Ненависть

Два дня Тобирама отлёживался и думал: как это он ухитрился дойти в первый день к Токе? Ноги отказывались двигаться, ему было плохо и болело всё. В зеркало Сенджу без необходимости не смотрел; ему с лихвой хватало ощущений. Впрочем, младший Сенджу был не в состоянии сидеть дома круглые сутки, просто не умел, а потому надевал плащ с капюшоном и гулял в густых сумерках. В висках круглосуточно барабанным боем стучала кровь. Это чувство было смутно знакомым, Тобирама редко жалел о принятых решениях, но... «Кто-то разорил могилу моего брата». Кто-то. Ха. Ха. Сенджу не мог есть и спать. Мужчина не помнил лица этого Изуны Учиха, но так как часто сходились в бою, то очень хорошо знал его руки: тонкие, но не по-женски жилистые, обтянутые бинтами от запястий едва ли не до острых локтей, а пальцы его походили на вымоченные в воде и после высушенные ивовые ветви без коры. Глаз он не знал. Ни разу не заглядывал и, вероятно, потому и жив. Но теперь они преследовали его. Стоило только дать векам смежиться, как на их внутренней стороне загорались чёрным и бурым пустые провалы глазниц, а в тёмных углах комнаты мёртвые голоса ласково звали к себе, нашёптывали проклятья и угрожали, называя имена Каварамы и Итамы, что уже находились в их вечных объятьях, а Тобирама просил не трогать малых детей. Пусть их убили. Его младшие братья, которых у него нет, были ещё совсем маленькими – Сенджу начал это понимать не так уж и давно. Голоса хохотали, смехом разрезая его уши, и, хлопая в ладоши, рассказывали ему, что бывает за неуважение к Богу Смерти. А как только он просыпался – исчезали без следа. На рассвете третьего дня Тобирама проснулся в холодном поту, и руки сами дёрнулись к лицу. Спросонья проведя по нему ладонями, Сенджу зашипел от боли, зато это окончательно согнало сон с его спутниками-кошмарами. Проснулся он не от этого. В дверь постучали ещё раз, деликатно, три раза. Тук-тук-тук по воспалённому мозгу. - Кто там? – голос оказался неожиданно хриплым; в горле скребла сухость. Лицо ещё саднило: кажется, умудрился содрать пару корок. - Документация, - сухой ответ. Току не хотелось ни прогонять, ни впускать, но лучше пусть отдаст бумаги сейчас, а то за утро ещё накопится. - Заходи. Женщина была в платье. Это было странно и непривычно, к тому же белое кимоно было очень простым, хлопчатобумажным, с простым рисунком из синих ромбов. Такое больше к лицу крестьянке, однако, Току мужчина вообще впервые видел в юбке. Волосы она по-домашнему завязала в низкую тонкую косу – хороший признак – а меч заткнула за тонкий оби. В её с виду тонких руках высилась гигантская стопка. - Это что? - Отчёты о проделанной во благо селения работе, Тобирама-сан. - Можешь не лицемерить. Тока молча поставила стопку на пол. Сразу стало понятно, что платье она носить не умеет. - Запахнись. Женщина пожала плечами, но не послушалась. - Жарко. Держите, - она бросила ему в руки прыгнувший прямо из рукава ей в ладонь свиток. – Медицина, ваш брат должен вернуться раньше четверга. И ему может сильно не понравиться ваше лицо. - Спасибо. Тобирама зачем-то взвесил в руке свиток, тронул кончиками пальцев бечёвку, что его связывала, а затем отложил свиток в сторону. У него малодушно не было сил выучивать сейчас что-то новое, пусть и медицинское. Мужчина вообще не был силён в этой сфере, так, подобрать раненого товарища, зашить наскоро живот и дотащить до лагеря. - Как я выгляжу? - Прекрасно. - Я серьёзно. Тока прищурилась. - Отёк спал, но за несколько дней сам не сойдёт. Вам нужно до прибытия вашего брата, верно? – она подняла тонкую ладонь. – Могу помочь. Утвердительная интонация. Тобирама не ответил. - Ложитесь на спину. Ресницы подрагивали от бледно-зелёного свечения в сантиметре от них. Это было престранное ощущение: припухлость исчезала, боль утекала к длинным бледным пальцам, становилось легче дышать. Лечение дарило прохладу; холод скользнул ниже к шее по бокам и задержался на кадыке, и тогда Тобирама догадался, что синяки там ещё были заметны. Затем свет вернулся к лицу, к скулам, приятное покалывание. Внезапно свечение погасло. Мужчина ощутил лёгкую отдачу куда-то в лоб, а потом моргнул – и всё вернулось в норму. - Как вы себя чувствуете? - Не болит, - как рапорт. Тобирама облизнул губы. Плоть сохранила привкус крови и соли, кожа не срослась до конца, но теперь он их узнавал. Мужчина, не дотрагиваясь, попытался определить общее состояние своего лица, и результат был неплох. - Как я выгляжу? - Прекрасно. - Я серьёзно. - Я тоже. Хотя пластырь бы не помешал. - Куда именно? - На щёки. Там к сроку не исчезнет, но даже там могут ударить по лицу при добром спарринге. «Какое у неё всё же узкое лицо...» - отстранённо подумал Тобирама, так как сидящая на коленях Тока склонялась над ним, внимательно изучая итоги своей работы. Чёлка выбилась у неё из-за уха и щекотнула ему подбородок. Мужчина перехватил её ладонь – она и не подумала отстранять руки слишком далеко – и прижался губами к тыльной стороне настолько страстно, насколько сейчас мог, жадно вдыхая аромат чистой кожи. Земля, бумага, чернила, терпкий неспелый тёрн и что-то такое особенное, чисто женское, чем сильнее и слаще пахнет в ярёмной впадине и у бёдер. Тобирама крепко поцеловал край неправильной мозоли от меча между большим и указательным пальцами, ткнулся носом в острые костяшки и шумно выдохнул. Насколько дальние они родственники? - Не против? – негромко спросил он. - Ну что вы... – чуть развязно, будто бы Тобирама задал очень глупый вопрос. Мужчина сел, притянул её к себе и, рванув пояс, с глухим рыком уверенно повалил на футон. В комнате было душно и пахло сексом, но не так, как было с Мадарой, совсем не так: тут сладко, головокружительно... Тобирама тяжело дышал и бессмысленно пялился в потолок. В теле не осталось ни капли сил, а все мысли смылись волнами жаркого оргазма. И не одного. Нагая Тока свернулась клубком спиной к нему, приходя в себя, и мужчина с нажимом провёл большим пальцем по выступающим на изогнутой спине позвонкам. Женщина оказалась худой и жилистой, с крепкой сглажённой мускулатурой и небольшой аккуратной грудью. Это был абсолютно не его тип, но сейчас – хорошо... Эти мягкие полушария, удобно ложащиеся в ладонь, тонкая кожа, на которой ярко вспыхивали следы его засосов, длинные ноги, обхватывающие его вокруг пояса, громкие стоны, горьковатый с кислинкой запах... Божественно хорошо. Тока села, потянулась, жмурясь и вытягивая руки, и еле заметно поморщилась. Тобирама прикрыл глаза: он выдохся и даже готов был признать, что четвёртый раз был лишним. Мысленно, разумеется. Женщина быстро заплела растрепанные волосы в косу и оглянулась в поисках завязки. Мужчина нашарил её со своей стороны, но вместо того, чтобы подать, дотянулся до кончиков тонких прядей и стянул их сам. - Спасибо, - она вдела руки в рукава кимоно и поднялась, не запахнувшись. Мужчина следил за ней снизу вверх, не желая подниматься. – Это же ничего не значит? Вопрос был риторическим. Возможно, он проведёт у неё пару ночей, возможно, даже больше, но к его личной радости чувства к Токе остались прежними – уверенность, надёжность, холодная, но проверенная боями недодружба на расстоянии. Тока несколько небрежно завязала пояс и разгладила особо крупные складки на ткани. - Кстати, - женщина обернулась в проходе. – Учиха Мадара самовольно направился на помощь вашему брату. Тобирама прислушался к себе: что он думает, что надо ответить, как это сделать без сильной лжи... Тока ждала. - Его всё равно уже не догнать. Это была чистая правда. Женщина ушла, сухо попрощавшись и аккуратно затворив за собой дверь. Тобирама потянулся к лицу, проходясь кончиками пальцев по скулам, которые пострадали больше всего. Ничего не болело, и даже разъедающий пульсирующий ком за грудиной почти не ощущался. От брата не было никаких вестей, но Тобирама не волновался, так как Хаширама был силён, а душу грело странное знание, что Мадара не посмеет в открытую. Днём мужчина разбирал запущенную за два дня документацию, одновременно стараясь, чтобы не скапливалась новая куча, а по ночам делил ложе с Токой. С ней было хорошо ровно настолько, чтобы он желал её снова и стучался в дверь, поэтому Тобирама старался доставить ей удовольствие. Тока не жаловалась. Тобирама был уверен, что рано или поздно она его не пустит, а если он не удовлетворит – прогонит. Против такого расклада мужчина ничего не имел. Полнедели пролетело быстро: Тока, дела, клан и немного саке вечером одного дня. Хаширама вернулся к полудню в среду, с воплями и паникой. - Лекаря! – крикнул он сходу. Нет, не так. Заорал. - Скорее!!! Тобирама замер, как-то рассеянно смотря на брата, а точнее, на его ношу. Кое-как перевязанный Мадара был без сознания и хрипел, на его лбу выступила холодная испарина, губы были обмётаны белым, а с успевших побуреть бинтов на землю слетело пару алых капель; видимо, кровотечение ещё не было остановлено. Хаширама держал его на руках, прижимая к себе и, вероятно, причиняя этим боль, и не видел ничего вокруг. Учиха умирал. В глазах брата плескалось отчаяние, оно было в его голосе... - Вы что там, оглохли?! – рявкнул Сенджу-младший. – Лекаря! На самом деле Тобирама переборщил – Мадара находился весьма далеко от грани, но всё же, глава Учиха умер бы от ран, если б не своевременная медицинская помощь. Сейчас же Хаширама отказывался от него отходить. Брат сидел возле его футона, держал жилистую руку в своих ладонях, а губы его беззвучно шептали, чтобы Учиха держался. Запахи трав, парочки новейших медикаментов и спирта висели в воздухе и мешались с густым ароматом крови. Младший Сенджу не мог оставить брата на ночь здесь. Хаширама молчал уже второй час. Тобирама вспоминал странные повреждения на теле Мадары, которые видел, помогая брату разрезать на стонущем от боли Учиха одежду, пока медики готовились зашивать. Раны были глубокими, рваными, не от меча, но такие, будто кто-то хотел разодрать мужчину в мелкие клочья. Хотелось цинично спросить: откуда? – но Тобирама благоразумно держал язык за зубами и раз в пятнадцать минут просил Хашираму пойти домой. Брат осторожно сбросил со лба Мадары налипшие на него пряди, приложил ладонь, проверяя температуру, а затем, не доверяя руке, наклонился и прижался губами.* Учиха судорожно выдохнул: - Изу... Тобираму передёрнуло. - Жар спал. Немного, - прошептал Хаширама. Пальцы Мадары он сжал сильнее. - Это ведь из-за меня, - вдруг начал тихо говорить старший Сенджу совсем незнакомым голосом. – Я... Знаешь Тоши? Тобирама кивнул так, чтобы брат видел. Разумеется, он знал Тоши: не самый сильный, но верный клану двоюродный брат Токи. Хаширама тяжело вздохнул. - Переговоров с Хьюга и Инудзука не вышло: первые – слишком гордые, вторые же... А, не важно. Мадара вовремя пришёл, и Хьюга ушли, но вот Инудзука... Они такие же, как их псы – неуправляемые и дикие... Брат прикрыл глаза и вздрогнул, а младшего Сенджу прострелило ледяным пониманием. Хаширама боялся. Хаширама. Боялся. - Я под конец отвлёкся на Тоши... не хотел ещё одной смерти. - Брат... Тобирама протянул было руку, чтобы положить её на плечо, но не осмелился. - Я был не осторожен, а Мадара... он закрыл меня собой. Абсолютно бездумно... Сумасшедший... Старший Сенджу скривился и сжался, и мыслями он явно был не здесь. Видел окровавленного Мадару? Слышал его вопль, если таковой был? Тобирама зло надеялся, что был, громкий и надрывный, так, чтоб резал уши. Хаширама крайне осторожно прикоснулся к бинтам. - Это были волкодавы. Целая свора. Я успел его вытащить в последний момент. Волкодавы клана Инудзука. Бешенство. Укусы. Эти гигантские, некоторые почти в человеческий рост в холке, псы были известны: они сеяли смерть, хаос и панику всем, кто оказывался на их пути. Наглотавшиеся боевых пилюль, слушающие шёпота хозяина или же хозяев, они с диким шакальим лаем и пеной у пасти набрасывались на выбранную цель и раздирали в клочья меньше, чем за минуту, не давая времени даже сложить печать. Поговаривали, что их вывели от самых свирепых волков. А, как известно, даже отрубленная голова волка кусается.** Им неважно умение. Их не погрузить в иллюзию. Со стаей волкодавов не справиться в одиночку даже Мадаре. Даже Хашираме. Брат зажмурился, морщась: он был добрым, и это выражение лица Тобирама знал наизусть, так как Хаширама так делал, если кто-то умирал, был сильно ранен, был смертельно ранен и желал видеть главу клана, которому был предан до конца. Сёдзи открылись без наружного стука. Тока выглядела устало, но именно она вызвалась дежурить ночью возле главы Учиха просто потому, что не была слепа и с лёгкостью читала каждую эмоцию Хаширамы. К тому же, женщина была благодарна за Тоши, а лекари банально выдохлись, колдуя над разобранными мышцами Учиха. - Хаширама-сан. - С ним всё будет в порядке? - Медики провели необходимые меры против водобоязни***. К счастью, он быстро получил помощь. С точки зрения Тобирамы, это был хороший ответ. Тока хоть и немного разбиралась в медицине, так как была женщиной и, бывало, била по рукам лекаря, потому что считала косую царапину от плеча к боку слишком малым основанием для обнажения груди, но медиком всё же не являлась. А водобоязнь – это худшее. Раны же заживут. - Вам лучше уйти, Хаширама-сан, - произнесла Тока. – Вы не только глава клана Сенджу, но и Каге нашего селения. Это не было оскорблением или фамильярностью – женщина просто констатировала факт, сухо и холодно. - Нет, - твёрдый приказ. Младший Сенджу осторожно потянул его за локоть. - Брат, пошли... Хаширама отрицательно замотал головой. Отвечая, он не сводил глаз с Мадары, и вряд ли сейчас его интересовало что-то ещё. - Слишком много народу на квадратный метр. Тобирама скрипнул зубами. Учиха. Хикаку – так ведь зовут этого не совсем нормального шиноби со странной цепочкой с тремя подвесками на рукаве балахона? – невозмутимо выглянул из-за узкого плеча Токи, затягивая часть волос по плечо в высоких хвост на макушке. Глаза у него были не такими, как у Мадары, другие, хотя трудно было судить: конкретно с этим Учиха он не встречался на поле боя, а сейчас они, эти глаза, были украшены тёмными мешками. Лишь это выдавало нервное напряжение вкупе с усталостью. Когда он начал сравнивать глаза главы Учиха с остальными? Мужчина и сам не знал. Однако стоило признать, что сказанный с ложной небрежностью аргумент был верным. - Что ты здесь делаешь? – прошипел Тобирама почти не враждебно, хотя сморозил глупость – это была территория Учиха, раненного Мадару, разумеется, притащили сюда. Но никто – никто! – не должен видеть Хашираму в таком состоянии. - Мадаре-сама нужен покой, - проигнорировал его вопрос Хикаку и оглянулся за поддержкой к Токе. Впрочем, он и на этот раз был прав, вдобавок давая шанс увести Хашираму домой и уложить спать. Женщина смерила Учиха странным взглядом, в котором смешались колотый лёд отчуждённости, тепло благодарности и непонятный интерес, хотя последнее заметил только сумевший близко сойтись с ней младший Сенджу. - Хаширама-сан, он прав. И вам самому нужен отдых. И Хаширама покорился. Мужчина тряхнул головой, с силой сжал руку Мадары и что-то сказал, но только ему, после чего покинул комнату. Тока посмотрела на Тобираму – он вышел вон. Мадара снова простонал имя своего мёртвого брата. *Температуру (без градусника) на самом деле можно определить (выявить?) именно так. ** Цитата из аниме «Принцесса Мононоке». *** Другое название бешенства