Я делаю своё дело, а ты делаешь своё дело. Я живу в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям. И ты живёшь в этом мире не для того, чтобы соответствовать моим ожиданиям. Ты – это ты. А я – это я. И если нам случилось встретить друг друга – это прекрасно. А если нет – этому нельзя помочь. (Ф. Перлз, 1951)
Наконец-то последнее судебное дело было разобрано и постановление вынесено, подтверждено стуком Гунгнира об пол. Тор смотрел на покидавших зал подданных, но мысленно уже делал следующий шаг: сдавал копьё советнику, чтобы тот отправил его в оружейную. Тор вытащил из-за спины подушку, издавшую неприличный звук, когда усаживался на трон, и, крутя её в руке, вновь сварливо подумал: «Не поленился же». Настроение, испорченное дурным сном и только что рассуженными семейными разборками, постепенно выправлялось. Да и день выдался солнечным, освещавшие коридоры золотые лучи настраивали на какой-то светлый, бодрый лад. В своих покоях Тор ополоснулся и надел простую одежду. Прихватив каверзную подушку, остановился, глядя на блестящий и будто бы не изменившийся Асгард. В самом деле, похоже, город оставался тем же, что и столетия назад. Покоился в деятельной полудрёме под чистым синим небом. Неизменный, вечный Асгард. Тор улыбнулся своему удивительно постоянному городу и отправился вниз, к уже взнузданному коню, надеясь, что никакие срочные дела не задержат дома. Золотой дворец будто спал. Тор шёл по огромным коридорам. Прекрасный дом, озарённый солнцем, от пола до терявшегося в полумраке потолка украшенный искусными рельефами, великолепный, пленительный – он казался сном, иллюзией. Сердце больше не принадлежало ему, и теперь здесь всегда было как-то пусто. Спускаясь с крыльца в напоминавший сад двор, Тор снова думал на шаг вперёд, мысленно вскакивал на коня, но вспышка света над живой изгородью заставила остановиться на середине лестницы. Оттуда, из-за изгороди, послышался знакомый звонкий смех, и в небо вспорхнула стайка крупных, угольно-чёрных бабочек. Ветер подул, и они растворились, как дым. Тор вздохнул. Сотни раз ему хотелось сказать-прокричать-взмолиться: «Бальдр, не повторяй ошибок Локи, не кичись магическим искусством», но всегда останавливало не допускавшее и малейших оговорок обещание, данное одному нагло пользовавшемуся своим состоянием пройдохе. Да теперь и поздно, остаётся только смотреть, как сын постепенно, неумолимо оказывается в том же положении, что когда-то оказался брат. Но это их выбор, и его приходится принять, оставляя за собой право поддержать, когда это потребуется. Грустное право. Почти невыносимо, так трудно – отпустить, не втискивать в свои рамки и понимать, когда понять, кажется, невозможно. Не ворчать: «Я же говорил…» Впрочем, Бальдр добрее и единственный наследник, ему должно быть проще. Ускоряя шаг, Тор надеялся проскочить незамеченным, но на дорожке под аркой живой изгороди показался Бальдр под руку с женой. Тёмные, изменённые учёными крии глаза Нанны сохранили какую-то потустороннюю проникновенность, от которой по спине часто пробегали мурашки. Вот и сейчас Тор застыл, точно взгляд невестки пронзил его насквозь. В золотом платье, с убранными в золотую же сетку волосами Нанна напоминала мидгардского сфинкса или даже статуэтку Бастет. Складки подола не скрывали округлявшегося живота, и хотя иногда Тора брал ужас при мысли о том, что после смерти ему выскажут предки за порчу чистой асгардской крови, на внука было очень любопытно посмотреть. Нанна склонила голову, Бальдр – уже такой взрослый, широкоплечий, и в то же время потрясающе, до замирания сердца похожий на Джейн – едва кивнул и с улыбкой пошёл навстречу. Улыбка Джейн. Её глаза. Её цвет волос и овал лица. И характером тоже в неё. От этих мыслей каждый раз находила светлая грусть. Та любовь была прекрасна. Тор тоже улыбался – своим воспоминаниям, Джейн, которую видел в сыне, и ему самому, его удивительной жене и живущему в ней продолжению их рода. Указывая на подушку в руке Тора, Бальдр насмешливо спросил: – Некоторые не меняются? – Похоже, что нет, – усмехнулся Тор. – Вы в Свартальвхейм? – Нанна сложила руки на животе. Пусть она говорила, что с появлением нормального зрения перестала предвидеть, казалось, её немного рассеянный взгляд так же видит слишком многое. – Да, – кивнул Тор. – Тогда не буду тебя задерживать, – кивнул Бальдр. – Передавайте от нас привет, – понимающе улыбнулась Нанна. Тор так и не знал, что больше подвигло его согласиться на этот странный брак: собственная неподходящая партия или ревность. – Передам. Уже в спину Бальдр добавил: – И напомни, что я всё ещё жду в гости. – Хорошо, – через плечо пообещал Тор и, наконец, вырвался из сада к привязи. Белый конь ждал, дёргал длинным шелковистым хвостом. Перекинув уздечку через красиво изогнутую шею, Тор вскочил в седло и дал шенкелей. Стрелой несясь по радужному мосту, всё никак не мог выкинуть из головы перекликавшийся с ночным кошмаром вопрос Бальдра: «Некоторые не меняются?» Нет, ответ был неверным. Изменился, да так сильно, что почти невозможно поверить. Хотя, – Тор перехватил подушку, – к сожалению или к счастью, не во всём. Свистевший в ушах ветер заглушал рокот волн, под копытами вспыхивали радужные всполохи, а Тор смотрел вперёд, туда, где небо снова озаряло разноцветное сияние при штатном перемещении грузов в Свартальвхейм. А ведь этого всего могло бы не быть: ни торговли, ни этой скачки, ни так сконфузившей подушки в руках, если бы несколько столетий назад ётунская кровь не победила яд зачарованного кинжала Локи, созданного эльфами для убийства асгардцев. Локи изменился с тех пор. После его пробуждения, прервавшего недельный сон, обессиленный Тор сказал: «Я рад, что ты ётун. Больше не умирай», кажется, уже другому Локи, тому, который вскоре согласился и говорить, и слушать – и, главное, смог услышать. Несколько дней тяжёлых, выматывавших разговоров, – криков, слёз, обвинений, попыток Локи сбежать, угроз, извинений, признаний, – показавших все бездны различий, но и хрупкий, шаткий мост между двумя далёкими сторонами. Мост, который теперь в крепости и дальности действия не уступал радужному. Хеймдалль привычно стоял, закованный в броню, невозмутимый, но далеко не всевидящий. Никакие эмоции не отражались на его тёмном лице, когда без вопросов вставлял меч в механизм, открывая дорогу на Свартальвхейм, а Тор привычно ступал на неё. Царская долина – серая, едва освещённая чёрным солнцем. Здесь по-прежнему пустынно, и, оглядываясь, просматривая на горизонте тёмные цепочки гор, ни за что не догадаешься, что рядом кипит жизнь. До Асгарда далеко, но чувствуется будущая мощь, и три возрождённых эльфийских города не меньше его поражают своей величественной архитектурой. Тёмные и светлые эльфы, ваны, асгардцы, крии, читаури, скруллы, вроде бы даже ётуны, и прочие обитатели Вселенной – мир, в котором Локи никогда не будет выделяться своим происхождением, мир, в котором нет чужаков по расе, а чистота крови не имеет значения. Мир, пока не скованный традициями, ещё способный легко воспринимать новое. Достойный своего царя. Нормального дворца в Свартальвхейме так и нет – нерационально. Хотя, скорее всего, это очередная попытка показать свою непохожесть на Асгард и в то же время избежать сравнений: трудно построить дворец величественнее, а тут главная достопримечательность Асгарда низведена до пустого, необязательного украшения. И в этом был некоторый здравый смысл. По чёрной дорожке Тор прошёл к простому по асгардским меркам золотому дому. На двери висела записка: «Я в мастерской». Снова вдохновение обуяло? Обойдя дом, миновав полную цветущих деревьев оранжерею Тор постучался в позеленевшую медную дверь. Послышалось глухое: – Заходи. Внутри ярко горел свет, и стены блестели, как звёздное небо. Ногой Локи раскручивал гончарный круг, вылепливая очередную вазу. Короткие тёмные штаны, зелёная рубашка с закатанными рукавами, затёртый платок на голове, руки по запястье в глине – вот он, свартальвхеймский царь собственной персоной. Тор залюбовался. Когда Локи снизошёл до косого взгляда, Тор продемонстрировал ему подушку и беззлобно – всё же садился до начала суда, так что слышали немногие – пожурил: – Ты же царь, где твоё соответствующее титулу поведение? – Пф, – Локи мотнул головой. – Если я царь, мне что, и поиздеваться над дорогим братцем нельзя? – Ну, если очень хочется, то мне, конечно, как старшему и наиболее разумному, придётся потерпеть. Локи, сдерживая улыбку, поджал губы. Глаза у него хитро заблестели, но уже через минуту он сосредоточился на вазе, и Тор стоял, прислонившись к косяку, следя то за ласкавшими, направлявшими и сминавшими глину пальцами, то вглядываясь в сосредоточенное лицо. Тенью мелькнуло пришедшее этой ночью во сне воспоминание, как Локи лежал на кузнице душ почти не дыша, и никто из целительниц не мог сказать, выживет или нет. До сих пор Тор помнил его бледное лицо в чёрной сети сосудов, и как клялся себе, что такое больше не повторится. И не повторится: коллекцию эльфийских отравленных кинжалов Локи Тор уничтожил собственноручно, хотя, конечно, имел ввиду не только подобные кошмарные случайности. Только трепетную охрану собственной жизни Локи высмеял и не позволил трястись над собой. – Ну что стоишь? Помогай, – велел Локи. – Никак не могу поймать форму. – Нашёл помощника, – сбросив плащ и отложив подушку, Тор закатал рукава и, подставив за спину Локи табуретку, присел, плотно прижимаясь к нему, пропуская свои руки под его, вдыхая знакомый запах волос, кожи. – У меня же совершенно нет вкуса и чувства формы. И вообще, я только Мьёлльниром махать умею. – Не в этом дело, – отозвался Локи, чиркнув затылком по щеке. Обмакнув пальцы в плошку с водой, Тор положил ладони рядом с ладонями Локи, тот чуть быстрее заработал ногой, разгоняя круг, вытягивая, опуская, сминая форму. Тор так и не понял восторгов от этого процесса, ни разу не испытал от него удовольствия, но ему нравилось сидеть, прижимаясь к спине Локи, дыша его запахом, и ощущать движения его пальцев при формировании вазы. Сидел бы так вечно… Но процесс вдруг пошёл: движения стали увереннее, ваза вытягивалась вверх, обретая необычную, какую-то волнистую форму. Отведя руки Тора, Локи в несколько движений поправил горловину, остановив гончарный круг, осмотрел вазу и, подумав, на глаз стеком разделил горлышко на пять частей, отогнул их, точно лепестки, подрезал, придавая ещё большее сходство с раскрывающимся цветком. Откинулся Тору на грудь и выдохнул: – Кажется, получилось. И Тор невольно стал представлять, как это будет выглядеть в различных расцветках. Он осторожно прикусил ухо засмотревшегося Локи, тот усмехнулся: – Ладно, ладно. Отмыв руки, Тор наблюдал, как Локи ставит вазу сушиться и наводит почти идеальный порядок. Сколько раз видел, а всё равно глаз не отвести: в эти моменты Локи очень домашний, по-доброму деловитый – уютный. Локи осмотрел мастерскую, удовлетворённо кивнул и повернулся к Тору: – Чай? – С удовольствием, – Тор прихватил плащ и первым вышел на улицу. – Кстати, тебе привет от Бальдра и Нанны. Тор вглядывался в лицо Локи, боясь увидеть намёк на ревность или сожаление, но не находил их. – Им тоже передавай, – Локи затворил дверь. – И Бальдр просил напомнить, что ждёт тебя в гости. – Оо, нет, я ещё от предыдущего раза не отошёл: при одном воспоминании голова болеть начинает. – Никто не заставлял тебя столько пить, – заметил Тор. – И не заставляет. – Всё начинается так невинно… – Локи пожал плечами, – и получается как-то само собой. – Да, как же, – усмехнулся Тор, пропуская Локи на крыльцо. В доме, распознавшем Тора, сразу загорелись светильники, имитируя асгардское освещение. До кухни дошли молча. Усевшись на своё место, Тор снова только наблюдал: как Локи в задумчивости поставил чайник, достал белый заварочный и чашки, и долго смотрел на полки с банками чая. Вода начинала закипать. – Что-нибудь случилось? – Тор поёрзал на стуле. – Опять какие-нибудь проблемы? – Не могу решить, какого цвета сделать вазу, – Локи прикусил губу. – Чёрную или фиолетовую. – Хочешь подарить Нанне? – не без ревности предположил Тор. – Да, давно обещал. – Мм. Полуобернувшись, Локи с лукавой усмешкой поинтересовался: – Ревнуешь? – Как всегда, – легко подтвердил Тор. И Локи это явно нравилось. Он взял одну из коробок и выключил чайник. Мягкое шуршание наливаемой воды, запах чая – всё это стало таким родным, привычным. Кое-что не менялось: то, как Локи заваривал чай, разливал его по чашкам и, поставив одну перед Тором, садился напротив со своей. Пар струился вверх, таял на уровне подбородка, носа… Чай был вкусным, с лёгкой кислинкой. Пили, глядя друг другу в глаза, вдруг Локи спросил: – Громко прозвучало? – Что? – Подушка. В тронном зале звук должен был показаться очень громким. – О да, – Тор отхлебнул немного чая. – Видел бы ты выражение лица советника. Обернувшись к тумбочке, Локи отставил чашку и прикрыл ладонью рот, сдерживая смешок. – Что? – усмехнулся Тор. – Опять перепутал чай, – выдавил Локи, блестя глазами. – Нас ждёт незабываемый день по туалетам? – почему-то ситуация казалась всё более забавной. – Или мы выпили яд быстрого действия? Засмеявшись, Локи прижался лбом к столу, Тор тоже засмеялся. Локи начал откровенно хохотать: – Ве… ве… весе-лящая… тр… трава. Тор не отставал: хохотал до слёз, до боли в животе, едва не валясь под стол. – Пре… пред-ставляю… ли-цо… со… совет-ника, – Локи первым свалился со стула. Как Тор ни старался сдержаться, всё равно хохотал над этим и над тем, что сам упал. Смех был диким, всё казалось невозможно смешным: и катавшийся по полу Локи, и зелёный холодильник, и снова перепутанный чай – всё-всё. Сил и воздуха так хохотать не хватало. – П… пойдём, – сквозь хохот позвал Локи, на четвереньках уползая в коридор. Так и ползли до крыльца, свалились на нём, смеясь над покрасневшими лицами друг друга, над всем вокруг, жухлый газончик – и тот казался уморительным. Постепенно сильный, но короткий эффект травы проходил. Ещё посмеиваясь, Тор привалился к стене, потирая ноющие мышцы живота. Хихикая, Локи подполз, прижался спиной, запрокидывая голову на плечо Тора, время от времени зажимая рот ладонью... Обняв, улыбаясь, поминутно смеясь, Тор наслаждался близостью Локи, возможностью прикасаться, обнимать, взаимностью. Тусклое освещение Свартальвхейма давно перестало казаться угнетающим. Может, это безумие, помрачнение рассудка, его временное или полное и безвозвратное затмение, но в отношениях с Локи Тору нравилось всё: и серьёзная привязанность, и бесконечные шутки, шальное детское непостоянство во взрослой постоянной любви. Даже чёрное солнце – Тор и его полюбил.10 декабря 2013 – 14 июня 2014