Играй всю ночь напролет

Проходит еще один месяц, и все начинает рушиться, хотя в целом все довольно тихо, и фактически ничего плохого не происходит. Просто Дин совсем забыл, что Кас никогда не собирался разбивать лагерь в его гостиной навсегда. Когда однажды Кас говорит ему, что осмотрелся вокруг и, возможно, нашел хорошую квартирку рядом с Эллен, то попытка скрыть свое истинное отношение – лишь собственная вина Дина. Он делает вид, что счастлив слышать эту новость (чувак, это потрясающе, правда), но на самом деле чувствует, что едва может дышать, в то время как Кас просит прощения за то, что занимал его гостиную целых шесть месяцев. В тот момент Дин почти раскалывается и говорит, что был бы рад отдать ему эту комнату навсегда, что он не возражает и ему действительно нравится видеть его рядом, и что мысль о возращении в пустую квартиру теперь кажется ему ужасной, но он не может этого сделать и не хочет ничем рисковать. Так что он ничего не говорит. По крайней мере, когда Кас уйдет, они все еще могли бы тусоваться вместе, если он не хочет этого потерять. Потом Кас говорит ему, что кто-то обратился к нему по электронной почте с предложением писать колонку на сайте какой-то либеральной газеты, и, по крайней мере, на это Дин не может подделать свою реакцию. Вечер он начинает с песни Every Rose Has Its Thorn, и будь он проклят, если она не заставляет его чувствовать себя жалким. Ему даже группа Poison не нравится. Тем не менее, он не перестает думать, что каждый, кто действительно был ему дорог, в какой-то момент просто поворачивается спиной и оставляет его позади. Все началось с их матери (верно, это не ее вина, но он провел достаточно времени в размышлениях, почему она оставила их, и не был ли он тому причиной), это продолжилось, когда он был подростком и ходил на те недосвидания, и это достигло пика, когда его брат хлопнул дверью, и все закончилось спором с его отцом, когда их машина разбилась о дерево, а из радио доносились Creedence Clearwater Revival. Потом случилась еще пара эпизодов с его непостоянными девушками. Это глупо, потому что Кас никогда не говорил, что они больше не увидятся, но. Но. Господи, иногда он себя ненавидит. Когда он обнаруживает, что следующим утром включает Pink Moon, пока Кас на работе, и он знает, что не слушает Ника Дрейка до тех пор, пока ему не становится совсем плохо. Он может думать только о том, что это выглядит не очень хорошо и что он достиг нового уровня жалости к самому себе. Невероятное искушение – снова позвонить Габриэлю и спросить, может ли заставить Каса передумать, если Дин признается ему, что он чувствует, но он так не поступает. Но кроме этого, у него нет никаких других вариантов, поэтому он просто ждет тот день, когда Кас говорит ему, что готов съехать. –– Когда Кастиэль складывает листы со счетами за этот день, его лежащий на столе мобильный звонит. Сообщение – о, как же он ненавидит эту штуку. Ему едва удается написать ответ и не свихнуться. Он уже сдал экзамен на звание идеально компетентного человека в тот день, когда звонил Дину, и голос продолжал говорить ему, что время закончилось, и Дину пришлось изменить свои планы из-за него. Ему было стыдно. Но это Габриэль, и он не знает точно, хорошо это или нет. Он просто надеется, что тот пишет насчет сообщения голосовой почты, что он оставил ему раньше. – Да черт возьми, вы когда-нибудь станете парой? Клянусь, ты еще хуже, чем я думал, ты просто неуправляем. Либо сделай это, либо посмотри порно, чтобы избавиться от своей палки в заднице. Кастиэль думает, что это достаточно ясный ответ. Вопрос в том, хотел ли он рискнуть? Он не знает, но в словах Габриэля есть смысл. Он провел слишком много времени с опущенной головой, он не пользовался шансами, и, хотя это было очень рискованно, если у него есть хотя бы половина шанса… Что-то трепещет в животе, когда он думает об этом, и он считает это достаточным доказательством, что он должен хотя бы попытаться. Он находит сообщение от риэлтора со сроками принятия решения о квартире. Еще два дня. Кастиэль встает и идет искать Эллен; ему нужна одна ночь отгула. –– Дин начинает эфир с дурацкой песни Love Will Tear Us Apart. Ему даже не нравится группа Joy Division, но, по крайней мере, это не акустическая версия, и она достаточно его отвлекает, чтобы он мог справиться с этим и работать как профессионал, даже если сейчас ему совсем не хочется работать. Черт, видимо, он выглядит таким потрепанным, что Чак и Энди не грузят его своим гей-порно, когда он заходит в общую комнату, и спасибо им за такое одолжение. Он делает несколько глубоких выдохов и выглядит вполне веселым на протяжении всей программы. И действительно, в 2:40 он более чем готов уйти. Он подает Чаку знак, что примет один последний звонок вместо двух, но черт, почему на секунду Чак запаниковал? Какая разница. Не его проблема. – И друзья мои, мы слушаем последний звонок на сегодня! – начинает он в последний раз за эти два часа, впервые желая просто закончить работу, пойти домой с чувством облегчения и лечь спать на двенадцать часов подряд. К счастью, сегодня суббота, и свое решение о квартире Кас должен принять в эти выходные, и он не хочет об этом думать. – Увидимся или услышимся в понедельник, я надеюсь, у вас будет чудесное воскресенье, выспитесь завтра, потому что это именно то, что я намерен сделать. Так, последний звонок на сегодня? Давайте посмотрим… – он тянется к Чаку за обрывком бумаги и прикусывает язык, чтобы не задохнуться. Четким почерком Чака там выведено: «Джимми Новак, Нью-Йорк». – Ну, привет, Джимми Новак из Нью-Йорка, приятно слышать кого-то из своего города! – И тебе привет, – слышится голос Каса с другого конца линии, что происходит? – Возможно, ты меня не помнишь, но… Я уже звонил раньше. Давным-давно. И я использовал псевдоним. Почему он лжет? – думает Дин, пытаясь подыграть. – Ах да. Ты любил странные песни Боба Дилана и просил меня что-нибудь для тебя поставить, да? – У тебя хорошая память. Да, это был я. Я буду… Я хотел позвонить тебе, когда ты просил этого, потому что я отношусь к тем людям, на которых ты… повлиял, но тогда я не перезвонил по нескольким причинам. Но я захотел сделать это сейчас. Кроме того, это касается не только меня. – Правда? Ну, тогда расскажи нам… Что произошло? – Слушай, после того звонка… я понял, что в моей жизни есть много вещей, которые я хотел бы изменить. И теперь… теперь я на распутье, где я должен сделать выбор, и для этого мне нужна твоя помощь. – Да? Я весь во внимании. Ты хочешь сказать мне что-то в эфире, да? – Да. Для человека, который, несомненно, поймет, когда услышит это. – Ты уверен, что он слушает? – спрашивает Дин, стараясь не замечать, что он вспотел и очень, очень туго обмотал провод от наушников вокруг пальца. – О, да. Конечно, он слушает. Слушай, я думаю… Нет, я не думаю. Я уверен, что у меня есть чувства к этому человеку, и они у меня… уже довольно давно. Черт, черт, черт, думает Дин, чувствуя себя раздавленным, едва успевая сохранить лицо перед Чаком. Кто бы это мог быть? Может, он встретил кого-то у Эллен? Если это не… может быть, даже… – Я долго думал, должен я сказать об этом или нет. Я думал, что если сделаю это, то, возможно, испорчу наши отношения, и это далеко не то, чего я хочу, но в случае… в случае, если наши чувства взаимны, то… ситуация может измениться. – Ох. Ладно, конечно. Я поставлю в эфир, что бы ты ни попросил, будь уверен. Эм, для кого я это ставлю? – Имя необязательно. Он поймет, как только услышит мою просьбу. Но я могу… сказать кое-что? – Да. Конечно. Продолжай, – говорит Дин, мечтая просто этого не слышать. Он не хочет это слышать. – Это… Я бы хотел, чтобы он понял, что никто никогда не делал столько для меня, сколько сделал он. И мне на самом деле больно, что он порой не замечает, сколько хорошего он заслуживает. И я правда хотел бы, чтобы он прекратил думать, что портит все, к чему прикасается, потому что это совсем не так. Дину некомфортно, потому что кто бы это ни был, он оказывается довольно похожим на него, а потом Чак вручает ему записку, со всей силы заезжая локтем в бок. «Идиот, подними голову». Дин автоматически поднимает голову, и черт. Черт. Черт. Через стеклянные стены студии Дин видит Каса, стоящего рядом с комнатой и говорящего по мобильному телефону. – И для меня действительно… было бы честью показать ему, сколько он значит для меня, – говорит Кас, глядя прямо на него, черт. Дин думает, что он может умереть, и нет, он совсем не преувеличивает. – Ох. Вау. Позволь мне сказать, парень, если бы кто-то сказал мне такое, я бы с трудом это осознал, – шутит он, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Итак, что мне поставить? Губы Каса изгибаются в легкой улыбке, прежде чем он подносит телефон ближе к уху. – Боб Дилан, Shelter From The Storm. Но не альбомную версию, а живое исполнение с альбома Hard Rain, если это возможно. – Да. Да. Конечно, это возможно… Я надеюсь, что это поможет тебе, а всем остальным я желаю здорово провести время, и не забудьте настроиться на нас в понедельник! – выпаливает Дин и включает песню. Как только он слышит первые ноты в своих наушниках, он откладывает их в сторону и встает. Он затормаживает на секунду, и Чак пинает его и шипит, что если он не выйдет из студии прямо сейчас, то он сам его вытолкает. Единственное слово, что крутится в голове Дина, когда он выходит, – «черт», потому что, без всяких сомнений, Кас говорил про него. Это вгоняет его в панику, потому что он этого не ожидал. Независимо от того, что он мечтал об этом сотни раз. А теперь Кас стоит здесь, в коридоре, Чак и Энди, вероятно, пялятся на них, черт, все смотрят на них, и Дин хочет сделать это наедине. Дело в том, что сейчас он не может отступить. – Должен ли я задержать тебя для разговора? – спрашивает Кас, как только Дин оказывается перед ним, и на секунду задумываясь, что это может значить. Тогда… Позволь мне сказать, парень, если бы кто-то сказал это мне, я бы с трудом это осознал. Ох. – Кас. Слушай. Я… Ты понимаешь, во что ты себя втягиваешь, верно? – Я понимаю. – Нет, не понимаешь. У меня никогда не было отношений, которые бы я не испортил. У меня нет ни малейшего представления, как это делать. И… – Дин. Мой бывший партнер не считал нужным сообщить мне, что он предпочитает свободные отношения, и утверждал, что я загнал его в угол. Я сомневаюсь, что ты сделаешь еще хуже. Итак? – Я просто… Мне удавалось испортить отношения с большинством людей, которых я знаю, и я не хочу… – Ты еще не испортил их со мной. И у меня нет оснований думать, что ты будешь. – Ты… Что ты имеешь в виду? – спрашивает Дин, и черт, он хочет, чтобы его голос не был таким напряженным. – Абсолютно все. Итак, что ты должен был мне сказать? – отвечает Кас. Намек на нервозность проскальзывает сквозь его стоическое выражение лица, и Дин не выдерживает. К черту здравый смысл, правда. – Не смей съезжать! – шепчет он в ответ и поднимает руки, чтобы схватить Каса за плечи. Первое, что он чувствует – как тот расслабляется в его руках, а когда он поворачивает голову, чтобы посмотреть на Каса, тот выглядит таким… приятно удивленным, и если Дин и хотел сказать что-то еще, то он забывает об этом. А потом Кас кивает ему, и это так много значит. – Очень хорошо. Я дам… Я дам риэлтору ответ, что не буду занимать ту квартиру, – его голос почти дрожит, и Дин не может устоять на месте. – Да. Да, я бы сказал, что это хорошая идея, – шепчет он в губы Каса, а потом тот обвивает свои руки вокруг его талии и сокращает расстояние между ними, и черт, черт, они целуются, и губы Каса по ощущениям такие же мягкие, как и на вид, и Дин просто хочет… Вдруг сзади он слышит аплодисменты, и они более поспешны, чем он планировал. – Что за?.. – спрашивает он, поворачиваясь туда, где Энди в одиночку хлопает в ладоши, а Чак записывает за ними. Господи Иисусе. – Кас, я отойду на секундочку? – Да, конечно, но… Дин кивает, а затем идет в сторону Энди, который собирается уходить. – Хорошо, спасибо, шоу закончилось. Кое-кому здесь стоит поработать, и этот человек – не я, потому что я иду домой. Чак? – Да? – Попробуешь использовать эти заметки в одной из своих историй – я убью тебя. Медленно. Понял? – Понял, – тихо отвечает Чак, пытаясь спрятаться за Энди. Дин качает головой и возвращается к Касу. – Прости за это. Так. Может, мы… пойдем домой? – шепчет он, проклиная, что они сейчас на публике, потому что он хочет протянуть руку и дотронуться до лица Каса. – Ох. Да, – шепотом отвечает Кас, Дин хватает его за руку, и они уходят с радиостанции, направляясь к машине. –– На этот раз Дин не включает музыку, и поездка проходит в комфортной тишине. Даже если он начинает нервничать из-за медленного и затрудненного движения, потому что на этот раз он действительно не может дождаться, чтобы оказаться дома. Дин быстро находит место и паркуется прямо перед домом, и все идет хорошо, пока они не заходят в лифт. Потому что тогда, наконец, они смотрят друг на друга, чего не было с того момента, как они покинули радиостанцию, на этот раз Кас нарушает его личное пространство, и, прежде чем Дин успевает понять, кто первым делает шаг вперед, они снова целуются. Сначала это были едва ощутимые касания губ, но теперь теплые и податливые губы Каса накрывают его губы, он раздвигает их языком, проклятье, у Каса ужасно грешный рот. Его язык достает куда только может, и Дин отвечает на поцелуй, в то время как Кас толкает его к стене лифта, который кажется просто крошечным для двух мужчин, и Дин слегка дрожит, когда Кас прижимается к нему. Он рад, что у него хватает смекалки понять, что они приехали на нужный этаж, и он тянется к ручке двери и открывает ее. Они вываливаются из кабинки, свободная рука Дина цепляется за рубашку Каса, а тот обеими руками притягивает Дина за затылок еще ближе к себе. Кое-как им удается дойти до двери квартиры без происшествий, и Дин бы мог целовать Каса целую вечность, но им действительно надо зайти внутрь. – Кас, – выдыхает он, отрываясь на секунду, – э, ключи… у меня в заднем к… – Необязательно, – шепчет Кас ему на ухо, прежде чем сунуть руку в свой карман, достать оттуда свои ключи и открыть дверь. Как только они оказываются внутри, и ключи падают на пол, Дин поворачивается и толкает Каса к двери, немного наклоняясь и снова целуя его, и, черт, если обычно губы Каса выглядят так, будто просят о поцелуе, то теперь, когда они покрасневшие, потемневшие и немного припухшие, они выглядят так… так чертовски эротично, что Дин мог бы всю ночь смотреть на них, если бы у него был выбор. Но, с другой стороны, он не может оставить их в покое, поэтому он наклоняется и, не торопясь, медленно целует, тщательно, без спешки, позволяя ощутить вкус каждого дюйма. Кас отвечает в этом же ритме, его руки, до того запутавшиеся в волосах, опускаются на бедра Дина. Он чувствует, как тепло разливается ниже пояса, но сейчас он не хочет торопиться, не когда ему хорошо просто целовать его. Они отстраняются друг от друга, и губы Дина горят, а затем Кас поднимает голову и улыбается, от чего внутри Дина все готово растаять. – Вау, – бормочет он, прислоняясь лбом ко лбу Каса, – ты и правда говорил об этом. – Ты сомневался? – Это не так. Могу… могу я спросить кое-что? – Конечно, – отвечает Кас, его рука скользит по щеке Дина и опускается на ключицу, заставляя того дрожать, но Дин это не комментирует. – С каких пор… ладно, эм, с каких пор ты… – Это зависит от того, что ты имеешь виду. Когда я начал любить тебя как реального человека или когда я вообще влюбился в тебя? – Хороший вопрос. И то, и другое? – В целом… наверное, когда ты поставил в эфир ту песню на следующий день после того, как я рассказал тебе об Анне, – шепчет Кас, и Дин чувствует себя виноватым, что спросил, – как реального человека, я думаю, с того дня, как ты приехал за мной после моего звонка. – Серьезно? – А что насчет тебя? Дин качает головой и на секунду задумывается об этом. – Чувак, даже факт, что я предложил тебе свой диван вместо того, чтобы отправить к Эллен, должен сказать достаточно, но… наверное, это был день, когда в своей программе я просил людей рассказать, изменил ли я их жизнь. А если говорить про день, когда я понял, что хочу этого, то, думаю, это случилось, когда ты заставил того сукиного сына помыть пол в баре. – Тебя заводит насилие? – спрашивает Кас, и его голос не звучит серьезно. Да, у него есть чувство юмора. – Мм, как правило, нет. Но в этом случае… Он не заканчивает предложение, наклоняется и снова целует Каса, и от того, как тот просто тает в его руках, сердце Дина замирает, и он не может вспомнить, когда в последний раз у него голова шла кругом от поцелуев. Тогда он понимает, что чего-то не хватает. – Эй, подождешь секунду? Мне нужно кое-что уладить в гостиной. Кас издает недовольное мычание, но кивает, и Дин старается сделать все как можно быстрее. К счастью, запись стоит на самом видном месте, так что он ставит ее в проигрыватель и устанавливает настройки. Как только Дин слышит аплодисменты толпы, он ухмыляется и достаточно медленно выходит из комнаты, оказываясь у двери, когда начинает звучать музыка. ‘twas was in another lifetime one of toil and blood – Играет первый куплет Shelter From The Storm, и да, система объемного звучания – потрясающая штука, потому что кажется, будто звук раздается из каждого уголка квартиры. Кас смотрит на него с любовью и тоской, но вместе с этим кажется, что он хочет просто запрыгнуть на Дина сейчас и… и… Дин с ним на одной волне. Да. – Нравится саундтрек? – спрашивает он, делая шаг ближе, и едва успевает среагировать, когда Кас толкает его в спальню, а потом на кровать. – Слабо сказано, – выдыхает Кас ему в губы, а затем снова жестко целует Дина, почти отчаянно, и Дин не может удержать руки на месте. Он возится с рубашкой Каса, пока тот пытается стянуть с него футболку. Им приходится прекратить целоваться, чтобы сделать это, и, как только одежда оказывается на полу, они снова целуются, сталкиваются губами, язык Каса оказывается у него во рту, горячо и влажно исследует его, восхитительно и грешно одновременно. Если Кас так хорошо целуется, то Дин не может дождаться, чтобы увидеть все остальное. Дин дрожит, когда его обнаженная грудь соприкасается с грудью Каса, и тот скользит вверх, не разрывая поцелуя. Кас, не отрываясь, посасывает его нижнюю губу, и это сводит Дина с ума, но он не может просто лечь на спину и оставить все, как есть. У него есть репутация, которую он поддерживает (в конце концов, у него, может, и не было удачных стабильных отношений, но никто не осмелился сказать ему, что он плох в постели), поэтому он двигает бедрами в поиске трения, и, когда на секунду Кас теряет контроль и стонет ему в рот, Дин игнорирует импульс, который устремляется прямо к его паху, и движется так, что теперь Кас лежит спиной на кровати, а он оказывается сверху. На секунду Кас выглядит удивленным, но потом на его лице появляется забавное выражение. – Ты застал меня врасплох, – шепчет он, а Дин наклоняется и прижимает его запястья к подушкам. – Очень жаль, да? А потом он опускает голову и припадает губами к тому месту, где бьется пульс Каса, и он не может сдержать гордость, когда чувствует, как тот выгибается. Он слегка посасывает кожу, и, когда Кас поднимает бедра и трется ими о джинсы Дина, он думает, что, возможно, нашел, чем сможет дразнить его позже. Между тем пальцы Каса поднимаются к его затылку и легко царапают шею, зарываются в волосы. Дин все еще слышит Боба Дилана на фоне (Everything up to that point had been left unresolved, try imagining a place where it’s always safe and warm –), и хотя песни Дилана слишком многословны для секса, он все же видит в этом привлекательность. Пальцы Каса двигаются по его коже, он чувствует, что принадлежит именно ему и никому больше, Кас раскрывает свои пухлые губы, его глаза прикрыты после того, как Дин так долго целовал его шею. Он останавливается и смотрит, видимо, слишком долго, потому что Кас успевает прийти в себя и спросить: – Что-то не так? – произносит он, и в ответ Дин едва качает головой. – Неа. На самом деле, я жду припев. И он не должен терять концентрацию, потому что снова оказывается снизу, и лицо Каса находится в нескольких дюймах от его собственного. – Там нет припева, – почти рычит он тем же самым голосом, каким приказывал тому мудаку в баре, и Дин знает, что Кас заметил, как этот тон захватил его внимание. Затем Кас опускается вниз, расстегивая молнию на джинсах Дина, и тянет их вниз изящным быстрым движением, захватывая с ними нижнее белье. Дин оказывается на кровати совершенно голым, его член очень сильно, до боли напряжен. Он чувствует, как мягкие, опухшие губы касаются его паха, а затем, Боже, Кас проводит языком влажную полоску от головки до основания члена так медленно, что это кажется жестоким, и Дин почти забывается в ощущениях. Тогда Кас заглатывает его член одним быстрым движением, даже не вздрогнув, и черт, черт, у него едва ли есть секунда перед тем, как Кас начинает двигаться вверх и вниз, положив руки на бедра Дина. Его язык двигается так, что он точно не может быть человеком, и теперь Дин полностью теряет себя, забывается, а Кас продолжает делать это, будто не сможет жить дальше, если не доставит Дину это чертово наслаждение. И Дину приятно, он не может вспомнить, когда кто-то делал ему так же хорошо. Когда одна из рук Каса оставляет бедро Дина и начинает медленно поглаживать основание его члена, именно там, где он наиболее чувствителен, Дин издает такой нуждающийся стон, что удивился бы сам, если бы не был так далеко, если бы Кас не заставлял его видеть чертовы звезды. Он позволяет пальцам запутаться в волосах Каса, стараясь не подталкивать его слишком сильно, он просто хочет чувствовать на себе его руки, будто он несколько месяцев мечтал об этом, и мягко и правильно притянуть его, если это необходимо. И он тянет его вверх, когда понимает, что вот-вот кончит (и звуки, которые издает Кас, совсем ему не помогают), но Кас не убирает голову и просто игнорирует его. Дин может только облегченно рыкнуть, кончая в горло Каса секунду спустя, жестко и быстро подбрасывая бедра, не стараясь себя остановить. Когда он расслабляется, то чувствует, как его член выскальзывает изо рта Каса, и он задыхается, когда тот оборачивает пальцы вокруг него и начинает медленно, без спешки поглаживать. Дин стонет и закатывает глаза, пряча лицо в подушку, потому что он, определенно, еще не закончил. Однако он не отключается надолго и замечает, как что-то белое размазывается по щеке Каса, а его губы выглядят липкими. И это… черт, он даже не может описать это и пропускает вздох Каса, когда опускается вниз и сцеловывает собственную сперму с его губ. – Черт, – шепчет он, когда они отрываются друг от друга, – я бы назвал это абсолютной психоделией. Кас заливается краской, хотя всего одну минуту назад он отсасывал у него, как настоящий профессионал. – Я… Я не делал этого уже какое-то время. Я не был уверен… Когда Дин видит его румянец, он качает головой и на секунду сдерживает внезапный порыв найти предыдущего партнера Каса и ударить его по лицу, чтобы тот начал делать что-то более продуктивное. Вместо того, чтобы сказать что-то об этом, он просто снова прижимает Каса к кровати. – Очень жаль. Это значит, что я буду следить за тем, чтобы ты не забывал практиковаться. Потому что если ты спросишь меня, то я скажу, что это ужасная потеря, – утверждает он, мысленно поздравляя себя, что не забыл поставить эту песню на повтор. Его стереосистема настолько потрясающая, что делает это и с винилом тоже (– I’ll always do my best for her, on that I give my word –), думает он, переходя к более насущным вопросам. Например, заставить Каса увидеть звезды в ответ. Музыка все еще разносится по комнате, когда Дин расстегивает брюки Каса и стягивает их вниз. Он не теряет времени, оборачивая пальцы вокруг его ствола. Кас сжимает губы, и Дин начинает ласкать его так медленно, как только может, а когда они расслабляются, и когда спустя несколько секунд Дин смотрит Касу в глаза, то видит, что они затуманены таким желанием, что сам дрожит, прежде чем снова начать двигать пальцами. Он начинает с медленных движений, пока его губы снова исследуют пульс на шее Каса, и когда он чувствует, как Кас подбрасывает бедра, не пытаясь их остановить, то продолжает целовать его шею и губы, в то же время увеличивая темп, а потом еще немного. Дин настроен дать Касу самое большое удовольствие, которое он может доставить руками, какое он только может придумать. И он не может точно определить, от чего дыхание перехватывает, но все это расслабляет Каса, он раскрывает губы в коротких, низких звуках удовольствия, произносит имя Дина глубоким голосом, который ломается в этот же момент. Дин даже не знает, что делает, когда поднимает руку и кладет ее на щеку Каса, зарываясь пальцами в его волосы, но Кас выгибается дугой в его руках, как только Дин прикасается к нему, и он поднимает свою руку, чтобы скопировать его жест, и, проклятье, эти глаза на самом деле не могут скрыть ничего, когда не пытаются это сделать. Он лежит такой открытый, голый, дрожащий, выгибающийся от рук Дина, как будто ничего другого в мире не существует, а затем Дин немного поворачивает голову и целует его ладонь, лежащую у него на щеке. Кас издает удивленный звук, содрогается и кончает ему на руку, а Дин продолжает ласкать его во время оргазма, пока тот не расслабляется на кровати. Черт, даже с торчащими в разные стороны черными волосами Касу по-прежнему не удается выглядеть смешно; с его закрытыми глазами, приоткрытыми губами и полностью расслабленным лицом он выглядит таким красивым, что это почти заставляет испытывать боль. Дин вытирает руку о покрывало, лежащее на кровати, и думает, что постирает все это завтра, а потом понимает, что ему придется выключить музыку, если они не хотят сойти с ума во сне. Он наклоняется и оставляет поцелуй на плече Каса, прежде чем подняться и быстро уйти в гостиную. Песня заканчивается (– «Come in,» she said, «I’ll give you shelter from the storm» –), и Дин выключает ее. Отличное совпадение. Когда он возвращается в комнату, Кас лежит к нему спиной, практически в том же положении, как Дин его и оставил. Он подходит к кровати и, как только ложится, Кас укладывается ему на грудь. Дин не очень любит эти объятия после секса… но понимает, что хочет этого, нуждается в этом, поэтому проводит рукой по талии Каса и кладет ладонь ему на живот, прежде чем провалиться в сон. Часы показывают 4:45 утра. –– Дин резко просыпается, когда будильник показывает половину шестого утра: так типично, что именно сейчас на него снисходит прозрение, ему снилось что-то, что он не может вспомнить, и в этом странном состоянии между сном и пробуждением он думает, что наконец-то понял это. Потому что нет, он совершенно не может забыть о своей маленькой миссии, с которой и началась вся эта ситуация. – Кас? – шепчет он, трогая его за бедро, но все, что он получает в ответ – это стон человека, который явно хочет продолжить спать. – Кас? Эй, проснись на секундочку. Мне нужно спросить у тебя кое-что. Это срочно, хорошо? – Что… Дин, что-то… кто-то… что… На секунду на его лице появляется интересная смесь раздражения, беспокойства и очарования, но он не будет на этом останавливаться. – Эта песня помогает тебе верить в справедливость, не так ли? – Что?.. – «Хэтти Кэррол», черт возьми. Твоя гребаная любимая песня, не моя. Я имею в виду, я никогда не понимал, почему ты не называл ее депрессивной, несмотря на то, что в конце тот идиот просто получает шесть месяцев, и это совсем не справедливо. Это чертовски удручает. Но я никогда не связывал это с тобой. Потому что если бы он, Боб Дилан, я имею в виду, не написал об этом песню, все бы забыли об этом через три месяца. А вместо этого он написал песню, и теперь ее будут помнить, а тот ублюдок провел всю свою жизнь с этой песней, нависшей над ним и напоминающей людям, что он, возможно, не поплатился за свое преступление, но это не значит, что он его не совершал, верно? Так что в любом случае справедливость торжествовала, хотя с другой стороны, Хэтти бы ее не увидела. Тишина. – Пожалуйста, скажи, что я не ошибся. Кас только качает головой. – Нет. Нет, ты все правильно понял. Ему понадобились чертовы месяцы, чтобы справиться с этим, но он чувствует себя удовлетворенно, потому что понимает это. –– На следующий день он рассказывает Сэму. Тот, прежде чем ответить ему, рассказывает Джесс. – О, наконец-то, – говорит она где-то совсем рядом, и Дин стонет. В это же время Кас заливается краской, когда разговаривает с Габриэлем; заметив, что Дин закончил, он протягивает ему телефон, говоря что-то о том, как его брат хочет с ним поговорить. – Итак, поздравляю! Вы наконец-то сделали это, да? – говорит Габриэль, и ясно слышно, что он жует что-то, похожее на шоколад, и в его интонации слышится определенный подтекст. Боже, кажется, он ждал этого. – Господи, Сэм в этот момент уже умолял меня избавить его от деталей. – Пф, твой брат – хороший парень, но такой зануда, – бормочет Габриэль, и Дин не может с ним не согласиться. – В любом случае, у меня сто лет не получалось засмущать Кастиэля, как сейчас, так что спасибо за это. – Серьезно? – Нет, не совсем. Все это выглядит, будто теперь вы вместе и, честно говоря, я думаю, что вы не такая уж плохая пара, так что желаю вам всего самого наилучшего и здоровых детей. – Фу, заткнись, чувак. – Хорошо, я признаюсь, так и есть. Ладно. Если ты сделаешь что-то не так, я приеду и сломаю тебе нос. Это понятно? Дин хочет спросить, как он может говорить так, что все звучит как шутка. – Понятно. – Отлично! Теперь, я думаю, вы снова хотите заняться сексом, так что я прощаюсь. Пока что, – и вызов завершен. Ладно, это не так, и они не занимаются после этого сексом, но это все еще чертовски смешно. –– Позже Дин звонит Бобби, и тот называет его идиотом, потому что слышал все это от Эллен, которая отняла у него кучу времени, и еще он говорит, что зайдет на днях. Дин говорит «конечно» и задается вопросом – сколько народу на самом деле ждали, что они будут вместе. В любом случае, после того, как он заканчивает звонки, он открывает свой шкаф, передвигает всю одежду на одну сторону и складывает все, что больше не носит, в коробку. В конце концов, шкаф оказывается наполовину пуст, и там есть свободный ящик. Затем он говорит Касу, чтобы тот принес чемоданы из гостиной и разложил свои вещи, черт возьми. Кас смотрит на него, будто не может в это поверить, но Дин просто говорит, что должен сделать кое-что внизу и что скоро он вернется. Кас начинает освобождать чемоданы, а Дин берет ручку и идет вниз, к домофону. Он ищет ярлык со своим именем, вытаскивает его, царапает «Милтон» под «Винчестер» и засовывает обратно. Кас узнает это, когда выходит на улицу через какое-то время. Дин совсем, совсем не жалуется на секс, который происходит после этого. –– На следующей неделе Кас спрашивает, зачем он выписывает гей-журнал по почте. Господи, думает Дин, выхватывая его из рук Каса: пакет оказывается от Энди. Он долистывает до раздела, где публикуется Чак, и на самом деле почти давится, когда читает первый абзац. (Описание: Джимми получил действительно хорошее предложение насчет квартиры и тайно въезжает туда с Майклом, и, видимо, два идиота никогда и не говорили друг с другом о своих глубоких чувствах, даже несмотря на то, что состояли в BDSM-отношениях. И это только показывает, как отстойно Чак пишет, потому что Дин не использует БДСМ-штучки, а если бы стал, он не стал бы делать это с кем-то, кому не доверяет на 100%, и это включало бы говорить кому-то о своих глубоких чувствах, но все же). – Итак, – сказал Джимми, понизив голос до низкого и соблазнительного, – должен ли я задержать тебя для разговора? Майклу пришлось сглотнуть, его желудок наполнился порхающими бабочками. – Ты… Ты понимаешь, что это значит? – спросил он, и его голос звучал напряженно, хотя он пытался это скрыть. Но он не мог больше скрывать что-то от Джимми, даже если и хотел этого. – Абсолютно. Итак, что ты должен был мне сказать? – вопросом отвечает Джимми. Намек на нервозность проскальзывает сквозь его стоическое выражение лица, он почти не в силах скрывать это дальше. И Майкл знает ответ, он услышал его из глубины своего сердца. – Не смей съезжать! – прошептал он, и… – Я убью его, – говорит Дин, и Кас берет журнал и быстро пробегается глазами по рассказу. – У твоего друга довольно яркий язык, я думаю. – Заткнись и поцелуй меня. Мне нужно забыть, что я только что прочитал. Кас улыбается и целует, а Дин думает, что может простить Чака, но только на этот раз. –– Две недели спустя, в воскресенье, Дин с Касом идут к Эллен. Ожидая закрытия, Дин сидит за столом, наблюдая за Касом, который грациозно двигается за стойкой, и замечает, что в его глазах появился блеск, которого не было там три недели назад. Дин то и дело переводит взгляд с Каса на бутылку пива в руке, пока Эш не садится на стул рядом с ним и не протягивает ему стопку записанных компакт-дисков. – Держи свои записи. Тут концерт Led Zeppelin в Провиденсе в 73-м году, пять альбомов AC/DC, которые ты хотел, акустический альбом Пейджа и Планта с того проклятого тура 95-го года из Роттердама и один альбом чертовых Procol Harum. Иногда я хочу, чтобы ты уже скачал все свое пиратское дерьмо. – Какой смысл, если ты сам по уши в пиратском дерьме? – Да, это точно. Ладно, какая разница. Я могу сказать тебе кое-что? – Конечно. – Ты хорошо выглядишь. Я имею в виду, действительно хорошо. В смысле моя-жизнь-чертовски-удивительно-хороша, в таком смысле. – Ах, ну, спасибо, чувак, я… – И он тоже. – Что? – Дин, не прикидывайся идиотом. Он, то есть твой друг за стойкой. Когда он сюда попал, был абсолютно несчастным, а теперь улыбается без причины. Учитывая, что это странно, но ему идет. Вы долго к этому шли. – Да, – говорит Дин, переводя взгляд на место кассира и попивая пиво, – ты прав. Ему ужасно идет. –– Почти час ночи, когда Кас возвращается в комнату, где стоит радио, и начинает в последний раз проверять счета за этот день. Все они на месте, и он заканчивает, а это значит, что он может уйти домой, но будет ждать, если здесь вдруг нужна будет его помощь. Так или иначе, он поедет домой позже. Он улыбается от этой мысли и включает радио как раз в тот момент, когда знакомая музыка заполняет крошечную комнату позади бара – ровно час ночи. Он задумывается примерно на полминуты, а затем глубокий, теплый голос раздается из динамиков маленького радиоприемника, и просто этот звук уже заставляет Кастиэля легко улыбнуться. Он включает свой ноутбук и решает поработать над той статьей, которую ему нужно отдать через пять дней. – Привет! Если вы только что подключились или не знаете, что, черт возьми, происходит, для вас работает Дин Винчестер, и вы слушаете «Играй всю ночь напролет», только на WNCY, с этой минуты и до трех часов, все для вашего удовольствия. Не засыпайте, ладно? Хотя это тяжело, если у вас дерьмовый вкус в музыке. В любом случае, берите свои телефоны и начинайте звонить по номеру 917-555-4211! Тема – на ваш выбор, я человек почти без ограничений. А теперь нам надо с чего-то начать… Знаете, обычно я такого не делаю. Я имею в виду, это вы посвящаете людям какие-то песни, а не я. Но на этот раз я хотел бы сделать это, и я думаю, вам придется это терпеть, потому что я здесь хозяин, и большое вам спасибо. Ладно. Этот человек и я, у нас есть… своя история. И я не думаю, что когда-нибудь мне удастся сказать ему, как много он для меня значит, потому что я несу полную фигню, когда я не в эфире. Ведь когда я в эфире – я просто великолепен. В любом случае, мы познакомились под песню Леонарда Коэна, которая, как мне казалось, ему подходит. И пока я во всем этом крепко увяз, я думаю, что Коэн подходит к тому, что я хочу сделать. Так. Ты знаешь, кто ты, и я знаю, что ты слушаешь. Это… это для тебя. И да, я говорю это чертовски серьезно, и мы не будем обсуждать это, ясно? Все это время Кастиэль спокойно ждет каждого слова, но это не то, чего он ожидает. А потом медленная музыка заполняет комнату, и он увеличивает громкость. If you want a lover, I'll do anything you ask me to And if you want another kind of love, I'll wear a mask for you If you want a partner, take my hand Or if you want to strike me down in anger Here I stand, I'm your man На его губах появляется улыбка, и он не может ее остановить, дотягивается и касается ее кончиками пальцев, потому что странно делать это так часто, как в последнее время. Пока песня играет (– And I'd claw at your heart, and I'd tear at your sheet, I'd say please, please, I'm your man –), он не может избавиться от ощущения блаженного счастья, ощущения, которое он почти забыл. Кастиэль мысленно благодарит Анну, даже если ее нет рядом, потому что он никогда не позвонил бы, если бы она не настояла, когда была жива, а потом он понимает, что даже если все изменилось… Им не нужно менять что-то в целом. Когда песня заканчивается, он проводит рукой по закрытым векам, берет в руки сотовый и набирает номер радиостанции. Отвечает Чак, и Кастиэль дает понять, что знает о своем упоминании в его эротических рассказах, а затем встает в очередь на ожидание. Дин отвечает на два звонка, но как только кто-то просит Jungleland Спрингстина, который Дин называет девятиминутным оргазмом и говорит, что даже он не так сильно любит Спрингстина, Кастиэль знает, что сейчас его очередь. Две секунды спустя после начала песни он больше не слышит музыку. Вместо этого он слышит свой любимый голос. – Привет, Кас, – говорит Дин, и в его тоне слышится что-то теплое и любящее, от чего Кастиэль немного дрожит, но он рад это слышать. И отвечает, чувствуя, что его обволакивает что-то приятное, и он, кажется, может от этого взорваться. – Здравствуй, Дин. Конец.