, пока не приедет Руби и не отвезет ее в красном мустанге к бабушке на ланч. Но он обнаружит ее, если только станет искать. И спросит себя, отчего она спряталась, ведь он был добр к ней и осторожен, так, словно знал, что она может сломаться. Ответ прост: она прячется, потому что боится. Она прячется, потому что боится, но у нее есть и решимость. И она пытается быть храброй. И ей нужны ответы (на вопросы о нем, о мире, обо всем) больше, чем ей нужно спокойствие. Больше, чем безопасность. И она делает выбор. - Я... - ее храбрость исчезает при первой попытке. Но она кашляет (и притворяется,что дело в пыли) и продолжает: - Я здесь. В отделе "садоводство". Вновь раздаются его шаги, они все ближе. Она вцепляется в лестницу. Она сжимает губы, но, когда он заворачивает за угол, его появление странным образом смягчает напряжение. Не взрывается в сознании паника. Не раздается жужжание ужаса. Впервые она воспринимает его не как чудовище (с огнем на ладони и ненавистью в угольно-черных глазах), а как тихого пожилого человека с тростью и повешенной на руку корзинкой для пикника. Она испытывает облегчение. Он резко останавливается, увидев ее на лестнице. Его руки подрагивают, когда он снимает корзинку с локтя и ставит на пол. Он делает три шага вперед и кладет руку на среднюю ступеньку, удерживая лестницу (она не знала, что лестница дрожит, не знала, что почти потеряла равновесие), пока она спускается. - Благодарю, - тихо говорит она. - Я не хотел напугать вас. Еще одно извинение. У нее уже целая коллекция. (Она не знает, в том ли дело, что он совершает больше ошибок, чем все остальные, или в том, что он больше всех остальных старается признать их). - Все... все в порядке, - говорит она. Это правда. (Потому что уж лучше пусть это будет он, чем пират. Он, чем какой-нибудь неведомый ужас. Он, потому что он опасен, но не для нее). Она вытирает пыльные руки о пыльную юбку и спрашивает: - Чем я могу помочь вам, мистер Голд? - Ничем. - Тогда почему вы здесь? Слова слетают с ее уст; пропитанные подозрительностью, слова срывают покров благоприличия. Но он не укоряет ее, и не упрекает, и не велит замолчать. И он не угрожает ей дозой успокоительного за то, что она была невежлива (истерична). Он лишь грустно улыбается и поднимает корзинку. - Я просто хотел передать вам это. Он не пытается отдать, навязать Джейн корзинку. Он не делает шага вперед, и не протягивает корзинку, и ничего больше не говорит; просто стоит. (И корзинка странно выглядит на фоне его синего костюма). Он молчит, и не двигается, и ждет. Что-то в его терпеливости успокаивает ее. - Хорошо, - говорит она, и он тянется через пропасть между ними. Даже когда их пальцы встречаются (случайно, потому что ручка недостаточно большая, а Джейн берется за корзинку двумя руками) он не шевелится. На мгновение он становится похож на раненого зверька (большие грустные глаза смотрят на его руку так, словно прикосновение Джейн напугало его сильнее, чем напугало ее). Но потом он кладет руку на трость, и его пальцы движутся по рукоятке, и он закутывается в самоконтроль и спокойную уверенность. Но она замечает, что он все еще не смотрит на нее. Она прикусывает губы и насильно отводит взгляд. (Он не смотрит на нее, а вот ей не удается не смотреть на него). Она раскрывает корзинку и обнаруживает завернутые сэндвичи, печенье и набор свежих фруктов и овощей, и она хмурится. - Вы принесли мне ланч. Он улыбается, наклоняет голову. - Если я правильно припоминаю, уборка всегда придавала тебе аппетит, - его глаза прячутся, но улыбка остается. - Я думал, ты проголодалась. Она проголодалась. И в два часа она должна была встретиться с Руби для ланча. Но в его подрагивающей, неуверенной улыбке есть что-то, что, замирая, ждет ее ответа, что-то, исполненное надежды, хрупкое, что-то, что легко сломить. (И ей на миг становится трудно дышать при мысли, что ей придется увидеть, как умрет это что-то, - потому что она и так сломала уже многое в нем). И поэтому она несет корзинку к столу. Его плечи чуть распрямляются. Она вынимает три разных сэндвича (каждый аккуратно разделен на две части), вынимает пластиковый контейнер с плавающими в воде морковными палочками. Яблоко, апельсин, банан, роскошную гроздь винограда. Бутылку с водой и фляжку. Шоколадное печенье в пластиковой обертке. Она раскладывает все это на столе и украдкой смотрит на мистера Голда. Он следит за ней, не следя за ней. Он смотрит на нее издалека, постоянно переводя взгляд на все, что угодно. Его глаза пробегают по полкам, стулу, полу - на миг останавливаются на ней, так, что она едва успевает заметить это - снова к окну, его ботинкам, рукам. Она понимает, что перед ней еще один выбор. (И от этого снова дрожат руки). Она открывает термос и подносит к носу, чтобы уловить аромат чая со льдом (еще одно решение, которое может изменить ее судьбу. Открыть перед ней новую тропу). Она вынимает пластиковую чашку и наполняет чаем. И после этого она идет к стулу. (Еще одно решение, которое сделает ее смелой). - Вы не присоединитесь ко мне? За сдержанным выражением его глаз вспыхивает жизнь, и радость, и печаль, и благодарность, словно фейерверк. Словно огненный шар. Самоконтроль, и не-совсем-надежда, и безутешное горе смотрят на нее, как из глубины бесконечного туннеля. Это причиняет ему боль, и это пугает ее, но он говорит: - Да, разумеется. И он идет к столу медленным, неуверенным шагом человека, шагающего в забытьи. Они сидят друг напротив друга за маленьким деревянным столиком и разворачивают сэндвичи. - Спасибо, что пригласили меня, - говорит он. - Вы говорите так, будто удивлены… Он пожимает плечами и не отвечает. Она двигает к нему контейнер с морковными палочками и вынимает несколько штук. Смотрит на его длинные тонкие пальцы, которые пытаются и не могут скрыть дрожь. И понимает, что в нем страх и почти-облегчение смешаны так же, как в ней. Она удивлена и, прежде чем она успевает остановиться, ее мысли превращаются в слова: - Если вы не думали, что останетесь, зачем вы приготовили столько еды? - Я не знал, что именно ты предпочтешь. - Это... - она ждала не такого ответа (но это правда). - Это очень мило с вашей стороны,- говорит она. - Теперь уже вы удивлены. - Думаю, да. Ей нравятся все сэндвичи, и поэтому она берет половинку каждого, а остальные половинки пододвигает к Голду. Она решается отплатить ему честностью за честность. - Я... я немного боялась вас. Он принимает сэндвичи (и ее слова) безмолвно и отпивает глоток чая из пластиковой чашки. - Но я думаю, мне уже становится лучше, - она отламывает корочки от сэндвичей. Складывает руки на коленях и поднимает на него глаза, изучая его. - Вы… кажетесь не таким, как я ожидала. Учитывая, что о вас говорят. - А что обо мне говорят? - он задает этот вопрос, слегка улыбаясь краешком губ, так, словно уже знает ответ. (Говорят, что он жесток, бессердечен и коварен, и ей столько всего рассказывали о нем, что голова идет кругом, едва она начинает вспоминать.) - Что вы чудовище, - говорит она. Но он не похож на чудовище. По крайней мере, не сейчас. Не когда он иронично поднимает брови, и в его глазах поблескивает тайна. Не когда они сидят в библиотеке, а перед ними сэндвичи и морковные палочки. - Внешность может быть обманчивой, - говорит он. Берет палочку и вертит. - Что они еще говорят? - Что вы опасны. Он смеется. По крайней мере, ей кажется, что это смех. Он втягивает воздух, и его губы недобро изгибаются. - Ну разумеется, - с жесткой издевкой говорит он. - Они лгут? Он качает головой, его волосы мягко падают на лицо. - Нет, - он опускает глаза и кладет палочку обратно на угол пластиковой упаковки. - Не об этом, нет. - О... - больше она ничего не может придумать. - Почему вы говорите мне это? - Вы спросили, - отвечает он. Тишина падает, как подломившаяся лестница. Она надкусывает первый бутерброд (с тунцом, но она едва ли замечает это, потому что во всем привкус страха, смятения и облегчения, и во рту у нее словно опилки) и пытается не смотреть на Голда. Но это непросто, потому что он - тайна. Он (возможно) чудовище, которое (возможно) все еще любит ее. И (возможно) если он все еще любит ее, он все же не чудовище. И впервые ей хочется, чтобы мистер Голд больше походил на ее отца, который без умолку рассказывал всякую всячину и практически вытягивал из комнаты воздух. Потому что отец давил на нее, но, по крайней мере, с ним ее сразу подхватывал поток разговора и увлекал за собой. По крайней мере, ей не приходилось пытаться заполнить тишину. Потому что, если бы Голд был как ее отец, она не видела его таким: одиноким, глубоко раненным, безмолвным и настолько печальным. И это было бы легче. Еще один вопрос поднимается в ней. Она разламывает палочку на две части и смотрит на нее. - Почему вы все это делаете для меня? - У меня должна быть причина? - Думаю, у всех есть причины на все, что они делают. (Это ее мнение. Ее собственное). - Я обещал, - говорит он долгую минуту спустя. - Белль? Кивок. - Что вы ей обещали? Видно, что ему не по себе. Это личный вопрос. Но он всегда был честен с ней и поэтому он отрывает угол от своего сэндвича и говорит: - Я обещал ей, что буду защищать ее. - И... и поэтому вы принесли мне сэндвичи? - это вопрос, но звучит как утверждение, и ее брови сдвигаются. Он смотрит на отломленный кусок хлеба в своих руках, медленно поворачивает длинными пальцами. Он качает головой. - Нет, - говорит он шепотом. - Я принес вам сэндвичи, потому что я не смог сдержать своего обещания. Она складывает руки на груди, как будто этот жест защитит ее от холода, от слов, который вонзаются в сознание и вызывают кошмары. (И она ничего не помнит, и в нее словно вновь выстрелили, и она может только догадываться о том, как ему больно). Она все же смогла вновь взяться за чашку. - Это… был несчастный случай. - Нет, - говорит он. В его голосе звенят осколки, блестят острые края (и он опасен, теперь она верит в это). - Нет, не несчастный случай. Трагедия. Сэндвич падает на упаковку. - И я был бессилен предотвратить ее. Он прав. Это трагедия. Вся ее жизнь - это одна сплошная потеря, с самого начала она существует только потому, что другой женщины больше нет. Джейн вместо Белль, и ей не кажется, что это того стоило. И ей больно осознавать это. Больно осознавать, что она ходит по городу, словно призрак Белль. Ей больно осознавать, что он (мистер Голд или Румпельштильцхен) видит в ней женщину, которую любил, а она смотрит на него со слезами и испугом. Ей хочется дотронуться до него. (Это удивляет ее так же сильно, как собственный смех, который Голд вызвал у нее полчаса назад). Но она хочет дотронуться до него, потому что до него никто не дотрагивается, а ему это нужно почти так же сильно, как ей нужно, чтобы ее никто не касался. Потому что его лицо неподвижно, глаза опущены, но она видит, что боль разрывает его на части, и, может быть, прикосновение поможет ему. Но она не смела. И она не Белль. И она не думает, что ее прикосновение поможет ему, но, может быть, помогут слова. - Она простила бы вас, как вы думаете? - спрашивает она, стараясь говорить тихо, мягко и с надеждой. - Я не знаю, - говорит он. Ей слышатся в его голосе почти слезы, хотя его глаза и сухи, и он пристально смотрит на пластиковую упаковку. Она хотела бы, чтобы он ответил иначе. Это помогло бы ей понять Белль - чего она хотела, что любила, что за человек она была. Что она думала о мистере Голде: это особенно важно, потому что это так много скажет ей о нем (и так много скажет о Белль, и об их общей потере). Но у него нет ответа. И она решается дать ему ответ. (И она надеется, что она права, потому что ей невыносима мысль солгать ему после того, как он был так честен с ней). - Я думаю, она простила бы, - говорит она наконец. Он резко поднимает голову. Она вздрагивает, и слова с трудом приходят к ней, и они колются как осколки, но ему нужны эти слова, и она пытается собрать их. - Я не очень много знаю о ней, то есть, я хочу сказать, не помню, но я думаю, она простила бы. Если вы старались… и если вам жаль. Глупо говорить это, потому что, конечно, ему жаль, и, конечно, он старается. Все, кто смотрит на него, это видят. И она думает, что ему нужно услышать это (и она думает, что ему нужно ее прикосновение, но ее руки лежат на коленях). – Я не думаю, что она стала бы просить большего. Его губы плотно сжаты, блестящие глаза смотрят на нее, и он вновь отламывает корочку с сэндвича, хотя не съел еще ни кусочка. - Спасибо,- говорит он. - За то, что сказали мне это. Вскоре, съев по половине сэндвича и выпив по чашке чая со льдом, они расслабляются, и оказывается, что ей удается разговорить его: он рассказывает истории, он шутит. И она напрасно опасалась, что все будет сложно, сейчас она не ощущает ни напряжения, ни страха. На самом деле ей почти легко, потому что изредка он улыбается, и изредка она смеется. Потому что в действительности у него есть чувство юмора, которое он скрывает (и, возможно, та идея с гамбургерами не так и плоха). Он помогает ей убрать со стола. Она возвращает ему корзинку (почти опустошенную) и провожает до двери. Ее каблуки стучат по плитке. Поскрипывает резиновый наконечник его трости. - Благодарю, - вновь говорит она. - Не за что...Джейн. Кажется, что последнее слово он произносит с трудом, но она едва замечает это, потому что он впервые назвал ее: "Джейн". (И ей не сразу удается вспомнить, что это ее имя, потому что его губы всегда произносили: "Мисс Френч", а его глаза: "Белль".) - Вы... - она сглатывает, крепче охватывает себя руками (вцепляется в рукава, и ткань серая, и ей жаль, что цвет такой блеклый, ей хочется, чтобы на ней сейчас было что-нибудь яркое). - Вы еще придете? Он медленно оборачивается, чтобы взглянуть на нее, и он тщательно сохраняет дистанцию между ними. Его губы вздрагивают в почти-улыбке почти-надежды. И она почти улыбается ему в ответ. И он спрашивает: - Ты хочешь этого? Она не знает (но думает, что могла бы захотеть). Она пожимает плечами. Кидает на него быстрый взгляд, прикусывает нижнюю губу. - А ты? - Я спросил тебя не об этом. Она собирает все свое мужество. И кивает. - Хорошо, - говорит он. - Мы увидимся. Она поднимает глаза и улыбается. - Мы увидимся, мистер Голд. - Хорошо, - говорит он. - Думаю, мы еще увидимся, мисс Френч. Его слова окрашены сильным акцентом, и последние звуки тяжело откатываются от него: - Удачи с уборкой. Сознание уже испуганно нашаривает педали, чтобы дать задний ход, и ужас прокатывается по венам ледяной водой. Но она вспоминает, что он добр к ней. Она вспоминает, что он всегда говорит ей правду. Она вспоминает, что у нее есть право выбора. И на миг (а, возможно, только миг ей и нужен) она храбра. Его улыбка становится грустной, но все же это улыбка. И от этого внутри Джейн вспыхивает искорка мужества. - До свидания, мисс Френч. Когда Голд скрывается в своей лавке через дорогу, она закрывает дверь и задвигает засов. В два часа она вынимает пейджер и отправляет сообщение Руби, отменяя их встречу.