Миротворцы

Я пересекла всю поляну, негромко бросая налево и направо «привет», не очень-то надеясь услышать ответ во всеобщей суматохе, контрастом выступающей моему смятению. Сбавив скорость лишь на подступе к домику, я взбежала по ступеням на крыльцо, юркнула внутрь. Я замерла. Странная привычка: задержать дыхание, а потом сделать вдох, глубокий. Запах океана, ненавязчивый, едва заметный, но до безумия приятный, настиг меня. Я улыбнулась ему робко, расслабляясь, всерьез надеясь, что стены родительского домика мне помогут. Здесь все было как всегда. Скромные цвета моря, и его волшебный аромат, и журчание комнатного фонтанчика, затерявшегося среди приглушенных голосов обитателей домика и шума с улицы, и мягкие кровати, неаккуратно застеленные, и стопочки вещей в общем шкафу, и, конечно же, люди. - Роуз! Мелодичный скрип кроватей. - Эй! Наша Роуз вернулась! Мои губы против воли растянулись в счастливой улыбке. Я попыталась стереть ее, бесстыжую, с лица, но не тут-то было! Утопая в объятиях братьев и сестер, я смеялась. Тихо, но искренне. Их голоса, такие разные, но очень сильно похожие друг на друга. Выбравшись из плена рук и манящих улыбок, я прошла, нет – проплыла!, к моей пустующей кровати, положила на нее сумку, довольно выдохнув, рассказывая как у меня дела, привирая, что хорошо, и спрашивая, как жизнь в лагере. Слушая сбивчивый разноголосый рассказ, периодически кидая взгляды на сестер и братьев, отмечая, как они выросли, изменились, похорошели, с теплотой все это отмечая и с радостью тут же сообщая об этом, я переложила вещи в шкаф. - Тебя так давно не было, Роуз! - говорила Сара. - Столько всего произошло, - согласился с ней Джейк. - А Генри все такой же вредный, - проворчала малышка Лили. Дружный смех потряс комнату. Я не устояла и тоже фыркнула. - У нас теперь новые порядки. Нельзя входить на территорию римлян с оружием. - Почему это? – нахмурилась я. – Новый Рим переехал? Если мне не изменяла память и совесть по отношению к друзьям из Рима, по их обычаям, оружия сдаются Терминусу, смешному дядечке – богу границ, только при пересечении черты города, который, ни больше ни меньше, в сотнях милей отсюда – в Сан-Франциско. Три года назад я была там, в новом настоящем Риме, с настоящим сенатом и вековыми акведуками, храмами вместе со своими близкими друзьями, давным-давно сколотившейся компанией из пяти человек. Я улыбнулась, наконец осознав, что встречу их. - Лупа боится, что мы на них нападем. - А они к нам могут приходить вооруженными? – уточнила я. - Могут. - Трусы, - прокомментировал самый младший мой братишка. Ребята снова засмеялись. Их смех пошатнул мое равновесие, на миг убрав землю из-под ног. Было в нем что-то… дьявольское? Отмахиваясь от гложущих сомнений, я болезненно зажмурилась. - Да, несправедливо… - пробормотала я, стараясь хоть как-то реабилитироваться. - Римляне совсем обнаглели! – пожаловался все тот же мальчик. - Что такое? – спросила я. - Они сказали, что наш отец – самый бесполезный из богов, - пояснил один из моих братьев. - Рим просто всегда терпел поражения на море, - рассудила Сара. - Давайте сменим тему? И, действительно, тему сменили. На сплетни и разнообразные выдумки. Интересные и не очень, правдивые и в корни лживые, лживые настолько, что сладковатый привкус этих повисших в воздухе слов ощущался на губах, красивые и вовсе неприличные по меркам нынешнего времени. Особенный резонанс вызвала ссора Фреда и старосты домика Аида. Судя по словам братьев и сестер, эти двое кричали друг на друга так сильно, что дома ходили ходуном. Ничего необычного: Зевс и Аид опять чего-то не поделили. Странная закономерность: все настроения божественных родителей плавно перетекают к их детям. И еще более странные принципы: большинство из ребят горой стоят за своих богов, хотя ни разу в жизни их не видели. Мурашки пробежались у меня по позвоночнику сверху вниз, щекоча. Страх за то схватил меня за запястья, сжимая их сильно-сильно, утягивая за собой, в какие-то темные уголки подсознания. Дело в том, что я не люблю своего отца. Нет, неправда, я не не люблю его, даже не в этом дело. Он, наверное, хороший. Только я этого не знаю. Чужой. Бесконечно чужой и ужасно далекий, далекий настолько, что стой он рядом, я бы измеряла расстояние между нами в сотнях миль. Я слишком хорошо помню вечные мамины слова о том, что мой отец – моряк. Отчасти, так оно и есть. Хм, моряк… То, что я не верила этому, это одно. Гораздо страшнее то, что люди вокруг тоже не верили. Как только маму не называли за все время с момента моего рождения! Как она, бедная, это пережила все эти унижения, ума не приложу!.. Это из-за него на меня смотрели косо, это из-за него мама плакала каждый раз, когда отпускала меня в этот лагерь. Каждый раз, кроме сегодня. Мысли меня унесли далеко отсюда. За тысячи океанов, куда-то на край этого безбожного мирка. Машинально, даже не пытаясь вслушиваться в то, что творится вокруг, кивая невпопад, я вертела в руках меч, аккуратно сложенный в морскую ракушку, карманная игрушка, опасная… Окружающий мир отошел на задний план, а пальцы сами собой обегали по кругу сложенное оружие. Обычный мой уклад превратился в форменный кавардак из догадок и вопросов, причудливо смешанных и вытекающих друг из друга бесконечно длинной нитью. Осталось не сплести себе же паутину… Я тихонечко улыбнулась самой себе. Не знаю, сколько я пробыла в плавном небытие, вот только очнулась от тишины, сильно резанувшей по ушам. Вздрогнув, я заметила, что в комнате никого нет. И такое ощущение, что и не было. Странное ощущение. Звенящее, рябящее солнцем в глазах. Тряхнув головой, засунув монетку в передний карман штанов, я поднялась с кровати. Голова закружилась. Прикрыв глаза, машинально взмахнув рукой, проведя ладонью по воздуху в поисках опоры, я почувствовала покалывание в пальцах, отчего-то занемевших. Духота облепила. Открестившись от нее на скорую руку, я выбежала из домика. Оказавшись на улице, вдохнув жаркий воздух, я огляделась. Опоздавшие из разных домиков с оружием наперевес, дети Афродиты не в счет, тянулись к арене для тренировок. Сомнений не оставалось: ребята ушли на общее собрание. Не долго думая, я бросилась в сторону арены. Быстро пересекла площадку для домиков, попетляла по лесной тропинке. Шум толпы нарастал с каждым шагом. Еще немного!.. Один поворот, другой. Деревья расступились, открывая взору широченную площадку для сражений, специально для сегодня условно разделенную на две части. Западная была отдана римлянам, по традиции, а восточная оставлена за нами. Все уже были на месте. Римские и греческие полукровки выстроили шеренги, ровные. Мрачные, полные решимости, полубоги переговаривались в полголоса. На арене стоял неприятный гул, пропитанный нездоровым желанием выиграть или не играть вообще. Никто не скрывал отвращения и напыщенного превосходства. Самоуверенные улыбки сверкали со всех сторон, вот только беглые взгляды, да неуверенный шепот, да неловкое переминание с ноги на ногу выдавали нервы. Ближе к центру стояли командиры лагерей. Фред с греческим флагом в руках и Альберт, сын Юпитера, под римским знаменем. Бросив на них мимолетный взгляд, я отметила, насколько похожи эти двое. Фигуры, выражения лиц... Даже то, с каким остервенением они сжимали флагштоки. Братья. Настоящие братья. По разные стороны. Враги. Дрожь прошла по телу. Надо отдать должное Фреду: он держался прекрасно. Его ироничность была ему на руку. Непоколебимая скала. Прожигая его взглядом, я пыталась понять, найти ответ на вопрос, что он чувствует, что чувствует командир, ведя свой отряд в бой. Жара над ареной сгущалась. Краски меркли в тенях. Солнце нещадно палило. Я пролезала между рядами братьев и сестер, ища в толпе друзей, тех самых, с которыми я ездила в настоящий Рим, тех самых, при мысли о встрече с которыми сердце замирало. - Извините… Прости… Ради бога, пропустите! - шептала я. О, вот же они! Рыжеватые волосы, неряшливо собранные в высокий хвостик, нос картошкой, вечно ссутуленные плечи. И армейская выправка: прямая спина, резкие движения и хитрющая улыбка. Мои лучшие друзья: дочка Ареса и сын Афины. Протиснувшись между ребятами из домика Гермеса, я очутилась рядом с друзьями. Слегка пихнув в бок Люси, я встала по стойке смирно, пытаясь отдышаться. - Роуз! – восторженно сказала девушка. - Хей! – вторил ей Питер. Я польщено улыбнулась. - Какими судьбами?! – не умолкал парень. - Вообще-то я посылала сообщение по почте Ириды Люси, - пожала плечами я. - А ты ничего не сказала! – наигранно накинулся на подругу сын Афины. - Я хотела сделать сюрприз, - смущенно пробормотала дочь Ареса. - Признайся, Люси, ты просто забыла… - ухмыляясь, говорил он. Пока эти двое препирались рядом, слушая их и улыбаясь, как дура, я выискивала на стороне римлян вторую часть нашей компании: Сэма и Джонатана. Отыскав их глазами, я робко помахала им рукой, боясь, что кто-то из греков заметит этот жест. Все-таки нашу дружбу мало кто одобрял… Получив в ответ сдержанные улыбки, я почувствовала себя совершенной счастливой. - Я думала, ты приедешь раньше, - шептала Люси. - Паравоз задержался, - ответила я. - Эх и жара… - протянул Питер. Щелк! Разговоры прекратились в одно мгновение. Люси выпрямилась. Тишина нависла над головами, тяжелая, ощутимая, слишком материальная. Я услышала собственное учащенное сердцебиение. На арене появились Хирон и Лупа. Страшно? Не то слово. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Не из-за жары, если бы. Из-за странного напряжения. - Всем добрый день! – оптимистично начал Хирон, так на него непохоже. Нестройное приветствие посыпалось на него с греческой стороны. Римляне демонстративно молчали, подтянувшись. Кто-то из младших хотел было что-то пропищать в ответ кентавру, но мудрые центурионы тут же, без лишних объяснений, утащили его за спины остальных. Затем в разговор вступила Лупа, важно выйдя на середину арены, встав между старостами наших лагерей. Отработанное на раз-два-три «аве» хлынуло на нее, оглушив. По морде волчице трудно было судить об ее эмоциях, но, кажется, она осталась довольна своими воспитанниками. Гордо обведя арену взглядом, она говорила что-то о традициях, о чести и правилах игры, о важности этого события. Я пропустила все это мимо ушей. Выпала из окружающего мира. Уже не первый раз за день. То ли это я соскользнула в пропасть по неуклюжести, то ли это она разверзлась прямо под моими ногами без предупреждения войны. Как бы то ни было, я падала. Уши заложило, а неистовые солнечные зайчики плясали по лицу, то и дело попадая в глаза, высвечивая призрачные фигуры передо мной. Я отчаянно моргала глазами, но образы, неизвестно откуда взявшиеся, мелькали пред глазами, так часто, перетекая из одного в другой. Я начала задыхаться от такого потока мыслей, видений. Все это решительно не имело смысла… Все это не имело смысла! Мне захотелось прокричать эту фразу в пустоту, но горло пересохло настолько, что сказать что-либо хотя бы шепотом не представлялось мне возможным. Огнедышащий дракон, как он может быть причастен к Захвату? Женское лицо, то и дело выплывающее из темноты каждый раз, когда я закрывала глаза… Каждый раз. Я не знала, кто она, но ощущение того, предательское ощущение, что она была мне знакома, что я когда-то ее видела, меня не покидало, вот только я никак не могла понять, поймать себя на мысли, на ушедших воспоминаниях. Все таяло. Я не чувствовала жару. Меня трясло. Мурашки, ужасно холодные, бегали по всему телу неустанно. Дыхание стало рваным, лающим. - Роузи? – теплый шепот Люси. Она осторожно поглаживала меня по спине ладонью, мягко, от лопаток до поясницы, вверх-вниз, вверх-вниз… - Ты плохо себя чувствуешь? – поинтересовалась она. - Нет. - Что-то случилось? - Нет. - Тогда что тогда? - Ничего. Подруга пристально смотрела на меня, не мигая, изогнув бровь. Нет, она мне не верила. Она волновалась, действительно, волновалась, неподдельно. - Как скажешь, - наконец, прошептала она. Лупа и Хирон где-то вдалеке напоминали всем присутствующих правила игры, в частности, перечислили некоторые запрещенные приемы. Использование лабиринта, например, укрывательство флага в охраняемых сооружениях лагеря. Затем они отправили старост прятать флаги. Фред прошел меж наших рядов. Во всеобщем тумане я смогла разглядеть его лицо. Вертикальная морщина, глубокая, залегла на переносице, губы сжаты плотно-плотно, в одну линию. Несмело ребята пожелали ему удачи. Ураган из вдохов и выдохов успокаивался постепенно, оседая стыдом на сердце и краснотой на щеки. После того, как знаменосцы удалились, арена вздохнула. Облегченно или обреченно, не велика разница. Моя растерянность постепенно сменялась раздражением. Оно накатывало, сначала робко, словно бы боясь потревожить, потом сильнее… - Как думаешь, где они спрячут флаг? – спросила Люси. - Куда бы тебе хотелось идти за ним меньше всего? – откликнулся Питер. - В Аид, - фыркнула девушка. Она заметно нервничала. Из-за меня. Омерзение, раздражение накинулись на совесть, молчащую, предательницу. - В лабиринт, но Хирон только что запретил там прятать флаг, - рассуждала дочь Ареса. – А больше… А больше и нет ничего. - У тебя есть предположения? – я глянула на сына Афины. Я посмотрела сначала на него, потом на Люси, чувствуя, что готова провалиться сквозь землю. Нашла время для страданий, ничего не скажешь… Без слов, боясь произнести их - почему? потому что не уверена? – я попыталась вложить все свои чувства в один взгляд, извиняясь. Питер всегда был идейным центром нашей компании. То, с какой скоростью он работает, дерется, просчитывает ситуацию наперед, всегда восхищало меня и, признаться, немножко пугало. И его эта улыбка… Он определенно до чего-то додумался. Любопытство во мне пересилило страх и стыд, всю эту дикую смесь предчувствий и воспоминаний, новизну ощущений, странные видения. Я приподнялась на носочки, оперевшись на плечо друга. Люси приблизилась к нам, чтобы слышать то, о чем говорит парень. - Бункер Девять, - шепнул Питер. Бункер? Я, нахмурившись, улыбнулась, скорее снисходительно. - Прости меня, но это чушь! – озвучила мои мысли дочь Ареса. - Подумай сама… Парень, улыбаясь, задорно, заразно, посмотрел на стройные ряды римлян, перевел взгляд на наших братьев и сестер, затем продолжил: - Римляне наверняка захотят спрятать флаг там, где мы его никогда не будем искать. Логично было бы сделать это на нашей территории. Питер говорил правильно, но мысль о том, что римляне могут спрятать свой флаг у нашего стратегического склада, все еще казалась мне дикой. - Римляне не дураки, чтобы прятать флаг там, где у нас много охраны и оружия! – возразила Люси. - В том и то дело, что там нет ни охраны, ни оружия, - заметил сын Афины. – Потому что наши уверены, что римляне туда не сунутся. Я улыбнулась уголками губ. Отличная идея. Даже если Питер не прав насчет римлян, то почему бы эту мысль не взять на вооружение и в следующий раз самим не спрятать флаг на вражеской стороне? - К тому же, римляне могли подумать, что мы не будем активно сражаться за флаг рядом с собственными постройками, чтобы их не разрушить. Люси тряхнула головой. Ее рыжие волосы взметнулись вверх, блеснув на солнце огнем. Огонь! - Римляне воины, а не стратеги, - недоверчиво пробормотала подруга. - Их претор пошел в сторону Бункера, - привел последний аргумент Питер. - Это ни о чем не говорит, - справедливости ради кивнула я. - То есть, вы мне не верите? – переспросил парень. - Это глупо, - сказала Люси. - Извини. Я погладила друга по плечу. Он, сведя брови друг к другу, замолчал, насупившись, внимательно глядя на противников, наверняка размышляя об их плане. Мы с Люси переглянулись. Я пожала плечами, указав ей глазами на Питера. Дочь Ареса лишь отмахнулась. Она разглядывала меня, внимательно-внимательно, с головы до ног, улыбаясь уголками губ. Эта улыбка странным образом скрадывала всю ее внешнюю грубость, стирала клеймо ребенка бога войны. А я улыбалась ей. От нее исходило странное тепло и поддержка, словно бы она была дочерью Аполлона или самим солнцем. Я улыбалась сначала несколько наигранно, через силу, все еще стыдясь саму себя, безнадежная. Я улыбалась наигранно, пока не прочла всю эту заботу, всю эту любовь… Радость нахлынула на меня. Поздно, но все же лучше, чем никогда, верно? Все страхи ушли, а радость… Она душила. Губы, как бы я ни старалась сжать их, расходились в улыбке, корабли в море, а сердце трепетало, трепетало, бедное, пело, стучало отчаянно. До глупого восхищения. Мне хотелось захлопать в ладоши. Мне хотелось допрыгнуть до неба. Я была с друзьями. С Люси, Питером. Рядом, пусть на сегодня в команде противника, Джонатан и Сэм. Ха, я помню, как мы принесли клятву друг другу. Долго выверяли какой-то особый день лета, особый момент времени, собирались в тайне ото всех в Бункере. И вот, когда было определено место и время, после долгих мучений и споров, мы произнесли слова, составленные общими усилиями накануне. Сложно сказать, что именно нас связывало. Привычка собираться вместе по ночам и болтать обо всем? Совместные поиски? Детское обещание никогда не расставаться? Или что-то другое? И какая война не помеха. И никакие интриги богов. И никакой Захват Флага. Ничего. Никогда. Есть нерушимые вещи. И эта, должно быть, одна из них. Мне вовсе не нужно было ни с кем из ребят говорить. Достаточно было любопытного взгляда от Люси и тяжелого от Питера, старательно делающего вид, что не замечает наших перемигиваний.