Миротворцы

Вечер был вечером. Как и положено, наступил с первыми несмелыми сумерками, кружа, даря легкую прохладу. Мы провели его как обычный вечер. Говорили обо всем и ни о чем, и улыбки наши, призрачные тени, блуждали на губах в прощальных бликах солнца. Мы гуляли втроем по всей территории лагеря, тщательно закрывая глаза на искореженные деревья, вымытые почвы, следы пожарища и крови, отголоски криков, которые, кажется, все еще мучили лес. Долгое время мы бродили по пляжу. Вдоль самой кромки. Обувь промокла насквозь, волны брызгали одежду. Питер рассказывал о новостях с фронта, безрадостных, но, вроде, его это успокаивало. Говоря о войне, он не обмолвился об отце, но его глаза, горящие надеждой, сказали все за него. Люси болтала о своей семье. Смертной семье. Ее мама успешно вышла замуж за некого мистера Гроу, известного в Вашингтоне человека, и махнула туда, не думая о дочери. Так или иначе, на подруге не было пятна несчастного ребенка женщины легкого поведения. Она виделась недавно, в начале лета, с мамой и новыми ее братьями и сестрой, еще маленькими. Я же старалась слушать, а не говорить, наблюдая за тем, как круглое солнце тонет в океане. Вечер был вечером. Хорошим вечером. И закончился далеко затемно, нашим запоздалым смехом и дружескими тайнами, маленькими незначительными открытиями, коих море, купайся сколько хочешь!, и я свято надеялась, что ночь окажется такой же замечательной, ступая босиком по скрипучему полу домика Посейдона во тьме. Кто-то уже спал, а кто-то все еще наслаждался волшебством этого тихого вечера. Улыбаясь, облачившись в ночную сорочку, я рухнула на кровать, накрывшись легким одеялом, я привычно положила руку под голову, пробормотав что-то до боли милое себе под нос, и провалилась в сон. Навязчивые крики лезли в голову, разрывая, сопровождаемые громкими хлопками. Суета и скрип кроватей вырывали меня из мира сновидений, заставляя зависнуть где-то между реальностью и грезами. Лениво сердце дрогнуло. С губ сорвался возмущенный вздох. Я отвернулась к стенке, с головой накрываясь одеялом, не разнимая глаз, не позволяя думать себе ни о чем. Кошмар… Подумаешь, кошмар. Зевнув сладко, я подвернула краешек одеяла под себя. Мягкость подушки, спокойствие снов пленили. Расставаться со всем этим отчаянно не было никакого смысла. Цветные миры, скрывшиеся за поворотом фантазий, уже открыли свои двери. Я бродила по хрупкой, тающей грани мечты, расставив руки в разные стороны, ловя спокойный ветер из другого измерения, балансируя неумело. Покачнувшись в последний раз, чуть ли не свалившись с высоты, я открыла глаза. Жуткий грохот, сопровождаемый едва знакомым треском… Искры! Огонь! Сон слетел. Я поднялась на кровати. Комната просветлела. Она утонула в огненно-красных всполохах. Они плясали на стенах, полу, делая окружающий мир каким-то до ужаса… зыбким? Соседние кровати были разворочены, всклокочены. Мои братья и сестры, заспанные, сидели на своих постелях, застывшие, прислушиваясь к происходящему на улице. Несколько из них выбежали на порог, побросав одеяла. - Мне страшно… - прошептал самый младший мой братик. Мне тоже, про себя ответила я. - Не бойся, - произнесла я вслух. Тревоги набросились на меня, теребя. Обаятельный сон исчез за непритязательной жизнью. Крики с улицы, восторженные, волнительные, испуганные – самые разные, гремучая смесь, доносились с улицы. Беготня, стук чьих-то ног. И снова, снова хлопки, бесчисленное множество… А затем звенящая тишина и… Бам-бам-бам! Выстрелы! Кто-то стреляет! Клянусь, стреляет! Заслышав пистолетную очередь, я, забыв обо всем: об одежде, обуви, рамках приличия – ринулась на крыльцо. Добежав до ступеней, даже спустившись на одну, я замерла. Дух перехватило. Изумление было настолько велико, что вытеснило страх. Шок, яркой вспышкой, устранил паникой, стуча в груди. Меня парализовало. Там, за стеной между нашими лагерями, на стороне римлян, горело что-то. Сильно искря и взметая в небо дым. Горели дома, люди и наше «дождемся завтра». Крики, это были крики римлян. Побежденных победителей. А выстрелы? Кто же стрелял? Множество ребят, такие же зеваки, как я, высунулись из своих домиков, заспанные, растрепанные. На лицах их блестели всполохи огня, мерно пожирающие наших противников. Страх жуткой гримасой застыл на них. Сердце стучало в ушах. Сильно. Быстро. Собственное дыхание казалось чем-то небывалым. Джо и Сэм! Там же, черт возьми, Джо и Сэм!.. Издали до меня, оглушенной, растерянной, донесся смех, мало чем похожий на мой. Я чувствовала себя потерявшейся в ночном кошмаре, в самом страшном сне, маленькой девочкой. Трусливой героиней страшных историй, что рассказывали ребята у костра. Едва ли это сон. Едва ли это… Мое тельце, по сравнению с окружающими вековыми деревьями, со стонами, гибнущими в огне снова, по сравнению с языками пламени, господствующими здесь, по сравнению со всеми этими эмоциями, этими огромными эмоциями, такое маленькое… Такое ничтожное. Такое… Я дрожала. Дрожала, не в силах отвести взгляд от падающего Рима, не в состоянии сделать и шаг. Если сделаю, упаду в пропасть. Впаду в отчаянье. Сойду с ума. - Роузи, что это такое?.. – дрожащий голос совсем рядом. Чьи-то маленькие ручки сгребли меня в охапку, чья-то головка упала мне на грудь. Охнув, не сразу поняв, в чем дело, я, ошеломленная, взглянула на собственного брата, того самого, что еще вчера называл римлян трусами. Он дрожал, бедный. Еще больше, чем я. Сколько ему? Десять-одиннадцать? Не больше. Я погладила его по засаленным волосам практически машинально, все еще судорожно пытаясь понять, что же происходит. Что здесь происходит? - Тише-тише, - пробормотала я. – Это… это война, малыш. Заныв, мальчик, обезумив от страха, от горя, Господи, он ведь любил Сару больше всех!, вцепился в меня сильно-сильно. Его пальцы острыми копьями воткнулись мне в спину. Сходные чувства испытывала и я сама. Желание закрыться, сбежать, обнять вот так вот маму и никогда-никогда не отпускать, не отпускать, лишь зная, что с друзьями все хорошо. Ни за что не отпускать. Опустошение и какая-то особенно тяжелая, опаленная злость царили на душе. - Роузи… - шептал брат. – Ты плачешь? Я плакала. Плакала. И вправду. - Нет, что ты? Нельзя плакать… Герои не плачут. Ни в коем случае. Вот только я не герой. И никогда им не была. Я молчала, он молчал. Мы стояли, держась друг за друга, я за него, он за меня. Расцепим руки – все, конец. Время текло. Быстро. Очень быстро. По поляне меж домиков сновали полубоги, кто в сторону римлян, кто подальше оттуда. Большинство же смотрели на небо, светлое, звездное, постепенно заволакиваемое темным, густым дымом. Горько. Как-то горько. Знание того, что это нас не касается, что пожар не у меня у кровати начался, не только не успокаивало – раздражало, злило более, чем что-либо другое. Не знаю, что чувствовали другие… Страх, как мой маленький брат, разочарование, как я, или радость, как тот, кто устроил этот ад. - Почему они все еще горят, Роуз? – спросил мальчик. - Не знаю, - пожала плечами я. – Потушить не могут. - Ты им не поможешь? - Я не умею, - призналась я. Я не умею. Ничего не умею. Ровным счетом… Только слезы лить да жаловаться… И вряд ли кто-либо пустит меня туда. Вряд ли кто из греков позволит помочь римлянам. Вряд ли кто из римлян нуждается. - Тебе их жалко? – поинтересовался паренек. Жалко? В той путанице, в этой паутине эмоций я разбиралась не лучше любого постороннего. Я погибала в ней, даже не пытаясь выпутаться, прекрасно зная, что любое лишнее движения, и увязнешь в ней навечно. Навечно. Какое страшное слово. Какое жуткое слово… Навечно. Облики огня горели на волосах брата и на моей мертвенно-бледной коже, тонких пальцах и ужасно худенькой руке. Война. Навечно. - Жалко? – отозвалась я спустя какое-то время. – Нет… Мне за них обидно. - Ты обиделась на римлян? – не понял сын Посейдона. Я даже не улыбнулась. - На все. Я смотрела на горизонт, подсвеченный оранжевым. Вовсе не из-за солнца. Огонь потихоньку угасал. Кажется, его все-таки нашли в себе силы потушить. Он угасал. Тихо-тихо. Где-то близко к лесу, в тени, я увидела знакомую фигуру. Генри. - Все уже закончилось, - сказала я, сама себе не веря. – Знаешь, что, малыш? Иди ложись спать. Я сейчас тебя догоню. Я похлопала его по спине, несильно, подбадривая. Мальчик, оторвавшись от меня нехотя, поплелся обратно в дом, пошатываясь, на ватных ногах. Я побежала в сторону к Риму, сорвалась с места, как только он скрылся из виду. Боясь потерять спину брата из виду, я неслась, не глядя под ноги. Генри… Конечно, как я сразу не подумала о нем? Генри! Он, пожалуй, единственный, кто может объяснить все, что происходит в лагере. Столкнувшись с девочкой из дома Аида, больно ударившись об нее и даже повалив беднягу на землю, я наспех помогла ей подняться, протянув руку и бросив ненужное «извини» и тут же прибавив «не стоит» в ответ на ее просьбы простить. Звучало все это крайне неубедительно, поскольку я не сводила глаз со спины Генри, постепенно утопающей в тенях деревьев, и все мысли, занимавшие меня в тот момент, были направлены на него. Убедившись, что с девочкой все хорошо, я бросилась с места дальше. Мелкие ямки и выбоины приносили жуткую боль. Босые ступни горели от каждого соприкосновения с землей. Я нагнала сына Посейдона уже на лесной тропинке. Остановившись, тяжело дыша, практически плача от боли в незажившем бедре и от неприятных ощущений на ступнях, я схватила брата за плечо. Тот мгновенно обернулся ко мне, нацепив дежурную опасную улыбку, выставив вперед меч. Я отскочила назад в мгновение, едва ли испугавшись. Лезвие оказалось у меня на груди. Охнув, я нахмурилась, боясь представить, что бы было, если бы я не успела отойти… - Сестренка, - с облегчением выдохнул парень, опуская оружие. - Аккуратнее, - буркнула я, кивая на меч. Ухмыльнувшись, Генри пожал плечами. - Ты куда собрался? – спросила я тихо. Тени падали нам на лица. Слабый свет звезд не помогал: все вокруг было призрачными силуэтами. И эти крики со всех сторон, эта суета тоже в какой-то момент мне показались счастливо несуществующими, иллюзией. - К границе. Фред просил помочь. Пойдешь? Я кивнула. Мы медленно двинулись в сторону римского лагеря. Сердце тревожно забилось. - А что произошло? – поинтересовалась я. – Почему Рим горел? - Кто-то из наших бросил на их территорию динамит, - ответил парень. Динамит. Взрывчатое вещество. Я слышала о нем не много, поскольку никогда не увлекалась подобными вещами. До меня доходили только истории об его разрушительной силе, губящей деревни и города. И о том, что его изобретателя, богатого предпринимателя, прозвали Торговцем смертью. Мрачное прозвище, метко выброшенное в цель. Надо будет расспросить об этом Сэма… - Но откуда у кого-то из наших динамит? – недоумевала я. - Не знаю. Дети Гефеста часто общаются с учеными извне. - Зачем вообще они это сделали?.. Я знала, в глубине души знала, была уверена на все сто, что вина в случившемся ночью целиком и полностью лежит на наших плечах, но слышать об этом было невыносимо неприятно. Ножом по сердцу. С противным хлюпаньем и жалкими мыслями о пощаде. - Месть, - коротко ответил Генри. - Кому пришло в голову… - бормотала я. – Это же неправильно! Так не должно быть. Получается, война уже развязана. Первый шаг сделан. Кем-то из нас. Кем-то, кого обязательно поддержит Фред. Господи, хоть бы он струсил… Но он не струсит, Роуз. Он ясно сказал, что хочет этого. Хочет мелких нападений и крупных битв. Мысль о том, что Торговец смертью оказался не самым страшным человеком, промелькнула в голове. - Они подожгли наш дом, Роуз, - отрезал брат. – Этому нет прощения. - А теперь мы подожгли их, - ответила я глухо. Стало быть, мы такие же уроды, закончила про себя я. - Мы квиты, - пожал плечами парень. - Римляне теперь не успокоятся, - покачала головой я. - Если так, то мы ответим! – уверенно заявил полубог. – Не бойся, сестренка, Фред нас в обиду не даст. Ему-то что, он летать умеет. Лучший способ сбежать от всех проблем. Скрыться за ближайшим облаком. Зло подумалось мне. - В чем просил помочь Фред? – вспомнила вдруг я. - Некоторые из наших бросились к границе, как только увидели огонь у римлян. Их расстреляла тамошняя стража. Расстреляла?.. - То есть, мы идем помогать не римлянам? – уточнила я. - Мы идем забирать раненых и разведывать обстановку. Я покачнулась. Раненые. Опять раненые. Голова закружилась. Сосны редели с каждым шагом, а через пару десятков метров разошлись и вовсе, открывая взору стену между лагерями. Проход в ней защищался римским гарнизоном из десяти человек с пистолетами наготове. Они мрачно взирали на нас, изредка оглядываясь на пожарища сзади. Их лица были перепачканы землей, грязные, одежда ободрана. Кажется, этим ребятам хорошо досталось… Их глаза… Как хорошо, что я не видела их глаз. Одних лишь взглядов с такого расстояния хватило, чтобы вздрогнуть болезненно и отшатнуться. Да что там, мне хотелось бежать. Я заглянула на пространство за их спинами несмело. Темнота скрыла все от моего любопытства. То, неуемное, билось в груди в такт сердцу. Огонь уже потушили и теперь тьма, нахальная, поселилась здесь. А лес шелестел у меня за спиной, тихо напевая свою любимую колыбельную римлянам, этим десятерым, застывшим в нерешительности у стены с оружием в руках. Звезды молчаливо созерцали эту печальную картину в полутонах. Генри уже исчез где-то среди греков. Растворился. Ребята столпились в большинстве своем над ранеными, хаотично раскиданными по земле и трупами, перемежавшихся с первыми. Там был и Фред. Его светлые волосы блестели серебром. Он раздавал приказы, маша руками, говоря, кому кого брать на себя и нести в лазарет. Приказы его эти слушали дети Аполлона, местные медики, без которых данное собрание было бы просто бессмысленно, ребята, давно нарекшие Фреда богом, и я. - Марта и Майк, берите Джейка. Быстрее! - Хорошо. Девушка и парень приподняли раненого с земли и оперли себе на плечи. Я боялась рассматривать эту картину подробнее, боялась вслушиваться в обсуждения, прекрасно понимая, что все окружающие говорят о ранах и смертях. Пустыми глазами глядя вперед, я методично выкладывала в сознании стену из прозрачного кирпича, стараясь оградиться от всего этого ужаса. Сердце, трусливое, замирало, а дыхание превратилось в рваные стоны умирающего. Держи себя в руках. Держи себя… Староста домика Аполлона присел на корточки рядом с очередным раненым. Зеваки-помощники столпились вокруг него, любопытно сверкая глазами. Нелюди. Достав из сумки за спиной бинт, умелыми руками парень принялся перевязывать полубогу плечо выше места ранения, очевидно, пытаясь заблокировать поток крови, дать шанс парнишке выжить, параллельно обрабатывая рану уже знакомым мне по позавчерашнему дню желтоватым раствором для обеззараживания. Стенка из прозрачного кирпича пошла трещинами, рушась на глазах. Тряхнув головой, я зажмурилась, боясь потерять спасительный барьер, странным образом отвлекающий. Камешек за камешком. Вот так, Роуз. По кругу. Чтобы не видеть. Чтобы не слышать. - Роуз? Так тебя зовут? Кирпичек, что должен был красоваться на уровне моих коленей, упал на землю. Вздрогнув, я обернулась к говорящей. Я узнала ее сразу, не думая. Дочь Деметры. Таинственная госпожа. - Почему не помогаешь остальным? – резонный вопрос из ее уст повис в воздухе. Боюсь. И она знала это не хуже, чем я. Я видела это по усталой усмешке на губах. Ее зеленые глаза подернулись черными кругами. Волосы, растрепанные, смотрелись странно. Даже при скудном освещении я увидела крайнюю ее бледность. Словно бы кто-то выкачал из нее все силы… Девушка даже слилась с окружающей тьмой, становясь ее красивым украшением. - Очередь еще не дошла, - спохватилась я. - Понятно, - кивнула, нахмурившись, госпожа. – А почему босиком? - Времени не было… В отличие от меня она была в туфлях и бессменном платье. Как же жалко, я должно быть, выглядела. - Бессмертная что ли? – фыркнула она. - А Вы почему стоите в стороне? – решилась я. - Потому что хочу поговорить с тобой, - пожала плечами девушка. - Со мной? Ее слова меня порядком удивили. Стена развалилась, превратившись в виртуальные руины. Любопытство, теплое, закрутилось внутри. - О чем? – поинтересовалась я. О том, что я здесь делаю? Почему я действительно сюда пришла? Об отваре из ромашки? О войне? О Фреде? О пророчестве? О том, кто она такая? Множество пестрых вариантов калейдоскопом кружилось в моей голове. - Тот парень, сын Вулкана, жив и здоров. Меня будто ударили по лицу. С размаху. Звонко так. Что в ушах зазвенело. Что тело онемело. Мысли лихорадочно запрыгали. Сердце отбивало чечетку в ускоренном темпе. - Откуда Вы об этом знаете?! – выпалила я. – Скажите, откуда! Дрожь прошла по всему телу. Девушка рассмеялась неожиданно, кокетливо прикрыв рот ладонью. - Кто Вы такая?! Откуда Вы это узнали?! Страх подогревал во мне злость. А злость - излишние эмоции. - Не кричи, - одернула она меня доверительно. – Ты же это хотела услышать? - Да, но... – бормотала я, окончательно сбитая с толку. – Вы же никому не расскажете? Поклянитесь, что не расскажете! Если кто-нибудь из лагеря узнает, что я предатель… Если кто-нибудь из них узнает, что я прибегла к помощи римлянина, меня изгонят. А его… Его убьют свои же. - Не расскажу. Чего стоит обещание неизвестно кого? Монстра из подземного царства? Ни цента! Руки дрожали. Губы, искусанные мои губы, сейчас больше походили на месиво. Страх, слишком сильный, сильнее огня, сильнее злости, парализовывал. - Поклянитесь, - одними губами попросила я. - В этом нет ничего постыдного, Роуз. Больше того, это даже хорошо. Хорошо, что ты его не убила, - издеваясь, говорила дочь Деметры. - Я думала… - начала я. - Что это предательство? – догадалась зеленоглазая. - А разве нет? Я знала, как чувствуют себя заключенные перед казнью. Жуткая смесь страха, обиды, каких-то жалких размышлений довольно горькая на вкус. - А кого ты предала? Джонатана? Нет, это его выбор. Он сам знал, на что идет. Греков? Но я же помогала нашим! Римлян? Я не оставила умирать этого парня. Господи, какая же ты эгоистичная! Какая же ты тварь, Роузи! Какая же ты… Я поморщилась. Ты предала всех: Джо, греков, римлян. Всех! Всех! Этому нет оправданий. - Вот именно, никого, кроме себя, - спокойно, удивительно серьезно произнесла девушка. Пораженная окончательная, я посмотрела на нее изумленно? Она что, меня поддерживает? Поддерживает? - Подумай об этом, - сказала госпожа. Ее рука, холодная отчего-то, легла мне на плечо. Дочь Деметры сжала его едва ощутимо, заставляя поднять на нее глаза. Сделав это несмело, все еще путаясь в себе, я наткнулась на щемящую нежность, участие, заботу… - Ты подумай и давай, помоги своим! – продолжила она. – А мне нужно отойти. С этими словами темная отвернулась от меня, улыбнувшись напоследок. Легко, странно легко, она метнулась в сторону прохода к римлянам. Туда, где стояли Хирон и Лупа. Как давно они здесь? И знают ли, о чем мы говорили?.. Вопросы без ответа мучили. Зеленоглазая остановилась рядом с ними, свободно вступив в беседу. Кажется, вполне дружелюбную беседу. Какое-то время я, пораженная, смотрела в спину дочери Деметры, пытаясь понять, кто она, черт возьми, такая. Почему она жалеет меня, почему она понимает? Странно, никогда не думала, что обо мне будет заботиться кто-то из подземного царства. Может, она и монстр. Может, и госпожа. Но есть в ней что-то невероятно человечное. И это вселяло надежду. Надежду. На что? А какая, собственно, разница? Главное, что надежду. Я подошла к ребятам смелее, чем раньше. Встала рядом с Генри. Тот, заметив меня, улыбнулся, несколько нахальнее, чем хотелось бы: - Поможешь, трусиха? - Помогу, - кивнула я. Мы подняли одного из раненых, парня из домика Ареса. Его ранили в ногу. Дети Аполлона перевязали рану и, наверняка, дали ему нектар, но бедняга все равно был ужасно бледен. Его глаза непонимающе бегали по всему вокруг. Мне подумалось, что он потеряет сознание. Что он на грани. На грани рассудка. Водрузив его правую руку себе на плечо, я, не без помощи Генри, поддерживающего раненого слева, поставила брата Люси на здоровую ногу. Медленно мы отвели его в лазарет. Молчали всю дорогу. Слушали дыхание друг друга, топот ног. Внимательно глядели по сторонам, охваченные каким-то странным беспокойством. Положив раненого на койку, оставив на попечение лекарей, мы вышли обратно в ночь. - Хочешь спать? – спросил меня Генри. - Нет. - А я хочу. Было спокойно. Спокойнее, чем когда-либо. Все попрятались по домам, сон взял свое. - Устал? – сочувственно покачала головой я. Не сговариваясь, мы двинулись в сторону дома. Ступни болели отчаянно. Буря на душе постепенно утихала. - Наверное, это из-за Сары, - откликнулся парень. - Не надо, - попросила я, - я понимаю. Мы зашли в дом. Тишина. - Спокойной ночи, Генри, - прошептала я. - Спокойной ночи. С этими словами он прошел к своей кровати, скинул рубашку, брюки, лег. Я же, секунду колеблясь, подкралась на цыпочках к постели младшего моего братишки. Он уже спал. И хорошо. Осторожно я присела на пол у его кровати, глядя куда-то сквозь. Мама бы гордилась мной. Да.