Глава 1.
Только лет в восемь Бисмарк наконец понял, насколько же ему повезло родиться в то время, когда все конфликты между Британнией и Германией были улажены. Германия вошла в состав Священной Британнской Империи, и дети, рожденные после подписания всех бумаг, официально признавались британнцами, и получали равные права со всеми гражданами Империи. До этого возраста – до той встречи – Бисмарк просто повторял за старшими братьями и отцом то, о чем шептались взрослые на кухне: что Британния не имела права пересекать Германские границы, присваивать себе территории. А вот уже после той встречи, что поставила весь мир с ног на голову, Бисмарк понял, что, пожалуй, только британнское гражданство помогло ему так долго оставаться рядом с мечтой. …В детстве Бисмарк Вальдштайн был болезненным, слабым ребенком – сказывалось еще скудное и неполноценное питание – обычные проблемы послевоенного времени. В школе его задирали старшие и более сильные ученики. Бисмарк защищался, как мог, пытаясь решать конфликты мирным путем, как учили его дома. Получалось не очень, но он не сдавался. Пока в один прекрасный – знаменательный, чудный, роковой – день его, мальчишку с грудой рассыпавшихся по асфальту учебников, не заслонила от задирающих его парней девчонка. Две совершенно дурацкие черные косички с желтыми бантами на концах, мятая школьная юбка, уже порванная на рукаве белая блузка, загорелые тонкие ноги в старых и свежих ссадинах – таким был ее портрет. Девчонка раскинула руки в стороны, загораживая Бисмарка, и воскликнула: – Какая низость! – в её голосе чувствовался неподдельный гнев. – Как вам не стыдно задирать младших! Один из старшеклассников насупился и сплюнул на асфальт. – Чё, тоже проблем захотела? Так мы устроим! Вали отсюда, пока мы добрые, малявка. – И не подумаю! – вздернув подбородок, ответила та. – Нарываешься, сопля? – хрустнул пальцами другой. – Ну усё, нарвалась… …Спустя несколько минут старшеклассники, оглядываясь, улепетывали со всех ног. Девчонка, украсившая себя еще парой ссадин и оторванным подолом юбки, воинственно подбоченилась и, наконец, обернулась к Бисмарку. – Эй, ты в порядке? – спросила она, безмятежно вытирая кровь с разбитой губы. Он только и смог обалдело кивнуть. – Ага. – Хорошо! – важно кивнула девчонка. – Ты учишься в этой школе, верно? – она махнула рукой, показывая на виднеющиеся невдалеке светлые стены учебного заведения, в котором действительно учился Бисмарк. – Ага, – повторил он. – Еще лучше! – она хлопнула в ладоши и помогла Бисмарку подняться и собрать учебники. – Я теперь тоже буду там учиться! – объявила она и вдруг протянула ему руку для рукопожатия: – Я Марианна Ламперуж, а ты? Бисмарк нерешительно пожал тонкую, но сильную ладошку. – Бисмарк Вальдштайн. – Очень приятно! – пожатие было достаточно крепким, чтобы Бисмарк наконец поверил, что это нелепое улыбчивое создание с косичками действительно в одиночку раскидало троих здоровых старшеклассников. – Ну, раз мы теперь знакомы, ты можешь провести для меня персональную экскурсию! – и, еще раз хлопнув в ладоши, девочка поспешила вперед, взмахом руки зовя за собой Бисмарка. Мальчик заворожено посмотрел ей вслед, потряс головой, сгоняя внезапно нахлынувшее наваждение, и последовал за ней, слабо улыбаясь и придумывая, что же можно рассказать своей нежданной спасительнице.***
…За следующий месяц Бисмарк узнал от болтушки Марианны все, что только было можно. Что она любит апельсины и терпеть не может рыбу, что ее отец коренной британнец, а мать полька с русскими корнями (чем и объяснялись легкий Марианнин акцент и такое странное сочетание имени и фамилии), что у нее есть единственная, самая горячая мечта – поступить в Британнскую Академию, где готовили пилотов найтмеров. Об этих машинах она знала всё и готова была говорить о них часами. Рисовала на песке Резонанс Иггдрасиля – химическую реакцию, благодаря которой сакурайдат приводил найтмер в движение. Не умолкая, рассуждала сама с собой, можно ли как-то ее улучшить (пока только в прикидках – практическая и теоретическая стороны вопроса были неразрешимы из-за незнания Марианной химии и физики). Рассказывала, почему новые модели «Глазго» лучше старых и почему единственным недочетом этих машин была страшно неудобная кабина пилота. Говорила, говорила, говорила, с таким жаром и стремлением исполнить свою мечту, что Бисмарк, раньше не интересовавшийся ничем, кроме простых детских игр, загорелся и сам. К концу первого года их с Марианной знакомства Бисмарк не без ее помощи подтянулся в учебе, собрал коллекцию игрушечных найтмеров, с трудом выучил формулу Резонанса Игграсиля и убедил свое семейство отпустить его на учебу, если он поступит, как и Марианна, в Академию. Почтенная чета Вальдштайн к задумке сына отнеслась со здравым скептицизмом, но одергивать ребенка не стала. Братья дразнились, но этим дело и ограничивалось. Сам же ребенок дома появлялся только чтобы поспать. Уносился утром в школу, а возвращался в одиннадцатом часу, засидевшись у Марианны над очередной игрушечной разборной моделью или билетами, которые они зубрили к поступлению. В Академию брали с десяти полных лет. Новобранцев проверяли по всем статьям: здоровье, выносливость, знания, психика, желание пилотировать. Везде – подробнейшие тесты, в итоге составляющие полную картину о рекрутах. Марианна, благодаря отцу-британнцу, который поддерживал ее стремление поступить и был готов поддерживать свое чадо, знала о вступительных экзаменах несколько больше остальных поступающих и щедро делилась необходимыми знаниями с Бисмарком. Сто и один билет, состоящие из пяти вопросов, к экзаменам были выучены назубок обоими. Бисмарк все еще переживал насчет своей физической подготовки, но Марианна успокаивала его тем, что в Академии обращают внимание на наследственность, а та у Вальдштайна более чем – все мужчины его семьи были как на подбор статные, высокие и мощные. Насчет себя Марианна беспокоилась в разы сильнее, и чем ближе была дата экзаменов, тем больше она нервничала. Они даже не стали праздновать её день рождения – он был в конце июля, а экзамен в начале сентября, так что весь этот праздничный день Марианна провела, по уши закопавшись в тесты по ферментам, катализирующим Игграсиль. До экзамена оставалось четыре недели, и эмоциональное состояние Марианны все больше напоминало истерику. Она почти постоянно срывалась: даже если ей казалось, что Бисмарк слишком громко дышит, она вскакивала, раскидывала бумаги и начинала кричать, что все хотят, чтобы она провалилась. Марианна знала всё что нужно, была прекрасно подготовлена физически, но на психологических тестах она провалилась бы, если бы все шло так, как шло. С этим нужно что-то делать, решил Бисмарк. Подруга столько для него сделала, разве мог он ее бросить в таком состоянии? …Это была тщательно спланированная диверсия. Бисмарк прибегнул даже к помощи взрослых, и они помогли довести его задумку до совершенства. Замысел был опасным, но практически стопроцентно должен был сработать. Как-то вечером, за три недели до экзамена, уснувшая за билетами Марианна проснулась от яркого света, бившего ей в лицо. – Марианна Ламперуж, родилась в июле, десять полных лет? – осведомился чей-то смутно знакомый голос. Лица из-за света было не разглядеть. – Д-да, – растерянно ответила она, протирая глаза и щурясь. – Вы что, спите на экзамене? – резко спросил другой, но тоже знакомый, женский голос. – Экзамен? – ахнула Марианна и еще раз протерла глаза. – Но он… он ведь только через… – Вы что-то сказали? – осведомился тот же голос. – Нет-нет, ничего, – Марианна пригладила волосы и выпрямила спину. У нее почти не дрожал от волнения голос, когда она сжала кулаки и твердо произнесла: – Я готова. Вопросы посыпались на девочку сплошным потоком – по билетам, дополнительные, с подковыркой и без. Она отвечала четко и быстро, с каменным спокойствием на лице. Когда она ответила на последний вопрос – огласила коэффициенты в Резонансе Игграсиля – свет потух и Марианна наконец смогла разглядеть лица своих «экзаменаторов». – Папа?! Мама?! – закричала она, быстро сообразив, что к чему. – Вы… вы что устроили, зачем?! – Мы тут ни при чем! – мгновенно вскинул руки Марианнин отец, мистер Ламперуж. – Все придумал твой друг. Бисмарк, наблюдавший за ходом «экзамена» и следивший за светом, вышел из тени и скромно шаркнул ножкой. – Зато ты успокоилась, видишь, какой эффект! – полным самодовольства голосом произнес он. – А то на тебя без слез смотреть нельзя было. Марианна пошла красными пятнами. – Ах ты, гад! Взрослые с хохотом наблюдали, как разъяренная фурия Марианна гоняет Бисмарка по всему псевдоэкзаменационному залу.***
Да, Марианна была насмерть обижена за розыгрыш и не разговаривала с Бисмарком те самые три недели, что оставались до экзамена, но насчет её эмоционального состояния он был наконец спокоен. К комиссии подруга шла с настолько боевым настроем, что Бисмарк нисколько не удивился, когда сияющая от счастья и забывшая все обиды Марианна повисла у него на шее, демонстрируя зеленую пластиковую карточку с номером – «Допущена». Свою такую же Бисмарк все же получил, но с большим трудом – экзаменационная комиссия, оказывается, отдавала предпочтение девочкам, которых в Академии было раз, два и обчелся, а мальчиков гоняли куда строже – с конкурсом пять поп на место. Но Бисмарк твердо гнул свою линию и разливался соловьем (откуда только ораторские способности появились?) перед комиссией, вещая о том, как же они будут рады, если возьмут его. Со скрипом, но комиссия поддалась, и вечером Бисмарк с Марианной надрались яблочным соком в честь поступления. Даже почтенное семейство Вальдштайнов соизволило порадоваться за чадо и торжественно благословить на дальнейшие успехи. Все новобранцы обязаны были прибыть в Академию пятнадцатого числа, чтобы остаться там на восемь лет – те, кто осилит военную муштру, разумеется – и Бисмарк с Марианной были во всеоружии. Академия могла трепетать заранее.