Голос в ночи

Иссиня-черная ночь накрывает Дистрикт-12. Я аккуратно открываю дверь своего дома и выхожу на крыльцо. Тишина. Спокойствие. Легкий ветерок волнами накатывает на кожу, заставляя ее покрываться мурашками. Я задумываюсь. Уже два месяца, как я нахожусь "дома". Как это глупо. Я отсиживаюсь на чердаке, пытаясь спрятаться от самого себя, от своих мыслей, от приступов, от Хеймитча, приползающего пьяным за выпивкой, от Китнисс, кричащей по ночам. Я не знаю, что с ними двумя, но понимаю, что так они пропадут. Надо вернуть их, может, вернусь и сам. Я быстрым шагом спускаюсь с крыльца, толкнув дверь и направляясь в строну дома Хеймитча. Старый пьяница сидит в кресле перед тихо пищащим телевизором- его руки по-прежнему сжимают бутылку и нож. Он не меняется. - Привет, Хеймитч. - О, какие люди...да без охраны...как это я заслужил? - Ладно тебе прикидываться. Зашел вот тебя проведать. Тебе ничего не нужно? - Мне? Абсолютно ничего. Все, что мне нужно, я уже заказал через Капитолий- все-таки и там есть неплохая выпивка! А вот нашей миловидной соседушке много чего требуется. Я вздрагиваю. Я не уверен, но мысли о ней по-прежнему меня настораживают, заставляют руки потеть, а дыхание- становиться тяжелым. Зачем он так? Ментор, завидев мое состояние, тут же замахал руками: - Ладно, ладно, не хватало мне еще тут буйных. Понял, учел, больше не буду. Я разворачиваюсь, чтобы выйти, и слышу ленивый голос Эбернети: - Ее нет дома. Сэй сказала, что она ушла к обрыву. Что??? К обрыву??? От этих слов я мгновенно теряю голову и быстро бегу в сторону вокзала. Обрывом у нас называют огромное ущелье между железнодорожными путями и долиной внизу. Там есть всем известное место- его называют "Волоском": тонкое каменное ложе нависло над самой пропастью. Страшное каменное ущелье, к которому нужно долго спускаться по старой железной лестнице. Я подбежал к спуску: то и дело приходилось смотреть, чтобы ноги не попадали в дыры, торчащие острыми клочьями стальной проволоки. Я бежал, в голове была одна мысль: успеть! И вот, я вижу и сам "Волосок": к обрыву путь преграждают две высокие скалы, оставляя путь в пропасть совсем узким. Я тихо шагнул к скале. На самом краю сидит девушка- ее бледная кожа отливает серебром в свете луны. Фигура над пропастью заставляет мое сердце биться еще быстрее, и я спрашиваю сам себя: почему я прибежал сюда? Зачем мне ее спасать? Она ведь даже не хочет со мной говорить! Внезапно голову пронзает резкая боль. Перед глазами темнеет, мысли начинают путаться. Что есть силы я хватаюсь за поручень лестницы, пытаясь сбросить приступ. Несмотря на боль, растущую в груди, от меня не исходит и звука. И вдруг краем уха я слышу голос. Сильный, звонкий, но печальный. Он скользил по воздуху, распускался и затихал. Я прислушался. "Луч солнца золотого Тьмы скрыла пелена... И между нами словно Вдруг выросла стена." Голос Китнисс - сильный, звонкий,- летел по ущелью, а я слушал и думал. Кому она поет? И о ком? "Ночь пройдет, наступит утро ясное. Верю, счастье нас с тобой ждет..." На этих строках я вздрогнул. Голос звучал непролитыми слезами, в нем было все- и горе, и боль, и вина, и отчаяние, и, прежде всего, четкое понимание того, что счастья не будет. Что это ложь, которой не верит и она сама. "Ночь пройдет, пройдет пора ненастная, Солнце взойдет..." Голос звенел, распускался, а я смотрел на эту девушку, не имея силы просто сдвинуться с места. Почему? Почему именно ей выпали такие беды? "Петь птицы перестали, Свет звезд коснулся крыш... В час грусти и печали Ты голос мой услышь!" Ее пение пронзило тишину, и каменные стены ущелья повторяли ее голос. Но не она. Последние строки она пропела так, что я не выдержал и спустился на землю, сжимая голову руками. Зачем? Зачем она это делает? Зачем она мучает нас? Случайно подняв голову, я заметил, как в лунном свете ярко блестит вода на камне. И увидел, как слабо вздрагивают ее плечи, как сжимаются от боли губы, как стекают по тонким щекам горячие слезы. Она плачет. Тихо, почти незаметно- но надрывно, отчаянно, безудержно, так, словно она потеряла все. Хотя, может быть, так и есть. Она сидела на камне, слегка покачиваясь над самым обрывом, и с каждой секундой я чувствовал некое волнение. Мне хотелось увести ее отсюда, чтобы никогда больше она не плакала над пропастью. Однако что-то во мне по-прежнему ей не верило. И я начал душить это что-то, всеми силами пытаясь уничтожить это давление. Я думал, вспоминал, пытался вернуть обратно то, чему когда-то верил. И смог. На долю мгновения я снова увидел ее улыбку, искреннюю и прекрасную. Я выдохнул: это победа. Победа! Я смог побороть Капитолий, уничтоживший во мне то, что давало сил жить дальше. Сердце вдруг сжалось и забилось быстрее, я обернулся. И увидел, что девушка на скале медленно встала на самом краю, по-прежнему слегка раскачиваясь. На ее лице не было слез, оно было таким пустым и безжизненным, будто это маска. Она нетерпеливо махнула головой и занесла ногу для шага. В пропасть. Тело все осознало гораздо быстрее, чем ум. Я рванулся меж камней, зацепившись за них боком. Наверняка будет синяк. Это неважно. Важно успеть, успеть выхватить ее из этого безумия! Пальцы слабо хватают пустоту. ... Еще мгновение, и я бы никогда не увидел ее прежней. Руки чуть было не пропустили ее, однако в последнюю секунду я схватил ее за талию. Ее тело обмякло на моих руках, но привычной тяжести я не почувствовал. Я молча поднял ее на руки и быстро вынес с обрыва - воздуха здесь не было, настолько было жарко. Я быстро поднимался по лестнице, то и дело поглядывая на девушку. Она была без сознания. Что заставило эту дурочку лезть в этот каменный мешок?! Почему она пришла туда?! Неужели хотела покончить с жизнью?! У меня нет ответов, и хотя я хочу это узнать, не это сейчас главное. Главное вынести Китнисс наверх, туда, где ее можно будет привести в сознание. Шаг, еще шаг- и я опускаю свою ношу на траву, уже слегка влажную от росы. Ночь давно вступила в свои права, и луна хорошо освещала ту поляну, где я и положил Китнисс. Я присел рядом с ней, слабо потряс ее за плечи. Никакой реакции. Пара пощечин тоже ничего не изменила. Бежать за нашатырем не вариант: одну ее не оставить, а если нести ее - то только потеряю много времени зря. Тогда я просто сажусь, укладывая ее на колени. Немного подставляю ее лицо ночному ветру, и только сейчас замечаю. Царапины. Большие пятна темно-розовой кожи, как будто с тела слезла заплатка. Большие темные круги под глазами. Ей тоже не спится по ночам... Бедная, бедная... Постепенно к ней возвращается жизнь, а ко мне- желание на нее накричать. И вот она открывает глаза. Серые льдинки мягко сияют в ночи, переливаясь от лунного света. - Китнисс, о чем ты думала?! Как ты вообще решила, что можешь.. - А почему нет? Почему я не могу уйти к ним, в прошлое, когда были живы все те люди, которых я погубила? Почему я не могу прекратить эту муку? Она смотрит на меня своими глазищами, а я впервые не знаю, что сказать. - Ну хорошо, уйдешь ты сейчас - и что? За смертной чертой страдания не кончаются! Это не точка, которую ты хотела поставить в своей жизни, это прямая, идя по которой ты вечно будешь мучать себя мыслями о том, чего не изменить! Китнисс, подумай и о тех, кто все еще жив! Она слабо махнула головой: - Им нет до меня дела. Я слишком сильно их мучила. Усмехаюсь. Ее мысли и мысли моего переродка идеально совпадают. - Нет, Китнисс. Ты не мучила. Она смотрит на меня своим долгим взглядом, и я выдыхаю. Она жива...не ушла...я успел... Я готов начать говорить с ней дальше, когда она поднимает ладонь и чуть заметно проводит ей по моей щеке. Ум заполоняют воспоминания- мои, настоящие. Ее усталое лицо в нашей пещере, и моя рана. Ее руки, сжимающие простыни в сумраке поезда. Одно за другим, я просто теряюсь в этом. Китнисс чуть заметно обвела контуры моего лица, внимательно его изучая. - Это действительно ты... Я улыбаюсь ей как полный идиот, но говорю: - Конечно, я... Кто же еще? Впервые за много дней я услышал, как она смеется. И понял одну очень простую вещь- это прекрасно. Чего-то мне не хватало, без чего-то жизнь была пустой, безрадостной, унылой. Это она. Она одна может восстановить меня, вернуть к жизни, восполнить мои потери. Она.