The Whore Medic Journal

хх.хх.хххх У меня онемело лицо. Порой стечения обстоятельств получаются настолько мудреными, что такое событие может произойти только в реальной жизни, но уж точно не будет придумано нарочно и представлено в дешевых романах. То, что только что произошло, больше похоже на какое-то наваждение, чем на скопище совпадений. Или у меня образовалась "аура", которая притягивает космическую энергию? Я не знаю. Это смешно. Я становлюсь впечатлительным. Сегодня у команды выходной. Пулеметчик играет с негром в шахматы до изнеможения. Я-то знаю, что у них под столом припасено каждый раз, но помалкиваю - себе дороже. Отношения с русским стали немного натянутыми, возможно, он хочет пригласить меня на второй раз? Или ему просто стыдно? В любом случае, после того, как я перестал изводить его на поле, он стал относиться ко мне сухо, и напрашиваться на пьянку с ним и Подрывником пока не представляется возможным. Бушмен же согласился отвезти почти всех в город на своей развалюхе, и очень настойчиво звал меня поехать с ними. Я чувствовал этот жидкий жар полуденного австралийского солнца, адресованного только мне, жгуче ласкавший из-под потертых антибликовых очков, и даже мог предположить несколько баров, в туалете которых мог бы закончиться приятный вечер, хотя, как правило, с этих укромных местечек мой вечер только начинался и плавно толкал в томные объятья жаркой ночи. Тем не менее, сегодня я хотел побыть наедине с собой и предвкушал это время, отведенное для самоанализа, поэтому я, как мог, тактично отказался. Надеюсь, отказ не был принят близко к сердцу, но, судя по тому, как скривились губы на его лице, матерый австралиец немного опечалился. На базе оставалось всего четверо человек, помимо меня: неуловимый Поджигатель, Солдат, у которого сегодня были дела, и русско-шотландский дуэт. Ах, у меня было в руках это сокровище. Какая это роскошь - иметь в руках частицу вожделенного человека. Эту ночь я хранил ее бережно в конверте под подушкой, перед сном зарываясь под него пальцами. Я шел быстрым шагом через всю базу - в самое удаленное от жилых помещений крыло, подальше от всех. Через пять минут у Солдата начинался деловой звонок - и это гарантировало мне уединение и покой, даже несмотря на то, что фактически я буду находиться рядом с его кабинетом. Приоткрыв белую глянцевитую дверь уборной, я обернулся, чтобы убедиться, что я один. В гулких коридорах было пусто и тихо, и я зашел в пахнущее чистотой убежище. Не знаю, как так повелось, но я всегда смотрюсь в зеркало, когда захожу в мужскую комнату и выхожу из нее. Сегодня на меня смотрел задумчивый человек с тем особенным блеском в глазах, который так легко различается у тех, кто с особой страстью предвкушает получить желанное. Как жаль, что этого так мало. Пальцы бережно вытащили из бумажного пакета для документов аккуратно сложенную футболку бордового цвета. Я долго рассматривал ее, разглаживал в руках, проверял большими пальцами швы, позволял крупными складками собираться в моих ладонях, представлял, как она упруго облегает свежее подтянутое тело, как я зарываюсь под нее пальцами, пугая своим холодком мягкий, теплый животик с родинкой над пупком. Эти фантазии не отпускают мой разум, они дурманят меня, подчиняют себе; густой, еще не потерявшийся аромат тела делает их более выпуклыми, настоящими, осязаемыми. Я могу трогать его, брать за руки, сдавливать на боках эластичную кожу, властно сжимать запястья, делать больно, уговаривать - совсем как тогда. Я поднял глаза и увидел их отражение над бурым облаком, прижимаемым к моему лицу длинной кистью с белыми пальцами. Еще один вдох - и я в раю. Часы показывают три. Кабинка закрывается за мной, и я наконец могу расслабиться и отдаться воле своих похотливых мыслей. Я с силой вжимаю в лицо истасканную футболку, насквозь пропахшую кожей, потом, пылью, резким дезодорантом и целым вихрем запахов от различных желез. Гормоны. О, я знаю, знаю, как он пахнет. Этот аромат, бесценный морфий, терзает во мне ту обреченную страсть, которая горит ярким пламенем горькой невозможностью получить объект обожания. Вот он стоит передо мной, оперся спиной о стол. Длинные крепкие ноги, чистая улыбка, вздернутый носик и смеющиеся глаза - игривые глаза, они манят меня. Я знаю, что он провоцирует меня - ведь нельзя отталкивать животное, когда на тебе только эта чертова футболка! - и ослепительно белые гетры, любовно обтягивающие сухие икры. Я чувствую невыносимо притягательный аромат его тела, естественный, правдивый, и в паху начинает собираться тугой ком. Голодный, я хватаю его за запястье и привлекаю к своей груди, чтобы насладиться выразительным взглядом покорных глаз, смотрящих снизу вверх. Я ощущаю его дыхание у себя на подбородке, мои руки тесно оплетают гибкий стан, чтобы он не смел бежать - и яркой вспышкой поцелуй цветет на моих губах. Я читаю его желания руками, они пульсируют у меня в голове, он просит о них, - о, я могу дать ему все. Я спускаюсь горячими поцелуями по изгибу длинной молодой шеи, собирая с нее аромат губами, и впиваюсь укусом в чуть влажную плоть. Он вздрагивает и издает тихий стон - или это я? Кровь отлила от мозга; обхватив любовника поперек тела, я обрушиваю его на стол, подхватывая крепкие ноги под коленями, мне не терпится, но он просит быть нежным, и я иду на поводу у умоляющего шепота, как собака на цепочке. Я снова вжимаюсь лицом в скомканную на груди футболку и с силой вдыхаю его гипнотизирующий запах до боли в диафрагме. Еще, еще - я могу дышать тобой бесконечно. Распрямившись, я нажимаю ладонями на его колени, чтобы он развел их в стороны, и пожираю глазами завалившийся на бочок хер, а под ним - длинные сильные ноги поднимаются моими руками - да, гладенькое, такое эластичное, чуть приоткрытое розовое очко. Он говорит мне, что надо хорошенько попросить, и я с готовностью припадаю к аккуратному лону губами, под похотливые звуки его стонов жадно, крепко дразня его дырочку шершавым языком. Он плавится от мгновенно удовлетворяемых капризов, и дарит мне подстегивающие стоны, пока я старательно вывожу твердым языком узоры рядом с тесным, но уже готовым к совокуплению входом. Член пульсирует в руке, когда я поднимаюсь и перехватываю одну крепкую ногу, чтобы отставить ее в сторону. Рукой слегка надавив на свой член, я чувствую, с какой сладкой медлительностью проникает в тесное лоно налившаяся головка, и наклоняюсь к парню, чтобы утешить тихие стоны медленным смакованием тонких губ. Он ловит мои плечи, зовет меня, пока я плавно двигаюсь в его заднем проходе, и дразнит мой слух просьбами. Он сломлен. Подчинен мне. Он дает мне пользоваться своим телом, содрогающимся от сочных шлепков, я горю в геенне, мне так хорошо с тобой... Дверь открылась. Я распахнул глаза и содрогнулся, подняв их. Надо мной стоял Солдат. О, этих глаз я боюсь. Они страшные - глаза бога войны. Это создание может сделать с тобой что угодно - и не быть привлеченным к ответственности - таковы безграничные просторы власти безжалостного хищника сражений. Я трусливо поджал ноги. Он смотрел на меня без эмоций на лице и видел малодушного немца, сидящего на толчке со спущенными штанами и прикрывающего нижнюю половину лица вонючей тряпкой, словно в надежде, что его не узнают. Его крепкая рука с рублеными пальцами властно покоилась на ремне с блестящей пряжкой прямо на уровне моих глаз, но я боялся их опустить и поэтому продолжал пялиться в его серые глаза. - Здрав.. желаю.. Герр Солдат... - просипел я, чувствуя, как по телу пробегает крупная дрожь. - Я д-думал, Вы на звонке... - Перенесли, - отрезал американец, проходя дальше в кабину и закрывая за собой дверь. Я попятился и уперся спиной в холодный бачок, стыдливо прикрывая стояк рукой. Вдвоем здесь стало очень тесно, широкоплечий Солдат словно занял собой все пространство, заполняя каждый уголок угрожающей мужественностью. Я понимал, что меня зажали в угол в самом унизительном положении - и исходил холодным потом, как трусливый пес, сделавший лужу посреди комнаты, трясущийся от неизбежности жестокой встрепки. - Продолжай. Сердце застучало у меня в ушах. Он хочет, чтобы я продолжал. Я поглубже вдохнул из источника - потом еще и еще, но холодный взгляд воина пронзал насквозь зарождавшуюся фантазию, не давая ей развернуться. Живодерская складка жесткого рта угнетала меня, плечи начинали дрожать, а тугой ком в низу живота испарился, забирая силу и желание. Зверь потянулся за моим трофеем и медленно захватил его своими жесткими пальцами. Паника ударила иглами в подушечки пальцев. - Прошу... - заискивающе прошептал я, всем телом выражая согласие на любые условия. Он отпустил. Я отложил на диспенсер туалетной бумаги артефакт, ставший вдруг обычной ветошью, и, решившись, отчаянно зарылся лицом под пряжку ремня. Холод металла обжег мой нос, и грубая рука оттолкнула мою физиономию. Не поднимая глаз, я толкнулся носом в то же место, но чуть правее, и снова был отбит от глаженой формы. От Солдата не пахло ничем. Абсолютная пустота встречала меня, пугала и отталкивала. Мельком подняв глаза, я заметил легкое подобие усмешки на лице американца и продолжил свою борьбу за право быть униженным. Раз за разом шершавая ладонь отводила мое лицо в сторону, била по щеке, издевалась, не подпускала к запрещенному месту, болезненно дергала за щеку, заставляла просить. Я терся щекой о бурую ткань, подобострастно глядя одним глазом наверх, и еле шевелил губами, беззвучно выговаривая "please, sir". Он позволял держаться за его крепкие бока, но прошло еще добрых пять минут, прежде чем ему наскучило "гладить" меня по лицу. Я понял это по тому, как два пальца впились с двух сторон под скулами, давя на мышцы и заставляя приоткрыть рот. Я поднял взгляд, отставляя нижнюю челюсть, чтобы не было так больно, - военачальник оценивающе рассматривал своего пленника и, кажется, был доволен тем, что видел. Убедившись, что я слежу за его движениями, он медленно, с парализующей своей властностью медлительностью, расстегнул прямоугольную пряжку. Глухой щелчок отдался от стен кабинки и сопроводился коротким звуком расстегнувшейся молнии. - Бери, - приказал голос сверху, и в нижнюю губу ткнулся приподнятый инструмент, выглянувший из расщелины брюк. Не раздумывая, я заглотил край чуть приподнятого конца и принялся старательно обслуживать его, чувствуя, как он расправляется под моими ласками и набирает силу. Внутренне я молился, чтобы начальнику не пришло в голову еще крепче развлечься перед звонком, и оттого старался обслужить требующий внимания член по высшему классу. Набравшись смелости, я перехватил прячущееся за брюками основание - и тут же звоном отдалась в челюсти пощечина: - Нежнее. Я с ненавистью взглянул в глаза тирана. Он явно наслаждался моей беспомощностью и хотел, чтобы ему сопротивлялись, чтобы полностью удовлетворить свою тягу к доминированию. Прикрыв глаза, я пропустил расправившийся и набравший силу конец поглубже в рот и стал плавно двигать головой, держась за брюки военного и стараясь не рисовать в воображении картину унизительной ситуации, заложником которой я стал по собственной глупости. Сочный елдак елозил наискосок по моему языку, защищавшему от зубов, и исследовал мягкую стенку моей щеки изнутри, упруго толкаясь в нее и выпячивая ее наружу. Горячая рука легла мне на затылок, заставляя изменить угол головы - и я почувствовал уверенный толчок и последовавшую за ним нехватку воздуха. Я знал, что нужно делать в таких ситуациях, поэтому, крупно вздрогнув, я отвел челюсть еще ниже и позволил ему жестко трахать меня в рот, судорожно хватаясь за каждую возможность вдохнуть поглубже, которую он мне давал из снисхождения. Томительные минуты, потянувшиеся за этим, были мне невыносимы. Я морщился, раздувал ноздри, заставлял себя смотреть снизу вверх на этого изверга, чтобы не получить еще больше ударов, и видел омерзительный оскал превосходства на его каменном лице. Когда становилось совсем мерзко, я зажмуривал слезящиеся глаза и представлял себя где-то далеко - как можно дальше от издевательств вышестоящего звания. Вдруг увитый венами орган выскочил из моего рта, и я зашелся в глухих, жадно алчущих кислорода вдохах, свистом отдающихся в тесной кабинке. Слюна, густо натекшая изо рта, смачно капала с подбородка мне на колено, пока я пытался отдышаться. Мне не хотелось смотреть на то, как американец наяривает прямо перед моим лицом, но я не мог избежать характерных чавкающих звуков и тяжелого дыхания, раздававшегося у меня над головой, и от этого мне становилось только гаже. Вновь жесткие пальцы бесцеремонно сжали и дернули мою щеку, поворачивая лицо, и под ядовитое хрипение я получил несколько влажных теплых шлепков по щеке, обжегших меня сильнее, чем вражеские пули. На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая только глубоким дыханием воина. ...я собрал жалкие остатки достоинства, и, чувствуя, как жидкая конча стекает с линзы моих очков и щекочет мне щеку, поднял на Солдата полный ненависти взгляд. Он заправлялся, победоносно ухмыляясь. Я едва наклонился, чтобы подхватить свои брюки, как моя голова отлетела назад от мощного удара. Боль в носу и привкус крови на языке пришли не сразу, и я с мычанием медленно осел на кафель, цепляясь за бачок в попытках не рухнуть окончательно. Хлопнула дверца. - В половину пятого в моем офисе. Я кинул замутненный слезами взгляд на диспенсер. Футболка исчезла. И какой черт меня дернул так глупо... Нос разбит и почти не дышит. Надо идти. Мне страшно. Я знаю, что ты читаешь мои записи. Если ты не трус, то найди меня - и поговорим, как мужчина с мужчиной.