Ты не представишь.

Он обнимает ее. Обнимает. Он - ее. Два года прошло, но у меня не укладывается в голове. Два года - как дурной сон, похожий на чародейский морок. Злая ведьма околдовала меня, и я вижу теперь то, что вижу. - Ты поел? - спрашивает Такахиро. Я у брата ненадолго, он это знает и всеми силами пытается удержать меня подольше. Он и раньше не любил, когда я слишком скоро покидал его дом, но в последнее время брат разве что не повисает на мне, стоит только подойти к двери. Соскучился? А я... я изменился. Что по мне скучать? Я стал отвратительным человеком, и мне совершенно не стыдно, потому что я знаю, что есть некто еще более отвратительный. Дурной пример заразителен. Я долго смотрел невидящим взглядом за окно маленькой кухни брата и не сразу заметил, что он взял мой журнал и зашуршал страницами. Долистав до той, которая роковая - мягко и радостно усмехнулся. - Они прекрасная пара, очень красиво смотрятся вместе. Я не улыбнулся, это просто уголки губ нервно заплясали. Но брат был доволен тем, что я, видимо, тоже рад за Акихико. Следующий вопрос заставил меня нервно вздрогнуть: - Завидуешь ему? Тебе бы тоже пора остепениться, Мисаки. Ну, ты знаешь. Я не хочу давить на тебя, но Хару... - ... очень хорошая девушка, которая мне не интересна, - заканчиваю я. Я мог бы сказать брату, что я гей. Но тогда он может догадаться о моей... Беде? Проблеме? О причине моего одиночества и двухлетней депрессии? Постоянной апатии, из которой я не вылезаю? Как вообще назвать это дерьмо? Нет, говорить я ничего не буду. Я и без того выгляжу слишком жалко в своих глазах. Если меня будет жалеть еще и брат, то станет совсем паршиво. Эта маленькая кухонька - островок моего спокойствия. За ее окном свистит недобрый холодный ветер, и, хотя в мою квартиру он не проникает, мне все время чудится, что он разбрасывает листы бумаги по полу, он, а не я, вытаскивает все вещи с полок и расшвыривает их в ураганном беспорядке. Если это делаю я, то почему вещи так выстужено холодны и колючи, словно на них налип иней? Я всегда был предельно аккуратен. Я почему-то думаю, что это и правда ветер. За окном маленькой кухни брата уныло, но я упрямо смотрю на небо - оно не бывает некрасивым, и даже когда в нем стоит копоть или поднимается ввысь черный столб пожарного дыма, оно нравится мне. Сейчас я чувствую себя человеком, стоящим на пепелище, но небо все так же прекрасно, как всегда. Брат не уходит. Он не смотрит в окно - там холодный ветер и гнилые опавшие листья. Он смотрит в журнал, на снимок горного курорта в рекламе и на фоточку ниже - влюбленную пару. А потом переводит вопрошающий взгляд на меня. "Влюбленные? - одергиваю я сам себя чуть позже. - Он такой ребенок, откуда ему знать, что такое любовь?" Брат все так же смотрит. Нужно что-то ответить ему. - Акихико - известный писатель. Он видный, красивый мужчина. Он богат, ему есть куда привести девушку, - напоминаю как бы между прочим. Мол, куда мне до Усами. Сам же противоречу, кажется, своим мыслям. Мужчина. Ребенок. А еще он - игрок. Или игрун? Уж не знаю как назвать человека, который играет с чужими чувствами. У него в комнате, наверное, до сих пор царство игрушек, но они, разумеется, не так интересны, как живые люди, способные корчиться от боли, поверившие в настоящую любовь и счастье, а потом резко сброшенные с этой высоты. Потому что их вдруг разлюбили. Я иногда отворачиваюсь от окна. И краем глаза все время цепляюсь за счастливую улыбку женщины с глянцевой страницы. Вздрагиваю и поворачиваюсь обратно. Стараюсь убедить себя, что надо покинуть квартиру брата, уйти домой, в холодную квартиру, потому что просто надо, и все. Я не ребенок, чтобы искать, кто бы меня пожалел. И снова непроизвольно дергаюсь, когда Такахиро переворачивает страницу журнала - уже читает другую статью, но возвращается полюбоваться фотографией. Мои мысли тоже неумолимо возвращаются. Куда бы я ни уводил их, они все равно вернутся обратно. Любопытно, а ей он тоже говорил, что любит ее до потери пульса и памяти? Тоже повторяет эти слова каждый день, чтобы она лучше запомнила? Тоже ждет затаив дыхание - даст ли она ему ответ? Что же, если и так, то скоро он ее так же бросит. По закону жанра. В каком там жанре он кропал свои пошленькие рассказики?.. Но и эта мысль меня не радует. От того, что слово топором не вырубишь, и от того что где-то на пыльных страницах счастливые Усаги-сан и Мисаки все еще любят друг друга, мне становится тошно. Жизнь бы отдал, лишь бы уничтожить каждую книжку, все до последней рукописной заметки к ней. Стереть память о счастливой истории у каждой нелепой поклонницы Акикавы Яей. И даже не обязательно поклонницы - все, кто читал эти книжки, вне зависимости от пола и года рождения, а так же от того, ходили ли они на унылые пресс-конференции и презентации Марукава - пусть заболеют амнезией немедленно. Или умрут, мне все равно. Желаю, конечно, амнезию, все равно в головах тех, кто тащится по милой наигранной улыбке и боготворит сенсея-содомиста нет ничего ценного, а убивать их все-таки жестоко. Если вдруг внезапно умрет добрая половина японских девиц, будет не очень здорово. А брат все разоряется. Он просто обязан убедить меня в том, что я годен для брака. Я почти не слушаю его, потому что знаю: он сейчас скажет что-то о моей внешности. Что она теперь вполне себе ничего. Неплоха. Не знаю. Устал это выслушивать. - Сколько раз я должен тебе повторять, что ты - очень эффектный молодой человек? Надо было выбросить чертов журнал. Никого не оставил равнодушным, сейчас еще Манами придет и соловьем зальется. - Эффектный - это все говорят! Эффект отторжения, разве что, вызываю. Я фыркаю и снова отворачиваюсь к окну. Я угрюмый и тихий. И все меня раздражают. Особенно девушки, кстати. Их на мою голову как-то многовато приходится в последнее время, и я все никак не могу понять, откуда они берутся. - Еще недавно был мелкий и несуразный, а сейчас! Ты только посмотри - ты, кстати, смотришься в зеркало хоть иногда? На голове черти что! - ты только взгляни, как похорошел! Волосы - да. Но не похоже же, что седина! Как будто платиновые, высветленные. Да, не похоже. Но они-то как раз мне нравятся. Я смотрюсь в зеркало. И вижу там бледнокожий белый призрак. Меня убили. Почему-то от этой мысли становится легче. - Но ты бы отдохнул. Все же неспроста, тебе следует подумать о себе. Я купил билеты на горячие источники. - Брат! - Не приму отказа. Все уже оплачено. Тебе действительно следует отдохнуть. Я не собираюсь спорить. Нет сил и желания находиться в одном помещении с проклятым журналом, купленным мной по ошибке, и я выхожу за дверь.