Тебе можно

- Будь умницей. Обязательно поешь и не забывай пить таблетки. - Ненавижу таблетки, - говорит Чонин, с трудом разлепляя глаза. Чонину сложно глотать таблетки. Больше всего он любит те, которые можно растворить в воде и выпить. Чунмен купил ему такие. В синей упаковке. Нужно две штуки на стакан, и они так классно шипят, когда растворяются. - Я знаю, Чонин. Чунмен моет посуду на кухне, возится в своей комнате и, наконец, убедившись, что ничего не забыл, кричит из коридора: - Я пойду, до вечера. - Подожди. Чонину плевать, что его пошатывает от слабости. Он все равно плетется в коридор и, облокотившись о дверной косяк, смотрит, как старший шнурует кеды. - Во сколько вернешься? – спрашивает он тихо. - Вечером. Звони, если что. Ты поправишься, все будет хорошо. Чунмен касается холодными пальцами обжигающего лба Чонина, ласково ерошит его волосы и улыбается: - Пока, иди спать поскорее. - Так во сколько ты вернешься? – игнорирует слова брата младший. Тот вздыхает. - Давай в восемь? - В половину седьмого. Чунмен колеблется с минуту, но с больным спорить не хочет. - Хорошо, в половину седьмого. А теперь иди, ложись. Дождавшись, пока за старшим закроется дверь, Чонин идет обратно в свою комнату, держась за стенку, и зарывается в одеяло. В квартире идеальная тишина. Голова просто раскалывается. Чунмен вообще хотел остаться с ним на весь день, но младший сказал, что все нормально и что он сам справится. Ну, то есть как справится – он будет умницей. Будет запивать таблетки водой, а вот эти разноцветные витаминки на десерт. Витаминки тоже притащил Чунмен, кстати. Чонину сложно представить, что когда-то в его жизни не было старшего брата. А ведь всего пару лет назад Чунмена у него действительно не было. Был только мальчик, который живет с отцом в другом городе и приезжает в гости раз в год на несколько дней, а то и реже. Зато теперь у него есть Чунмен, который живет в соседней комнате, старше на два года, хорошо учится и постоянно спрашивает, как дела у Чонина, и может помочь с домашкой. Чунмен, у которого тут уже появились хорошие друзья, девушка и почти новая семья. Если мама спрашивает у Чунмена, не жалеет ли он о том, что переехал от папы, тот только качает головой и смотрит на младшего брата. Как будто Чонин – основная причина того, почему он здесь. Но Чонин знает, что это не так, хотя было бы неплохо. Уже засыпая, Чонин думает, что его всегда раздражала девушка Чунмена. И еще куча других вещей. - Восемнадцать пятьдесят четыре, - бурчит Чонин, в упор уставившись на брата. – Это на двадцать четыре минуты позже, чем ты обещал. - Прости, - пожимает плечами Чунмен. – Ты как? Тебе лучше? - Да, лучше, - кивает тот, все еще обижаясь. - Не дуйся, я принес тебе что-то, - говорит старший, а глаза у него грустные какие-то, но Чонин не замечает. - Что? – спрашивает он, стоя на том же месте, где и утром. Чунмен принес яблок, книжку и еще витаминок. - Это все тебе, - говорит он, вручая пакет брату. – Чем днем занимался? Выяснив, что Чонин ничем интересным не занимался, а в основном спал, старший пожимает плечами. - А температура? - Высокая, - честно признается тот. - Классно тебе. Я бы с высокой температурой лежал под одеялом и скулил. Мама приходит домой еще через час, а Чунмен остается в комнате младшего почти до полуночи. Он пишет кому-то сообщения, листает конспекты, гладит брата по голове, болтает с ним, читает первые сорок три страницы книжки. На обложке книжки – мышонок, а еще красное и зеркало. Чунмен уходит к себе в комнату, когда младший уже спит. Чонин даже не откликается на тихое «спокойной ночи» и не шевелится, когда Чунмен накрывает его одеялом почти до кончика носа. Еще давно Чонин понял, что желания исполняют люди. Не солнце, не небо, а люди. Чонин почему-то верит, что Чунмен может исполнить любое его желание, ну или почти любое. Хотя иногда одергивает себя, что это глупо. Потому что он вроде бы уже большой мальчик. - С днем рождения, мелкий. Чунмен улыбается и сует заспанному Чонину в руки пакетик. Тот тупо смотрит сначала на подарок, потом на брата, потом на мигающий от трех сообщений с поздравлениями и двух пропущенных вызовов телефон. - Как себя чувствуешь? – Чунмен садится на край кровати и ждет, пока брат проснется окончательно. - Лучше, чем вчера, - говорит тот. – Но все равно не очень. А что это? - Посмотри, - предлагает старший, залезая в кровать Чонина и ложась рядом. Тот смотрит сначала на брата, а потом послушно засовывает нос в яркий пакетик. В пакете – маленькая коробочка. - Ух ты. Последняя модель, что ли? – вытаскивает Чонин плеер. - Я долго мучился, думая, что тебе подарить, а потом вспомнил, что ты сломал плеер месяц назад. Этот прикольный, правда? - Ага. Чонин возится с упаковкой, а Чунмен прикрывает глаза и зевает. - Я хотел еще сводить тебя куда-нибудь, но раз ты болеешь, то сиди дома. - Я уже не болею, - протестует младший. - Дожил до семнадцати, а мозгов так и нет? Или сгорели все, а? - Ну пожалуйста, - Чонин снова падает на кровать, накрывает их обоих с головой одеялом и тычется носом в шею Чунмена. - А учебу мне прогуливать? Чонин прижимает брата к себе и быстро кивает. - Хорошо, - подозрительно быстро сдается старший. – Только давай поспим еще час? Перед тем, как идти на улицу, Чунмен кормит младшего кучей таблеток и проверяет, чтобы тот оделся теплее. Он ведет Чонина сначала в кафе на завтрак, потом в кино, а потом в магазин. Это банально, но Чонин не жалуется. - А это ничего, что ты проводишь время со мной? – спрашивает старший. - О чем ты? – хлопает глазами Чонин, стаскивая с полки магазина большую коробку конструктора. - Я думаю, что, может, ты хотел провести время со своими друзьями. Или с тем, кто тебе нравится. Тебе же кто-нибудь нравится, правда, Чонин? Чонин запихивает коробку обратно. Два взрослых парня вообще странно смотрятся в магазине игрушек. - Не совсем, - отмахивается он от ответа. – А почему тебе сегодня твоя девушка не звонит, а? Обычно она названивает с девяти утра и до ночи, если что. - Ревнуешь? – хмыкает Чунмен и, не дожидаясь ответа, говорит: - Мы расстались. То есть не совсем. В общем, я виноват. - Ты виноват? – искренне удивляется Чонин. Ему странно слышать такое. Чунмен же такой правильный. Его брат – он хороший. Хорошо учится, ни с кем не ссорится, быстро ужился в практически новой, пусть и родной ему семье. - Забудь. Тебе нельзя гулять долго, пойдем домой, - говорит Чунмен. – Если хочешь что-нибудь взять – бери и пойдем. Чонин ничего не хочет. Или делает вид, что не хочет. Он больше не задает вопросов о девушке Чунмена. Уже дома Чонин говорит: - А знаешь, я иногда жалею, что ты мой брат. Чунмен смотрит на него большими удивленными глазами. Кажется, он обиделся. Кажется, он серьезно обиделся. Поэтому Чонин спешит уточнить: - Я хотел бы, чтобы ты был моим другом. - Мы можем быть и братьями и друзьями, - все еще обижается старший. - Да, конечно. Чонину интересно, с какого момента они вместе. С того, когда Чунмен переехал к ним два года назад, или с того, как он начал дышать и открыл глаза. Хотя Чонин совсем не помнит Чунмена в своем детстве. Если спросить у Чунмена, то он признается, что тоже почти ничего не помнит. Мальчику было три года, когда он начал жить только с отцом. Чунмен скажет, что скучал по маме, но не по брату. Чунмен не помнит Чонина. Возможно, потому, что тот был слишком маленьким, чтобы играть с ним или смотреть картинки в книжке. Да, наверное. Уже поздно-поздно вечером Чунмен заглядывает в комнату брата, чтобы пожелать ему спокойной ночи. - А почитать? Сорок три страницы. Как вчера, - Чонин высовывает из-под одеяла книжку с мышонком на обложке. У него вид «мне сегодня все можно». - Хорошо, хорошо, - даже не спорит старший. Младший тут же откидывает уголок одеяла: - Залезай. Видимо, сейчас Чонин хочет забрать то, чего у него не было в детстве. Он хочет, чтобы старший гулял с ним, читал ему книжки и обсуждал проблемы. У Чонина есть одна проблема. Когда сорок три страницы заканчиваются, даже сорок три с половиной – чтобы дочитать до конца главы – Чунмен гладит младшего по голове и уже хочет вылезти из его кровати, но Чонин тянет его на себя за руку и не отпускает. - Поцелуй меня, - требует он. Время за полночь, а значит, его «все можно» давно закончилось. Но Чонин надеется, что старший не заметит. На удивление спокойно Чунмен наклоняется к брату и касается его лба губами. - А теперь спокойной ночи. - Не так, - протестует Чонин. - А как? Чунмен смотрит на него удивленными глазами, а Чонин хочет, чтобы он сначала выключил этот чертов свет. - По-другому. Чонин осторожно запутывает пальцы в волосах старшего, тянет к себе и целует в губы. Чунмен не вырывается и не отвечает. Чонин выпускает его и боится смотреть в глаза. Он боится двигаться или убрать руки. Чонин не знает, зачем он так сделал. Может быть потому, что никогда не считал Чунмена своим настоящим братом. Другом, соседом по квартире – да. Но не братом. Чунмен не играл с ним в детстве, не возился в младших классах, не помогал решать подростковые проблемы. Он просто появился в один день и объяснил Чонину, что остается. А теперь он молчит. Не вырывается, не кричит на него, а просто молча смотрит в упор. Лучше бы он ударил его и ушел. И простил как-нибудь потом. Да, так лучше всего. Чунмен осторожно высвобождается из рук брата, выключает свет и уходит, прикрыв за собой двери. Младший слышит его тихое: - Спокойной ночи, Чонин. Утром Чунмен не прощается с ним и не заглядывает к нему. Чонин слышит, как он собирается в своей комнате, тихо разговаривает с кем-то по телефону, провожает маму на работу. А потом уходит, негромко хлопнув дверью. Только тогда младший вылезает из-под одеяла и плетется на кухню за своим завтраком. Он уже понял, что это была плохая идея. Что это разрушило все их отношения. Что теперь нужно извиниться и как-то забыть об этом. Видимо, его мозг точно не работает. Совсем. - Опять весь день дома сидел? – спрашивает старший, поднимая глаза на брата. Тот стоит, прижимая к груди книжку, и смотрит куда угодно, но только не на Чунмена. - Завтра пойду на учебу. Дома надоело, - говорит Чонин. Чунмен быстро печатает две последние строчки, сохраняет работу и закрывает ноутбук. - Хорошо. Почитать пришел? Старший ведет себя так, как будто ничего не случилось. Видимо, он очень старается и прилагает для этого все усилия. Чунмен тоже не хочет, чтобы их отношения рушились. Чунмен ведь хороший, он простит одну ошибку. Всего одну, одну ведь можно? - Если мы будем читать по сорок три страницы в день, то дочитаем книжку за три дня, может, чуть позже. Ты же принесешь мне новую? Чонин цепляется за это. Потому что тогда он сможет прийти к брату и через четыре дня. - Конечно. Чунмен задумчиво смотрит на мышонка на обложке. Мышонок серый, с гладкой шерстью. Чонин думает, что был бы не против такого домашнего животного. Но котенок или щенок лучше, если честно. Чунмен читает сегодня сорок две страницы. На сорок третей новая глава, которую лучше начать завтра. - Насчет того, что произошло вчера, - говорит Чонин, забирая из рук брата книжку. – Я должен извиниться, да? - Наверное. - Прости меня. Я больше так не буду. Я буду как ты. - Как я? – удивляется старший. - Я буду хорошим. Чунмен смеется, и гладит брата по волосам. Как обычно. - Я не хороший, Чонин, - говорит он тихо. – Совсем нет. Чонин не успевает спросить, почему. Потому что старший целует его в губы, как он сам сегодня ночью. Только настойчивее, глубже, наглее. Книга падает на кровать рядом, а Чунмен перехватывает его руки и заводит их себе за спину, заставляя обнять себя. - Я плохой брат, Чонин. Ну что мне сделать? – говорит он тихо, разорвав поцелуй. Чонин тяжело дышит, цепляется за Чунмена и молчит. Он еще хуже. Он первый начал. А Чунмен добивает его, продолжая говорить тихо, прямо ему на ухо. – Ты же понимаешь, что это значит, да? Это разрушит нас. Это разрушит нашу жизнь. Нам нельзя. Это плохо. - А если мама узнает? – Чонин сам не понимает, зачем делает все еще сложнее. - О нет. Нет-нет-нет. Нельзя, Чонин. Нельзя. Чонин отчаянно цепляется за брата и понимает, что он прав. И не потому, что он старше и умнее. Просто прав. Да, это разрушит их. Это разрушит их жизнь. Чонин касается губами виска старшего и молчит. Чонин ходит на учебу, просит брата иногда помогать с домашкой, гуляет с друзьями. По вечерам они читают. По сорок три страницы, как привыкли. Правда, книга с мышонком на обложке уже дочитана, и Чунмен принес другую. Сам Чунмен тоже живет, как может, то есть точно также. Те же сообщения, те же аудитории, даже песня на будильнике телефона такая же. Правда утром Чонин урывает у старшего поцелуй. Хотя бы один. А лучше – больше. Иногда Чунмен прижимает брата к стенке и целует долго-долго. - У меня губы болят, - шепчет Чонин, но все равно отвечает на поцелуи. Чунмен гладит его губы подушечками пальцев, целует в лоб и ерошит его волосы. Как раньше. Это все, что у них двоих осталось от прошлого. Чонин любит оставаться со старшим на ночь. Правда, чаще его выгоняют. Потому что мама может увидеть. Но иногда Чунмен сдается, и тогда младший засыпает, положив голову ему на плечо и обнимая за талию. - Я люблю тебя, - шепчет Чунмен тихо, когда тот уже спит. – Это нормально. Любить свою семью – это нормально. Чунмен знает, что не совсем нормально. Так нельзя. Если кто-нибудь узнает – у них будут проблемы. Их никто не поймет. Ни за что не поймет. Их будут осуждать. Их просто… Чунмен не знает, что будет. Он знает, что нужно прекратить это, пока не поздно. Может быть, он сможет. Или для Чонина уже поздно? Для Чонина уже совсем поздно. Он решил для себя, что будет сходить с ума в свое удовольствие. - Я люблю тебя, - говорит он, бессовестно тычась носом куда-то в районе ключиц старшего. Прикусывает его кожу, оттягивает и зализывает красный след. Играется, видимо. Чунмен лежит не шевелясь и прикрыв глаза, только гладит брата по спине и перебирает позвонки под тонкой тканью домашней футболки. – Слышишь? - Да, - отвечает старший тихо, забираясь пальцами под ткань и поглаживая обнаженную горячую кожу. - Да, Чонин. - А ты меня? Ты меня любишь? – Чонин поднимает голову и касается своим лбом лба старшего. - Да, Чонин. Нельзя. Чонина это немного раздражает. Конечно, он понимает, что нельзя. На полном серьезе – нельзя. Но он чувствует себя таким идиотом, что дальше некуда. Зато мама не придет. Она сегодня не придет. Она, наверное, жалеет, что раньше не могла ночевать не дома. Раньше ей не с кем было оставить маленького Чонина. А теперь Чонин может позаботиться о себе сам. Или, если что, попросить помощи у Чунмена. Он не откажет. Он хороший мальчик. - Знаешь, Чонин, - говорит старший немного хрипло. – Это ужасно. То, что мы делаем. Понимаешь? - Да. Чонин отстраняется и падает рядом на спину, глядя в потолок. Белый потолок, скучный. - Понимаешь, люди смотрят на меня. Каждый день. Они думают, что я хороший. - Хороший мальчик, - повторяет свои мысли Чонин, и наощупь ищет руку брата. - Да, - не спорит тот. – Я стараюсь. И это так ужасно, когда люди смотрят на тебя, но ты-то знаешь о самом себе правду. - Какую правду? – спрашивает Чонин невнимательно, сжимая его пальцы. - Я твой брат, Чонин. Даже не сводный. Почему Чунмен так заморачивается? То есть понятно, почему. Но Чонин не хочет думать об этом. Он не может. Он ненормальный. Его уже никак не вытащить. Никому. И не поможет тут ваша дурацкая скорая. Никаких шансов. Чунмен приподнимается на локтях и целует брата в лоб, как раньше. А потом в губы, как по-новому. Чонин улыбается. Он медленно расстегивает пуговицы на рубашке старшего, касаясь обнаженной кожи пальцами. Чонин хочет, чтобы у Чунмена тоже не осталось выбора. Никаких вариантов. Он готов пойти на что угодно ради такого. - Ты хочешь дальше? Тебе мало? – угадывает его мысли Чунмен. – Ты совсем, да? - Ага. Старший не может не разрешить. Он стаскивает футболку с Чонина, гладит пальцами горячую кожу, выпирающие ребра. - Поцелуй меня, - требует Чонин. Ему нравится целоваться, Чунмен знает. Он прикусывает и тянет губу младшего, скользит ему в рот языком, перебирает пальцами волосы. Чонин стаскивает с него рубашку и прижимает брата к себе, вздрогнув от прикосновения кожи к коже. И Чунмен чувствует, как стучит чужое сердце. Хотя, может быть, ему кажется, и это его собственное. - Нам нельзя, - пробует он в последний раз, шепча младшему прямо на ухо. - И что? Почему нельзя? Другим же можно. Почему всем кроме меня тебя можно? Голос у Чонина по-детски обиженный и вот-вот сорвется. Чунмен думает, что оправдание «Ты мой брат» уже использовано тысячу раз. Можно попробовать глупое «Мне нравятся девушки. Я могу показать тебе фото с моей бывшей девушкой. Боже, да ты же ее видел», но это точно не сработает. Не с Чонином. Ну точно не с ним. Чунмен вылизывает кожу за ухом у Чонина, не отвечая на его вопрос. Потому что не сможет он ответить, младший и так все знает. Чонин гладит пальцами его спину, бока, недовольно стонет, наткнувшись на кромку брюк, и трется бедрами о ногу старшего. - Тише, - снова целует его Чунмен. – Ты тоже хороший. Тише. Чунмен касается губами его ключиц, острых плеч, пробует на вкус кожу. Но Чонин оказывается нетерпеливым. Хотя старший мог бы и догадаться. Чонин путается в одеяле и их одежде, сбрасывает все на пол, несильно царапает спину брату и снова стонет, когда тот целует его живот, придерживая за бедра. Спускаясь ниже, старший не дает ему запутать пальцы в своих волосах, и Чонин комкает простыни и всхлипывает, когда Чунмен прикусывает выпирающую бедренную косточку и поднимает голову. Мутные глаза Чонина встречаются со спокойным взглядом Чунмена. Старший смотрит на брата как-то вдруг уверенно и удовлетворенно, оглядывает распростертое под ним тело. Знает, что тот теперь совсем никуда не денется. Хотя Чонин и не собирается вроде. Он только нетерпеливо приподнимает бедра, прося продолжения, и требовательно сжимает пальцами чужое запястье. Чунмен растягивает его медленно, сцеловывая с губ стоны и шепча на ухо что-то успокаивающее. Но боль тупая, и легче не становится. - Сделай уже что-нибудь, - просит Чонин, которому кажется, что прошла вечность. Чунмен не спорит. Младший сам виноват. Сам виноват, что ему будет так больно, и почти с садистским удовольствием разглядывает искаженное лицо Чонина, входя в него настолько медленно, насколько может сдержать себя. У Чонина на ресницах дрожат слезы, он до синяков цепляется за плечи брата и не двигается. - Чонин, - шепчет старший тихо, на выдохе. – Прости. Он начинает двигаться. Немного грубо и рвано, наклонившись так низко, что его грудь касается груди младшего. Только на этот раз он уже не замечает бешеного стука сердца. В какой-то момент Чонина выгибает на кровати, и он стонет по-другому, просит «еще» и «быстрее», обхватив Чунмена дрожащими ногами. Они кончают почти одновременно, или Чонин раньше на минуту, цепляясь за Чунмена еще сильнее и прокусив губу до крови. - Тебе больно? – спрашивает Чунмен после, немного придя в себя. - Да, - признается Чонин. – Пройдет же? - Да. Чунмен осторожно расцепляет хватку брата и скатывается с него. Устраивается рядом, поглаживая его грудь кончиками пальцев и чувствует, как медленно успокаивается сердце. Чонин устало выдыхает и довольно улыбается. - Все хорошо, - говорит он, поворачиваясь к Чунмену. - Да. Знаешь, в один прекрасный день мы все это закончим. Мы найдем в себе силы, чтобы это прекратить. - Нет, - слабо спорит Чонин, ежась от холода. – Нет. - Да. Я найду себе кого-нибудь еще. Того, с кем смогу быть счастлив. - Не надо, - шепот Чонина почти ломается, и он крепко зажмуривает глаза. – Не надо. - Я смогу быть счастлив без тебя, Чонин. Слышишь? Слышишь, как я обманываю тебя? Я люблю тебя, Чонин.