Heartlines

      Было больно, туго, но мокро – так мокро и так скользко, что тело словно само втягивало в себя чужую возбуждённую плоть. Дыхание оборвалось на грани потрясённого стона, от головокружения шатало и раскачивало. Глубже, ещё глубже, ещё теснее, до предела – он вбирал в себя целиком столько, сколько смог взять, и выгибался, зажмурившись, отдаваясь, позволяя толкаться навстречу, растягивать себя до острой, жгучей боли. Но это ощущение было далёким и тусклым по сравнению со всё убыстряющимся движением члена внутри него, отчего нага прошивала ослепительная вспышка наслаждения. Удивительно, как блаженство иногда напоминает боль, и как они неразрывно связаны между собой. Велраш захлёбывался тёплым, сводящим с ума запахом чужой разгорячённой кожи, теряя остатки самообладания, почувствовав, как от одного осознания происходящего внизу живота что–то тонко, надрывно дёргало, и вверх по позвоночнику бежали нарастающие нервные импульсы, отдаваясь в теле чудовищной слабостью.       Пик наслаждения длился всего несколько бесконечно долгих минут, наполненных негой, а потом реальность обрушилась на нага с ошеломляющей внезапностью. Велраш лежал на полу, придавленный тяжестью кентавра, которого уже не держали ноги; всё его тело болело – кожа пульсировала, ныли истерзанные соски, саднящая боль разливалась где–то глубоко внутри, и наг чувствовал, что его хвост весь противно влажный от спермы – Актора и его собственной. Ему даже показалось, что он лежит в целой луже этой спермы, и даже сам воздух пах ею, а ещё острым мужским потом. Настоящее безумие.       Велраш попытался выползти из–под кентавра, но почти сразу же остановился, застонав от боли. Всё–таки он был не сдержан, поддался затмевающей разум страсти, а теперь пожинал её плоды. С трудом повернув голову, он встретился взглядом с янтарными глазами – только теперь они не блестели, а будто бы заволоклись мутноватой дымкой.       – Что, глупый, – голос кентавра не выдал насмешку, но она еле уловимо промелькнула в его глазах. – Испытал на себе все прелести семейной жизни?       И тут же бережно подхватил супруга на руки, поднявшись вместе с ним с пола. Наг попытался подтянуть хвост, чтобы он не волочился по полу, но эта его попытка принесла ещё одну порцию жгучей боли, из–за чего он недовольно зашипел. Однако, несмотря на неприятные ощущения, Велраш всё же нашёл в себе силы улыбнуться:       – Не все.       И он действительно не жалел о произошедшем, так как сам выбрал себе этот путь, эту линию своей судьбы. Он знал, что в его жизни ещё будет много хорошего и плохого, интересного и неизведанного, и чувствовал себя счастливым от того, что всё ещё впереди, что всё возможно. Наг чувствовал, что надо было сказать ещё очень много, но… он понимал, что Актор и так всё уже знает.       «Однажды одна старая статуя сказала мне, что нас ждёт великая судьба. Тогда мне показалось, что это бред сивой кобылы. Но мне было дано узнать тебя, и я уверен, что когда–нибудь ты станешь тем, кто объединит наши народы навечно, а я помогу тебе в этом».       – Неужели моя змейка хочет ещё? – кентавр помог Велрашу лечь на мягкие шкуры, и уже хотел было отстраниться, когда наг, обвив руками его шею, потянул его на себя.       – Разве ты забыл, мой драгоценный супруг? Это наша ночь. И до рассвета ещё есть время.