***
Идея Истерлинга стравить моряков двух команд не привела к ожидаемым результатам. Когда корсары Блада надвинулись на прижавшихся к переборке противников, Ибервиль, некоторое время не сводивший глаз с одного из них, вдруг вскочил на ноги, бросился вперед и воскликнул: — Эй, Ле Руа! Неужели это ты, каналья онисская?! — Ибервиль! Дьявол тебя побери! Мне показалось, что я слышал твой противный голос… Коренастый моряк шагнул к корсару, и они сжали друг друга в объятии столь крепком, что Волверстон с минуту раздумывал, не приложить ли незнакомца по голове, дабы спасти своего товарища. Ребра Ибервиля, кажется, уже начинали трещать. Но дело не дошло до смертоубийства — вместо этого раздалось чуть ли не всхлипывание: — Разве тебе не снесло голову ядром, Ле Руа? — Я вылетел за борт и долго еще цеплялся за обломок нашей бизани, дрейфуя вместе с ним к Сицилии. Когда монсеньор Рескатор подобрал меня, я уже прощался с жизнью… Случай ли сыграл свою шутку, или это было вмешательством Провидения, но Ибервиль встретил своего друга, с которым плавал недолгое время в Средиземном море перед тем как появиться на Тортуге. — Рескатор занимается спасением тонущих христиан, да к тому же берет их в свою команду? — спросил Хагторп. Он, как и все присутствующие, скептически смотрел на друга Ибервиля, наслушавшись рассказов мрачного критянина. — Истерлинг! Мы сняли эту гадину в Бостонской бухте со старого корыта, а он отплатил предательством и гнусной ложью! — гневно ответил тот. — Так он давно на «Голдсборо»? И наверняка узнал наш корабль еще до начала боя… — задумчиво проговорил Ибервиль. — Монсеньор — один из самых благородных людей, каких я знаю. Для него все равно, какой ты веры, лишь бы ты годился в дело. Он и сам христианин, если на то пошло, а в его команде есть и мусульмане, и язычники-индейцы, — возмущенно продолжал Ле Руа. Пираты слушали недоверчиво: слишком неожиданной была сама встреча двух друзей, не говоря уже о словах, прозвучавших в защиту того, кто представлялся им исчадием ада. — Вы можете верить его словам: это мой друг и я ручаюсь, что он не врет, — заявил Ибервиль. Корабль между тем двигался, они все больше ощущали качку. А их капитан остался на «Голдсборо»! — Питер там, — с тревогой сказал Волверстон. — Этот ваш благородный монсеньор вздернет его… — Он не сделает этого, — сказал Ле Руа. — Ты не можешь этого знать наверняка. — Волверстона нелегко было убедить. — Куда же направился этот ублюдок Истерлинг? И что будем делать, ребята?***
Когда Питер Блад вернулся в каюту хозяина «Голдсборо», ему показалось, что тот спит, но Рескатор тут же спросил, не открывая глаз: — Что Тормини? — Выживет. — Хорошо. А Истерлинг? — задав вопрос, Рескатор открыл глаза и в упор посмотрел на Питера. — «Голдсборо» начинает нагонять «Арабеллу». Тревожные мысли продолжали терзать Блада. Если Рескатор настигнет корабль, его людям останется только снова вступить с ним в бой. И каков же будет исход такого боя? Рассказы Косты об этом пирате совсем не соответствовали действительности. Блад видел перед собой не жестокое чудовище, а сильного и справедливого человека. Пусть Рескатор и был закован в броню язвительности и суровости, но Блад не забыл, как этой ночью услышал его крик, полный душевной боли… Команда Рескатора, от капитана Язона до юнги, испытывала по отношению к своему командиру не страх, а преданность и почтение. Можно ли как-то предотвратить кровопролитие? Бладу уже стало ясно, что Коста с одной стороны, а Истерлинг — с другой сыграли роковую роль, превратив их в противников. Не будь этих двоих, дело скорее всего ограничилось бы «мерами предосторожности», как это назвал Рескатор. Это же было очевидно и для Жоффрея де Пейрака. Он понимал, что Истерлинг, желая мести, попытался как можно сильнее очернить капитана Блада в его глазах, а он вовремя не понял этого, несмотря на всю свою проницательность. Де Пейрак посмотрел в мужественное лицо человека, стоящего перед ним, и встретил его понимающий, но твердый взгляд. Пожалуй, этот пиратский капитан готов сам надеть петлю себе на шею, чтобы разделить судьбу своей команды. Вздохнув, де Пейрак сказал: — Капитан Блад, я сожалею, что так вышло. Сейчас у меня превосходство в людях. Если ваши корсары сдадутся без боя, я даю слово отпустить вас и дать шлюпки, чтобы вы смогли добраться до Эспаньолы. — Я не могу обещать вам, что они сделают это, монсеньор. — Понимаю. Если представится возможность, попробуйте убедить их сложить оружие. — А если на этот раз удача изменит вам? Самообладание молодого корсара нравилось Рескатору все больше. — В своем лице вы дали мне очень ценного заложника. — Вы преувеличиваете мою значимость. Как вы верно заметили, минимум треть моих людей перешла на сторону Истерлинга. — Что же, не будем гадать. Положимся на судьбу, иногда это бывает полезно. Рескатор попытался сесть на своем ложе, и Абдулла, не отлучавшийся от него ни на минуту, немедленно подошел. — Вам не следует вставать, — Блад вспомнил о своей второй ипостаси. — Пустяки. Все не так уж и плохо. Вы хороший врач и вряд ли должны были испытывать нехватку пациентов. Как случилось, что вы стали капитаном пиратского корабля? — Именно благодаря профессии врача я им и стал, — буркнул Питер, которому надоело в который раз отвечать на этот вопрос самым различным людям. — Уверен, это захватывающая история. Я бы не отказался выслушать ее… в более спокойной обстановке, — сказал Рескатор, поднимаясь на ноги и отстраняя руку мавра. Он и в самом деле чувствовал себя лучше, хотя голова еще кружилась и плечо продолжало его донимать. Блад помог ему устроить раненую руку в перевязи, сделанной из широкой косынки. Оказавшись на палубе, де Пейрак увидел «Арабеллу» в нескольких кабельтовых впереди. Вместе с Бладом они подошли к квартердеку, где был Язон. «Голдсборо» проходил восточную оконечность Иль-а-Ваш, и как только остров перестал закрывать от них Эспаньолу, марсовый закричал, что видит французский военный корабль слева по носу. Наперерез «Арабелле» шел патрульный фрегат с явно недружественными намерениями. — Черт побери! Еще его нам не хватало, чтобы почувствовать себя полностью счастливыми! — воскликнул Рескатор. Но до полноты счастья им не хватало того, что произошло в следующий миг: послышался хлопок, и «Голдсборо» тут же повело, разворачивая поперек курса. Паруса захлопали, и стоящий у штурвала матрос завопил, что корабль не слушается руля. Они увидели, что француз изменил курс и теперь направляется прямо к ним. Рескатор стоял, сдвинув брови. Если фрегат намерен атаковать, то их положение отчаянное. Наверняка его капитан принимает их за пиратов, собирающихся напасть на побережье Эспаньолы. Тогда он просто расстреляет их издали, пользуясь беспомощностью «Голдсборо». — Язон, убрать паруса. Отдайте приказ канонирам действовать по обстановке, все зависит от дальнобойности наших и его пушек. Пусть целятся лучше, нам важна точность, а не интенсивность огня. Возможно, он отважится на абордаж. Раздайте мушкеты. Выясните, насколько серьезна поломка руля. — Это ваши соотечественники, — заметил Блад. — Вот именно. Вам что, не приходилось остерегаться ваших? Блад увидел, насколько слаженно и быстро исполнялись приказы хозяина «Голдсборо». Не успел Язон в рупор повторить приказ, как все, кто был на палубе, пришли в движение, готовясь оказать отпор без лишней суеты и паники, несмотря на всю трудность и даже катастрофичность ситуации. Рявкнула носовая пушка фрегата, и ядро подняло фонтан брызг в нескольких десятках ярдов от них. — Мог бы не предупреждать, и так все ясно, — пробормотал Рескатор. Подбежал запыхавшийся матрос: — Монсеньор, обрыв штуртроса, кто-то повредил его. Такую поломку не исправишь за несколько минут. — Истерлинг! Тем не менее — немедленно приступайте к починке. С фрегата, разворачивающегося бортом, прогремел залп. Людей на палубе окатило водой, взметнувшейся при падении ядер, но французский капитан несколько поторопился отдать приказ об открытия огня. Залп не достиг цели. Канониры Рескатора медлили с ответом, ожидая, когда патрульный корабль подойдет ближе. Фрегат вновь поворачивался, готовясь разрядить в них орудия другого борта. На этот раз «Голдсборо», не способный маневрировать, содрогнулся всем корпусом, послышался треск дерева, кто-то завопил от боли. Пушки «Голдсборо» начали отвечать вразнобой, канониры выполняли приказ Рескатора о прицельной стрельбе. На палубе обреченного корабля раздался крик ликования, когда фор-стеньга фрегата надломилась и рухнула вниз, обрывая и перепутывая снасти. Но Рескатор мрачно смотрел на противника. Следующий залп будет для них последним — это понимал и стоящий рядом Блад. — Монсеньор, если дело дойдет до абордажа, я бы хотел иметь в руках хотя бы саблю, — негромко сказал он. — Для вас было бы лучше не принимать участие в бою. Так вы вернее сохраните себе жизнь. — Для французов я пират — как и все, кто находится на вашем корабле. Невмешательство ничего не даст. — Могу заковать вас в кандалы для придания большей достоверности, — хмыкнул Рескатор. — Благодарю покорно. Скажем, я буду биться за себя, а не за вас, — Блад ответил ему самой любезной своей улыбкой. — Не думаю, что капитан фрегата пойдет на абордаж. Он предпочтет утопить нас как котят, вот только перезарядит пушки… — Монсеньор Рескатор! — вскричал вдруг Язон, смотрящий в подзорную трубу вправо. — «Арабелла» возвращается! Рескатор посмотрел туда же, потом быстро взглянул на Блада: — Ваш Истерлинг, часом, не является капером на французской службе? Возможно, он решил помочь разделаться с нами. — Вряд ли кто-то в здравом уме примет такого мерзавца на службу, — рассеянно ответил Блад, вспоминая, есть ли на «Арабелле» французский флаг. Ему уже приходилось маскироваться под испанцев, но столкновений с французами еще не было. Возвращение удравшего было корабля заметили и на французском фрегате. Придя к очевидному выводу, что подвижный противник является более опасным, чем неподвижный, его капитан не произвел очередного залпа по «Голдсборо», а начал разворачиваться к «Арабелле», не зная, чего ожидать, и готовясь к отражению возможного нападения. Действительно, обе ее носовые пушки выплюнули по облачку дыма, но, к изумлению людей на корабле Рескатора, ядра шлепнулись в воду не рядом с ним, а недалеко от француза. Канониры «Голдсборо» добавили переполоха на борту последнего, воспользовавшись замешательством противника для того чтобы перезарядить свои пушки. Видимо, этого оказалось достаточно для французского капитана. У него и так уже были серьезные проблемы с фок-мачтой — не считая других, более мелких повреждений. Он не пожелал оказаться между двух огней и решил удалиться с места боя. Блад до рези в глазах всматривался в свой корабль, медленно идущий к ним. Почему Истерлинг вернулся, а главное, обстрелял фрегат? Неужели он решил отпугнуть француза для того, чтобы атаковать их? Получается, что вся команда «Арабеллы» поддержала его… Похожие мысли пришли в голову и Рескатору. — Вот Судьба и вмешалась, капитан Блад. Пусть «Голдсборо» находится в бедственном положении, но мы дорого продадим наши жизни. — Я не сомневаюсь в вашей храбрости и не меньше вашего сожалею, что стечение обстоятельств привело к противостоянию между нами. Погодите стрелять, монсеньор. Вы обещали дать мне возможность убедить мою команду не вступать в бой. — Ситуация изменилась, теперь козыри у ваших людей. — Пусть судьба лишила вас преимуществ, я не хочу допустить нового сражения. В синих глазах Блада вспыхнула отчаянная решимость. — И как вы собираетесь сделать это? — скептически осведомился Рескатор. — Я поднимусь на ванты, чтобы меня было хорошо видно, и попытаюсь обратиться к своим людям. Если Истерлинг задурил им головы, сказав, что вы, к примеру, меня повесили, это могло бы оказать действие… — Это огромный риск. Один выстрел того же Истерлинга — и с вами будет покончено. — Во взгляде Рескатора на миг появилось уважение и одобрение. — Язон, передайте канонирам, пусть будут в полной готовности, но огня пока не открывать. Язон, посмотрев на безрассудного пирата со смесью недоверия и чем-то, тоже похожим на уважение, поспешил передать распоряжение Рескатора. — И все-таки попробовать стоит, — упрямо заявил Блад. Измотанный сильнейшим нервным и физическим напряжением последних суток, он был почти рад пойти на этот риск. — Наденьте хотя бы кирасу. — Мои люди не должны видеть, что я опасаюсь их. Не желая дальше спорить, он сбежал с квартердека и легко взобрался на грот-ванты. «Арабелла» была уже близко. Ее пушки молчали, и это давало Питеру Бладу надежду.