Видео

Вечеринка длилась шумно и долго. Народ упился, за редким исключением. Я в принципе алкоголь не жалую, пью редко и мало, и не потому что правильный такой, просто реально не ловлю кайфа, когда голова мутная, и ноги не слушаются. Олег тоже пил мало, больше вид делал, наливая в стопку минералку. Ближе к утру завалились спать, кто где нашел место. Саша с подругой, я и Олег устроились в спальне сашкиных родителей на большушей кровати. Долго возились, хохотали и болтали, прежде чем наконец-то угомониться. Уже через час в квартире стояла тишина, нарушаемая лишь чьим-то храпом. А я не мог уснуть, когда Олег был так близко. Он лежал на боку спиной ко мне. Я слышал его дыхание, видел в слабом утреннем свете маленькую плоскую родинку над смявшимся воротником рубашки, светлые кучеряшки у шеи. Когда он успел стать мне таким родным? Почему вместо того, чтобы видеть десятый сон, я пялюсь ему в спину и мечтаю обнять? А почему бы и нет? Я завозился, изобразил сонное беспокойное метание и с размаху закинул руку на Олега. Парень замер и, кажется, перестал дышать, видимо тоже не спал. Я ожидал, что он сейчас попробует освободиться, пихнет меня в попытке разбудить, скажет что-нибудь ехидное, но он не двигался, лишь тихо засопел через некоторое время. И тогда я решил окончательно обнаглеть, снова немного покрутившись, прижал теплое стройное тельце еще ближе к себе, уткнулся в белобрысую макушку носом, вдохнул сладкий аромат и провалился в сон. Проснулся я от того, что меня яростно пихали. С трудом открыв глаза, я уставился на покрасневшее лицо Олега. — Миша, может выпустишь, ты меня отлежал всего, — пропыхтел он мне в шею, не прекращая попытки выбраться. Действительно, я расположился на парне с большим удобством и не только руку на него закинул, но и ногу, подмял под себя бедняжечку, неудивительно, что он так пихается. — Ой, прости, — убрав конечности с чужой территории я сел в кровати, потирая глаза. Сашки с подругой в комнате уже не было. За стенкой раздавался веселый гомон. Митяев жалобно постанывая разминал затекшие мышцы. Как только мы вошли в комнату, где уже во всю опохмелялись ребята, раздался дружный смех.  — О наши сладкие голубки проснулись, — завопили друзья, а Сашка сунул мне под нос телефон, на экране которого светилась фотография: мы с Олегом лежим друг к другу лицом и крепко обнимаемся. Во мне запели звонкие птички и все гусеницы превратились в прекрасных бабочек. Я изобразил на лице улыбку, посмеялся вместе со всеми, а у самого в голове крутилась одна мысль: хочу эту фотку. Но не просить же мне ее сбросить, боюсь меня могут неправильно понять, хотя нет, поймут-то как раз правильно. — Я вам с Митяем ее в Контакте скину, на долгую память, чтоб впредь не ужирались, как свиньи, — проржал друг, теперь уже перед лицом Олега мельтеша телефоном, тот схватив сашкину руку и, чуть приподняв брови, разглядывал экран. Слава богу! Сашка, я тебя люблю! К моему великому огорчению, пришлось пропустить два дня в университете. Наша футбольная команда отправилась на региональные соревнования. Я расстраивался не потому, что фанат учебы, а потому что моя поездка означала невозможность встречи с Олегом. Я постоянно думал о нем, чем заполнены его дни, что он думает обо мне. Сто раз прокрутил в голове ту ночь, когда он позволил мне себя обнимать, и лелеял зарождение слабой надежды. Переодеваясь в спортивную форму перед соревнованиями, я представлял, как он в это же самое время сидит на лекции и грызет кончик шариковой ручки, сосредоточенно слушая преподавателя, как смешно морщит нос, когда чего-то не понимает, как время от времени откидывает с глаз непослушную челку. Я сошел с ума. И имя моего сумасшествия было Олег Митяев. Я не кривил душой, не врал себе, а признал странные чувства неотделимыми от целого меня, как рука или нога. Это я, и я влюблен в парня, и даже если я вознамерился бы воспротивиться своей природе, ничто уже не изменило бы свершившегося факта. За общей суматохой два дня пролетели очень быстро. И вот ранним утром я выхожу из подъезда, чтобы через двадцать минут встретиться со своим развратным чудом. В кармане завибрировал телефон. Сердце ухнуло вниз и радостно забилось где-то в пятке, когда я увидел, кто звонит. — Привет, Олег, — я безуспешно попытался убрать с лица безумную улыбку, дабы не пугать прохожих.  — Привет, Миша. Как съездили? — Отлично. Заняли второе место. Это лучший результат для нашего универа. — Поздравляю! — Спасибо. — Миша, а давай сегодня прогуляем, отметим нашу победу в киношке и в кафе? Лекций все равно сегодня никаких важных нет. — Давай, — идиотская улыбка не желала покидать губ, аж щеки свело. Целый день мы провели с Олегом вдвоем. Действительно сходили в кино, а потом долго-долго сидели в кафе, обсуждая все подряд. Закончили день прогулкой по набережной. Нам было весело, нам было хорошо, но порой казалось, что Олега что-то тревожит, что он пытается скрыть беспокойство за шутками и болтовней. Уголок его губ иногда печально дергался вниз, а чистый взгляд голубых глаз мутнел за неприятными думами. Стемнело и час идти по домам настал. Я проводил парня до остановки и мы теперь вместе ждали, когда придет его маршрутка. — Олег, у тебя что-то случилось? — он дернулся, нервно оглянулся по сторонам и уставился на свои ботинки. — С чего ты взял? — резко, с агрессивностью в голосе. — А не с чего? — О! Маршрутка идет, — он бросил на меня печальный долгий взгляд. — Ты завтра и так все узнаешь, — сказав это, схватил меня за грудки и прижался нежными горячими губами к моим в быстром отчаянном поцелуе. Не успел я прийти в себя, как глупая машина увезла с собой частицу меня. Кровь в ушах шумела, заглушая звуки вечернего города, а в животе взрывались миллионы атомных бомб. Нужно ли говорить, что я не смог уснуть до утра, мучаемый радостью и беспокойством? Не выспавшийся, но счастливый летел на учебу, как на крыльях. Пришел очень рано, но меня ждало разочарование — Олега еще не было. Вот уже и ребята подошли, даже Сашка явился к первой паре (никак потоп будет). Открыли аудиторию и мы галдя, как малолетки, расселись за парты. — Ты чего это сегодня так рано явился? — спросил я у друга. — Родаки взбунтовались, — ответил Сашка, недовольно морщась. — Носятся со мной, как с дитём. Надоели уже. — Что-то Митяева до сих пор нет? — как бы между прочим поинтересовался я пропажей, неясное чувство тревоги нарастало. — Ах! Ты же не знаешь! Тут такое! — Глаза Сашки заблестели в предвкушении знатной сплетни, а я запереживал еще сильнее, ведь Олегу действительно есть, что скрывать. Вчерашняя его бледность и грусть, проскальзывающие за бравадой, готовы были найти свое оправдание. Дверь жалобно скрипнула и гул голосов внезапно стих. Я было решил, что пришел преподаватель, но это Олег вошел в аудиторию. Сердце щемяще тренькнуло, отдаваясь в ушах пронзительным звоном, парализуя дыхание и разум. Светлые волосики встрепаны, голубые глаза опущены в пол, милые веснушки, казалось, потухли, бледные губы поджаты в прямую грустную линию, которая как будто никогда не знала улыбок. — Привет, — мой голос громом разнесся в гулкой тишине. Олег, даже не кивнув на приветствие, прошел мимо и уселся за последнюю парту в соседнем ряду. Он достал тетрадь и ручку, закрыл сумку и аккуратно повесил ее на крючок, а потом перевел пустой взгляд куда-то в стену и замер, как статуя. — Я как раз по поводу Митяева и хотел тебе кое-что рассказать, — неудавшимся шепотом, достигающим всех соседей, просвистел Сашка, наклоняясь к моему уху. — Наш скромняга Олеженька, оказывается, звезда гей-порно! Какая-то девчонка с первого курса увидела его в интернете и поделилась открытием с подружками, а теперь все знают. Где-то в животе, постепенно пробираясь к груди, разгоралась черная ярость. Горло сжало судорогой жалости. Мышца в груди отчаянно билась рваными ритмами испуга, не за себя, а за того, кого, казалось, и не существует здесь, того, кто скрылся за стеной отрешенности. Сашка еще что-то говорил, но я не слышал его, пытаясь справиться с разнообразными эмоциями, накрывшими меня волной. Скрипнул зубами. Долбанул кулаком по парте. Друг вздрогнул, недоумевающе хлопая на меня глазами. Все лица повернули к нам свое любопытство. — Не будь бабой, Сашка, — рыкнул я, даже и не пытаясь умерить громкость. — Что за жалкие сплетни? Даже, если все правда, тебя это ебёт? Он тебя что ли трахает? Вставляет свой член в твою дырку и долбит? Он убил кого-то? Обокрал? Нет? Так чего ты копошишься, как глупая мартышка? Вчера он был друг, а сегодня враг, но что изменилось? Меня всего трясло. Я боялся, что сейчас врежу ему, а потом пойду громить всю аудиторию, вымещая ярость на каждом любопытствующем. Отчаянно пытаясь удержать бурю внутри, я небрежно покидал вещи в сумку и ушел, провожаемый ошарашенными взглядами и удивленно открытыми ртами. Он следовал за мной. Для того, чтобы убедиться в этом не надо было и головы поворачивать. Я слышал его тихие шаркающие шаги за спиной. Сердце мое знало — это он. Я решил проветриться и отправился до дому пешком; ловил краем взгляда отражение Олега, мелькающее в витринах. Иногда, когда он подходил очень близко и почти упирался мне в спину, я слышал его сопение и как он шмыгает носом. Я все ждал, когда же он наберется смелости и окликнет меня, но несколько шагов — и он вновь отстает, существуя на грани доступности, но не покидая ее. Я не выдержал первым. В очередной раз, почувствовав приближение Олега, я резко обернулся. — Дурак, — выдохнул я, глядя на влажные щеки, покрасневшие глаза, сопливый нос и искусанные губы, схватил его за руку и потащил за собой. До моего дома шли молча. Открыв ключом квартиру, я пропустил парня вперед. Он встал, как вкопанный, посреди коридора и изучал пол.  — Куртку сними, — буркнул я, и он послушно разделся. — В комнату проходи, садись. Я сейчас кофе сварю. Я специально долго возился на кухне, давая себе время успокоиться. Сквозь ворох эмоций, обрушившихся на меня, я все отчетливее и отчетливее различал маленький росточек счастья, что с каждым мгновением набирал силу. Я превратился в один большой нерв, ощущающий реальность взрывными красками, чувствующий сбивчивое дыхание за стеной, предвидящий будущее. Олег сидел на краешке дивана в самом его уголке. Спина была неестественно прямая, судорожно сжатые руки лежали на коленях.  — Держи, — протянул ему кружку с кофе, и он, немного замешкавшись, принял ее; обхватил тонкими длинными пальцами и уставился в коричневую муть. — С сахаром, как ты любишь, — отчего-то уточнил я. Олег кивнул и сделал неуверненный глоток. Бросил на меня быстрый взгляд из-под ресниц и снова занялся изучением содержимого чашки. — Рассказывай уже, — устало сказал я, нарушая продолжительную тишину. — Я… У меня отца нет, мама библиотекарь, сестра в школу ходит, а я… Я на бюджет поступить не смог. Одного балла не хватило. Ты сам знаешь — конкурс большой. Я расстроился очень. Один друг… Нет, не друг, так — знакомый из бара, предложил подработать, сразу все сказал, что, да как. А я и не думал, согласился — деньги хорошие — за учебу заплачу, маме помогу, сам, наконец, оденусь нормально. Матери сказал, что в фирму крупную программистом устроился. Она так счастлива была. Сначала было очень противно, но не долго. Ребята все хорошие, обьяснили, что это работа и ничего более. Некоторые даже не геи. Татуировку заставили сделать, у меня шрамы от ожога на спине. А потом завертелось все, понеслось. Я вроде как прославился, и деньги стали платить очень хорошие. Когда только начинал, думал уйду при первой возможности. Но не ушел. На втором курсе меня на бюджет перевели, — Олег вскинул на меня глаза и продолжил жарко, яростно: — ты бы видел, как мама сияла, когда я ей с сестрой путевку на Кипр подарил! Ремонт наконец-то в квартире сделали, Маше новый компьютер купили… Похоже на последней фразе Олег выдохся, опять понурил голову и затих. — Я знал, что ты снимаешься в порно, с того дня, когда ты сидел на подоконнике и читал «Сто лет одиночества». Из парня как будто вышел весь воздух, он расслабился, зажмурился и откинулся на спинку дивана, шумно дыша. Из-под закрытых век прозрачными горошинами покатились слезы. У меня у самого запершило в горле от нежности и жалости к нему. Я подошел, сел рядом, забрал из судорожно сжатых пальцев кружку, поставил ее на пол, развернул Олега к себе и прижал к груди. Он тихо всхлипнул и стиснул рубашку у меня на спине в ответном объятии. Вжался лицом мне в шею, что-то прошептал невнятное и затих, время от времени шмыгая носом. Сколько мы так просидели, не знаю, но за окном стемнело. Время утратило свое значение, превратившись в прекрасный бесконечный миг счастья.  — Останешься? — Нарушил я долгое молчание.  — Угу, — тихий шмыг носом и легкий поцелуй в шею. Что я понял этой ночью? То, что только я знаю настоящего Олега, совсем другого, чем на видео. Жаркий, трепетный, нетерпеливый, отдающий себя без остатка, цепляющийся за меня, как за последнюю надежду. Его прекрасное тело, освещенное не яркими прожекторами, а слабым светом, льющимся из коридора, плавилось и билось в моих руках. Ничто не могло заменить мне этого мига единения, чувства, что на земле есть только мы, врастающие в друг друга, выпивающие друг друга досуха. Вся жизнь моя разделилась на «до» и «после». Уже утро. Слышно, как за окном просыпается город — гудят машины, тараторят неугомонные птицы, стучит колесами первый трамвай. Олег лежит у меня на груди, вжавшись всем телом и перекинув через меня ногу. Дую ему в макушку, он смеется, сморщив носик, щекочет кончиками пальцев мне живот. — Надеюсь, больше никакого порно? Олег вскидывается, садится в кровати и на лице проступает то самое упрямство, которое я когда-то предвидел. — Я же объяснил, это только работа, — светлые прямые брови сведены, губы сердито сжаты. Всего мгновение и наша идилия рухнула, утягивая за собой мое нутро. — Ты хочешь, чтобы каждый раз, когда ты уходишь на свою работу, я не ревновал и не думал о том, как тебя трахают мужики всех мастей? — я пытаюсь сдержать голос и не перейти на шипение. Олег кивает, потом отрицательно машет головой, пододвигается ближе и кладет ладонь мне на живот.  — Это только работа. У нас многие парни имеют пару, у одного даже жена и дети есть. А у меня мама и Маша. Что я им скажу? Что денег больше не будет?  — Не думаю, что твоя мама обрадовалась бы, узнав, как достаются эти деньги, — скидываю его руку, сажусь в кровати. — Как ты не поймешь — я не смогу тебя делить со всем миром? Мне самому мало, — сглатываю, готовясь произнести самое страшное. — Лучше вообще никак, чем так. За спиной оглушительная тишина. Слышно, как у соседей заплакал ребенок. — Нет, без тебя я не могу, — произношу через некоторое время. — Тогда сделаем по-другому! Пока ты работаешь, я работаю. Надеюсь, мне не откажут. Как думаешь, сколько будет стоить моя анальная девственность? Олег подрывается, хватает свою одежду и начинает одеваться. Он весь красный, яростно пыхтит и не смотрит на меня. И даже сквозь гул в ушах я слышу хлопок входной двери. Сознание пока не может постичь масштабности потери. Пялюсь в стенку, считая полосочки на обоях. Только не думать, иначе меня скукожит в горестный калачик и начнет трясти. Я не буду думать о том, что Олег ушел. Звонок. Встаю. Пара шагов, не спрашивая, открываю дверь. Светлые чуть волнистые волосы, брови домиком, прячущиеся под растрепанной челкой, ярко-голубой взгляд, рыжие веснушки россыпью на носу и щеках, трясущиеся губы. Боже! Какой он плакса. — Миша, прости меня. Я больше так не буду, — как дите прям. — Я уйду с работы, — хватается за меня, обнимает, трется щекой о грудь. — Ты же только мой?  — Твой.