Интермальчик (вычитывается)

А еще ровно через неделю меня капитально огорошил Ленька. Это также был понедельник и наше неофициальное собрание. Танцовщик, озираясь и украдкой от вездесущего Рая, который все больше начал напоминать мне семиногого осьмихуя по умению все успевать, подвалил к нам с Китом и попросил больше не ставить себя в одну смену с главным «звездецом» клуба. — Правильно, так и сделаю, — взорвался старший админ, — потому что танцуешь ты, Ленька, через жопу. И на фоне Рая отлично видно, что не тянешь. — Как хочешь, Кит. Только устрой, чтоб мы вместе в один день не пересекались, — неожиданно покорно согласился Ленька. И, конечно же, то, что ляпанул старший админ сгоряча, не соответствовало действительности. И по-хорошему мы втроем отдавали себе в этом отчет. Программа Леньки с точки зрения сложности элементов на пилоне была на порядок профессиональнее, чем верчение бедрами и откровенная похабщина, на которой, как я понял, любил выезжать Рай. Но главному админу словно глаза застлало, и он в упор ничего не хотел видеть и слышать. Налажал на втором субботнем танце и сам Ленька. Мы с Китом чуть не ахнули в голос, когда на верху шеста танцовщик не успел перехватиться и буквально рухнул вниз, затормозив падение всего лишь в нескольких десятках сантиметрах от пола. Нет, со стороны для тех, кто не особо разбирался в стриптизе, казалось, что Ленка отмочил очень крутое пике, вот только закончиться оно могло скорой и профнепригодностью. — Еб твою налево, ты б еще на глазах у зрителей раскорячился! — визжал в гримерке Кит, ощупывая танцовщика и проверяя связки. — Лень, ты сто раз это делал, что случилось? — Я сам не знаю, — оправдывался Ленка, морщась от прикосновений, левую руку он таки сильно потянул. — С пилоном что-то не так. — Конечно, вот та фраза о танцоре и яйцах прям по тебе и плачет. И шест не такой, и руки из жопы растут. А потом под утро, когда клиенты уже разошлись, я увидел у шеста полуобнаженного Рая с рубашкой в руках. Тряпка была в каких-то странных пятнах. — Что, не натанцевался? — спросил я. — Да вот, развлечься решил немного, пока Кита жду, — улыбнулся Рай. — Он мне пару приемов обещал показать на пилоне, но в другой раз, наверно. Замотанный он сегодня, как и ты. Я уже понял, что у вас самые хлебные дни — это пятница, суббота и воскресенье, когда аж два админа пашут в обязательном порядке. — Есть такая тема, — кивнул я. — А ты, че, рубашку, как Данко сердце к груди, прижимаешь? — Да вонючая. Вся потом пропахла. Я ж в ней танцевал. Думаю — выкинуть или все-таки постирать. — Не прокидаешься? Подумаешь, пот. Тоже мне проблему нашел. — Она старая, на ладан дышит. А после уже понедельничной перепалки Кита с Ленькой, я предложил попавшему в опалу танцовщику выйти на улицу и вместе покурить. Ленка всегда отличался какой-то детской безобидностью и беззлобностью, но чтобы проглотить такое, нужно было уже совсем переступить через себя. — Ты же понимаешь, что сильно по баблосам просядешь теперь? Дни-то вряд ли ты выбирать будешь. А Рай не из тех, кто себя, любимого, обидит, — обронил я. — Слав, во-первых, всех бабок на свете все равно не стрясешь, во-вторых, у меня свои поклонники денежные есть, которые в любой день придут, когда я выступаю, — задумчиво протянул стриптизёр, — а в-третьих, только не ржать. Вот вы все Рая очень красивым считаете, а я смотрю на него… И хоть ты тресни, вместо человека личинку насекомого какого-то вижу. Вроде осы или стрекозы. Ни с кем другим такого нет. И мерзость эта такая внутри него живет, словами тебе не описать. Каждый раз мороз по коже, когда Рай рядом. — А может тебе пора сказать нет «энергетикам» и перейти на водку? — поржал я. — К ним, говорят, привыкание наступает, и глюки всякие разные в голове приключаются. Вот признайся мне честно, без передаста Киту, ты что, опять ужрался тогда в субботу? — Думай что хочешь, Слав. С пилоном и вправду что-то не так было. Не прикасался я и к выпивке до танца. И с Раем этим на одном поле теперь срать точно не сяду. Я ж понимаю, как мог гробануться. — Лень, а как же так получается? До тебя Рай на шесте был, и все нормально. — А ты видел, чтобы он на такую верхотуру когда-нибудь залезал? — завелся Ленка. — И трабблы мне с клиентами, что он заваривает, нахрен не нужны. Контингент у меня совсем другой. Люди в основном семейные, порядочные. Скандалов дома хватает, ко мне они расслабляться приходят, а не на драки смотреть. В общем, не напарник мне Рай и точка. С графиком все вышло, как я Леньку, собственно, и предупреждал. Рай попер старожила-танцовщика на непрофитные вторник, среду и от царской щедрости — воскресенье, потому что сам бы три дня подряд не осилил и не окучил. Драки и семейные выяснения отношений в нашем клубе до прихода нового стриптизера тоже были, но единичные, и носили они совсем другой характер. С появлением Рая в нашем заведении впервые произошел случай массовой поножовщины. У меня был выходной, и обо всем мне рассказывали другие работники клуба. Со слов Кита, которого штрафанул в очередной раз Абрамка, выходило, что во всем виноваты сами пережравшие коктейлей клиенты. «Блеать, да я из зала на полчаса только вышел. Мне брат позвонил — мать экстренно госпитализировали, и мы с ним темы терли- че делать, когда приехать смогу, если операция потребуется, сколько денег на это надо, и кому совать. Возвращаюсь, а они уже ножами махаются у входа в клуб. Я даже не понял, с чего у них это дело полетело. Ну, Абрамка, конечно, тут же в ментовку, вход быстро задраили, типа, мы не при делах. Только все равно потом поутру асфальт у клуба пидорасить пришлось. Кровищи там, я тебе скажу, было. В общем, хозяин еле отмазался», — оправдывался старший админ. Зато Стасик, с которым Абрамка, видимо, тоже переговорил тет-а-тет о Рае и попросил потерпеть, видел, как незадолго до драки стриптизер сидел то в одной, то в другой поссорившихся компаниях. — Славка, вот те крест, это его рук дело. Рая этого, — божился бармен. — А за каким ему-то? Если стриптизер во всем виноват, так он только Кита своего подставил, — пожал плечами я. — И без чаевых, и на штрафосе. — Не знаю, Слав. Только я уже давно приметил, Рай этот от драк и ссор кайф какой-то странный ловит. Тут пара одна семейная недавно была. Ну, помнишь, те, что кольца одинаковые из белого золота носят? В общем, посидел он с ними рядом немного тоже, а потом акт как принялся дубасить своего пасса, да зло так, знаешь, когда почти насмерть бьют. Насилу оттащили. В общем, паса этого из клуба прямо в травмпункт на такси отправили. А половина его дражайшая, как Рай с глаз долой подальше умелся, бух нам всем в ноги: «Простите люди, добрые, на меня вдруг накатило — поигрался в Чикатило». Короче, по-моему, танцовщик этот всех нас перессорить решил. — Стасик, хорош загибать-то, патетику литературную сбавь, — поржал я, — прям не стриптизера рисуешь, а Мефистофеля местного разлива. Допустим, ты Раю чем-то не ко двору пришелся. Леньку он просто от денег отжал. Я понимаю, если б Тедд такую пургу погнал, а ты ж вроде нормальный. — Смейся, Славка, смейся, пока можешь. До тебя Рай еще не докопался просто, — также мрачно продолжил бармен. — А ты в курсе, что Тедд, когда его в первый раз увидел, вообще крестить начал? И зашептал что-то на своем церковном. Про зарю какую-то бледную и утренних коней. Я из его трепа так ничего и не понял. Кого сын — зари, коней? Он, че, намекал, что Рай еще и зоофил? — А, когда у нас Тедд с головой-то дружил? Кстати, что-то я давно его не видел, — ухмыльнулся я. Слава Богу, Стасюня разбирался в теологии также хорошо, как свинья в апельсинах. Да и я бы не имел никакого представления о том, что говорил Тедд, если бы на четвертом курсе в вузе у нас в экстренном порядке не впиндюрили в образовательный процесс краткий курс истории религий. Может, потому Кит и любил меня ставить в пару с этим танцовщиком. Я хотя бы приблизительно понимал, о чем лопочет Тедд. — Короче, заря утренняя, а сын ее — Люцифер. А кони бледные символизируют силы Апокалипсиса. В общем, не парься. Не зоофил Рай. Не об этом базар был. А Тедд у нас чего? Очередного Христа, что ль, встретил? И воцерковляется теперь усиленно? — Вот точно, мы с этим Раем все коней двинем на заре этой чертовой. А Тедд, Слав, нос в наш клуб кажет только на свой танец и сразу же назад. Опять же, не знаю, в очередном ли ебаре там дело, или что еще за хрень. Короче, жаль, что я на стриптизёра не выучился и тоже так делать не могу. Отпахал свое у шеста — и ну его, к Богу в рай. Я не к этому в смысле. Ну, ты понял… И в следующий раз меня спас счастливый случай. Моя очередная смена приходилась по графику на четверг, но у третьего админа Мишки внезапно образовались полные анала планы на выходные, главным героем которых должен был стать учитель рисования. Потому Миха щедро махнулся со мной той самой хлебной пятницей. И сделал это уже около десяти вечера, то есть за час, когда админы заступали на смену. Собственно, в четверг всегда хватало и одного из них, потому Кит тоже был на выходном. Абрамке, если дело не касалось праздников и особых дней, было до лампочки, с кем работать, и он демократично оставлял внезапные замены на выбор трудового коллектива. Свен в очередной раз умотал в родные чухонские пенаты, и я решил, что отлично загребу денег за пятницу, субботу и воскресенье подряд. На том мы с Михой и порешили. Я напомнил ему, что сначала танцует Тедд, потом Рай. А в пятницу, когда я вечером пришел в клуб, то узнал диво дивное и чудо чудное. Накануне впервые за всю историю заведения у нас из кассы утром исчезла… вся выручка за ночь. Миха, с дергающимся на нервах глазом, клялся, что пересчитал деньги, когда уже закрыл дверь за последним посетителем, вышел покурить на свежий воздух перед отчетом у Абрамки, а когда вернулся, их уже не было. Стасик подтверждал, что видел, как админ тусует баблосы, закрывает кассу, а затем направляется на выход с сигаретой. А далее бармену приспичило по малой нужде и он отвлекся на пару минут. И по всем показаниям выходило, что посторонних в клубе к моменту пропажи выручки уже не было. А это уже было совсем хреново, потому что мы все привыкли работать на доверии и не крысятничать друг у друга. И вот это самое дело больше всего не любил Абрамка. Иногда клиенты забывали у нас по «особой» трезвости дорогие часы, мобильники, да и просто кошельки с деньгами. И хозяин каждый раз давал по рукам и мозгам, если у кого-то хотя бы закрадывалась идея присвоить оставленное. «Придурки, вы что не въезжаете? На весь Питер ославимся как заведение, где одно жулье пашет. Нормальные персы к нам больше не придут, и будете по нулям сосать, гопоту обслуживая», — угрожал он. Сначала все грешным делом подумали на малолетку Тоху, который в силу своих должностных обязанностей, должен был сидеть как собачка на привязи в десяти шагах от кассы, а из-за маленькой зарплаты больше всех нуждался в деньгах. Бар располагался как раз напротив гардероба. Но Тоха вовремя пятой точкой почуял неладное и, заикаясь от ужаса, признался в страшном преступлении. Под утро к нему завалился дружбан, тайком приперший в клуб пивасик, и они вместе раздавили полуторалитровую бутыль в арке у входа. Проносить в заведение алкоголь персоналу, а уж тем более клиентам, категорически запрещалось. Прекрасно знал гардеробщик и о том, что зона в арке попадает в поле зрения камеры на входе, однако если никаких инцидентов не происходило, то записи никто обычно не просматривал, и они отправлялись в небытие. На это Тоха и рассчитывал, когда они с другом по скорому — то есть за сорок минут — расправились с контрабандой, замели следы преступления, а френд отправился за новой порцией бодрящего на дорогу домой. Фиксировала камера и время съемки. Бармен и его подельник приступили к распитию пивасика за двадцать минут до того, как, по словам Михи, пропала выручка. И понятное дело, что в очередной понедельник Абрамка крыл матом так, что с потолка ссыпалась известка, а я только успевал удивляться, как хозяину удается не повторяться в богатстве и разнообразии великого непечатного. Суть пламенных речей сводилась к тому, что владельцу нашего клуба монопенисуально, кто конкретно скоммуниздил деньги, и долг будет возвращать либо лично Миха, либо весь персонал вскладчину. И если такое еще раз повторится, то все могут смело искать новую работу. «Мне, блядь, в говенные толчки по камере вхуярить, чтоб вам не поссать в простоте было? Заставить на каждом выходе охранников шмонать вас?» — пыхтел, уже успокаиваясь Абрамка. Почти не обсуждая, мы решили помочь Михе и скинулись в зависимости от своей зарплаты. Свою лепту внес и Кит, у которого, как мы все понимали, после известия о госпитализации матери и возможной операции, теперь каждая копейка была на счету. Отказался давать деньги только Рай. — Во-первых, я у вас меньше месяца работаю и админа этого плохо знаю, чтоб за него подписываться. Мог он там чего спереть или кишка тонка. По мне, так он у вас один из самых нерентабельных. Как не выйдешь с ним на смену, так полупустой зал. Не то, что у Кита или у этого вашего Шамана. У того тоже иногда провалы с массовыми клиентами, зато форики-буратины как на подбор. А, во-вторых, у меня бабла на кармане все равно нет. Абрам Рубенович, хоть вы меня поймите, на адвокатов днем и ночью пашу. Купил «однуху» полгода назад, въехал, живу, и тут на тебе, здрасьте, заявляется чел и молвит, будто он тоже владелец жилплощади и вкладывался как дольщик. А через еще три месяца — повестка в суд, а я на выселки. — А, у тебя, значит, при случае, кишка не тонка бы была? — обронил Абрамка. — Складно причитаешь, аж плакать хочется. Вот только комсомольская совесть верить что-то не позволяет. Как раз на эти выхи тебя ребятки кой-какие в одном салоне связи видели. К модели трубы навороченной ты приценивался. Ты уж определись: либо жрать не на что и долги раздаешь, либо кудряво жить изволишь. — Я копил, может, — осклабился Рай: — Прости, Кит, спалили меня. Подарок тебе на др хотел сделать. — Правда? — совсем по-детски уставился старший админ на танцовщика. — Сколько лет в клубе уже пашу, а никто дату моего рождения не помнил никогда. Вот только, когда с проставой приходил, вдруг все напрягались — че за дела, что я гуляю.