Silent World

…Тьмы прохладное крыло Остужает след от лавы. Яркий свет – он тоже зло. Так что светлые – не правы. Боль, когда рыдает смерть, Пострашней любого ада. Ты не должен умереть. Я прошу тебя. Не надо. Jamique. Колыбельная смерти.

Недавнее прошлое. Прыжок. Она взлетает вверх, и мир переворачивается перед глазами. А затем – легкое приземление на присогнутые в коленях ноги, и выпад. Клинок встречается с клинком, и алые лезвия гудят, разбрасывая искры. Кто выдержит? На нее в упор смотрят ярко-зеленые глаза соперницы. А затем перекрест клинков разлетается взрывом движений. Выпад, удар, парировать чужой выпад, уйти в сторону от лезвия… Стремительный вихреподобный танец. Вот сейчас… Обманный финт, взмах меча. Но рыжая скользнула куда-то вниз… А затем сильный удар под колени опрокинул ее на спину. Меч откатился в сторону. На груди оказалось колено противницы, у горла – ее меч. – Ты побеждена, Гиллеспи. Сдавайся. – Не дождешься, Джейд! Сконцентрировать Силу, заставить ее потоки собраться на кончиках пальцев. Молния должна отбросить рыжую прочь, но та успевает скользнуть в сторону, уклоняясь от удара в солнечное сплетение, который наверняка бы отправил ее в отключку. Сконцентрироваться и броситься на нее из последних сил. И вот второй меч отлетает прочь, и две девушки покатились по полу, пытаясь задушить друг друга… – Достаточно. Но они не слышат негромкого голоса, приказывающего им остановиться, и приказ подтверждается действием: молнии Силы отбрасывают обеих девушек в разные стороны. Невысокий старик в черном плаще подходит к ним: – Я приказал вам остановиться, – еще один удар сопровождает слова. – Вы обе должны научиться слышать мои приказы. И выполнять их. Вовремя. В какой бы ситуации не находились. Боль от молний пронизывает все тело, выкручивая кости, но она все равно заставляет себя сосредоточиться на словах мастера. Иначе наказание повторится. Снова и снова. А еще просто потому, что мастер прав. Бой важен, но есть еще и мир вокруг. Будь то слова мастера или пальба некстати подвернувшегося контрабандиста. В любой схватке они должны уметь переключать при необходимости внимание. Иначе можно погибнуть. Давным-давно, в прошлом. – Жги ведьму! Жги ведьму! Жги ведьму! Она не помнила, с каких пор этот призыв вошел в ее жизнь. Видела надписи «ведьма», выцарапанные перочинным ножиком на крышке парты, изрисованные тетради и учебники… – Жги ведьму! – кричала толпа десятилетних девчонок, загоняя одну из ровесниц в угол класса. Когда становилось невтерпеж, убегала прочь. Пряталась по закуткам коридоров и кладовкам. Поначалу жаловалась маме. Потом поняла: бесполезно. Та лишь вздыхала, да тайком плакала по ночам. Но хуже всего была тетя Кристабелла. Безмятежно-спокойная с виду, прятала в душе целые клубки гадюк. Ненависть и страх плескались в глазах этой величественной женщины, едва в ее поле зрения оказывалась маленькая девочка – дочь Далии Гиллеспи: – Скверна, пришедшая в этот мир, должна быть уничтожена. Разве ты не видишь, Далия? Почему не скажешь, кто ее отец? Даже другие дети чувствуют грех, и они правы. Настоящее. Створки серой двери разъезжаются в стороны. В кабинете – необходимый минимум мебели. Стол, голопроектор, сейф. Большего для работы и не надо. За столом – женщина, немногим старше ее самой. Директор Имперского Разведуправления. Красный мундир – словно кровавое пятно на сером фоне. Белые пряди в черных волосах. Короткий, резкий жест – отдаешь ей честь: – Мадам директор. – Агент Гиллеспи, – холодный голос, словно металл древних клинков. И под стать ему взгляд разноцветных глаз. – Для вас есть задание. В секторах Тунка и Варада произошло несколько террактов. В большинстве случаев жертвы принадлежали к гражданским, но пострадали и несколько имперских служащих. Наши аналитики считают, что кто-то хочет таким образом замаскировать заказные убийства конкретных лиц. Вот датапад со всей необходимой информацией. Она быстро пролистывает файлы: даты, имена погибших, протоколы осмотра мест происшествий… – У вас есть вопросы? – Да, мадам директор. – И, после паузы, – Это задание для рядового агента из Бюро Операций. Едва заметная улыбка: – Не все так просто. Среди участников терракта были замечены личности, использовавшие Силу. Скорее всего, кто-то из бывших падаванов, разбежавшихся во время 66-го. Поэтому я направляю туда вас, агент Гиллеспи. Как Инквизитора. Недавнее прошлое. Они сидели втроем на перилах балкона, свесив ноги в бездну. Разноцветием огней сверкал ночной Корускант-Центр. Три девочки-подростка, три подруги. Мара Джейд, Лея Скайуокер, Алесса Гиллеспи. Три ученицы темных мастеров, три будущие ситхессы. Будущие… Инквизиторы? Руки Императора? Или, кто знает, может, и титул Темной Леди будет носит одна из них? Ветер развевал девичьи платья, трепал рыжые косы Мары. А у Леи, сидевшей слева, темно-каштановые волосы убраны в высокую прическу: сегодня, на День Империи, почти все женщины при дворе нарядились в национальные набуанские одежды. Родина его величества, как-никак. Вот только почти на всех эти наряды смотрелись чуждо. Аляповато и безвкусно. В отличие от дочери урожденной набуанки. Они втроем позволили себе сбежать после нескольких торжественных речей. Ничего, все чиновники сейчас заняты обсуждением новой доктрины гранд-моффа Таркина, и отсутствие трех девчонок никто не заметит. И именно сейчас, когда единственным звуком было завывание ветра, она вдруг заговорила. До сих пор никогда не рассказывала ни о своей родине, ни о своей прошлой жизни. Никто, кроме темных мастеров, не знал, почему Алесса медитирует, глядя на огонь, а ее кожа словно сшита из разных лоскутов, края которых превратились в шрамы, пересекающие лицо девочки в строго геометрическом порядке… Она рассказывала подругам о своем давнем прошлом. Давным-давно, в прошлом. Черные автомобили под зданием отеля. Толпа: мужчины в торжественных черных фраках и женщины в платьях под вуалями. И мама, одетая так же, зачем-то ведет ее за руку в эту толпу. Тогда ей казалось, что все вокруг пропитано мрачной торжественностью. В коридоре отеля, на стене, картина – женщина, привязанная к шесту, охвачена пламенем костра. И вдруг, на мгновение, короткое и мимолетное, огонь оживает. Пляшет по стенам, охватывает людей, пожирает обои и деревянные панели стен, оставляя за собой лишь пятна гари. Но в следующий миг видение исчезает, а тетя Кристабелла берет ее за руку, тянет к себе: – Останься, Далия. Мы боремся с грехом, не с грешниками. И мама останавливается, а Кристабелла тянет ее дальше – в потайную дверь, которой внезапно оказалась картина. Она оборачивается: где же мама? Но та стоит неподвижно, и вот уже чужие фигуры заслоняют ее… Ей было страшно. Даже не так. Не так, как боятся другие дети – темноты, или пустой комнаты, или незнакомого переулка – этакая смесь жути и любопытства: а что там? «Там» мерещатся всякие монстры, но если все-таки сделать шаг, понимаешь, что все они – только в твоих мыслях. А тут не страх, тут знание. Знание, пришедшее непонятно откуда, что с ней вот-вот произойдет что-то очень плохое. Страшное. Вырваться бы и убежать – обратно, обхватить маму обеими руками. Чтобы спрятала, и закрыла, и увела прочь… Но тетя Кристабелла крепко сжала ее одну ее ладонь, а за вторую держит какой-то незнакомый мужчина. Комната. Посредине – металлическая рама, выполненная в форме круга с крестом внутри, подвешена на цепях к потолку. Этот необычный фигурный крест – символ веры. Так говорила мама. Так говорила тетя Кристабелла. – Так очистим же наши ряды от скверны, братья! Очищать, конечно, хорошо… Вот только почему ее привязали к раме? – И восстановим невинность… Она лежит на раме, глядя в потолок. А внизу – сложен хворост. – И мы снова сходимся в смертной схватке… Этот факел – ваше оружие, тетя Кристабелла? – Так воззовем же к Господу о даровании чистоты… Трещит, разгораясь, хворост… Страх. Опасность. Предчувствие. Воспоминания о будущем мешаются с настоящим. На ней вспыхивают волосы и одежда. – Мама! За что?! Запястья и икры – в металлических скобах. Не вырваться. Она изгибается, выкручивается в бесполезных попытках хоть как-то отстраниться от огня. Тщетно: пламя уже охватывает детское тело. – Мамочка-а-а!!! Помоги!! Разрывается мир слепящей болью. Стена огня – вокруг, от нее самой. А потом она увидела мир. Так, как прежде никогда не видела. Все предметы стали словно осязаемыми, ощущаемыми. Вот оно, а вот я. Осознаваемый мир. Видимый насквозь и сразу весь – не зрением, иначе. Медленно обгорают прутья в костре. Люди вокруг взывают к какому-то богу, моля об очищении от скверны. Стены здания, пристроенного к отелю. Ее перепуганная мать мечется где-то в вестибюле, то и дело подходя к телефонному аппарату. Время от времени она подносит руку к трубке, точно решаясь на что-то, но в последний момент отдергивает ее… По улицам мчатся автомобили. За городом в озере Толука плещут волны. Морями жизни светятся другие города их планеты. И невыразимо далеко – там, за искрами звезд, сияют другие искры – живые. Точки света в океане тьмы. Точки жизни в мертвом космосе. И тьма окутывает их. И в этой тьме есть свои искры. Темные. Но живые. Сияния во тьме. Холодный космос. Холодная тьма. И она – в центре мира. В огне. – Помогите! – зовет девочка, горящая заживо. Она кричит изо всех сил, но Кристабелле слышен лишь невнятный стон. Мама не слышит вовсе – из-за стен. Ничего. Пусть ее услышат другие. Где-то далеко, за звездами, не своим голосом вскрикнула другая девочка. Сорвалась с места, ошалелым взглядом обводя покои; казалось, с трудом узнала учителя. – Лея, возьми себя в руки. Возмущение в Силе – не повод для обморока. В иной ситуации она возмутилась – ведь не падала в обморок! – но сейчас сил хватило лишь на судорожный кивок. Хватала воздух, пытаясь прийти в себя. А лорд Сидиус тем временем активировал терминал дальней связи. На том конце ответили быстро: видимо, ожидали вызов: – Вейдер, заметил? – Трудно было не заметить, учитель. Искать будем? – Да. Подключишь Люка. – Разумеется. Вот и весь разговор. Все трое Скайуокеров были учениками Императора. Он замкнул их на себя; а друг на друге они были замкнуты ввиду кровного родства. Палпатин находил это интересным экспериментом: не обычная связь «учитель-ученик», стандартная для одаренных, а целая сеть. Десятилетние Люк и Лея таких тонкостей, разумеется, не понимали. И всех возможностей не знали. Впрочем, сам Сидиус тоже не поручился бы, что знает: такие сети связей в Силе, основанных в равной мере на родстве и обучении, не практиковали уже тысячелетия. Четверо одаренных, каждый из которых в равной степени связан с остальными. Тройка Скайуокеров, с их врожденной сверхчувствительностью, служила Палпатину идеальным усилителем. Линзой. Сверхпроводником. И сейчас, несколькими словами убедив Лею вновь сосредоточиться на Силе, одновременно концентрируясь на Вейдере и Люке, находившихся за несколько тысяч световых лет, старший ситх принялся за поиск источника возмущения. Надо было поймать, понять и зафиксировать. В Силе. А через Силу выйти на реальные пространственно-временные координаты. Возмущение было болью. И отчаянным криком, пришедшим откуда-то из пограничных с Неизведанными Регионами секторов. Чужая боль обжигала, в особенности близнецов, еще не до конца научившихся отделять в сознании свое собственное восприятие и приносимое извне. Почти сразу же вмешался Вейдер, прикрывая и частично изолируя сознание детей от внешнего возмущения. Сидиус не стал противоречить: в данном случае поблажка допустима, иначе сигнал, преломляясь в сознаниях Люка и Леи, будет слишком искажен. Дальше, дальше… Ситхи направляли темные потоки, просматривая их, быстро и тщательно одновременно. А затем резкая остановка – источник пойман. Теперь зафиксировать связь, сконцентрировать потоки Силы в один, одновременно всматриваясь в колебания ткани мира, исходящие из одной крошечной точки…