Сквозь тернии во тьму

Заиграла чрезвычайно торжественная музыка, совершенно не понравившаяся Бейбарсову. Она чем-то сильно походила на определённый гимн подчинения – и когда несчастные начали тихо, но при этом весьма уверенно то ли петь, то ли шептать непонятные для Глеба слова, его едва ли не перекосило. Самое главное, что Таня тоже начала что-то шептать себе под нос – общий транс охватил и её, заставляя шумно дышать и медленно, чётко произносить слова жуткой молитвы. - Во славе твоей, Владыка, вся суть наша и в войне мы заново прозреваем, воскресая до того состояния, что вновь пригодно будет для служения тебе, - шептали они. Бейбарсов не собирался ни единого слова произносить вслух. Его совершенно не интересовало то, что его сейчас могут открыть – собственно говоря, у Глеба вдруг возникло неимоверное желание всё-таки продемонстрировать собственное присутствие и не показывать того, что он собирался скрыться до нужного момента среди окруживших его светлых. Огромный трон был настолько преисполнен абсолютным самолюбованием, что Бейбарсову даже стало смешно. Сначала ему показалось, что это было обыкновенное кресло, не сейчас, когда он подошёл поближе, то осознал, что на самом деле трон похож на скульптуру, демонстрировавшую людей в чёрных плащах, привычных для Верховных, согнувшихся в своём раболепии. Именно на их спинах и восседал Лигул – спинка же трона куда больше походила на скопление женских тел; можно было рассмотреть и некоторые лица, смотревших на того, кто садился на трон, с обожествлением его. Кто-то протянул свои руки, творя из них подлокотники, а корона складывалась из выложенных причудливо кос каменных девушек. Песнь закончилась, и наконец-то Чумной откинул собственный капюшон с лица, демонстрируя всему миру собственное отвратительное лицо, свои глаза, пустые и мерцающие мраком, и вообще всю свою страшную фигуру. Светлые словно по мановению руки опустились на колени; следом за ними рухнула в бесконечном подчинении и Гроттер. Даже и не задумывалась девушка о том, следует ей это делать или нет – это вызвало у Бейбарсова предельное удивление, он постарался не обращать внимание на такие мелочи. Хочет – пусть себе падает. Возможно, она подчинилась, а, может, что-то и задумала уже, отклоняясь от его прежних указаний. Бейбарсов опускаться на колени совершенно не собирался – он видел, как перекосило Лигула, когда тот наконец-то заприметил своего вечного соперника; он хотел было приказать солдатам схватить Глеба, но после вовремя одумался. - Да неужели. Друг мой, вы решили навестить меня? – весело поинтересовался Лигул. Бейбарсов вдруг вспомнил, что именно его образ случайно принимал во время чумы; впрочем, этот старикашка был куда страшнее, чем то, во что превратился Лигул. В молодости светлые и кудрявые его волосы превратились в какие-то страшные космы, свисающие по обе стороны от лица; глаза, прежде, что было весьма нехарактерно для Верховных, синие, сейчас залиты были мраком – чума окончательно поглотила его белки, причём отобрав так ещё и зрение. Видел Чумной только с помощью собственного волшебства. Руки его раньше тоже не блестали особой красотой, ибо были достаточно коротковаты в силу малого роста, но сейчас пальцы удлинились, скрючились и стали походить на какие-то звериные когти; кожа на руках же превратилась в сплошную жатую бумагу. Лицо Лигула раньше было свежо и молодо, но сейчас стало настолько помятым, что было даже страшно смотреть; его рот навеки искривился в ироничной усмешке, а нос тоже скрючился, подобно рукам. На спине же красовался огромный горб. Казалось, силуэты девушек вот-вот должны были положить на него свои руки и расхохотаться от радости, ведь они умудрились захватить самого Чумного! - Здравствуй, - криво усмехнулся Бейбарсов. - О, а ты всё молодеешь, - хмыкнул Лигул, а после, словно на мгновение забыв о том, что он обещал себе сдерживаться, попытался вскочить. – Ты! Ты всё украл – это я сейчас должен быть главным, я старше! И вправду, Лигул был весьма старым Верховным – вот только уродство накатилось на него только в последние года после получения страшного вируса чумы. Для Бейбарсова подобное поведение показалось смешным. - Ха! – скривился Чумной. – Ты даже в болезни не можешь быть нормальным, старым и сморщенным – и чего ж не выбрал свой образ? Не понравилось быть стариком с осанкой и ростом – решил поиздеваться? - Естественно, - кивнул Бейбарсов. – Ведь для того, чтобы стать тобою, не нужно много магии – организму, впрочем, и тому становится страшно. Лигул скривился, а после, решив, что это была такая шутка, расхохотался, запрокинув голову. Казалось, его жидкие волосы скатились волнами на горб, но когда он наконец-то попытался выпрямиться, часть шевелюры полетела к земле, осыпавшись от старости. - Меня разъедает, - сообщил Лигул. - И как же до сих пор не разъело? – язвительно поинтересовался Бейбарсов. Он знал, что такое магическая чума, ведь сам пережил её – но не собирался делиться с Лигулом секретом молодости и счастья – тот, наверное, уже всё равно никогда бы не смог вернуть себе прежнюю форму и так бы и остался старым скрюченным уродом. Мрак в его глазах покачнулся, всколыхнулся, а после вновь замер, остановившись всё в том же положении, что и был до этого. Особого счастья от Лигула совершенно не чувствовалось. - Схватить его! – закричал было он, но после, одумавшись, замотал головой и отмахнулся от поспешивших на помощь солдат. – Нет-нет, не стоит… Я попробую убить тебя сам, чёртов Верховный! И как у тебя получилось выжить? Чист, совершенно чист, куда только и подевалась чума… - И зачем? – усмехнулся Бейбарсов. – Я так понимаю, это ты подсунул Аббатиковой пузырёк от таинственного поклонника и натолкнул на мысль о том, что у меня в кабинете лежит такой же? - До последнего девочка додумалась сама. Глеб хмыкнул. И вправду, Аббатикова всегда любила мстить. Она делала это качественно, почти всегда насмерть, поэтому Бейбарсов, пожалуй, оказался первой умудрившейся выжить и даже до сих пор ползать по этому миру жертвой. Нельзя сказать, что Жанна была от этого в таком уж и огромном восторге. Ему, впрочем, было совершенно всё равно – Глеб не собирался тратить собственные нервы на то, чтобы презирать Аббатикову, пытаться ей отомстить в ответ или портить вообще какие-либо отношения с Ленкой – он считал, что спокойно разберётся с этим всем потом, когда Лигул будет мирно себе почивать на том свете, даже и не пытаясь шевельнуться и что-то сделать плохое. Умершие, пусть даже и Верховные, никогда не воскресают. - Итак, ты пришёл уже сюда, - мелко захихикал Чумной. – Я, впрочем, знаю, кто тебе подсказал. Это Сарданапал, неверная тварь! - Он верен своей стороне, а не разжигающему войну тёмному. Лигул скривился. Он не ожидал подобного ответа – более того, в последнее слово было вложено столько презрения, что его даже ещё больше от этого перекосило. Уродливое лицо Чумного исказилось до такой степени, что смотреть на него было куда противне, чем на отрезанные на войне руки-ноги, которые, поддаваясь неизвестному заклинанию, начинают хвататься пальцами за землю, цепляются за волосы погибших и хватают окружающих за полы одежды. - Ты слишком резко выражаешься, - хмыкнул Лигул. – Я помню тебя ещё совсем ребёнком! - А я, видимо, запомню тебя в свою очередь склочным, обрюзгшим самовлюблённым убийцей, - ответил Бейбарсов. - Ты! Да ты ещё слишком молод, чтобы указывать мне! – завопил Лигул – голос его стал тонкий-тонкий, а изо рта вырывались клубы чёрного чумного пара; именно за такую способность он и получил своё страшное, отвратительное прозвище. – Слишком! Да ты ещё ребёнок! Бейбарсов так не считал – ему в свои-то тысячу лет было до ребёнка далеко. Конечно, Лигул был намного старше, но говорил так лишь по той причине, что слишком сильно состарился из-за чумы. Он попросту ненавидел весь мир и стремился во своей всепоглощающей ненависти довести до смерти всю тёмную сторону. - Я создал этот трон и всегда добавлял в него силуэт Верховного, - мерзко хихикая, начал Чумной, - когда тот умирал. Тут все – и твои маменька с папенькой, и Гроттеры, и многие другие… Все! – он радостно вскинул руки, но тут же скривился от боли и опустил их. – Все! Я на них сижу, я главный! Тут не хватает всего пару звеньев – ну ничего, скоро добавишься ещё и ты, и мне станет сидеть удобнее. Глеб презрительно усмехнулся. Ему было плевать на угрозы Лигула; раз переболевшие чумой, вряд ли заразятся ею во второй раз, а больше ничего старик не мог сделать – он ослаб, а эта чёртова магическая зараза имела прелестное свойство выпивать все силы, которые только были в человеке. И так чудо то, что Лигул до сих пор был жив. - А слышал ли ты, что существует третья? – вдруг заинтересованно спросил Чумной. – Слышал? Бейбарсов промолчал – если его соперник знал о том, что Таня существует, а ещё – о её Даре, значит, узнал и о самой Гроттер, смог увидеть её в светлой толпе и, вероятнее всего, околдовал. Глеб уже и не знал, что заставило его совершить такую глупость и привести сюда рыжеволосую – но отступать было слишком поздно, так что Бейбарсов даже и не думал пытаться сбежать или телепортировать Таню. Здесь всё равно ничего такого не должно было нормально сработать. - Слышал, - довольно кивнул Лигул. – Странно – я врубил такую дозу гипноза, а ты всё равно не подчинился – но девчонка-то, - он усмехнулся, - оказалась слабовата. Не переживаешь за неё, а, Бейбарсов? Тот опять промолчал, едва сдерживаясь, чтобы не использовать какое-то заклинание. Ему надо было бы сберечь собственные силы, попытаться наконец-то успокоиться и перестать реагировать на каждое словно противного старикашки вот так, выбросом внутреннего волшебства. Здесь оно всё равно вряд ли сработает. Это место больше всего походило на какой-то зал для молитв – наверное, со своих светлых слуг и подпитывался каждый раз Чумной, пытаясь прожить как можно дольше. И здесь не работали никакие средства, что смогли бы послужить защитой. Хотя любое физическое повреждение значило бы смерть для Лигула – у него просто не хватило бы сил. - Мне тоже всегда нравились рыженькие, - вдруг хитро подмигнул Чумной – вернее, попытался, но на его лице это показалось лишь очередной гримасой, воспроизведённой для того, чтобы только сильнее разозлить Бейбарсова. Глеба сейчас это не волновало – он думал о том, действительно ли Гроттер потеряла собственное сознание и подчинилась Лигулу. Тот же продолжал радостно разговаривать: - Знаешь, я сначала расстроился, когда этот стариган, Сарданапал, отправился к тебе на исповедь. Но потом ощутил гордость – ведь я смогу посмотреть тебе в глаза перед тем, как выпить до конца твою силу. О, я тогда снова помолодею! – грезил он, - и отправлю армии света на жалкие остатки твоих сил… И тогда весь мир падет у моих ног, они будут умолять меня о пощаде и просить, чтобы я снизошёл до того, чтобы ими повелевать! А кто этого делать не захочет, то у меня всегда была фантазия на хорошие, мучительные смерти, - он опять мерзко захихикал. – А твоя девчонка-то… Зря привёл. Впрочем, она и сама бы пришла ко мне – я ведь успел поработать над её сознанием и в сумасшедшем доме! Бейбарсов сомневался в правдивости этих слов, но и сказать, что это была чистая ложь, тоже никак не мог. Гроттер же наконец-то поднялась с колен – он слышал это по шуму тёмных одеяний. - Ты никогда не умел выбирать себе соратников, Верховный, - промолвила она своим совершенно живым голосом, словно подчинение совершенно не работало в её случае. – Никогда. Бейбарсов оглядываться не хотел. Он не знал, к кому относились эти слова, но ведь не зря же Лигул так мерзко хихикает…