Миротворцы

Прошу прощения за задержку. Глава в том виде, в котором была вчера вечером, требовала тщательного редактирования. Ваш Автор. *** От нечего делать, теребя рукав рубашки, я обводила глазами комнату. Множество кроватей, неопрятных до ужаса, тумбочки, начиненные оружием сверху донизу. Сбитые ковры на полу, которые никто и, видимо, никогда не чистил. Эта светлая мысль просто не приходила детям Ареса в голову. Люди постепенно пребывали в домик, я исправно здоровалась с каждым входящим громче всех и едва ли получала внятный ответ. Шум нарастал, у двери две девочки уже начали драться на мечах. В шутку, надеюсь. Ни Люси, ни Артура… Тяжело вздохнув, я потянулась к тумбочке подруги. На видном месте, в незакрытом отделении, лежали два меча, кинжал и три драхмы. Маленький пузырек с нектаром Люси припрятала за металлом. То, что было закрыто дверцами, я смотреть не решилась. Зато мое внимание привлекла маленькая штучка, едва заметная среди оружий. Скорее всего, дочка Ареса специально замаскировала ее. Раздвинув мечи, я достала эту небольшую вещицу. Размером с мой кулак, этим секретом оказалась искусная куколка. Честное слово, куколка! Я засмеялась от неожиданности. Маленькая металлическая куколка! Ее тельце, немного непропорциональное, выточено великолепно. Каким-то странным образом на ее теле выделялись штанишки и рубашка, похожая на мою, только с короткими рукавами. А волосы куколки, недлинные, объемные… Волшебно. Я провела рукой по голове металлической девочки. Небольшие бороздки на металле чувствовались. Автор этой работы постарался на славу – проработал каждый волосок! Восхищенная улыбка не сходила с лица, а сердце защемило. Куколка за поясом держала огромный меч, чье лезвие блестело почти так же ясно, как и лезвие настоящих мечей. Я задумалась, из какого металла была выкована эта прелесть. Все, как у живого человека… Руки, на них даже мускулы проработаны!, ноги, шире в икрах и совсем малюсенькие в щиколотке, лицо… Глаза. Я не видела их в полутьме, но нащупала. Их не просто нацарапали, их вырезали. Верхнее веко, нижнее… Смех пробирал меня. Нос, маленький, чуть задернутый вверх. Губы, растянувшиеся в легкой улыбке, и ямочки на щеках. Так похожа на свою хозяйку… Только один человек мог сделать Люси такой подарок, только один человек. Сэм. Ее любимый Сэмми. Я вспомнила наш с ней разговор полгода давности. Я звонила по Ириде поздравить подругу с шестнадцатым днем рождения, а она плакала и говорила, что мальчики сделали ей самый лучший в мире подарок, что это настолько милая вещь, настолько настоящая вещь… И дочь Ареса не врала. Выходит, это и есть то, что ребята подарили ей. Дарили все вместе, а работал один. Идея Питера, бьюсь об заклад, выдумал это Питер! Кому еще придет в голову эта шальная мысль – подарить дочери Ареса игрушку? А исполнение… Я подозревала, что Сэм – волшебник, но… Сердце еще раз сжалось. Как-то ужасно больно. Радость, неистовая, соседствовала с этой болью. В чем дело, Роуз? Разве ты не должна быть счастлива?.. Сэм и Люси. Твоя лучшая подруга всегда мечтала о его внимании, она радовалась, как сумасшедшая, подарку из его рук. А ты?.. Эх, ты, Роуз! Я ругала себя, но не могла ничего с собой поделать. Боль разрасталась. Вертя куколку в руках, я чувствовала, как предательские слезы подступают к глазам. То ли от обиды, то ли от того, что я ранила его брата. Я практически его убила! - Роуз? От ее голоса я вздрогнула. Бесцветный. Я не заметила, как она подошла. Рыжая макушка стала красной при таком освещении. За спиной Люси стоял Питер, с улыбкой глядя на меня, с какой-то виноватой. - Люси… - прошептала я. Дочь Ареса, глядя на меня, тяжело вздохнула. Ее губы дернулись в улыбке. - Мир? – спросила она. Спросила и протянула мне свой маленький мизинец. Я, игнорируя этот жест, вскочила с кровати, бросилась ей на шею, все еще сжимая в руке куколку. Обвив шею руками, прижавшись к ее пушистым волосам, прижавшись к ней, я понимала, как сильно мне ее не хватало. - Мир! – ответила я с жаром. Дочь Ареса, коснувшись щекой моей щеки, мокрой от слез, притянула меня к себе, зажав в кольце рук. Питер, стоявший сзади, ошеломленный, смотрел на нас во все глаза, не зная, куда себя девать. Он так бы и стоял, если бы я не протянула ему руку. Он неловко сжал ее. - Люси, я тебя не предавала, Люси! – зашептала я, цепляясь пальцами за пальцы друга, притягивая ближе, чтобы он тоже слышал. – Вас спас воздух, так ведь?.. Я нашла Джо в лесу, это я попросила его тебе помочь. Сказала, что ты на арене, ты и Артур… Он все сразу понял. Это он, а не Фред, это он вас спас! Мой жаркий шепот опалял ее шею и его руку. Я смотрела в сторону братьев и сестер Люси, следила, чтобы никто из них не обратил внимания на наши разговоры. - Джонатан? – переспросила девушка, пораженная. Она произнесла его имя несколько громче, чем надо. Пара ребят оглянулись на нас, но, не обнаружив угроз, вернулись к своим делам. Питер отвесил Люси подзатыльник. Я перехватила ртом воздух. - А потом… В самый разгар его работы, нас нашел римлянин. Сын Вулкана. Я почувствовала, как Люси дрогнула от этих слов. Я знала, о ком она подумала, знала, чье имя было у нее на губах. Я вложила металлическую куклу в ее руку, теплую. - Я вступила с ним в драку, чтобы Джо мог закончить с вами… Я… Он легко победил меня. Он меня чуть не задушил. Я думала, я умру! Я уже готова была умереть… Он оружие оружие и душил. И задушил бы, если бы меч не вернулся ракушкой мне в карман. Я пырнула его. - Насмерть? – одними губами спросил сын Афины. Уверена, друзья не придали бы такого значения убийству, вынужденному убийству, если бы не одно обстоятельство: Сэм тоже сын Вулкана. - Джо сказал, что он жив. Был жив! Он еле дышал. Не знаю, спасли ли его… Джо понес его к своим, а я… Я побежала к тебе, Питер. Джо сказал мне, что у Бункера ловушка. Мой голос, осипший, звучал жалко. - Тише-тише, Роузи… Люси гладила меня по спине. - Какая же ты дурочка! – шептала она. - Что теперь с нами будет?.. – пробормотал Питер. - Подождите. Это еще не все. Вздохнув, я выбралась из объятий друзей, села на кровать, приглашая за собой ребят, рвано дыша. И, на выдохе, начала рассказ о том, что видела и слышала сегодня утром. Говорила как можно тише, как можно спокойнее, чтобы для остальных обитателей домика наш разговор был не более, чем обсуждение сегодняшнего утреннего меню. Голос мой, и без того не очень громкий, превратился в мелодичный шелест волн. Одни лишь глаза сверкали неуемно, да сердце, все еще больное, покалеченное, ныло. По домику прошел клич: дети Ареса собирались на арену на очередную тренировку. Я внутренне поежилась. Как у них хватало смелости браться за оружие сейчас?.. Нет, даже не смелости! Жестокости. - Люси? – выкрикнул кто-то из них. Я, испугавшись, остановилась на полуслове. Неожиданно Артур показался перед нами. Я мало его знала. Только из рассказов Люси. Он был человеком дела, а не слова. Говорил исключительно по необходимости, короткими фразами. Я скользнула глазами по нему. Ни одного живого места, Боже, ни одного живого места… Все тело в шрамах, порезах, царапинах. Сердце подскочило, неприятно. Это после вчера?.. Перед глазами возникла картинка, так сильно запавшая в душу. Люси и ее братья и сестры в кольце римлян на арене. Подруга прикрывала их собой, она прикрывала собой его, она рисковала ради него, а я… Отвращение к самой себе пробежалось по позвоночнику от поясницы до шеи, щекоча. - Ты идешь? – спросил он. Подруга, оглянувшись на меня с Питером, улыбнувшись украдкой, ответила брату: - Нет. Я сегодня хочу пропустить. - Ты должна мне бой, - напомнил парень. Прищурившись хитро, дочь Ареса заявила: - Ты сегодня не в форме, так что я сделаю тебя в два счета! А это не интересно. До чего Люси преображалась в такие моменты! Ее глаза по-особенному сверкали, каким-то безумным азартом и странной заботой одновременно, улыбка на губах приобретала оттенок очаровательного ехидства. В эти мгновения она до ужаса походила на обыкновенную дочь Ареса и на саму себя. Питер локтем толкнул меня в бок. Я повернулась к нему. Глядя друг другу в глаза чуть дольше какой-нибудь секунды, ловя неосязаемое настроение, мы засмеялись. Подруга, явно довольная собой, важно сложила руки на груди. Артур снисходительный бросил взгляд на нас. Не в форме… Это ж надо было такое ляпнуть! Смех, клокоча, непроизвольно срывался с губ, несколько истеричный. Вместе с ним я прощалась с плохими мыслями о войне и собственном предательстве, вместе с ним мне становилось до невероятного легко, до небывалого. Не найдя, что ответить сестре, парень ушел, воинственно помахивая мечом. Как только его фигура скрылась из виду, к нашему веселью присоединилась Люси. Ее звонкий смех смешался с нашим безумием так приятно, так привычно. Не хватало только хохота Джо и фирменной ухмылки Сэма. Устало уткнувшись носом в плечо дочери Ареса, я держалась за живот, все еще смеясь. Люси ласково обняла меня, как обнимала всегда, просто положила свою руку мне на плечи, не отпуская далеко. Мышцы живота болели. Но мне было все равно. Настолько глубоко все равно, что я готова была пожертвовать чем угодно, чтобы это испытание смехом продолжалось как можно дольше, бесконечно долго, чтобы мне никогда не пришлось возвращаться к мрачному разговору о Фреде, пророчестве и таинственной госпоже. Однако ничего не длится вечно, к сожалению. Первым пришел в себя Питер, объявив во всеуслышание, что больше так не может. А потом, подумав, добавил, что Люси хорошо уделала Артура, и протянул ей руку в знак шутливого уважения. Дочь Ареса, смеясь уже совсем тихо, пожала ее как можно сильнее. Вытирая тыльной стороной ладони проступившие слезы, я судорожно выдохнула, успокаиваясь. В домике, кроме нас, осталось еще двое – мальчик и девочка. Последняя была тяжело ранена, лежала на кровати обездвиженная, пустыми глазами глядя в потолок. Я вспомнила ее кровоточащие раны, ее крики на весь лазарет и мои собственные обещания из ряда «все будет хорошо, ты только не бойся». Стыд за наше веселье, внезапное, необоснованное, глупое и ужасно неуместное, нахлынул. Я поморщилась, в один момент сняв в себя это безумное наваждение. Мальчик же начищал свое оружие, видимо, готовясь к тренировкам на арене или другим каким событиям. Работа спорилась, он спешил: металл отчаянно визжал, блестя все ярче и ярче. - Роуз, так что дальше? Что тебе сказал Хирон? – прервал молчание сын Афины. Вздохнув, с трудом вспомнив, на какой реплике я остановилась, я договорила до конца. Все также тихо. Закончив рассказывать, я уставилась в потолок. Деревянный, он показался мне чрезвычайно низким. Давящим. Руку протяни… Я нахмурилась. Молчание стало вязким, как желе, оно неприятно манило. Питер подался вперед, поставив локти на колени и удобно устроив на ладонях лицо. Изогнув брови, он закусил изнутри губу. Взгляд его не выражал ничего хорошего. В его глазах блестели осколки мыслей, безбрежно далеко. Они будто бы остекленели, стали искусственно неживыми. Сын Афины отчаянно смотрел в одну точку, сосредоточенно. И лишь эти самые осколки в глазах и быстро шевелящиеся губы в беззвучном разговоре говорили о том, что он был предельно рядом, предельно со мной. Спина его опасно напряглась, словно парень готовился к броску. Люси притихла. Глаза ее, карие, лихорадочно метались из стороны в сторону, обегая обстановку. В руках она нервно теребила куклу Сэма. - Ерунда какая-то, - неожиданно выдохнул Питер. - Ерунда, - согласилась я. Наверное, это и было самым подходящим словом для описания всего того, что я слышала. Ерунда, неразбериха, бред сумасшедшего, чушь, но ведь правдивая. - Хирон поверил в слова Фреда? – недоверчиво протянул сын Афины. – Смешно. Да, его обещание отомстить понятно, но… Он же не поведет войска на Рим, верно? Мои братья и сестры, например, никогда не любили римлян, но и что с того? Ясно как белый день: война не выгодна ни с точки зрения людей, ни с точки зрения орудий, ни с точки зрения цели. Что-то в его рассуждении меня задело. Парень не считал бои жестокостью, он просто сетовал на их невыгодность… Этот холодный, строгий расчет, свойственный детям Афины, всегда меня убивал. Я больше всего в жизни боялась друга в такие моменты. Когда он так говорил. Я затаила дыхание. - Да, но значит есть что-то, что заставило Хирона поверить, - отметила я. Он повернулся ко мне. Заглянул в глаза, любопытствуя. На губах его появилась кривая улыбка, свидетельствующая о том, что теперь парень ни за что и никогда не отступит. Теперь этот разговор не только мой и Хирона, но и его тоже. Его захватило это. Невообразимо, необъяснимо, как и почему, но захватило. - Пророчество, - кивнул Питер. – Что же это за пророчество?.. Почему они тебя успокаивали? Ты попала в цель! Фред и они знают что-то и это что-то о конфликте между лагерями. Несмотря на то, что Хирон признал несвоевременность твоих вопросов, его они обеспокоили. Интересно… Пророчество о людях. И Фред почему-то не тот… - Да, но Хирон в этом не уверен, - заметила я. - Неважно. Важно лишь то, что Фред своей речью навел их на сомнения. Стало быть… Они хотели от него другого. Но чего? Скорее всего, обратного. Иначе бы Хирон не назвал его слова шуткой. - Они боятся, - отозвалась я. Страх. Он больно сжал грудную клетку. - Точно, - прошептал Питер. – Они боятся, что Фред не тот предводитель, что нам нужен! Что мы пойдем за ним! Наверняка пророчество о каком-то начальнике или типа того… Конечно! Ты гений, Роузи! Все сходится: в лагерях волнения и риск войны действительно есть, небольшой, но есть. Сейчас важно, чтобы людьми управлял нужный, грамотный в этом вопросе человек. Возможно, по пророчеству, от его каких-либо решений зависит дальнейшее общение Рима и Греции между собой. Вот почему они боятся, что Фред может оказаться не тем… Они боятся, что из-за его неосторожных слов мир между нами рухнет. Похоже на правду… Очень даже похоже. Если бы не… - Почему тогда дочь Деметры была против того, чтобы Фред рассказывал о пророчестве остальным? Почему тогда пророчество тайное? – задала вопросы я. - Потому что никому и в голову не придет, что Фред может быть не тем, - пробормотал сын Афины. - Его все уважают. Стало быть, его слово равносильно закону, Фред – тот, кто нужен. И если на секунду допустить, что он говорил серьезно, то война будет! - Но война – это безрассудно! – возмутилась я. - Проблема в том, что это понимают не все, - сказала Люси. До этого момента она молча слушала нас, не подавая признаков жизни. Слушала внимательно. Молчание повисло. Скрежет металла метался в воздухе, раздражая. От него звенела голова. Или от страха? Сердце билось сильно-сильно. - Артур и мои ребята хотят взять реванш, - пояснила девушка. В голову ударила паника. Искры, летящие по воздуху, танцующие свой траурный танец, всплыли в памяти, ужасное знаменье. Вчерашний огонь. Вчерашняя вода. Вчерашний дым, который, оказывается, сделали наши, чтобы отравить противника. Это уже не игра. Это не похоже на игру. Еще никогда я не видела в глазах людей столько злости, а на мечах столько крови. Кошмары забрались под одежду, холодя. Что теперь?.. Что теперь будет? - Каким образом? – спросил Питер. - Переиграть, - ответила Люси. Я выдохнула. Переиграть. Переиграть, а не убивать. - Это не так… страшно, - пробормотала я. - Действительно? – изогнул брови сын Афины. – Если бы не ты, Роуз, я не знаю, где бы я был. Его слова, тихие, неожиданно трогательные, задели меня за живое. Я вздрогнула от них, как от удара. Непривычно, до боли непривычно видеть Питера таким… Несмелым? - Я ничего не сделала, - осипшим голосом ответила я. - Ты вернула меня к жизни. Люси улыбнулась его словам. Растерянная, я ляпнула: - Это все Джо, - пожала плечами я. Джо-Джо-Джо… Его имя мурашками пробежалось по телу, звучное. - Если бы была возможность спросить, как он, - проговорила я деревянным голосом. – Что мне будет, если я пройду к римлянам? Или отправлю сообщение через Ириду? - Хирон же запретил. На границе лагерей гарпии, - сообщил парень. - Тебя растерзают, - мрачно пообещала Люси. - Лучше не трогать все это. Не ворошить, - проговорил Питер. – Не только Джо, вообще всю эту историю. Как не трогать, когда сердце так болит?.. - Все станет понятно через несколько дней, - произнесла я медленно, убеждая в этом скорее себя саму. – Здесь от нас ничего не зависит. Я уже сделала все, что могла. Я уже угробила Джонатана. Сжав зубы, кулаки, я выдохнула. Молчание больше не было тягостным. Задумчивое, оно обволакивало мягко, хранило, оберегало от дебрей ненужных мыслей. Дурные предчувствия, простреливающие время от времени, молниями разряжали обстановку, заставляя все больше и больше замыкаться. Не знаю, одна ли я слышала этот гром, видела эти разряды. Не знаю, сколько времени длилась эта буря. Не знаю. Я уже ничего в этом мире не знаю. Ничего! Мальчик, чистящий оружие, ушел. Тишина кристаллизовалась, нарушаемая лишь негромким сопением раненой дочери Ареса. Отключив все мысли, разом стерев их взмахом руки, я положила голову на плечо Люси. Неудобно, жесткое… Пробормотав себе под нос что-то крайне невыразительное, я, вздохнув, устроилась на нем поудобнее. Люси не двинулась, истукан, задумчиво кусая губы и вертя в руках куклу безотчетно. - А кто такая госпожа? – вдруг спросила она. Госпожа. Есть еще госпожа! - Кто-то, кому по какой-то причине интересно и известно пророчество, - рассудил Питер. - Она же не дочь Деметры, - произнесла девушка убежденно. - Нет, конечно, - откликнулась я. – Скорее всего, она, и вправду, темная. Я, сморщившись, вспомнила черных червей, ползающих по ее рукам свободно. - Но почему тогда Хирон говорит с ней так спокойно? – недоумевала Люси. - В подземном царстве немало малых богов, - заметил сын Афины. - Богиня? – нахмурилась подруга. – У нее слишком слабая аура. - Значит, какая-нибудь тварь. Титанида. Эмпуса. Ламия. Фурия, - перечислял парень. - Прекрати! – оборвала его я. Я боялась даже представить, что на самом деле может скрываться за этими ярко-зелеными глазами. - Все равно непонятно, зачем ей все это, - покачала головой дочь Ареса. - Аид подослал? – предположил Питер. Отнюдь, не самая радостная новость. Хозяин подземного царства, самый мрачный, самый старший из Большой Тройки и самый, пожалуй, загадочный, не внушал мне ничего, кроме ужаса. Пожалуй, это легко можно было объяснить его Шлемом. Я ухмыльнулась собственным мыслям. Если в этом деле замешаны боги, то все еще серьезнее, чем мы думали… Лицо женщины, объятое пламенем, вновь появилось пред глазами. Ее длинные волосы, сливающиеся с языками костра, шевелились, а глаза застыли, пустые, бездонные. Она казалась мне знакомой, теперь особенно знакомой. Мысль, светлая, промелькнула в голове, ярче солнца вспыхнув, удалилась. Потянувшись к ней, я поздно сообразила, что ее не вернуть. Замкнутый круг. Странное ощущение того, что кто-то специально насылает на меня эти видения, что кто-то чего-то от меня хочет, чего-то хочет очень сильно, росло, тревожное. Помотав головой, избавляясь от тяжелого взгляда незнакомки, я зажмурилась, сильно-сильно, что в глазах зарябило, а голова закружилась. Разомкнув тяжелые веки, я прошептала: - Если вы мне срочно не скажете, как жили без меня, я уйду в море. Рассмеявшись, по-доброму, Питер и Люси стали наперебой рассказывать какие-то смешные, милые истории из жизни лагеря, пересказывать комичные моменты из их общения, чудно перебивая друг друга, чуть ли не до драки сходясь за пустяковую историю. Я слушала их нелепую болтовню и бесконечные препирания, постепенно улыбаясь все ярче и ярче, пока на душе не стало совсем хорошо и безмятежно спокойно. - Так лучше, правда? Листок с непонятными чертежами, налепленными на ужасно маленьком куске бумаги буквально друг на друга, появился у него под носом. Джонатан, нахмурившись, уставился на карандашные наброски. Какие-то расчеты, записи на латинице, формулы, фантастические рисунки… Сын Юпитера покачал головой, вздохнув: - Прости, брат, но я ничего не понимаю. Сэм, многозначительно хмыкнув, вырвал из его рук листок и, очевидно, заметив на нем маленькую помарку, стремительно внес исправления. - Корабль! – объявил он гордо. - Ты решил построить корабль? - Таких еще не строили, Джо! Это будет не просто корабль, а умный корабль. Живой. Как лабиринт. - Дедал идею подкинул? Они сидели в казарме в полумраке. Солнце уже садилось, и света катастрофически не хватало. В дверь постучали. Резко, требовательно. И, не прерывая стука, заглянули в комнату. То была второй центурион первой когорты, дочка Марса по имени Харриет. - Центурион Джонатан, - ледяным голосом проговорила она. Парень, вздрогнув, повернулся к ней. Догадка, страшная, мелькнула в голове. Паника завладела им на миг. Он бросил беглый взгляд на друга. Мысль сбежать или убрать коллегу с дороги одним махом руки родилась, жестокая, и тут же была отодвинута на задний план. - Что случилось? – поинтересовался он, как ни в чем не бывало. Знание того, что он поступил правильно, вчера, в лесу, подарило странное спокойствие. Он поднялся машинально, предполагая, что сейчас нужно будет уйти. Возможно, навсегда. Сэм вскочил за ним следом. - Центурион Джонатан, Вас ждут на площади перед временным зданием Сената, - девушка говорила нарочито пренебрежительно. Узнали! - Сопротивление бесполезно? – полюбопытствовал парень. - Абсолютно, - кивнула Харриет. - Что за черт? – прошептал ему на ухо друг. - Все нормально, - пожал плечами Джонатан. Он долго думал, стоит ли рассказывать сыну Вулкана о том, что он помог Роузи, вернее, Люси, и о том, кто чуть не убил его брата, и пришел к выводу, что все обойдется. Не обошлось. - Пошли, - согласился он. И уверенно зашагал на выход. Желание сбежать росло с каждым шагом, ненависть к себе в геометрической прогрессии с вдохами раздирала сердце, руки предательски дрожали. Именно предательски. Внешнее спокойствие готово было рухнуть в любую минуту. - В чем дело, Джо? – не унимался Сэм. Тихий вечер. За дверью их ждали трое вооруженных до зубов солдат. Солдат из его когорты. - Почему ты ничего не делаешь? – возмущенный шепот друга. Он глянул на Сэма. В карих глазах парня отражалось волнение, даже больше - желание помочь. Джонатан был поражен этим до глубины души. - Что вы делаете?! – не выдержал сын Вулкана. – Это что, розыгрыш? Он ваш центурион, а не подушка для битья! Краем глаза сын Юпитера заметил, как рука друга потихонечку начинала дымиться. - Харриет! – прикрикнул он на девушку. - Прочь с дороги, Сэм, - сказала она строго. – Кажется, ты многое не знаешь о своем друге. Процессия двинулась в сторону временного Сената. Сенатом это строение назвали скорее для красоты, только потому, что там жили преторы и ночевала Лупа, когда посещала лагерь. Джонатана обступили со всех сторон, зажали. Кулаки непроизвольно сжались, а ветер засвистел в ушах. Страшно? Нет, страшно обидно. Безмолвные солдаты отгородили его от Сэма. С позором. Этот подонок все-таки выдал его. Лучше бы Роуз его… Неправда, нельзя так говорить. Нельзя желать людям зла, так учила парня мама. А он только и делал, что желал этого. Всю дорогу от казармы до Сената. Там уже собирались люди. Как же иначе? Посмотреть на расправу с предателем – святое дело. Раньше он и сам любил подобные зрелища. Джонатана вывели на середину, поставили перед крыльцом здания. Со ступеней на него взирали преторы и другие центурионы. С презрением. Уничтожая. Дыхание участилось. Лупа стояла с ними, чуть поодаль. Волчица тоже разглядывала его. Вот только… Ему показалось, или она улыбалась? - Тебе есть что сказать в свое оправдание, Джонатан Мендрейк? – обратился к нему Альберт. Перешептывания, грязные слова в его адрес долетали до парня. - А в чем меня обвиняют? – проговорил сын Юпитера. Неслыханная дерзость. - В пособничестве Греции, - ответил претор. Неодобрительно гудение волной накрыло. - Ты знаешь, Джонатан, что тебя ждет? - Да. Не казнь. Нет. У них не хватит доказательств. И смелости. Ссылка или что-нибудь похуже. Публичное наказание? Избиение? Порка? - Стойте! – крик перерезал глас толпы. – Я за него ручался на приеме в легион. Я должен разделить это с ним по закону. В голосе этого смельчака Джонатан узнал голос лучшего друга, Сэма. Зачем он полез, сумасшедший? Он же даже не знает, в чем дело. - Ты уверен? – ухмыльнулся Альберт. - Абсолютно! Римляне вновь загудели. Теперь с одобрением. С этим гулом началось самое страшное. К Джонатану подошли сзади, неслышно. Заломили руки. Он упал на колени, почти не сопротивляясь. Первый удар пришелся по спине.