«I don't know the first time I felt unbeautiful The day I chose not to eat What I do know is how I've changed my life forever I know I should know better»
— Superchick, «Courage»
Роман Штайн сидел в небольшом кафе недалеко от центра и ждал прихода Саши, которая опаздывала уже по меньшей мере на десять минут. Они договорились встретиться до того, как начнётся её первая смена в «Кловер», чтобы после этого она могла сразу отправиться на работу. Он предлагал выбрать место в её районе, но Саша настаивала на том, чтобы им обоим было добираться примерно поровну, и в результате они сошлись на этой кофейне, окна которой выходили на набережную. Намереваясь скоротать ожидание, Роман разложил перед собой свежую газету, но никак не мог сосредоточиться на статье и лишь смотрел сквозь слова пустым взглядом. К своему неудовольствию, он волновался. Саша, конечно, была не единственным пациентом, перед встречей с которым он порой нервничал, но с ней это волнение носило немного иной характер. Их нынешнее взаимодействие сбивало его с толку. Ему было сложно обозначить для себя границы, в которых должны протекать их отношения. Однозначно, она больше не являлась его клиенткой, он не получал больше денег за встречи с ней, да и сами встречи носили скорее дружественный, нежели профессиональный характер. Однозначно также и то, что они уже давно не пара. С тех пор прошло много времени; после него она была с другим, а теперь вновь вернулась к помешательству на собственном близнеце (если оно вообще когда-нибудь заканчивалось). Остались ли у неё какие-то чувства? Возможно ли это? Кто они теперь: знакомые, друзья? Отношениям между бывшими любовниками всегда непросто дать верную оценку. В их случае, правда, на помощь готова была прийти профессиональная этика, согласно которой интимная связь терапевта даже с бывшей пациенткой вполне может быть признана неприемлемой. И он об этом прекрасно знал. Тем не менее, собираясь сегодня на встречу с Сашей, он поймал себя на мысли, что пытается одеться так, чтобы ей понравиться. Он отыскал свою старую рубашку в мелкую голубую клетку, которая, по мнению Саши, как он помнил, очень шла его глазам, и тщательно побрился, избавившись от щетины, что неизменно появлялась каждый раз, когда он по нескольку дней не вылезал из дома. И зачем это всё? – задавался вопросом Роман. Он себя не понимал. К сожалению, он даже не мог позволить себе обсуждать эту тему со своим собственным терапевтом. Послабления в этом вопросе были недопустимы, к тому же, ему не хотелось, чтобы каким-то образом просочился слух о том, что Роман Штайн допускает возможность злоупотребления своим положением в отношениях с пациентами. Ведь он прекрасно знал, как любят его коллеги почесать языками за чашечкой кофе, припоминая последние громкие случаи. Вероятно, ему бы следовало быть благодарным за то, что о них с Сашей так никто ничего не узнал и он может спокойно работать и дальше. И разумеется, он должен прекратить этот поиск несуществующих возможностей касательно отношений между ними. Он должен действовать профессионально – хотя бы на этот раз; в конце концов, она обратилась к нему за помощью. И как раз в тот момент, когда он об этом подумал, перед ним появилась Саша – с широкой, немного безумной улыбкой и волосами, выкрашенными в цвет, близкий к её натуральному. Она не скрывала того, как рада была его видеть. Из-за первых заморозков её щеки покрылись румянцем; вокруг шеи был повязан большой шерстяной шарф. Сейчас она выглядела намного младше своего возраста. Совсем не похожа на ту леди в чёрном, с помадой и золотыми кольцами, которая не так давно заявилась к нему в кабинет под чужим именем. – Больше не блондинка, – подметил Роман, стараясь ничем не выдать того, как это его обрадовало. Она стала такой… естественной. У него в памяти пронеслись её образы двухлетней давности. – Да, работа лучшего стилиста в городе. – Это кто? – Крис, – улыбнулась она. – Погоди, я думал, что он рекламщик. Саша кивнула, схватив меню с напитками. – Это правда. Но красить волосы он тоже умеет. Впрочем, это нетрудно, ты бы тоже смог. Просто делаешь всё так, как написано на упаковке, вот и всё. – Осталось только найти того, кто доверит мне свои волосы. – Он отложил газету в сторону и внимательно посмотрел на её лицо, уткнувшееся в глянцевую страницу с кофе. Всё ли у неё так хорошо, как кажется?.. – Мне, пожалуйста, латте, только с обезжиренным молоком, если можно,– попросила Саша подошедшую к ним официантку. – И ещё… добавьте туда… миндальный сироп. А, хотя нет, подождите. Не нужно. – Сироп убираем? – Да, да, без него… – Попробуете наши новые десерты к Хэллоуину? Тыквенные кексы с… – Нет, спасибо, – быстро прервала Саша. – Это всё, больше ничего не нужно. Как-то всё это неловко получилось. К счастью, Рома не стал это никак комментировать, хотя на заметку взял наверняка многое. Дабы не дать этой теме развиться, она заговорила о брате, а затем рассказала о той небольшой стычке с Глебом, которая случилась на работе. Роман был благодарен ей за то, что она не вдавалась в подробности своих интимных отношений с Крисом. Возможно, он и относился к их инцесту слишком лояльно, но тем не менее услышать о том, чем могут заниматься близнецы в постели, ему явно претило. И всё же, всё то время, что она мило щебетала о том, как Крис проводит теперь с ней каждую свободную минуту и как сильно ей это нравится, его не покидало чувство, что она пытается заговорить ему зубы, чтобы не поднимать менее весёлые темы. Румянец уже сошёл с её щёк, и её лицо теперь было обыкновенно бледным; большие зелёные глаза смотрелись на нём контрастно. Приглядевшись, Роман увидел под ними круги. Он никогда не мог определиться, отталкивает его или притягивает её болезненная красота. Ему вспомнилось, как радостно при прошлой их встрече она заявила о том, что булимия временно перестала её терзать. Сегодня об этом не было произнесено ни слова. Хотя нельзя сказать, что он надеялся их услышать; таких чудес, как правило, не происходит – об этом он знал как никто другой, посвятив работе над этой проблемой последние пятнадцать лет своей жизни. Никому ещё на его памяти не удавалось избавиться от пищевого расстройства за короткий срок. Но так или иначе, он помог многим. И его до сих пор не отпускало чувство вины за то, что Саша не стала одной из них. Он подвёл её. С тех пор, как она вернулась, он каждый день копался в себе, пытаясь понять, где ошибся. Казалось, ответ лежал на поверхности, но ему так хотелось найти что-то ещё, какую-то другую причину, которая бы меньше подвергала сомнению его профессионализм, что он каждый раз пытался сбежать от правды. Ведь с тех самых пор, как встретил своих первых профессоров, он знал о том, что сексуальный контакт с пациентом всегда разрушителен и говорит о безответственности терапевта; знал, что романтические и сексуальные отношения неэтичны, что они расшатывают терапевтический процесс и вредят пациенту, которому он, между прочим, обязан приносить только пользу. И что же он сделал? Он закрыл на это всё глаза. Но он же её не использовал, оправдывался Штайн перед собой. У них всё было взаимно, и это был не пустой секс. Поначалу, было дело, он даже смел винить во всём её, уверял себя, что это она его коварно соблазнила, но даже это не помогало ему выйти из воды сухим. Он участвовал в их отношениях точно так же, как и она; не было смысла притворяться, что это не так. Никогда бы раньше он и подумать не мог, что влюбится в пациентку, однако случилось именно это. Зная об опасности, он тем не менее пошёл по этому «скользкому склону», и оправдания ему не было. А что он должен был сделать? Сразу же отказаться от неё, отправить к кому-то другому? Но ведь это её бы разбило. Её первоначальный протест против него быстро угас. Вскоре после того, как она сменила гнев на милость, им удалось найти общий язык, и Саша постепенно начала ему доверять. Она успела привязаться к нему за первые несколько месяцев, со временем и вовсе стала идеализировать, сотню раз повторяла, что без него бы давно свихнулась. Как он мог её бросить? Он не мог. Он считал, что действует по-человечески, прекрасно понимая, как это называется на самом деле. Непрофессионально. – Ты меня вообще слушаешь? Роман оторвался от салфетки, которую крутил в руках, и встретился с Сашей глазами. Нахмурив брови, она искала в его лице хоть какое-то участие. – Да, конечно. Ты переживаешь из-за Глеба. Это нормально. Самый глупый и поверхностный ответ, что он мог дать. – Я чувствую себя так, будто должна выбирать между ними. Точнее... Нет, не совсем так. Что если я буду с Крисом, я потеряю Глеба. А если не хочу терять, у меня с Крисом ничего не должно быть. Понимаешь? – Да. – Что «да»? Ты что-то посоветуешь мне? – Ты же знаешь, что… – вздохнув, начал Роман, но она тут же его прервала. – Только вот не нужно сейчас этого говорить. Что мне следует принимать решения самостоятельно и всё такое… – Ну, вот видишь, ты и сама это понимаешь. – Ты просто боишься давать советы. Знаю я, что ты думаешь. Мол, если совет подействует, ей захочется ещё, и она меня достанет. А если нет, это дискредитирует меня в её глазах. Признай же, что это так, что я тебя раскусила! Роман заулыбался. Она так радовалась этому, будто догадаться было и вправду сложно. – Ты всегда была… – он помедлил, подбирая слова, – умной девушкой. – Болван, чуть было не назвал её «умненькой девочкой», возмутился он про себя. – Да забудь уже ты, что был моим врачом. Можешь представить, что никогда не лечил меня, что ты просто пьёшь кофе со старой подругой? «Нет, не могу, – подумал Роман. – И никогда не смогу». Хотелось бы ему, чтобы она понимала, что простой задачей это кажется только на словах… Узнай она все его мысли с начала их встречи, наверняка бы удивилась. Для неё это всё никогда не имело большого значения. Ну, а чего ещё можно было ожидать от девушки, имеющей связь с родным братом?.. – По тому, как ты печёшься о Глебе, можно подумать, у тебя ещё что-то к нему осталось, – наконец сказал Штайн, уйдя от ответа. – Осталось, конечно, это, знаешь ли, не так-то просто – взять и вычеркнуть человека из своей жизни, после того как провёл с ним несколько лет. – Это понятно. Просто такое чувство, что ты и не пытаешься этого делать. Тебе хочется, чтобы они оба были с тобой, оба были в твоей жизни. – А так нельзя?.. – смутившись, спросила Саша. Ей казалось, что это нормально; в конце концов, они были её самыми близкими людьми. – Вряд ли я имею право решать, что можно, а что нельзя, в этой ситуации. – Я же люблю их обоих… Я думала, это естественно – пытаться сохранить хорошие отношения с каждым из них. – А ты не думала, что уже сделала свой выбор, когда вы с Глебом расставались? Ведь, если я не ошибаюсь, ты тогда признала перед ним, что любишь брата? – Да, но… выбора я никакого не делала. Его сделал Глеб. Инициатива расстаться исходила от него, да и как я могла не согласиться? Он бы всё равно меня бросил. – То есть ты его ещё любишь? – Естественно, я всё ещё люблю его: прошло всего лишь два месяца. – Саша видела, что Роман смотрит на неё с лёгкой полуулыбкой, словно говорящей, что он уже ничему не удивлён. – Я ведь когда-то думала, всю жизнь с ним проведу. Теперь мне от этого стыдно. Ну, вот скажи, как я могла надеяться на то, что он сделает мне предложение? – Думается мне, что это нормально. – Для женщины, ты хотел сказать. Ему-то это, похоже, даже в голову не приходило. – Откуда ты можешь знать? Спрашивала у него? – вздохнул Роман. Он слышал эти разговоры о возлагаемых на Глеба надеждах как минимум тысячу раз. И её это всё ещё волновало! Она получила брата, а её всё ещё волновало, собирался Глеб делать ей предложение или нет. Рома никак не мог понять, что бы изменилось, докопайся она до правды. Всё равно уже всё было в прошлом. – Нет. – Так спроси и успокойся уже. Его ответ был таким беззаботным… «У мужчин всегда всё так, – подумала Саша. – Будто спросить так просто, особенно у Глеба». Но может, он прав, и как только она удовлетворит своё любопытство, это перестанет её волновать?.. Она сделала глоток остывшего кофе, решив для себя, что стоит об этом подумать. – Меня это всё огорчает, честно. Может, я больше и не хочу его любить, а всё равно люблю. Но что я могу сделать? Кроме того как признать это. – Огорчает? – Да, огорчает, потому что он козёл. Ну, не всегда, конечно, но в основном – козёл. В последнее время он снова на меня обозлился, видимо, что-то чувствует. Ты не представляешь, как он любит мне мстить. А чутьё у него очень острое: он всегда – даже если ни о чём не знал, – когда чувствовал, что я отдаляюсь от него и сближаюсь с Крисом, начинал меня изводить. Ты не знаешь, какой он. Он наслаждается этим. Штайн отломил кусочек от своего чизкейка и откинулся на спинку дивана. Нежный творожный вкус немного смягчал его раздражение, вызванное разговором о Глебе. Если честно, то он терпеть его не мог. К тому же, Саша ошибалась – чтобы узнать, какой он, ему вполне хватило их единственной встречи в дополнение ко всем её рассказам. В тот день вновь объявившемуся Глебу приспичило забрать её с сеанса в Линн Каньон (и правда, козёл, подумал Роман: хотел завоевать её своим героическим путешествием в Норт-Ванкувер). Они случайно столкнулись в дверях кабинета, когда тот налетел на него с угрозами. Глеб обещал тогда обратиться в, как он её назвал, Канадскую ассоциацию «психов» и во что бы то ни стало добиться его увольнения. К счастью, без содействия Саши у него бы мало что получилось, и угрозы остались угрозами, хоть и заставили было понервничать. – И каково это – любить сразу двоих? – спросил Роман, улыбаясь. – Ну вот, ты надо мной смеёшься… – Я не смеюсь! Мне правда интересно. Это, должно быть, непросто? Она нахмурилась, скрестив на груди руки. Неужели он её не понимал? Ей вдруг представилось, как он в душе хохочет над её словами. Нет, прекрати, приказала она себе. Он не стал бы этого делать. Плюс, ему наверняка и не такое приходилось слышать. – Ты что, обиделась? Ну, не грусти. На, вот, попробуй, очень вкусно. – Роман подвинул к ней тарелку с десертом, но она неожиданно огрызнулась: – Нельзя мне твой дебильный чизкейк, как ты не понимаешь?! – Почему?.. – Потому что я не хочу потом идти и блевать! Сашины щёки покраснели, как только она поняла, что сказала, и она отвернулась в сторону. Ей не хотелось говорить с ним сегодня об этом. В глазах защипало. – А даже если и обиделась – как ты смеешь предлагать мне заесть эту обиду чизкейком?! Ты поощряешь то, что я делаю… – Она поставила локти на стол и, к его удивлению, расплакалась, уткнувшись лицом в ладони. «Прямо на людях, какая же ты жалкая», – вертелось у неё в голове. – Я ведь и так это делаю постоянно… Я так устала… Вот поэтому он никогда не сможет быть для неё лишь другом, с грустью подумал Роман. Она всегда будет ждать от него верных решений, надеяться на профессиональный подход. Друг может утешить тебя какой-нибудь вкуснятиной; врач, который знает о твоей проблеме, – нет. И как ей было объяснить, что он всего лишь пытался быть с ней таким, как она просила? – Я ведь всё помню, что ты говорил. Про то, как едой я пытаюсь заполнить пустоту… Я всё понимаю… Но почему я делаю это? – Саша шмыгнула носом, вытирая нижние веки предложенными салфетками. Ей так хотелось, чтобы всё это в одночасье прекратилось. Р-раз – и всё, нет больше этой жалкой, ничтожной Саши, что всасывает в себя еду, как пылесос. Ей хотелось, чтобы существо, которое вселялось в неё и заставляло обжираться, оставило её в покое. Перестало мучить, умерло, если это возможно... А оно, похоже, жило себе припеваючи. Может, она сама должна его убить? Вдруг оно послано ей как препятствие, которое нужно преодолеть, чтобы стать сильнее?.. Ей вдруг стало тошно, когда она поняла, что сидит напротив Романа в кафе и думает обо всё этом. Она и забыла, где находится. Саша надавила ладонями на глаза, отчего темноту внутри раскрасило множество ярких точек. Они напоминали ей звёздное небо… или салют. Сказать Роману о Слизняке или нет? Ей так не хотелось произносить этот бред вслух… Что он скажет, если узнает, что Слизняк вернулся? Он ведь наверняка не забыл о его существовании; да и назвали они его так вместе – в один из сеансов пару лет назад. А что, если ей удастся убить его самой? Тогда и рассказывать будет не о чем. Об этом определённо стоит поразмыслить… – Саша, мне очень жаль, но… тебе необходимо лечиться. – Услышав голос Романа, она быстро убрала руки от лица и подняла на него глаза. Где-то она уже это слышала. Ну да, точно, в тот день, когда Крис обманом затащил её на их первую консультацию. – Боюсь, наши дружеские встречи здесь сильно не помогут. Я бы предложил посещение группы стабилизации несколько раз в неделю… Тебе стоит обсудить это с Крисом, потому как здесь могут понадобиться деньги. Обсудить с Крисом?! Сашу чуть не передёрнуло от этого предложения. С ним этого никак нельзя было обсуждать. Она и так с трудом представляла, как ей теперь удастся скрыть от него свои исчезновения, если весь этот кошмар возобновится. Групповая терапия… Снова сидеть с этими дурами – это полгода как минимум, припоминала она. Неужели нет никакого другого варианта? Неужели она не сможет справиться с этим сама? Саша озвучила эти вопросы. – Ты больше не можешь тешить себя фантазиями, что тебя исцелит любовь Криса, – спокойно ответил он. – Вспомни, как ты писала в своём дневнике о том, что если бы вы только смогли быть вместе, то ты бы сразу остановилась. – Я думала, что так будет… – А что в итоге? «А в итоге нельзя останавливаться. Нельзя расслабляться…» – услышала она свой внутренний голос. – Ничего. Роман вздохнул. Снова она от него закрылась. Порой он начинал сомневаться, сможет ли ей помочь. Но как же ему хотелось вытянуть из неё одну вещь… – Так, – сказал он, доставая свой ежедневник. – Во вторник в десять свободна? – Д-да, а что? – Встретимся в более подходящей обстановке. На старом месте. – Похоже на встречу двух наркодиллеров… – пробормотала Саша. – В клинике? Он кивнул, засовывая купюры в счёт. – А пока что постарайся этого больше не делать. Знаешь, что? Если вдруг захочешь снова вызвать рвоту, позвони перед этим мне. – Чего-о?.. – Того-о. Договорились? – Угу, – уныло отозвалась она. Судя по всему, встреча была окончена, Роман собирался уходить. У неё ещё было около часа до работы, поэтому она сказала, что посидит немного одна и, уверив, что оставаться с ней не обязательно, проводила его взглядом на улицу. Как только он помахал ей рукой через окно и скрылся в машине, Саша ушла в свои мысли. Дурацкий, дурацкий Слизняк! Она его ненавидела. Откуда он вообще взялся? Ведь когда-то его не было, когда-то с ней всё было в полном порядке. Почему бы ему не взять и не уйти назад, откуда бы он ни пришёл? Сейчас, когда перед ней вновь замаячило лечение, Саше вновь вспоминались длинные серые дни, проведённые в клинике. Самым сильным впечатлением всё ещё оставался тот день, когда Крис отправил её в Линн Каньон впервые… Он бросил её тогда, как маленького зайца на растерзание волкам. До чего же ничтожной она теперь выглядела в своих глазах, смотря на себя со стороны… Вот они идут по коридорам клиники, слушая любезно предоставленную им экскурсию. Её маленькая ладонь крепко зажата в медвежьей лапе Криса – не вырваться. Глаза на мокром месте. Ей хочется плакать от одного вида одинаковых белых палат, от больничного запаха, от персонала в нежно-зелёных халатах. Они останавливаются возле одной из комнат, и её приглашают внутрь – посмотреть, а заодно и узнать её мнение. Аккуратно застеленная кровать, небольшой комод, стол, кресло, на стене телевизор. На комоде ваза с цветами. Большое окно (без ручек). Саша с трудом выдавливает несколько вежливых слов: да-да, мол, комната «очень милая». И тут – ловушка. Она поймана. Ей объявляют о том, что в этом месте она будет жить и лечиться в течение пары месяцев. Крис безжалостен. На её слёзы он не реагирует, а все просьбы пропускает мимо ушей. Оказывается, та бумага, на которой она поставила свою подпись, была договором – но не на консультации с диетологом, а на стационарное лечение в клинике. Её охватывает злость, она кричит и плачет так громко, что в комнату заглядывают медсёстры, проверяя, всё ли в порядке. Казалось бы, пора уже понять: назад дороги нет, но Саша отчаянно бьётся, пытаясь вырваться из крепкой хватки Криса. Бесполезно. Он сильнее в сто раз. Она же – ещё никогда не была такой слабой, такой истощённой. Захваченная эмоциями, Саша заявляет, что ненавидит его, и просит больше не приходить. Это наконец вызывает у него хоть какие-то чувства… но, к сожалению, не те, которые могут ей помочь. Не выдержав, напоследок он называет её убогой и жалкой, говорит, что устал и не может на неё смотреть. В тот день произошла их самая большая ссора в жизни. Никогда раньше они не говорили друг другу таких слов. Ей по-прежнему было стыдно за всё, что она тогда сказала, да и Крис, она была уверена, тот день бы предпочёл не вспоминать. Когда дверь за ним закрывается, она, рыдая, падает на кровать. Всё кажется страшным сном. Отношения с Крисом после их злосчастной ночи и без того портились с каждым днём, но сегодня они, кажется, испорчены окончательно. Хуже и придумать нельзя. Голова раскалывается, нос заложен, глаза болят, а зрение перестало быть чётким. Комната расплывается, превращаясь в одно большое светлое пятно. В ушах стоит голос Криса: «Ты убогая! Не могу на тебя смотреть». «Убогая… убогая… смотреть…» – отдаётся эхом у неё в голове. Его слова преследуют Сашу несколько дней, в течение которых Крис, выполняя её желание, брошенное в истерике, не появляется ни разу. Такой несчастной и одинокой, как в те дни, она себя ещё никогда не чувствовала. Позже он, конечно, пришёл, – когда ему позвонили сообщить о её состоянии, но память о тех мучительных, одиноких часах останется с ней навсегда. Его приход тогда был таким счастьем, что, когда он присел в постели, она бросилась со слезами ему на шею, умоляя её простить, и он держал её долго-долго, не желая отпускать. Они, естественно, помирились (по-другому у них и не бывало), но пройти через всё это снова у неё не было никакого желания. Это всё просто не могло повториться, а поэтому Крис не должен был ни о чём узнать. Она вылезла из-за стола и, накинув пальто на плечи, подошла к прилавку. Он выглядел идеально, весь заполненный прекрасными десертами, которые были аккуратно выложены на маленькие белые тарелки: маффины, чизкейки, пирожные, кусочки печенья, свежая выпечка. Улитка с шоколадными каплями так и приковывала Сашин взгляд. Ей на секунду представилось, какой та будет на вкус, если её разогреть и съесть на улице по дороге на работу… – Что для вас? – Из-за прилавка вылезла симпатичная блондинка с доброй улыбкой. – Улитки свежие, только испекли. Попробуете с корицей или шоколадную? – Э-э, да… – С корицей или шоколадную? – Шоколадную. – Вам разогреть? – Да. – Хорошо, проходите на оплату, пожалуйста. Как в замедленной съёмке, Саша следила за действиями официантки: вот она достаёт тарелку со стеклянной полки, закрывает за собой дверцу прилавка и несёт улитку к микроволновке. Выставляет таймер – пятьдесят секунд – и, пока ждёт, протирает стол. Всё это время у Саши в мыслях не переставая крутился один вопрос: «Что же я делаю, что, чёрт возьми, я делаю?!» Не иначе как Слизняк снова влез в её голову. А ведь она уже должна была решить, что ей следует с ним сделать, вместо того чтобы сидеть и вспоминать неприятные моменты своего прошлого… И тут её осенило. Ну конечно! И как она раньше не подумала об этом?.. Как его убить? Проще простого: лишить того, без чего он жить не может! То есть еды. Ему же вечно нужно обжираться, значит, без обжорства он пропадёт, сдуется, иссякнет… и, наконец, оставит её в покое. Эта мысль показалась ей поистине гениальной. Нет, совсем истощать она себя, конечно, не собиралась: больничная палата не входила в её планы, но немного припугнуть Слизняка было можно. Показать ему, что еды больше нет, – и он перейдёт к новой жертве. – Оплата картой или наличными? Саша вздрогнула. Её взгляд упал на улитку, которую только что вытащили из печи. И это её она собиралась есть?.. Она поморщилась и попятилась назад. Две девушки за кассой посматривали на неё с явным любопытством. Чувствуя, как её щёки заливаются краской, Саша развернулась и выскочила на улицу.***
Она не могла отделаться от воспоминаний весь день и к тому времени, когда её рабочая смена подходила к концу, чувствовала себя так, словно её голова и правда распухла. Её мысли занимал Крис. Их отношения после той первой ночи – то, к чему они тогда скатились. Начало её болезни, последовавшее вскоре после этого, только усугубило ситуацию. Ведь они тогда были на грани… На грани того, чтобы вмиг прекратить всё то, что создавали между собой годами, разорвать свою связь и стать обыкновенными братом и сестрой, которые друг друга совершенно не понимают, да и не хотят понять, для которых проявления любви становятся возможны лишь в редкие моменты семейных невзгод. Несмотря на то что всё это давно кончилось, Саше каждый раз становилось страшно, когда она задумывалась о том, что бы с ними стало, если бы они не сумели тогда справиться. Больше всего она боялась повторения истории: что она себя чем-то выдаст, а Крис заметит и, разумеется, бездействовать не станет. Скрывать что-либо, а особенно столь серьёзное, от человека, с которым ты так близок, всегда очень непросто. И теперь, когда Крис желал проводить с ней всё своё время, вероятность того, что он что-то мог заподозрить, значительно возрастала. Ей было так стыдно… Перед ним – даже больше, чем перед самой собой или кем-либо ещё. Он согласился быть с ней, ответил взаимностью, а теперь её позорный, чудовищный изъян каждый день грозился открыть ему глаза на то, с кем он связался… С глупой, безвольной девушкой, которая даже свой аппетит не может держать под контролем. Он был достоин лучшего. Сегодня Саша попросила его не заходить за ней в ресторан, а припарковаться за углом и ждать, пока она не выйдет сама. Возможно, это было слишком, но ей не хотелось вызывать никаких подозрений. Прежде Крис заезжал за ней нечасто, – кто знает, что может прийти людям в голову, оттого что теперь он здесь каждый день? Она застегнула верхнюю пуговицу пальто и вышла на улицу, где на неё тут же обрушился сильный ненастный ветер с моросящим дождём. Саша поморщилась. Её распущенные волосы разлетелись во все стороны и вскоре улеглись, закрыв собой пол-лица. Изо всех сил моля не улететь, она двинулась к машине Криса. Он как ни в чём не бывало сидел внутри и, подпевая себе под нос, слушал музыку, когда Саша недовольно распахнула дверь и, не говоря ни слова, залезла на переднее сидение. Увидев то, что стало с её причёской, Крис широко улыбнулся. – Отлично выглядишь. – Спасибо… – процедила она сквозь зубы, покосившись в его сторону. – Что? Ты же знаешь, что я бы мог тебя спасти. Эти твои меры предосторожности… – Он покачал головой, показывая своё скептическое отношение к её идее. – Крис, поверь, так будет лучше… Нам нужно быть осторожными. – Она посмотрелась в зеркало и принялась поправлять волосы, поначалу и не заметив, что направляются они вовсе не в сторону своего квартала. – Стоп, а куда ты едешь? – Ужинать. – Не-е-ет, Крис, пожа-а-луйста, ну давай поужинаем дома. – Это из-за того, что нас кто-то может увидеть вместе? Потому что в этом нет ничего такого, братья и сёстры могут ходить… – Клянусь, дело не в этом, – прервала его Саша. – Я просто хочу побыть только с тобой… – Он на секунду отвлёкся от дороги и посмотрел на неё, пытаясь понять, правда это или нет. – Я и так весь день провела в ресторане, меня уже тошнит от этой обстановки. Крис вздохнул и молча развернулся назад. В общем-то, ему было всё равно, где они проведут вечер, но её параноидальные мысли о том, что их обязательно кто-нибудь засечёт, его напрягали. Судя по её логике, любые братско-сестринские отношения обязательно вызывали у людей подозрения об инцесте. Это было смешно. Он даже ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь говорил об этом. – Я думала о тебе весь день… – пробормотала она, развернувшись к нему лицом. – О том, что мы будем делать, когда окажемся дома. – Правда? – Лицо Криса смягчилось, она заметила, как порозовели его щёки. Он прикусил губу. Он не мог с собой ничего поделать: его мысли автоматически сводились к сексу, когда она говорила нечто подобное. Его всё ещё не переставало удивлять, какой откровенной она, оказывается, могла быть. Не то чтобы он совершенно не ожидал этого от неё, – дело скорее было в том, что он ещё не был с девушкой, которая любила бы все эти разговоры, но это было определённо прекрасным дополнением. Саша опустила глаза. Конечно, это было не совсем правдой… Только частично: ведь она на самом деле думала о нём, хоть её мысли и были больше о прошлом. Но сейчас, когда он был рядом, все они благополучно забылись и она была готова посвятить себя настоящему. – Я зашла перед работой в магазин и купила новое бельё… – пробормотала она, вспоминая о розовом пакете, лежащем внутри её сумки. Она потратила на этот комплект часть денег, заработанных в отеле, и очень надеялась, что Крису оно понравится. – Д-да?.. Какое? – Бежевое. – Я его увижу? – О да, ты его увидишь, – захихикала Саша. – Вообще-то, я надеялась, ты с меня его снимешь. – Она увидела, что он покраснел, и, протянув к нему руку, погладила пальцами по шее. – Ты ведь сделаешь это? – Обязательно… Крис чувствовал себя немного неловко, начиная возбуждаться прямо за рулём автомобиля. Ему было необходимо следить за дорогой, а его голова была забита многочисленными образами Саши в нижнем белье. Правда, сейчас они, к счастью, были одни, в отличие от сегодняшнего совещания, на котором его мозг решил сыграть с ним злую шутку, подкинув мыслей о том, чем они занимались по вечерам последние дни. Ему теперь нужно было как-то справляться со своей фантазией, которая находилась в спячке столько времени и наконец проснулась… – Приготовим ужин вместе? – спросила вдруг Саша. Она специально не обедала, зная, что вечером они будут есть вместе, и уже чувствовала голод. Крис припарковался возле дома и удивлённо на неё посмотрел. Это было такой большой редкостью – чтобы она хотела готовить вместе с ним, и несказанно его радовало. – Я подумала, может, ты меня чему-то научишь… – Конечно, – улыбнулся он, видя, что она немного смутилась. – Чему захочешь. Погоди, не выходи. Он вылез сам и обошёл машину, чтобы открыть для неё дверь. Саша еле сдержала ухмылку, когда он подал ей руку, и они вместе двинулись к подъезду.