Интермальчик (вычитывается)

То, что Кит и Мультик доигрались со своими «весёлыми картинками» отнюдь не до порноаналога Оскара, я понял в конце мая. Когда с каждым днем, не в пример обычному, начал мрачнеть Абрамка. Весну и начало лето хозяин обычно любил и обрастал по ним новыми любовниками, как «старый пень» молодой листвой. Вот только не дай мне Бог было повторить за ним такое вслух. Что он им говорил о состоянии своего здоровья, рассказывал ли вообще, с некоторых пор я старался больше не думать. Этой же весной и началом лета хозяин куковал в гордом одиночестве. Сначала Абрам просто ходил со скорбным выражением на физиономии, как будто у него ноют зубы, и горестно скрежетал ими по углам. Потом принялся орать и штрафовать за каждую мелочь. И чаще всех попадал под горячую руку именно Русик, вроде бы не косячащий больше других. — Он, что, бл*, во мне самого рыжего здесь нашёл?! — визжал по окончании смены замбармена. — Да я стойку эту пидорашу чаще, чем собственный член. Вот где он здесь до грязи ногтем докопался?! Пятнышко с полсантиметра… любой мог пропустить. А он такой — да у меня на плацу так насрано в жизни не было! Сейчас зубной щёткой отдирать заставлю… — Ну, выдрай ему «плац» еще раз. Тут же что важно? Не чтоб плац чистый был, а чтоб ты заеб* ся,- философски пожимал плечами Стасюня, довольный тем, что благодаря наличию подчинённого не выбран больше на роль общественного громоотвода. — Вон, Тедду вчера тоже ни за что триста баксов штрафа прилетело. — Так этому мудиле как раз за дело! Это ж надо было додуматься — в разгар сезона обет не трахаться взять. А потом поддавшему Абрамке это в морду выкатить и предложить совместно за успех предприятия помолиться. — Ой…меее. Чего, вот так прям и выложил? — Ага. Мол, Христос к нему во сне заявился. Сел, значит, прям на койку, где наш товарищ глубоковерующий с очередным полюбовником лежит. Начал по голове и по телу гладить. Потом как зарыдал в три ручья. Тедд проспался и сразу в церковь дунул. Мол, не зря Боженька слезы горючие проливал. Плохого теперь жди. Ну, а в церкви рады стараться. Тут же ему еще больше мозги накрутили. Слушай, а он точно православный или наркоту втихаря глушит? — Неа. Тедд не курит и не пьет. Он здоровеньким помрет, — мотал головой Стасюня. — Ну, а Абрамка-то чего рассвирепел? За обет, что ли? — Типа, не за обет. Как же, поверю я Абраму, что не из-за денег… Ты, чего, говорит, Тедд, раскаркался мне в клубе, как ворона. Сглазишь еще всех к чёртовой матери, и такой — оштрафован за это дело на триста баксов. С детдомовской колокольни меркантильного Русика все и вправду всегда сводилось исключительно к деньгам. Но только из-за возможных финансовых потерь в будущем Абрамка бы вряд ли бы стал так лютовать. Была у нашего второго танцовщика такая недобрая способность, как дар предсказывать будущее. Он называл это дело — «видеть», и когда оно на него внезапно нападало, делал жуткие стеклянные глаза. Менял голос и принимался трястись, как в припадке. — Стой. Вижу… — испугал он меня до усрачки первый раз своим даром. — Чего, Тедд? Мышь?! — подпрыгнул я на месте от ужаса. Одно время у нас жил маленький, в общем-то безобидный, но хитрожопый мышонок, отловить которого не получалось долгое время, несмотря на многочисленные ловушки. Их он успешно обходил десятой дорогой. Зато сыр неизменно оказывался изгрызенным, куда б его не прятали. Потом мышонок сам куда-то умотал. — Нет. Тебя вижу. Через много лет. Не здесь, — закатил глаза стриптизер. — Ты в большом здании. Там много лестниц и гигантских помещений. На потолке нарисовано что-то красным и золотым, и люстры такие… шатаются. Люди красиво одеты, но нехорошие это люди… Много плохих людей. Не верь им. — В загсе, что ли? — подавился я. — Сплюнь, Тедд. Час от часу с тобой не легче. — Нет. Я не знаю, как этот дом называется. Но ты обязательно узнаешь, — отключился от вселенского «космоса» Тедд и заговорил нормальным голосом. — Можно мне с Ленькой сменами завтра махнуться? А то матери с переездом на дачу утром подсобить обещал. Потом я несколько раз спрашивал ради любопытства у танцовщика, а говорит ли он другим, если видит плохое. Но Тедди в таких случаях обычно ловко уворачивался от прямого ответа. — А про себя видишь? — допытывался я. — Что-то вижу. Что-то — нет, — уклончиво качал головой танцовщик. — Гораздо хуже, когда не плохое, а я вообще ничего про человека не вижу. Тогда точно не говорю. Зачем расстраивать, может, я понял все неправильно. Увидел ли в ту ночь про себя Тима, когда рискнул отправиться домой один, я до сих пор не могу себе ответить… Но в любом случае прекрасно знал об этом сомнительном даре и Абрамка. Потому и держал танцовщика, несмотря на все его заморочки с мозгами. В тот раз, скорее всего, Тедди, кроме своего Христа тоже что-то увидел, или… не увидел. О чем и ляпнул хозяину тет-а-тет. Я же окончательно почувствовал неладное, когда мобила старшего админа пятый день деревянным голосом затвердила, что «общественная сахарница» Кай теперь «временно вне зоны доступа». До этого оставалась робкая надежда на мини-отпуск Кита по личным обстоятельствам. Словил и я свою партию приятных ощущений, когда шел днём домой из магаза, и меня вдруг подрезала «беха». Разъяренный брательник Мультика проехался шинами чуть ли не по носкам моих ботинок. — Слышь, ты, «одногруппник», почему Гуффи третьи сутки дома ни у матери, ни у меня не появляется? — выкрикнул нервно мужик. — Во что вы, сволочи, его втянули? — Думаешь, я больше твоего знаю? — попытался я проскользнуть мимо бампера машины и не обтереться о грязную по весне металлическую ограду. — Я тебе тело один раз привёз, и все. Хочешь бесплатный совет — в ментовку «заяву» ваяй. — Да был уже там. Не берут. Говорят, мало времени прошло. С учётом… возраста. Да и искать его там все равно никто не будет, — выплюнул зло родственник, вылетая из тачки и хватая меня за грудки. — А ты в курсе, что он вуз бросил? По морде вижу — в курсе. В отличие от первого. — Грабли отцепи. Все равно большего не вытрясешь, — проорал я. — Не знаю я, где твой брат. — Вижу, не врешь… — перестал мять меня мужик. — Поговорить нормально надо. Что за хмырь пидоровского вида с ним таскался? Под «хмырем» мужик явно подразумевал Кита. Его, видимо, Мультик приводил пару раз домой, как делал в свое время и я сам. Пока мать не поставила волевой «крест» на приходах эстонца. Почему у всех людей, старше тридцати, за исключением Абрамки, Кай вызывал исключительно рвотные рефлексы, я понял только, когда сам повзрослел лет на десять. — А меня-то ты как нашёл? — сменил тему я. — Вроде, не соседи. — Шофёр мой тебя ж домой отвозил. Забыл, что ли? — покачал головой родственник вешалки, протягивая мне пачку сигарет. — Ладно. Если вдруг узнаешь чего — будь человеком, отзвонись, а? И… спросить ещё для понимания можно кое-что? — Спрашивай, — кивнул я. — Только это ещё не значит, что я отвечать разбежался. — Ты… такой же, как этот хмырь? Парень, только не думай, что у меня глаз нет. Да и с Мультиком… уже были запутки. Я пожал плечами. — А если были, то чего у меня интересуешься? Или у него спросить напрямую… стесняешься? Мужик сжал в ладони полупустую пачку сигарет. Она хряснула табачным облаком. — Не стесняюсь. Ответа… боюсь. В горячих точках по пьяни всякое бывало. Но по пьяни. Чувствуешь нюанс? Никакого особого нюанса, как в общеизвестном анекдоте про Чапаева и Петьку, я не чувствовал. Но отчётливо осознавал, что нервировать наличием собственного мнения брательника Мультика сейчас не стоит. А самое худшее заключалось в том, что Абрамка, выдавая в подсобке ЦУ после пропажи Кита и Мультика, не крыл десятиэтажным как обычно, а говорил наоборот очень тихо. Так, что даже мне приходилось сильно напрягать практически идеальный из-за отца слух. Сводились новые директивы партии к тому, что надо обзвонить всех VIP-клиентов и прозрачно намекнуть: на выходных наш клуб… лучше обходить десятой дорогой. — Придумайте что-нибудь. Проверки какие-нибудь, СЭС там… пожарные, — выводил одними губами Абрамка, словно рассуждая вслух с самим собой. — Почему в ночное время? Так днём мы закрыты. Почему именно сейчас — да просто наша очередь подошла бабло в инстанции заносить. О цене вопроса договориться не можем. Потом Абрам Рубенович дернул наверх Леньку со спортивной сумкой и что-то также тихо и таинственно вещал ему уже в режиме одиночной трансляции в рабочем кабинете. Стриптизер после начальственных внушений сполз вниз почти что на четвереньках. — Лень, происходит-то чего? Что хозяин? — окружили мы всей толпой танцовщика. — Куда Кит с Мультиком подевались? — Ребята, лучше меня ни о чем не спрашивайте, — замотал головой в ужасе Ленька. — Шаман, Миха, вам танцовщик мне на замену потребуется. Сейчас… соображу, кого можно дернуть, и кто на рынке в принципе свободен… телефончик оставлю. — А ты? — озадаченно покосился на сильно распухшую спортивную сумку Миха. — Тебя, что, Абрам выпер?! — За пьянку?! — ахнул Стасюня. — Твою мать, сто раз предупреждали — завязывай ты с этим делом! — Я ж говорю… я какое-то время в клубе светиться не буду. Я не знаю, сколько это займёт. Может — неделю, может — месяц, — уже несся танцовщик дальше. — Если там кто… из клиентов интересоваться будет, да все равно, кто спрашивает, твердите, как заведенные: мол, ничего не знаем. Наверное, еб*ря шикарного подцепил. В труселя весь мозг у Леньки утек. Из койки даже до телефона не доползает. — А разве там есть чему утекать? — хмыкнул рядом Русик, в силу незнания фразеологических особенностей Абрамкиной речи, пока не до конца разбирающийся в глубине нависшей над нами задницы. — Или ты чего другое подцепил, что лечить срочно надо? — Вот, попрошу без этого, — рявкнул начавший приходить в себя и немного розоветь Ленька. — Ляпнешь ещё сдуру кому такое — так у половины Питера инфаркт приключится. Тогда точно из-под земли отроют. Нет, просто — новый е*рь. В это охотно поверят. Шаман, поднимись к Абрамке следующим минут через пятнадцать. С Ленькой, собравшим свои оставшиеся в гримёрке шмотки со скоростью электровеника, мы ещё успели покурить на улице, пока ждали машину. — Ты, что… в «весёлых картинках», которые не в клубе, участвовал? — тихо протянул я, когда мы остались только вдвоём. — Так. Ты, значит, допер из-за чего геморрой, — пожевал губами танцовщик. — Я — нет. Может, я и не семи пядей во лбу, как считает Русик, но знаю от чего точно надо подальше держаться. Я с ними Абрамку сразу чётко послал. Так, мол, и так: есть вещи, которые не делаю и все. Постой, а ты, что — да? Хотя… ты ж даже на раз-то сняться все никак не решался. — Я тоже — нет, — замотал головой я, стараясь выкинуть из головы сцену со Снегиным папиком. О ней Ленька теоретически знать никак не мог. — Тогда почему тебя Абрамка отсылает? — А еду им кто с куревом таскать будет? — вздохнул грустно танцовщик. — У меня имеется… кой-какой опыт в таких делах. Дай Бог — расскажу, как-нибудь. — Подожди, а если тебя пол-Питера в морду-то знает, то как ты это делать собрался?! — вдруг дошло до меня. — Ты ж подставишься сразу. — Ну, не в морду, а, допустим, в другое место, — промурлыкал вдруг Ленька мелодичным кокетливым голосом и… крутанул совсем по-женски бёдрами. — Так что есть… на то способы. Отвернись-ка. Молодой человек, а вы мне сумку до машины донести не поможете? Очень тяжёлая… — Твою мать — Ленька! — вздрогнул я. — Мне сейчас показалось, что это меня девушка просит. — Ну, вот видишь, — ухмыльнулся танцовщик привычным голосом. — Кстати, чего я подтормаживаю на всякий пожарный. Подожди пару минут. Ленька… вернулся… вернулось… вернулась… в светлом парике. Пол-лица маскировал теперь каскад волос разной длинны. От второй половины отвлекал модный сексапильно- бледный рот, подведенный коричневым карандашом. Все остальное было вполне в стиле «уни», которое мог надеть любой из представителей полов: не очень в обтяг джинсы, халабудистая с длинный рукавами футболка, часто выбираемая девушками с небольшой грудью, чтобы не акцентировать внимание на её отсутствии. — Чего столбом к земле прирос, админ? — хохотнул стриптизер, глядя на мою крайне растерянную морду. Леньку я в этой жизни имел счастье лицезреть много каким, но вот — таким… — Погнали-ка на другую сторону улицы, к жилью. Сейчас тренироваться будем. Вам теперь много придётся. Истерично визжать на ультразвуке на меня Ленька вдруг принялся, когда такси только показалось в начале нашей улицы. — Урод бляд* вый, что ты теперь мне врать будешь? Когда я тебя на корове на этой жирной поймала? Думаешь, я ни о чем не догадывалась? Вот ты мне только скажи, что ты в ней нашёл такого? Сиськи четвёртого номера?! — Ты… ох*л, что ли? — припух я, наблюдая краем глаза, как тормозит машина. — Нет, только посмотрите на него! После всего — это я ещё оху*ла, а не он, — заговорщицки подмигнул Ленька, бросая мне «с ненавистью» под ноги спортивную сумку. — Ты как додумался-то вообще до такого? Изменить с лучшей подругой, пока я на море! И не подходи ко мне больше… — Да я не подхожу, — заорал я, начиная втягиваться в игру и подхватывая сумку. — Может, она и корова, зато на диетах не помешанная, как ты. Я картошку жаренную с салом уже во сне видел после твоих салатов капустных… — Значит, таки на мою грудь намекаешь, кобель? — здесь я не очень въехал в Ленькину логику, но послушно топал за ним, а за нами на медленной скорости сзади полз таксист. — А то, что она на бочонок похожа на коротеньких ножках, этого ты в страшных снах пока не видишь?! Да над тобой твои же друзья будут угорать, когда вместе увидят… — Не трогай моих друзей, дура! — А ты не прикасайся к моим вещам, кобель! — Да ты их сама посредине дороги бросила, истеричка! — Эй вы, влюблённые, ехать-то, будем? — не выдержал таксист, бибикая. — Забирайте её сумку, — зашвырнул я вещи Леньки «со злостью» в салон. — Это ж надо пригнаться… из самого аэропорта. Вали-вали к своей мамочке. — Ой, ну и правду, мудак ты, парень… с лучшей подругой. Ничего, помиритесь, — вздохнул таксист и громко крикнул. — Девушка, да садитесь вы уже. Поздно, и район не ахти. Я дождался пока машина скроется в конце улицы, трусцой вернулся в клуб и поднялся наверх к Абрамке. Хозяин сидел за рабочим столом и смотрел в одну точку. Это значило, что все и вправду очень плохо. С таким же выражением на лице Абрам Рубенович рассказывал о своем диагнозе. — Сегодня к нам придут с обысками, Слав, — отчеканил Абрам. — Серьёзные товарищи… Дай Бог, чтоб потом до паяльников не дошло. А чтоб не дошло — делай все точно, как велю. — Как — с обысками? — выставился я на хозяина, — Вы шутите, что ли? У вас же — связи! — Вот именно, потому что связи — знаю, что придут, — сверкнул на меня злющими глазами Абрамка. — Птичка одна загодя насвистела. Маски-шоу, это называется. Вот Русик… твою мать, накликал все-таки. Короче, ты какую музыку слушаешь? — В смысле, Абрам Рубенович? — охренел я от логического перехода, точнее его отсутствия. — Разве сейчас до музыки? — Что, говорю, в наушниках у тебя долбится? Ун-ца какая- нибудь? Вот её и врубишь на полную катушку. Запрешься на замок в подсобке, и чтоб ни шагу из неё всю ночь. Понял? Этой мой приказ. Потянет до ветру — да хоть в угол. — Абрам, а как же… зал? — прошелестел я от нехороших предчувствий. — Там народ все-таки поднабрался. Так, гопота, конечно, которой никто не поверит, но… — В зале без тебя обойдутся, Шаман. Вот ещё что… возьми с собой из бара коробку сока… нет, лучше прозрачную двухлитровую бутылку воды. Выпей наполовину. Она на видном месте все время стоять должна. Главное — сиди в подсобке в наушниках, — скривился хозяин, — и… под дверью ухо не грей, как ты любишь. Вообще к ней просто не приближайся. — А что с Мультиком и Китом? — поднял я все-таки глаза на Абрамку. — Много будешь знать — скоро состаришься. Русика зови ко мне. Быстро. Он третий самый толковый из оставшихся. И вызвони конферансье нашего… пусть свои игрушки припрёт. Он поймет, о чем я. Давай, шуруй, Слав, некогда столбом с раззявленным клювом стоять, — кивнул мне Абрамка, поджигая зажигалкой в кастрюлях из нашей мини-кухни стопку каких-то бумаг, видимо, из сейфа, который теперь был почти пустым. До конферансье я дозвонился уже из подсобки, где мне предстояло по приказу Абрамки провести ночь. Рудик тревожно выслушал меня и два раза переспросил «про игрушки». — А че… все что ли брать? Вот те — тоже? — уточнил он, как будто я был самым осведомлённым. — Рудик, да я — хз вообще, о чем речь идёт, — очумело выпалил я, давясь содержимым пластиковой бутылки. — Сам по приказу Абрамки сижу в подсобке, пью воду. — Етить-колотить, Шаман, — затрясся Рудик, как будто то бы одной этой фразой я раскрыл ему на двух пальцах истинный смысл сотворения вселенной и загадочно продублировал почти в точности вторую опорную директиву Абрамки. — Ты это… только от двери этой сраной держись к чёртовой матери подальше. Она ж тяжёлая, бл*ть. …Сраная дверь рванула на меня с грохотом, полностью перекрывшим музыкальный фон, около полчетвёртого ночи. Я как раз задумчиво икал в пространство от выпитой воды, которая больше в меня категорически не лезла. — Падла, что жрешь? — гаркнули откуда-то сверху, пока я с бесконечным изумлением рассматривал вдруг оказавшиеся у себя под носом пол и чьи-то на уровне глаз мощные берцы, заходившие по телу. — Да, глухня он у нас, — визжал сзади Русик. — Я ж говорил, в наушниках этот мудак. Подсобка это! Не видите, что ли?! — Выплевывай документы, сука, — орал наперевес какой-то мужик, хватая меня за горло и тыча чем-то металлическим в спину. — Много успел схавать, говнюк?! — Ааа… ааа… — хрипел я беззвучно в шоке, — маааакро… Бутылку из рук я, естественно выронил. На неё-то и уложили меня вверх лопатками по запаре. — Да ну я же предупреждал — вы двери спутали! На второй идти надо было. На второй… — надрывался Русик. — Глухой он у нас. Плейер на бешеную громкость включает просто… Мудак на всю голову, понимаете?! — Понятно. Зря только время потеряли, — сплюнул в сердцах рядом с моей мордой, видимо, главный из маски-шоу, переворачивая за грудки и наблюдая, как чёртова вода расплывается по моим брюкам в причинном месте некрасивым пятном. — Вася — парень неплохой, только ссытся и глухой. Вставай, чего разлегся. Потопаешь с нами, зассанец. Так под вытаращенными глазами Тохи и поваленных посетителей мы поднялись дружной толпой на второй этаж, где картина практически повторилась. — Открывай, давай, — приказал один из команды маски-шоу Русику. — Я… я… я не могу. Там же хозяин, — закатил в ужасе глаза замбармен, — а вдруг… он… ну знаете… чем иногда люди занимаются. — Трахаются у вас там, что ли? — Неее! У нас… там хозяин. — Гони ключ, кому сказано. Дверь снова открылась с резким хлопком под перекрестные вопли луженой глотки Рудика, оперативно уложенного отдохнуть по моему примеру. — Всем на пол! Мордой вниз! Быстро! — Аааа… люди добрые, помогите… на дому убивают. Милиция! Убивают! — Уже здесь, — рванул к… спортивной сумке, почти точной копии Ленькиной, один из «масок», на ходу замечая сидящего в углу спиной ко всем на стуле хозяина, — лежать, мордой в пол. Тебе, гнида, отдельное приглашение требуется? — Я тебе не гнида, а Абрам Рубенович, — протянул хозяин. — А лечь, я извини, не могу. Чтоб людей твоих и своих не распугать. — Лёг быстро! — замахнулся кто-то бойцов над Абрамкой прикладом, второй схватился, разворачивая, за стул. — Тьфу ты, б*ть… да этот гомосек без портков. И к стулу он… привязанный х*ней какой-то. — А я вас предупреждал же, предупреждал же, — заклинило пластинку у Русика. — предупреждал же… — Ааа… ааа… ааа, да что же это на белом свете-то делается?! — старательно выводил, заглушая всех, на полу Рудик. — Мальчики, вы ж женщину, годящуюся вам в матери, насиловать собрались! Не стыдно, молодёжь?! — Ты, пидор восточный, хозяйство руками прикрой… — Как, боец? Тебе ж сказали — я к стулу привязанный. — Предупреждал же, предупреждал же… — Твою ж мать, пидорасы на всю голову… — Накиньте тряпку на срамоту… — Да мне вообще-то и так удобно, — довольно хмыкнул Абрамка, весело зыркнув на меня. — А вот ты, старшой, хоть личико-то теперь приоткрой, коль член перед всеми публично заставил достать, а кой-кого обмочится… — Ааа… что хозяин-то сказал? — задергал головой я, вживаясь в образ «глухенького». — Что обоссался ты от страха, — мстительно проорал мне в самое ухо Русик, которого наконец отомкнуло. — Ну серьёзно, что ищите-то?! Вы ж только нам скажите! — Вот и я теперь — серьёзно. Что у нас органы забыли? — зло процедил хозяин. — Мы ж от них ничего не скрываем и хозяйство руками даже в мыслях прикрыть боимся. Ну, а то, что — пидорасы, так это законом больше не запрещено. …Спортивную сумку, так похожую на Ленькину, распотрошили до вынутого дна. Там оказались… обычные детские вещи и игрушки. — Что за на х*й? Чье?! — Мое. Отец я кормящий, — пробурчал наш конферансье, которому наконец-то разрешили встать с пола. — Документы показать? — Ты?! — ахнул один из масок. — Ты ж… бл*ть… — И что? Одно другому не мешает, сынок. В сейфе тоже ничего не обнаружили. Потому что его содержимое… успели вынести мы с Ленькой, как мне потом объяснил Абрам Рубенович. Меня выбрали на роль «жрущего документы», как обладателя наиболее «интеллектуального лица». Кабинет хозяина разнесли чуть ли не в щепки, отковыряв даже местами паркет, но все равно в итоге маски-шоу ушли от нас с пустыми руками. — Ты, восточный… мы ж все равно найдем, — выплюнул напоследок «главнюк» основную миссию визита. — Отдал бы по-хорошему. Может, и рожки с ножками бы от вас в итоге остались. Или такие маски-шоу каждую ночь принимать готов? — Ты, о чем, боец? — осклабился Абрамка. — А на будущие шоу мы уже своих генералов с паяльниками подтянем. Так своему заказчику и передай. Думаешь, их нет у меня? Так прошло ещё три недели, которые мы провели как на пороховой бочке, когда наконец в клубе объявились злющий как цепная собака, но непотопляемый Кит и осунувшийся сердито-задумчивый о смысле жизни Ленька. Первое время админ и танцовщик с друг другом демонстративно не разговаривали, но и повествовать о судьбе Мультика никто из них не горел желанием. Абрамка на вопросы о вешалке неизменно делал морду кирпичом и повторял свой любимый тезис по жизни: «меньше знаешь — крепче спишь». Вот только в клубе Мультик больше не мелькал. Как развязать язык танцовщику я уже хорошо знал, чем и воспользовался, зазвав стриптизера к себе на импровизированное «новоселье», пока Свен заделывал супружнице очередного ребёнка на очередном курорте. У форика на это дело прям как стабильный многолетний график существовал. Так что летом я мог гулять от финника спокойно. — Лень, хочешь мою новую хату посмотреть? — подрулил я к танцовщику. — Я приглашаю. — Здорово, давай, — оживился Ленька, — а ты только меня зовешь или Кита тоже? — Лень, обижаешь. Я ж не идиот. Вижу, что между вами происходит.