Тающие тени прошлого

      Лилль немного отодвинулся от жаркого тела Джалля, младшего лорда Свинеля Барна, усталого омеги средних лет. Стояла середина лета, в широко открытые окна струился зной, а в саду, огороженном со всех сторон высокими стенами, не колыхалось ни листочка.       Хотелось снять с себя все эти одежды, остаться в одних коротких штанах, а может и окунуться в прохладную воду. Нельзя. Омеги должны скрывать тело от посторонних, право взгляда принадлежит только супругу. Хорошо еще государь позволил ему не носить покрывало. Лилль облизнул сухие губы, может послать кого-нибудь за прохладным напитком? Но если сказать, несколько омег сразу кинутся выполнять, а Лилль не любил толкотни. Юноша прилег на подушки и прикрыл глаза. Он уставал от суеты и не мог приказать всем выйти - не положено. У омеги императора должна быть подобающая свита. Но неизбалованный юноша был очень благодарен супругу за уменьшенную свиту - сам он вообще обошелся бы только Таллем. За прошедшие месяцы юноши немного сдружились, если это вообще было возможно в таких условиях. По крайней мере, именно младшего лорда Тинга Лилль старался держать как можно ближе к себе. А вот омега главы Торговой лиги, лорда Барна внушал ему какой-то брезгливый страх. Слишком был угодлив, слишком льстив и слишком часто спрашивал, не в тягости ли императорский омега.       Вот и сейчас от полного тела Джалля разило потом и душными притираниями. Лилль поморщился, может, стоит попросить супруга и как-то убрать неприятного омегу? Но юноша так и не научился пока озвучивать свои желания.       Двери в покои распахнулись, и придворные, увидев, кто вошел торопливо стали набрасывать на себя покрывала.       Император привел еще одного омегу. Одежда говорила о дальней дороге, когда вездесущая пыль пробирается даже через плотно задернутые занавески повозки. Флайеры были дороги, и не каждый Дом мог позволить себе иметь хотя бы один, а потому многие передвигались по старинке – в повозках, запряженных однорогами. Порталы же вообще только для нужд императора.       Эрмиэль надменно осмотрел всю стайку придворных, остановился на грузном Джалле и снова, уже в который, раз удивился, за что его юный супруг приблизил к себе этого омегу. Императору и в голову не пришло, что сам Лилль только и мечтал как-то отделаться от навязчивого придворного. Властно откинув покрывало, правитель подтолкнул своего спутника к мужу. Лилль чуть слышно охнул, вскакивая и метнувшись к нему навстречу.       - Оми!.. – и замер, не дойдя пары шагов, – благодарю вас, господин, за доставленную радость от встречи с омегой моего отца.       Церемонный поклон и холодные вежливые слова не могли передать всего счастья, а осознание неподобающего императорской омеге поведения вообще испугало Лилля. Он и так в последнее время нарушил множество обычаев и законов. Снял покрывало, верхнюю рубашку и в таком виде его увидел не только супруг, но и стражи, сквозь открытые двери. А это уже тянуло на серьезное наказание. Тем более что проступков накопилось много, а расплаты за них все не было.       - Я принимаю твою благодарность, Лилль, - не менее официально ответил император, – и довожу до твоего сведения, что срок пребывания младшего лорда Кинли зависит от тебя и твоего поведения.       Лилль склонился в поклоне перед супругом, втайне мечтая, чтобы его поскорее оставили вдвоем с оми. Но на такое надежды было мало, и если император вскоре уйдет, то свиту никуда не деть.       Уже закрылась за императором дверь, уже проводили гостя в купальню, а Лилль все никак не мог поверить, что его оми с ним. Юноша вернулся на помост, с рассеянной улыбкой скользя взглядом поверх голов свиты, и думал только о том, как бы избавиться от всех.       - Мне кажется, что мы должны перейти в Малый Зал и оставить нашего господина наедине с его оми, – негромко проговорил Талль, заслужив благодарный взгляд от Лилля.       - Но это против обычаев, – попытался встрять младший лорд Борг.       - Ничего, урона чести императору встреча оми с сыном не нанесет, тем более, что правитель сам привел его в эти покои, – возразил Талль, выпроваживая придворных и повернулся к юноше, – я никого не пущу, пока вы не позовете, младший государь.       - Спасибо! – выдохнул Лилль, разглаживая в нетерпении складки на покрывале.

***

      - Как ты тут, Лилли? – спросил, наконец, сына его оми.       Они уже и наобнимались, и наплакались, и перебрались в сад, где под вечер стало прохладнее, чем в душных покоях. Теперь юноша лежал на коленях отца и тихонько жмурился от немудреной ласки, когда чуть шершавая ладонь легко гладила его по голове.       - Сейчас все почти хорошо, – ответил немного хриплым от слез голосом Лилль, – супруг меня не бьет и даже ласкает.       - А раньше?       - Тогда... ну все было, оми. Я всего лишь омега из Дома среднего ранга. Император строг, хоть и не наказывал напрасно.       - Значит, все же наказывал. Я так надеялся, что хоть тебя минует эта участь.       - Нет, он не бил зря. А сейчас вообще не бьет.       - Ты его боишься?       - Да. Оми, я... не наказания боюсь и не императора. Он супруг и в своем праве. Знаешь, страшно, когда ждешь. Сначала, что именно будет. А потом... страшна не боль, а ожидание. Вот сейчас и... удар...       - Маленький мой, – омега поцеловал сына, – если бы я мог, не создавал бы тебя совсем. Быть омегой - это самое страшное в нашем мире.       - Оми... я завтра, наверное, буду позже, – неловко проговорил юноша.       - Почему?       - Меня накажут, – просто ответил он.       - Ты заслужил?       - Конечно. Я сегодня оказался в нижней рубашке и без брачного покрывала перед чужими альфами.       Оми только мог обнять сына, понимая, что ни защитить, ни избавить от наказания не сможет. Показаться в неподобающем виде перед посторонними - серьезный проступок, а уж для императорской омеги тем более.       Костя стоял у раскрытого окна и слушал разговор оми с сыном. Он знал, что супруг до сих пор не то, что не доверяет - боится. Но даже не представлял, до какой степени. Если он сам не заметил ничего, то его юноша уже просчитал, подготовился и смирился. Откуда-то изнутри поднялась глухая волна раздражения.       «Ждешь наказания? Тогда ты его получишь» – со злостью подумал император.       И, обдумав как следует, с чего начать вечер, вернулся к рутинной работе. Теперь он уставал гораздо меньше, чем первое время. Многое уже было сделано, маховик перемен медленно, но верно тронулся с места, и у правителя появилось несколько помощников, поддерживающих его решения и реформы. С Раэлем они вообще сдружились, если можно назвать так отношения бывших господина и раба. Взаимное уважение и общий труд все же много значат.       - Ну ладно, с торговыми пошлинами мне ясно. Сейчас они непростительно занижены, причем распределяются как-то странно, но высчитать заново приемлемые налоги я уже не могу. Нужен толковый экономист. И уж точно не эти старые сморчки.       - Сморчки, государь?       - Забудь, я о другом.       - Экономист есть, – заметил Раэль, решивший опять пропустить странное слово, их у императора появилось немало после принятия родовой магии, – только далеко.       - И где? Только не говори, что я его тоже сделал рабом.       - Именно так, только ему не повезло еще больше.       - Куда уж больше, – буркнул с досадой император, ему до сих пор было стыдно за своего предшественника.        - Лорда Кариэля Эмета обвинили в махинациях, растрате и попытке обворовать императорскую казну.       - Ого!       - Да, государь. Были представлены документы и свидетели, доказывающие косвенную вину...       - Косвенную? Прямых улик не было?       - Нет, государь. Однако, ходили слухи, что на самом деле он перешел дорогу Торговой Гильдии. Предложил новую систему налогов и ограничений, ущемляющие верхушку. Вот кто-то и подсуетился, убрав его с дороги.       - Слухи, говоришь?       - Государь, я тогда уже был рабом, а перед ними не церемонятся. Слуги вообще многое знают о своих господах.       - Вот уж не сомневаюсь, – буркнул император, припомнивший, что и сам не обращает внимания на рабов, – и где сейчас твой гениальный экономист?       - На Рудоное. Его приговорили к конфискации имущества, клеймению и пожизненной каторге.       - Подготовь приказ на его возвращение.       - Полная амнистия, государь?       - Нет, перевод наказания на условное, пусть поработает, а там посмотрим. Если он действительно так хорош, сниму все обвинения и верну статус и имущество.       - Мне вы вернули все и сразу, – заметил Раэль.       - Ты против? – прищурился Костя.       - Нет, – пожал плечами канцлер, – только мне до сих пор странно, почему?       - Ну, вариант «мне так захотелось» не пройдет? А если честно, ты показался умным дрэнаем, который действительно хочет вытащить империю из того дерьма, куда ее загнал... я. И готов был работать даже со мной.       - Простите, государь, - Раэль прямо глянул на императора, – но тогда мне действительно было все равно. А вы после принятия стали хоть что-то делать.       - А сейчас? – Костя с любопытством ждал ответа.       - Скажем так... вы превзошли все мои ожидания. Впервые на моей памяти принятие родовой магии настолько изменило альфу.       Косте очень хотелось спросить, а что собственно это такое, родовая магия, и зачем она вообще нужна, но промолчал. Он и так чуть не проговорился пару минут назад, а задай вопрос о том, что и так все знают чуть не с пеленок, вообще привел бы к ненужным выводам. Раэль не глупый, сделает выводы легко. Признаваться же, что вместо Эрмиэля в его теле сейчас обитает вообще другой, было как-то не с руки.

***

      Рудоной, мрачное место с ядовитым характером, но богатым внутренним содержанием. Так в шутку называли этот горячий остров, покрытый вулканами, огненными реками и каменными россыпями. Корявые растения, атмосфера, насыщенная галлюциногенами, жара и ядовитые испарения. Все это делало жизнь для дрэнаев почти невозможной. Но вот богатейшие залежи ископаемых окупали все. И постройку портала, и его обслуживание, и прокладку подземных шахт с фильтрами. Жители называли эти мрачные кривые коридоры Рукавами. Там они работали, спали, питались и умирали. Те, кто попадал в Рукав, там и оставались. Мертвых хоронили тут же, засыпая отработанной породой. Все окупалось дорогой рудой и самоцветами. А труд заключенных удешевлял добычу вдесятеро. Все вместе, да еще и усугубленное отношением тюремщиков, приводило к высокой смертности. Но законы империи и нрав самого правителя делали так, что недостатка в рабочей силе не было.       Заключенный номер 34-56, а в прошлой жизни лорд Кариэль Эмет, уважаемый глава небольшого торгового концерна, на свою беду влезший в политику Гильдии, был неожиданно вызван к Старшему по Рукаву, въедливому и злопамятному бете. Хорошего в этом не было – только пересмотр дела, разумеется в сторону утяжеления приговора, ибо в империи амнистии не было, а следующим этапом после каторжных работ была только казнь.       Старший Надсмотрщик находился тут же, в самом начале рукава, возле фильтров и склада. Здесь стояли дешевые охладители и сюда же выходили вентили от установок. Так что дышать в каморке Старшего было намного легче.       - Номер 34-56 доставлен!       Мелкий служка толкнул внутрь Кариэля и замер, выпучив от усердия глаза.       - Доставлен, это хорошо, – буркнул Старший, – ну что... мясо... у тебя пересмотр дела. Думаю, что это - тебе объяснять не надо. Приказ доставить в столицу. Отправка с очередной партией. Эй, ты! Отведи его к порталу. Кандалы не снимать!       Короткий путь и коридор впереди освещался мерцающим молочным озером. Еще пара шагов и Кариэль зажмурился от яркого солнца, остро ударившего по глазам, привыкшим к вечной полутьме коридоров Рудоноя. Но времени адаптироваться к свету ему не дали. Заключенного подхватили и поволокли куда-то вперед. Потом повозка, и наконец, когда Кариэль смог чуть открыть слезящиеся глаза, небольшая камера в тюремной башне.       За ним пришли спустя недолгое время. Как понимал сам заключенный, вели его в пыточную. По законам империи к смерти могли приговорить только после признания вины самим обвиняемым. А получить его было легко. Пытки – и преступник признается в чем угодно, лишь бы их прекратить. Однако привели его в небольшой кабинет начальника тюрьмы, где вместо него находился император и лорд Тинг, которого, как помнил Кариэль, давно осудили и приговорили к вечному рабству. Вот только рабом он не выглядел. Да и у императора на лице не было надменности и брезгливости, которую помнил по прежней короткой встрече Кариэль.       - Кариэль, лорд Эмет, – начал Раэль и усмехнулся, заметив, как вскинул на него взгляд заключенный. Полное именование означало новый приговор, – его императорское величество дает вам еще один шанс. Если вы в течение полугода докажете свою нужность, то приговор из условного переведется в полностью снятый. Вам вернут титул, имущество и свободу.       - Я не понимаю, – Кариэль прокашлялся, – вы хотите сказать, что я должен выполнить какое-то задание, и если справлюсь, все обвинения с меня снимут?       - А он действительно умный, – заметил император, – сразу понял, что мы хотим, Раэль.       - Я вам говорил, государь, – согласился лорд Тинг и продолжил, – сейчас вас проводят в вашу комнату. К своим обязанностям вы приступите с завтрашнего утра.       Обалдевшего от перемен Кариэля споро проводили в небольшую комнату с минимумом мебели и с обязательным запором на внешней стороне двери. Но после мрачных коридоров Рудоноя крохотная комнатка с кроватью, столом, стулом и парой полок показалась ему императорскими покоями, а душевой закуток - райским уголком. Кариэль с наслаждением отодрал каторжную грязь, выбросил лохмотья и надел чистую одежду, которую кто-то положил на кровать. Мягкие штаны, рубашка и тряпичные туфли, он не видел этого уже очень давно. Все было чистым, крепким и скромным. Одежда раба, а не свободного. О его положении говорил и тонкий ошейник из черной кожи с бляшкой, на которой был выбит герб императора. Без этого «украшения» ему выходить было нельзя. На столе обнаружилась миска с кашей, чашка с травяным напитком и кусок хлеба. После каторжной еды все съелось быстро и полностью. За окном уже темнело, и потому Кариэль с чистой совестью лег на кровать. Хотелось спать, но сон не шел. Будущее было зыбким и непонятным. Но возвращаться на Рудоной? Нет уж. Он сделает все, чтобы больше не видеть темных вонючих коридоров. Лучше прыгнуть с крыши, чтобы уж сразу закончить с этой жизнью, чем снова окунуться в жуткую атмосферу каторги.

***

      Император потянулся в теплой воде, мышцы, уставшие за день, расслабились, и по всему телу разлилась приятная истома. Шевелиться не хотелось. Совсем. Хотелось валяться и ничего не делать, хотя бы один день. Он с насмешкой вспомнил свое первоначальное мнение о том, что слово правитель - синоним лени и праздности. Ага, как же. Дел было столько, что за полтора прошедших года не выдалось ни одного полноценного выходного. И в семье пока не все ладно. Приручение омеги продвигается медленно, юноша так и не доверяет ему, все ждет подвоха и нового витка старого кошмара. Вот и сегодня Костя мельком заметил, что на столе супруг разложил весь арсенал плеток из шкатулки, стоящей у каждого альфы в спальне. И сам приготовился. Надел свободные штаны и намотал на пояс широкий кушак, хорошо впитывающий кровь.       - Я смотрю, ты приготовился, – разглядывая хрупкую фигурку стоящего на коленях супруга, заметил император.       - Да, господин.       - Ты знаешь, за что будешь наказан?       - Да, господин.       - Перечисли свои проступки, – Костя сел в кресло, прихватив по дороге гибкую плеть из тонкой кожи. Рукоять привычно легла в ладонь, и император перехватил удобней хвост плети.       - Я небрежен в постели и не всегда доставляю удовольствие господину. Я пролил питье господина на постель и скрыл это от него. Я проводил время в праздности и вместо того, чтобы заниматься вышивкой покрытия для алтаря в Столичном Храме, ничего не делал. Я не читал молитв восемь раз, а ограничился шестью, дозволенными простолюдинам. Я отказался на исповеди у жреца говорить о своем господине. Я без позволения снял верхнюю рубашку, и меня увидели не только омеги из свиты, но и альфы. Я осмелился желать, чтобы наказаний не было как можно дольше.       Юноша говорил долго, и Костя начал уже подумывать, как заткнуть этот фонтан покаяния: все эти проступки, которые старательно перечислял Лилль, по мнению самого императора яйца выеденного не стоили. Наказать следовало только за снятую не вовремя рубашку. Почему–то мысль, что его мужа увидит кто-то другой, неприятно царапнула. Встрепенулся он, только услышав про исповедь и отказ доносить жрецу на старшего.       - Так, ты должен был рассказать обо мне жрецу? Это обязательно?       - Исповедь - да, раз в три дня я должен каяться моему наставнику в храме.       - И ты ему каешься, – уточнил Костя. – А почему ты не стал говорить обо мне?       - Это не обязательно, – проговорил юноша. – И я не хотел. Вы... прощали мне мои прегрешения. Я... просто хотел, чтобы так было подольше.       - И как ты объяснил отказ?       - Я... простите... я солгал ему, – Лилль зажмурился. – Я сказал, что вы запретили мне говорить о вас, господин.       Обман наставника в храме... если император сочтет это нарушением чистоты помыслов, то будет покаяние на много дней. А что такое покаяние в храме, мало кто знал. Те, кто прошел - молчали, те, кто вернулся - были тенью самих себя. Говорили, что если вдруг супруг считал своего омегу неподобающим статусу, то его отправляли на перевоспитание в храм: омеги, вышедшие оттуда, были безупречны.       - Ну что ж, – протянул Костя, – тогда я тебе запрещаю обсуждать своего альфу с кем-либо.        Услышанное ему не понравилось. Значит, если бы не страх юноши перед возможным наказанием, он бы рассказывал о своем супруге. А сказать он мог многое. Например, что у мужа изменились предпочтения в постели или поведение, или манера говорить.       - Да, господин.       - Ну а теперь, собственно, само наказание. Раздевайся и ложись на спину.       - Да, господин. Мне ложиться на пол?       - Нет, на постель, и руки подними вверх.       Юноша торопливо снял все и лег, как приказано.       - Хорошо, – оглядел его Костя, – руки на спинку и держись крепко. Отпустишь, получишь дополнительно.       Лилль уцепился за резьбу на спинке и стиснул ее так сильно, что пальцы побелели от напряжения.       - Замечательно, – мурлыкнул император, проводя рукояткой плети по животу мужа, выписывая узоры, обводя ребрышки, ямку пупка, спускаясь ниже.       Юноша зажмурил глаза, вздрагивая от каждого движения.       «Только бы не по нему...» - паника в мыслях очень явственно отражалась на его лице. Однажды во время порки супруг ударил его не только по ягодицам, но и по сморщенной дырочке, по нежной мошонке, по члену. Боль была адской, и омега до сих пор помнил, что он тогда еще долго не мог дотронуться до своих нежных мест.       Костя еще раз провел по телу супруга, приподнял концом рукояти вялый член и чуть шлепнул по нему. Слегка, только чтобы вызвать прилив крови.       Реакция омеги его напугала. Лилль забился на кровати, пытаясь уйти от прикосновений, старательно при этом держась за спинку. Вот он дернулся чуть сильнее, рука соскользнула, в распахнутых глазах плескался дикий ужас.       Костя отшвырнул плеть и подхватил мужа, прижал к себе, погладил по спинке, расслабляя сжатые в судороге мышцы.       - Все, я не сержусь, – шептал он.       Но юноша ничего не слышал.       - Простите, господин, – лепетал он, – простите.       Костя встряхнул его, потом еще раз и еще, пока в глазах у Лилля не появилось осмысленное выражение.       - Ты отпустил спинку кровати.       - Да, господин.       Император отпустил мужа, снял с себя одежду и вытянулся на постели.       - Ласкай меня, – приказал он.       Юноша с готовностью полез вниз, но был остановлен.       - Не только там. Я хочу, чтобы нашел на моем теле места, которые доставляют мне удовольствие. Помнишь, как я делаю тебе?       Лилль нерешительно кивнул.       - Тогда действуй, ты же наказан? Вот и работай.       Омега испуганно посмотрел на мужа. Ласкать самому, да как он смеет касаться тела супруга! Но приказ отдан, и юноша стал осторожно гладить ладошками плечи, бока, провел кончиками пальцев по твердым кубикам пресса, наклонился, лизнул сосок. Осторожно поцеловал в губы, как клюнул. Костя с трудом удержал улыбку. Юноша так забавно морщился, старательно оглаживая его со всех сторон. Покосился на мужа, все ли правильно. Судя по прикрытым глазам и прерывистому дыханию, пока все хорошо. Да и ниже супруг явно не равнодушен. Лилль чуть смелее двинул пальчиками, спустился вниз, ухватился за ствол и провел по нему, лаская.       Когда довольный супруг уснул, привычно обняв Лилля, юноша еще лежал некоторое время, вспоминая прошедшее. Он был наказан. Так сказал муж. Его не избили. Это хорошо. Зато научили целоваться, ласкать и доставлять удовольствие супругу самому, не просто отдаваясь, как уже было привычно.       «Странное наказание...»