О чём они молчат

«Дружба часто оканчивается любовью, зато любовь редко оканчивается дружбой»

Лео по-прежнему не было видно в зале, хотя он обычно крайне пунктуален. Через несколько минут поисков Найтрэй, который всячески пытался скрыться от внимания других гостей, готов был по-настоящему запаниковать. Если бы его вдруг не окликнул гость. - Рад приветствовать Вас, будущий глава Найтрэй. Перед Элиотом предстал совершенно незнакомый человек, от чего юноше стало ещё более неловко. Высокий седовласый мужчина снял черный цилиндр и, приветствуя, поклонился. - Меня зовут Гертон Ридмонтон, и я наслышан о ваших талантах от Бернарда. Элиот пожал незнакомцу руку, вовремя спохватившись, чтобы не разинуть рот от удивления. Выражение собственного лица он представить не мог. Ему казалось, что отец никогда на самом деле не замечал, чего уж говорить о том, чтобы ценить его пристрастий, поэтому странно было слышать похвалу от какого-то знакомого. - Для меня большая честь, - ответил Элиот с вежливой улыбкой. - Нет, это для меня честь, - отозвался Ридмонтон. Не смотря на седину волос, рост мужчины были настолько велик, а осанка стройной, что сомнений в его физической силе не оставалось. - Вы и ваш друг играли сегодня лучше любого дуэта, которые я когда-либо слышал. Вам стоит приехать к нам в Академию Алиеры. Кто знает, возможно вы станете величайшим композитором своего поколения. Пораженный этим внезапным комплиментом Элиот сперва потерял дар речи. Этот человек явно не стал церемониться и сообщать его отцу, что предлагает учиться за границей, а подошел с этим предложением к самому Элиоту, дабы это было его сознательным выбором. - Благодарю, но вы мне льстите. Я всего лишь сыграл на свадьбе близкого друга, - Элиот взял с пронесшегося мимо подноса бокал шампанского и вопреки этикету чуть не опустошил его весь. - Не стоит недооценивать собственные старания, - ответил ему Ридмонтон, - Когда речь идет о таком произведении, как Ваше, мир не может не отметить его. Элиот с испугом почувствовал, что краснеет. - Знаете, за годы практики я ещё ни разу не видел такого талантливого самоучки. Значит он ещё и сам пианист. Или, судя по плавным жестам рук и явному высшему образованию в области музыки, концертмейстер или дирижер. Или того хлеще - композитор. - Жизнь – наш главный учитель, - сказал Элиот и поднял бокал. Ридмонтон с улыбкой последовал его примеру. - За прекрасных учителей, если не возражаете, - Найтрэй, только когда стал отпивать, заметил, как безудержно трясутся его руки. - Вы определенно должны нанести мне визит, - после глотка сказал мужчина, - Я вышлю вам приглашение и оговорю все расходы. Что скажете? Надеюсь, вы сумеете уладить все свои дела перед этим? - Несомненно. Почту за честь, - Элиот вновь поклонился, отмечая, как ловко этот мужчина перехватил инициативу и назначил время и место встречи, не дав самому Элиоту даже подумать об этом. И теперь, если у него не получится явиться, то он однозначно потеряет возможность проявить себя, а заодно ещё и расположение заграничных партнеров. Это был мимолетный шанс доказать свое огромное влияние в Риверре, а с другой стороны – умаслить придирчивого отца. Поклонившись, Ридмонтон покинул его компанию. И, сделал это ни секундой раньше, ни секундой позже того момента, когда Найтрэй наконец выдохнул, давая волю эмоциям, опустошил бокал залпом. Ему почти никогда не нравился алкоголь, которым стали украшать обеденный стол, когда ему исполнилось шестнадцать. Он мог терпеть только настои, даваемые лекарями при лихорадке, и то в небольшом количестве. Но никак не пить бокалами игристое вино. Однако, сегодня, вопреки обычаю, его организм не сопротивлялся терпкости вкуса, а. наоборот, принимал с каким-то новым чувством. Рядом стройным шагом семенил швейцар с подносом, и Элиот без спешки заменил свой пустой бокал на наполненный, мыслями все ещё находясь с недавним собеседником. Найтрэй хотел верить, что умеет разбираться в людях, и, не смотря на странность случайной встречи, это нечаянное знакомство не пахнет подвохом. Стоило, наверное, спросить Лео, что он об этом думает. Уж он-то сразу поймет, если что-то не так. Элиот вновь оглядел фуршетную залу, и его взгляд уцепился за того, кто так же, как и он, не спешил покидать задворки праздника. Гилберт с мрачным выражением лица, как раз в эти моменты можно было сказать, что ему действительно двадцать восемь, а не восемнадцать, взял стакан у подошедшей к нему маленькой девочки с длинными каштановыми волосами. Найтрэй знал, кто она, и почувствовал комок злобы в горле. Только что обитавший в его душе восторг от внезапной хорошей новости был мгновенно затоптан черной, гнетущей мыслью: даже у его старших братьев намечаются какие-то наследники. Элиот отвернулся. Сбежать мешало упрямство, ведь столько важных людей, вроде Ридмонтона, могли предложить ему деловую дружбу – нельзя было упускать шанс завести прочные связи. И, как-никак, это свадьба, на которой многие верили в подбрасывание букета. - Элли, кто это был? – рядом с юношей возник Ангус, который, судя по игривому тону, успел изрядно выпить. - Да так, никто, - отмахнулся Элиот в ответ ненавистную кличку. - Элли-Элли, - Ангус в своей обычной манере наклонился к младшему брату и, обхватив его плечи, погрозил пальцем прямо перед самым носом, - Заешь, не хорошо врать брату. Элиот замер, почувствовав мурашки от ощущения «де-жа-вю», и тут же с силой оттолкнул Ангуса. - Я не разговариваю с пьяницами! – воскликнул он, чувствуя жар в животе, который расползался на щеки и кружил голову. - Не смей мне грубить, - отозвался обиженный старший брат вялым, но уже не таким веселым тоном. - Грубиян здесь ты! – ещё больше огрызнулся младший, - Не приближайся ко мне, пока не станешь опять человеком! - Так ты хочешь сказать… что я животное? – гневно процедил Ангус, отступая. Элиот забыл, как дышать. Перед глазами запрыгали ужасающие образы из его недавнего сна, и были они до того четкие, что он не мог раскрыть рта ещё несколько мгновений. Воспользовавшись его нерешительностью, Ангус продолжал говорить. - Как бы я не хотел этого признавать, брат, но ты с твоим упрямством однажды сокрушишь все горы до основания! – глаза закатились и он отрывисто икнул, - Слишком долго ты оставался в колыбели, тогда как должен был уже ходить. Все ещё находясь в судорожном ступоре, Элиот не слышал ни единого его слова и не видел ничего, кроме улыбающегося ехидного лица. Вытянутые худые щеки и красный кончик носа в купе с влажными смеющимися глазами брата все больше злили его. Когда Элиот, наконец, сумел сбросить с себя оцепенение, то первым делом, рванул вперед, чтобы убрать эту усмешку, размозжив еле соединяющиеся челюсти кулаком. Однако, как только его рука поднялась для удара, на запястье навалилась тяжесть. Элиот в недоумении глянул на свой кулак и тут же увидел, как в его глаза пронизывающе смотрят глаза Лео. Тот редко источал такую темную ауру. Мальчик без фамилии будто безмолвно говорил ему «нет», и холод, который струился из него, сковал Элиота не хуже призрака посреди ночи. Найтрэй замер и тут же метнул взгляд обратно, заметив отпрянувшего в ужасе и загородившегося руками Ангуса, на секунду пожалев, что Лео сдержал его. Он мог бы раз и навсегда пресечь эти глупые шуточки, и показать тому, кто здесь главный. При том и разорвать и без того хилые узы со старшими. Дальше все произошло очень быстро. Не дав Натрэю подумать, Лео настойчиво потащил его за собой. Элиот даже не понял, как потерял Ангуса из виду, оказавшись в гуще толпы. Проскальзывая мимо разодетых фигур, он лишь заметил несколько неодобрительных взглядов. Ведь он правда чуть было не развязал драку прямо посреди праздника, и не просто праздника, а свадьбы в герцогском доме. Лео, кажется, оказался рядом вовремя. Снова. Они молча поднимались по огромной парадной лестнице, и у Элиота, как ни странно, даже не возникло желания вырваться, будто тело знало лучше разума, что сейчас повиноваться - здравая мысль. В добавок друг смело сжимал его руку, не обращая внимания на положение в обществе. Ведь раньше они никогда не присутствовали на таких широкомасштабных мероприятиях, как равноправные гости. Поэтому сейчас поведение Лео и смущало, и умиротворяло Найтрэя одновременно. Ему было даже все равно, куда они идут. Вскоре они оказались в пустынном коридоре, ведущем на веранду. Пол был устлан, как и везде в поместье, бирюзовыми коврами с золотой окантовкой, которые в тусклом свете канделябров казались холодной коркой льда. Лео резко остановился и развернулся к Элиоту. - Что ты творишь? – его голос всколыхнул воздух и был таким грубым, каким Элиот никогда раньше его не слышал, - Ты чуть было не испортил все. - Ха, - Элиот опустил взгляд, лишь теперь отпустив руку друга, - Да мне все равно, - отмахнулся он. - Тебе не должно быть все равно, - настаивал Лео. Элиот вздохнул, и ему вдруг опять почудилось, что фрак ему мал. Он не мог поверить, что друг вытащил его из толпы просто, чтобы можно было повысить голос. На его упреки было трудно отвечать тем же, чем Найтрэй всегда мог бросить в лицо своим братьям, но, похоже, что Лео, в отличие от них, был как-то выше. Он был прав. И на счет фрака, и на счет праздника, и на счет умыслов – на счет всего вообще. - Я не знаю, что на меня нашло, - начал Элиот, хотя прекрасно понимал, что на него тогда нашло и почему, - У меня из-за этого концерта все нервы на переделе. - Красота требует жертв, - как-то безжалостно изрек Лео, и Элиот чуть не зарычал от раздражения. - Знаешь, тебе легко говорить...! – после паузы выдавил он. - А я и не утверждаю, что тебе нетрудно! - Тогда хватит упреков сейчас! - Думаю, сейчас как раз самое время. - Заткнись! – Элиот резко подался вперед и схватил друга за грудки, грубо встряхнув, - Я устал и готов перегрызть глотку любому! Поэтому не надо мне перечить! Я не шучу! Спустя секунду, Элиот отпустил его, мгновенно устыдившись своего порыва. Лео практически спас его от позора несколько минут назад, но вместо "спасибо" Элиот опять говорил ему лишь угрозы. - Если не хочешь возвращаться в зал, я могу приготовить тебе постель… - сказал Лео, словно этого выпада не было. - Не надо! – тщетно пытаясь говорить тише, сказал Элиот, - Я должен побыть там, хотя бы два или три часа… - Ты планируешь проверить свое терпение на прочность или хочешь попытаться поймать букет? - Что? – погрузившийся в свои мысли Найтрэй подумал, что ему послышалось. - Букет, - пояснил Лео, направляясь обратно в актовый зал, - Все люди, желающие найти своего суженого, ловят букет цветов из рук невесты, ты разве не знал? Повисла нелепая пауза, и, вопреки скопившемуся негодованию, Элиот забыл вопрос, отметив вдруг, как к лицу был его подопечному низкий конский хвост, особенно на таком расстоянии. Все-таки стоило неделю позлорадствовать над ним, чтобы заманить к цирюльнику, который, не тронув длинны черных густых волос, сотворил из его косматости чудо. На Лео к тому же сейчас не было очков. С открытыми глазами, и боковым пробором его не узнавал никто из присутствующих на банкете. Кроме Элиота, конечно же. - Я найду тебя позже, - с этими словами мальчик без фамилии исчез за поворотом, не дав Найтрэйю сформулировать свой ответ. *** Книга называлась «Роковая Орхидея». Ещё вначале оной Элиот быстро понял, почему его раньше никогда не тянуло брать литературу из раздела любовных романов. И почему Лео периодически пересказывал их ему, как анекдот. По общей сути он уловил, что в таких произведениях любовь видится людям разной, но все выводы из неё почему-то всегда похожи. Почему это чувство обязательно должно преодолевать препятствия, доказывать свою силу всяческой вере и невере, и почему его неукоснительно сравнивают со слиянием мужского и женского тела, если люди способны любить братьев, сестер, детей и просто близких родственников. Разве сама «любовь» – это ретивый рыцарь в доспехах, рубящий врагов, или литературный способ описания взаимного оргазма, а вовсе не простое человеческое чувство, идущее из глубины души, не знающее никаких правил? Этого Элиот не понимал. Как и желание авторов романов пересказать собственную историю, выдавая её за единственную картину любви. В этом определении было через чур много противоречий, чтобы браться за него, не имея достаточно широкого мышления. Или опыта. Люди наивно полагаются на музу, хотя даже в самом импровизированном творчестве большую роль играет последовательность мыслей . Такая формула не избегала ни единой книги, которую Элиот принимался читать. Иногда Найтрэй не мог сдержать усмешки, читая некоторые «спонтанные выводы» героя. Хотя, конечно, «необъяснимые чувства» часто бывают у людей и в реальности, даже в сумбурных эмоциях есть свой порядок действий. - Слушай, - адресовал он Лео, который сидел у противоположной стены читальной комнаты, - Как по-твоему должен чувствовать себя человек, если он влюбился? - Ммм… Глупо, наверное, - тут же отозвался Лео. - Почему глупо? - А почему ты вдруг заговорил об этом? По голосу друга Элиот понял, что тот не собирается думать всерьез. - Потому что время пришло, - вторил он. - Неужели ты в кого-то втюрился? – Лео, наверняка, рассчитывал приморозить Элиота своей прямолинейностью к месту, и пару лет назад у него бы это получилось. - Не знаю, не знаю, - Найтрэй решил бросить вызов, - Не собираешься блеснуть умом, так и скажи. - Зависит от того, что ты хочешь услышать, - ехидный тон Лео явно говорил о принятии этого вызова. - Хочу услышать твой честный ответ, – Элиот перегнулся через спинку стула, глядя на Лео вверх ногами. Тот, как бы оценивающе, хмыкнул. - Знаешь, не хочу в данный момент обременять тебя ненужными сантиментами. Найтрэй сощурился и вернул тело в вертикальное положение, вновь раскрывая книгу. - А с чего вдруг ты, бессердечный ученый, будешь знать, что такое сантименты, - краем глаза он заметил, как темноволосая голова метнулась в его сторону. - Будь у меня сердце, ты все равно бы этого не узнал, - ответил Лео. - Ты... – Элиот замолк, на секунду всерьез задумавшись, у кого может быть сердце, а у кого нет. Стоп, если речь идет косвенном понятии, то Лео явно на что-то намекал. Вот только на что? - Может быть потому, что ты мне его не показывал? Лео прыснул. - Наблюдательному человеку сложно не заметить подобное. Если только у него нет ни слуха, ни зрения. - Я ещё и ненаблюдательный, - притворно оскорбился Найтрэй, - Пожалуй, мне не хватит двух жизней, чтобы заметить все, чем полон этот необъятный мир. Так что, если бы ты снизошел до объяснения, в чем, по-твоему, я был невнимателен, я пойму свой промах быстрее. - Ты хоть в курсе, что оно слева? – с усталым вздохом отозвался Лео. - Ты меня за идиота держишь? - Даже не знаю, как ответить на этот вопрос, - качая головой, ответил Лео. Найтрэй ощутил внезапный укол раздражения. Лео вдруг развернулся на своем сидении и заговорил так, будто отмотал разговор до самого первого вопроса. - Влюбленный человек, друг мой, радуется жизни настолько, что счастлив уже от того, что просто дышит, - было странно слышать этот литературный напев в исполнении Лео, который, впрочем, сразу сменился на постно-научный: - Поэтому это очень странно сказывается на поведении, которое в итоге становится для сторонних людей глупым. Даже очень глупым. Элиот, не мигая, смотрел на друга, не сразу поняв, что тот не собирается продолжать. Ответы Лео почти всегда были неоднозначными, но в этот раз он превзошел сам себя. - Ты просто слышал от сторонних людей или сам знал такие случаи? – Найтрэй продолжил словесную эстафету. - Знал, раз уж говорю, - пожал плечами брюнет, возвращаясь к своей книге. - И? - Вряд ли их судьбы тебя касаются, - был мгновенный ответ. - Почему? - Потому что это другие люди. - Хватит уходить от темы, - отрезал Элиот, закрывая свою книгу и кладя её на стол. - Какой темы? Я ведь ответил на твой первоначальный вопрос. - Ты… - Найтрэй не заметил, как сжал кулаки. Все эти увертки его ни столько напрягали, сколько вводили в недоумение. Лео не хотел говорить, но при этом старался делать вид, что продолжает беседу. Раньше Элиот натыкался на этот барьер лишь вначале знакомства, когда любые упоминания о детстве превращали брюнета в запертый сундук. Но что сейчас могло породить такое настроение, он не понимал. - Ты мне сейчас не договариваешь, - стараясь не повышать тон, сказал Элиот. - И где я, по-твоему, слукавил? - Ты не… Черт, ты просто недоговариваешь! - Как можно быть до конца правдивым, если твой собеседник имеет собственное мнение обо всем? - Я не...! – Элиот выдохнул. И ответил уже мягче: - Я думал, мы вполне можем быть честными друг с другом в чем угодно. Но ты мне… врёшь. И это уже не смешно. Лео глянул на него, развернувшись вполоборота. - А не поэтому ли ты все ещё говоришь со мной, что я умею тактично не говорить правды? – на лице его играла странная ухмылка. Хрустнув костяшками, Элиот соскочил со стула. Лео учил его всегда поднимать стену неприступности, однако его собственная стена была всегда намного выше. - Я знаю, что мы не братья-близнецы, чтоб понимать друг друга с полуслова, но… Лео, помедлив, снял очки. - Я не сидел бы здесь сейчас, если бы не был твоим другом, Элиот. - А где бы ты сидел? – горячился тот, шагая по комнате, - Где бы ты предпочел сидеть, если бы я не принудил тебя им стать? - Ты бы не принудил, не надейся, - тихим, но уверенным голосом ответил Лео, - И ты прекрасно знаешь, насколько я благодарен судьбе, которая заставила тебя застыть у порога библиотеки. - В таком случае, зачем эта судьба вообще отправила тебя в приют?! - Я не знаю. И мне все равно. - Тогда... – Элиот резко остановился, - Зачем она, по-твоему, привела нас к этому разговору? Лео наклонил голову в бок, внимательно глядя на друга. - За тем, наверное, чтобы мы перестали спорить по пустякам. Нашли компромисс. - Компромисс ? - Элиот невесело хохотнул, - Компромиссы я нахожу каждый день с половиной моих подданных. И каждый день спорю с тобой по этим самым пустякам. Книга в руках Лео мягко захлопнулась. - Ты хочешь знать правду? - Да! – выпалил Элиот, уже не зная, чего требует, лишь бы собеседник перестал ходить вокруг да около. - Что ж, надеюсь, после ты не будешь сожалеть о том, что сейчас услышишь, - брюнет поправил очки и поднялся со стула. Такой переход был немного неожиданным, и Элиот застыл на месте, не решаясь спросить, в чем дело. Он уже готов был высказать свое недоумение, как Лео все-таки заговорил. - Когда я ещё только оказался в пределах твоего дома, только начал познавать свои новые обязанности, – мне приснился один сон. В нем ты умер мучительной смертью. Не буду вдаваться в детали, но странным было вот что. Мне в реальности на тот момент было плевать, что с тобой станет. Вообще. Я вряд ли бы повел ухом, если бы это на самом деле случилось. Но... - Лео помедлил, его лицо как-то помрачнело, - Во сне ты погиб по моей вине. Повисла неприятная пауза, почти начисто стирая все звуки. - Тогда я думал, что жизни чужих людей меня не тревожат, что жизнь… это пустяк, как ты только что сказал, - Лео вновь ненадолго задумался, - Теперь, когда я вспоминаю те кошмарные картины, которые почему-то отпечатались в памяти, я все чаще думаю, что мне было бы тяжело это пережить. Настолько тяжело, что лучше бы я оттолкнул или послал тебя, или убежал, скрывшись за полками книг, лишь бы не встречать твоего взгляда. Элиот хотел что-то сказать, но не решался. - Теперь я не могу этого сделать, - Лео говорил очень вкрадчиво, будто самому себе, - Я не очень хотел об этом говорить, потому что теперь ты - не тот человек, чью смерть я смог бы пережить. Элиот стоял неподвижно. Он не мог ни о чем думать, потому что слова Лео громким эхом повторялись в голове. Знакомое ощущение, как после урока философии в Академии, когда внутри занозой застревала какая-то мысль и начинала крутиться, навязывая всевозможные варианты восприятия сказанного. Все те вопросы, что мучили Найтрэя минуту назад, показались недалекой глупостью по сравнению с ответом на них. Смерть по его вине? При каких обстоятельствах это вообще возможно? Лео вздохнул. Затем, вдруг отдернув рукав, он небрежным жестом запустил пальцы в волосы и откинул их назад. Хотя Элиот знал этот лик и видел его множество раз, сейчас в нем что-то изменилось. Высокий лоб бледнел на фоне черных бровей, скулы и шея были точеными и мужественными. Именно из-за них Элиоту иногда казалось, что Лео бросает ему вызов одним поворотом головы. Взгляд был спокойным, но лицо выглядело, как бледный портрет, который разошелся трещиной, открывая невольному свидетелю картины черную-пречерную сердцевину. Элиот сглотнул комок в горле. - Вот таким, - указав на свое лицо, сказал Лео, - Я всегда был. Таким я хотел бы остаться. Но ты прочно вклинился между мной и моей тайной. И мне пришлось спрятать эту тайну ещё глубже. Найтрэй чувствовал, как падает, хоть и оставался неподвижным. Они стояли рядом, а комната казалась огромным пространством, отделяющим их друг от друга. - Я мог бы доверять тебе до конца. Но я не хочу. Ведь кто знает, может быть ты и правда однажды по моей вине умрешь. Голос Лео на последнем слове сломался, от чего Элиот мгновенно похолодел. Он не сразу понял, как протянул руку и коснулся лица друга, отчаянно, словно сомневался, живой ли он ещё. Щека оказалась теплой, почти горячей. Глаза брюнета от неожиданного прикосновения распахнулись, и Найтрэй тут же убрал руку, ужаснувшись своей секундной одержимости. - Я никуда не денусь. Я не испугаюсь, даже если твой сон правда, - он не понимал, зачем он это говорит, однако, в данный момент, не смотря на странную паузу в диалоге, все мысли казались очень правильными. Глаза Лео всегда были темны, как ночь, из чего напрашивался вывод, что они карие или темно-голубые. Но сейчас с дюжиной канделябров они оказались не такими. Они были прозрачны, как стекло или выцветший мрамор. Их цвет было невозможно определить, будто эти две точки вбирали в себя все краски окружающего мира. - Я хочу знать о тебе больше, - уверенно сказал Найтрэй и сделал шаг вперед, крепко сжав плечо Лео. Почему-то этого жеста было для смущения много и одновременно недостаточно, - Мне плевать, как к этому отнесется мой отец, я ведь л… Тело Элиота пронзило чем-то невидимым, и он замолк на полуслове. Замерло не только его тело, но и само время его существования. Да, он фантазировал, как однажды скажет это - произнесет, как в романе, радостно и напевно. И затем последует заветное "жили долго и счастливо". Но не так. Никогда он не думал, что эти самые слова придут. И именно сейчас. Ведь они должны были возникнуть совсем не так, не в этот миг, не в этой комнате. Не с этим человеком. Вдруг от прикосновения к Лео стало страшно, хотя этот страх был не сковывающий, а наоборот вспархивающий, как бабочка, срывающий отмершую кожу. Элиот не сразу заметил, что не дышит, с силой втянул носом воздух, отступив назад, отпуская плечо друга. Он не мог предположить, какое лицо у него было, однако точно чувствовал, что с ним что-то не так. Тело ослабло и тянуло к земле, будто у марионетки с отрезанными нитями. Он хотел сказать Лео, что это пустяки, но боялся вместо этого выдать что-нибудь другое. На ум не приходило ничего, кроме вопросов и недоумения, а в глаза намеренно бросались движения рук и губ Лео, как и его гибкого тела под плотно прилегающим черным костюмом. - Я в порядке, - сказал Элиот и сам не поверил себе. Лихорадочный жар затопил его изнутри, сердце упрямо напоминало о себе быстрым стуком. Или оно билось так уже давно? Если бы только он догадался задать этот вопрос не Лео, а спросил ту же Ванессу намного раньше, лет хотя бы пять назад, чтоб быть готовым к тому, что с ним сейчас происходит. Если бы он не загонял воспоминания о сне на концерте далеко в закутки памяти, а рассказал о нем честно, прямо, чтоб больше не убиваться доводами. Возможно, если бы не отец, не книги и не приют… Лео настойчиво сжал его плечи. - Элиот, что случилось? Ты так шутишь? Найтрэй хотел бы шутить. Почему сейчас? Ему почти исполнился двадцать один год. Он знал, сколько любовных писем ему посвящают, сколько желания он вызывает у подавляющего числа сливок общества. Он мог позволить себе соблазнить практически любую женщину Риверры. Мог организовать самый роскошный благотворительный бал, вытесать рояль из слоновой кости, позолотить и оторочить алмазами любой музей, обеспечить фонд не одного приюта, а целой дюжины, завербовать личную армию с собственным гербом. Он знал, какие привилегии ему сопутствуют, и что за люди его сопровождают, поэтому не размышлял о будущим вот так. О том, кого судьба уготовила ему по праву, по духу, с кем он будет счастлив настолько, что проведет с этим человеком остаток жизни. С кем будет делить все, что у него есть. Чей образ поселился в его сердце задолго того, как осознать его. От присутствия кого ему было бы хорошо и одновременно плохо. Когда ему, как сейчас, хотелось бы кричать от радости и обмирать от страха. - Эй, ты ещё здесь? – Лео обеспокоенно заглядывал Найтрэю в глаза, трогая его лоб и щеки. Он так и не наодел очки, и затененные его глаза вновь казались черными, как уголь. Такие глубокие и исключительно изящные – как и всё, что в нем было. Элиот чуть было не позволил себе податься вперед и поцеловать его губы. Поцеловать глубоко и уверенно, и вместе с этим быстро и мимолетно. Вместо этого, Найтрэй нервно покачал головой, надеясь, что такого ответа будет достаточно. Но Лео не отстранился, а продолжал пристально всматриваться в его лицо. Элиот был на грани того, чтобы встать, выбежать из комнаты и отдаться мыслительным мукам где-нибудь в другом месте, только бы не быть здесь. Но уходить почему-то не хотелось. Найтрэй впервые совершенно не понимал, чего хочет: оттолкнуть и ударить Лео или остаться рядом и обнять. Обнять? Нет. Прижаться так, как сплавляют металл с другим металлом. Утонуть, как в Бездне. Да как можно вообще озвучить это ощущение? Никакие книги, никакие песни или стихи не могут описать это правдиво. Странным было даже не само противоречие в нахлынувших чувствах, а то, что Элиот прекрасно осознавал их головой, но нутро сходило с ума, холодело и тряслось, как перед смертью. Он видел, как все просто, и в то же время не знал, что делать. Из этого хотелось вырваться, убежать куда-нибудь со скоростью света (может, поэтому все внутри так скакало) или надрывно рассмеяться. - Я… устал, - не выдержав, Найтрэй все-таки издал слабый смешок. Лео молчал. Только его обеспокоенное лицо было весьма красноречивым. Он ведь все равно не станет его упрекать. И кому Элиот вообще мог рассказать об этом? О том, как из бесчисленных огней, всегда притягивающих его, он выбрал тень. Как вместо бриллианта засмотрелся на опал. Без права выбора он полюбил. И полюбил так сильно, что сердце рвалось на части вместе с разумом. - Все нормально, - Элиот не знал, как его рот мог выговаривать слова, - Немного закружилась голова. Внутри шквал эмоций грозил взять над ним верх. Ещё немного и ему уже не будет мешать никакое понятие долга перед фамилией, и он смело наплюет на то, что расстояние до лица Лео слишком большое, чтобы можно было выдать касание к его губам за простое недоразумение. Ещё чуть-чуть и ему станет все равно даже что думает об этом сам Лео. - Простите, что беспокою, молодой господин, - послышался внезапный голос. Элиот вдруг вспомнил, что они находятся в читальной комнате его родимого поместья. - Ваш отец просил срочно зайти к нему, - дворецкий Бристон, появившийся в комнате, даже не поднял головы, давно вымуштрованный всегда смотреть в пол, когда обращаешься к хозяину. Не говоря ни слова, Элиот решительно встал и вышел за дверь, даже мельком не взглянув на Лео. Последний, впрочем, тоже на него не смотрел.