Самый серьёзный шаг

При мысли о поцелуе Мэгги покраснела, но смело взглянула ему прямо в глаза. — А ты не забыл об одной вещи? Гораздо более важной? — Какой именно? — Я не няня, Зейн, и ничего не понимаю в детях. Особенно в маленьких. Зейн покачал головой. — Вот здесь ты ошибаешься, — сказал он неожиданно мягким, задевшим душевные струны девушки голосом. — Ты знаешь о детях все, что нужно. — Сейчас его голос звучал еще нежнее. — Знаешь, как любить их. У нее дрогнуло сердце. — Зейн… Он покачал головой. — Выслушай меня. Со времени… гибели Перри, все свое свободное время я посвящал Лори. Только я и она, не было даже няни. Я не привозил ее сюда, в Англию, потому что чувствовал: мы должны узнать друг друга в отсутствии всякого постороннего вмешательства, каким бы доброжелательным оно не было. Только двое нас, и мне кажется, Лори в этом нуждалась, а уж я так точно. Сейчас я уверен — или, по крайней мере, надеюсь на это, — что с ней все в полном порядке. Поэтому настало время мне вновь заняться делами — пора потихоньку снова брать бразды правления компанией в свои руки, а не полагаться больше на помощников. -Я предполагаю поначалу работать понемногу, всего несколько часов, — продолжил он, — чтобы перемена не слишком подействовала на Лори. Это время у тебя будет заполнено занятиями и ею. — Зейн улыбнулся. — А она, кажется, уже привязалась к тебе. — Лори — замечательный ребенок, — немедленно ответила Мэгги. — Значит, она тебе тоже понравилась, — прибавил он. — Разве это не лучшая рекомендация для тебя. Так что, по сути дела, это ты оказываешь мне услугу. — Его глаза сверкнули. — Что ты на это скажешь, Мэгги? Разве выгода не обоюдна? — А разве мне будет позволено отказаться? — Надеюсь, что до этого не дойдет, — ласково сказал он, — ты поймешь разумность моего предложения и примешь его. Разумность? — с горечью подумала она. Если бы она руководствовалась разумом, то убежала бы подальше от Зейна с его неотразимым обаянием, а не питала бы романтические чувства к человеку, который был женат на одной из самых желанных женщин в мире. Но он был прав. Черт бы его побрал, но он, как всегда, был прав! Какая жизнь ожидает ее здесь? Пустое времяпрепровождение, единственным соблазном в котором будет традиционный рисовый пудинг? Зейн же предлагал ей возможность блестящего будущего, возможность переменить свою жизнь. Да, разумная девушка постаралась бы доказать ему, что может остаться здесь и сделать это без него. Но она не могла. Или, если быть до конца честной, она не хотела этого, потому что предпочитала провести несколько месяцев возле Зейна, и будь что будет. Его глубокий голос оторвал ее от раздумий. — Так что ты скажешь, Мэгги? — Еще один вопрос, прежде чем я решусь. — В чем дело? — Тебя полностью удовлетворяет этот уговор? — Это же была моя идея, — напомнил он. — Я спрашиваю не о том, Зейн. Понять выражение его глаз было невозможно. — Скажем так: у меня есть несколько оговорок. — Он заметил ее вопросительный взгляд и отрицательно покачал головой. — Но не думаю, чтобы из-за них возникли какие-либо осложнения, и решительно отказываюсь обсуждать их сейчас с тобой. Но Мэгги не собиралась позволять ему отделаться от нее загадками. — Почему нет? Он вздохнул. — Боже мой, какая же ты настырная, Мэгги! Потому что какими бы ни были эти оговорки, они не настолько, важны, чтобы разрушить то, что в данной ситуации кажется мне наилучшим выходом для нас всех. Может, он просто боится, что она будет стеснять его, подумала Мэгги. — А теперь, — Зейн с некоторым беспокойством поглядел на часы, — не хочешь ли ты поучиться, как надо ухаживать за ребенком? Мэгги кивнула. — Да, пожалуйста. Он снова улыбнулся, и все вокруг как будто осветилось солнечным светом. — Тогда пойдем, поможешь мне накормить и выкупать Лори, увидишь, как это делается. Но ты так и не дала мне ответ. Пришла пора сдаваться. В конце концов, он действительно предоставляет ей прекрасную возможность. — А в какой части Лондона мы будем жить? Зейн улыбнулся: — Найтсбридж тебя устроит? Жить в Найтсбридже вместе с Зейном, подумала Мэгги и почувствовала, как поднимается ее настроение. — Кажется, это действительно предложение, от которого не может отказаться ни один разумный человек, правда? — спросила она, широко улыбаясь в ответ. — Поэтому, да. Моим ответом будет «да», Зейн. — Я на это надеялся, — сказал он с уверенностью человека, чье предложение не отвергали еще ни разу в жизни. — Пойдем скажем маме. — Он подвинулся, чтобы дать ей дорогу, и у Мэгги вдруг возникло сильное желание быть одной из героинь викторианских романов, вечно падающих в обморок прямо в объятия мужчины. Интересно, поцеловал бы он ее тогда? — промелькнуло в голове девушки. Увы, вопрос имел лишь теоретическое значение. У нее было железное здоровье, и ни разу в жизни она не падала в обморок! *** Мэгги проснулась в чудесное рождественское утро. Наконец-то после многочисленных пустых обещаний синоптиков выпало достаточно снега, чтобы он лег на землю, не растаяв. Она поняла это, как только открыла глаза, — по непривычно яркому свету за окном. И когда, подбежав к окну, открыла шторы, то увидела сказочный пейзаж. Вся округа была покрыта толстым белым покрывалом. Стояла неестественная, волшебная тишина, только усиливающая ощущение нереальности. Настало Рождество, и в довершение ко всему Зейн был дома… Принимая душ и одеваясь, Мэгги обнаружила, что никак не может снять возбуждение. Она подкрасилась и оставила волосы распущенными, они спускались блестящей золотисто-каштановой волной на спину. Затем влезла в шерстяное платье абрикосового цвета, который так хорошо гармонировал с цветом ее глаз. С длинными рукавами закрытым воротником и весьма скромного покроя, оно обтягивало ее тело как вторая кожа. Мэгги беспристрастным взглядом оглядела себя в зеркале. Она, несомненно, выглядела как девушка, видавшая виды! Но будет ли Зейн того же мнения? Проходя мимо его комнаты, Мэгги увидела, что дверь открыта, и заглянула внутрь. Люк стоял на коленях на полу примыкающей к спальне гардеробной и играл с дочкой. Услышав шаги, он обернулся, и его глаза очутились на уровне ее бедер. Лори брыкала ножками и хихикала, но Люк выглядел необычайно скованным. — Счастливого Рождества, Мэгги, — наконец сказал он. — Счастливого Рождества, — ответила она, внезапно почувствовав, что ей стало трудно дышать. — Помочь тебе с девочкой? — Если хочешь. — Зейн взглянул на ее обтягивающее платье. — Хотя я не уверен, что ты одета подходящим для этого образом. К несчастью, он оказался абсолютно прав. Мэгги с трудом присела на корточки, стараясь, чтобы это выглядело как можно более пристойно, но чувствовала, что ее юбка лезет все выше по бедрам. Выражение лица Зейна стало еще более недовольным. — В следующий раз надену джинсы, — пообещала она. — Отлично. — Ей показалось, что ему стоило некоторого усилия вновь обратить внимание на Лори. — Когда-нибудь меняла подгузники? — спросил он, расстегивая махровый комбинезончик Лори, которая взбрыкнула ножками и залилась счастливым смехом. Мэгги покачала головой и, нагнувшись, пощекотала пальцем голый животик девочки, за что была немедленно вознаграждена сияющей улыбкой. — Нет, никогда. Нелегкое занятие? Он покачал головой. — Да нет, не очень. Я же научился. Лори схватила ее за палец и потянула его в рот. Мэгги рассмеялась. — Наверное, ты был хорошим учеником, она не выражает никакого недовольства. Лори, пухлые ручки и ножки которой мелькали в воздухе, теперь, видимо, решила, что пора получить свободу. — Господи, да она извивается прямо как уж! — воскликнула Мэгги, наблюдая за Зейном, который наконец-то ухитрился заставить ее полежать спокойно минуту. В этот момент маленькая ножка пнула его в живот, и на губах Люка появилась легкая улыбка. — Это потому, что Лори любит свободу. Она только недавно научилась ползать, и самое большое удовольствие для нее — делать это голышом. Пускай полягается немного. — Он сел на пятки, любуясь дочерью. На Зейне был строгий костюм, предназначенный, вероятно, для посещения церкви — ведь сегодня было Рождество. Никогда раньше Мэгги не видела его в костюме. Официальный стиль шел ему, покрой подчеркивал достоинства его великолепной фигуры, а строгая белоснежная рубашка оттеняла черноту его волос. В таком костюме он, должно быть, ходит в офис, решила Мэгги, внезапно осознав, что никогда раньше не думала о Люке как об удачливом промышленнике и воротиле бизнеса. Но сейчас стоящий на коленях среди разбросанных детских вещей Зейн смотрелся вполне естественно. Хотя вряд ли переход от роли крупного дельца к роли отца-одиночки достался ему так уж безболезненно. — Это было… очень трудно? — запнувшись спросила она. Он бросил на нее насмешливый взгляд. — Что? Научиться менять пеленки? Мэгги покраснела. — Нет, я имела в виду… — Я знаю, что ты имела в виду, — мягко сказал он. — Извини, я не должен был поддразнивать тебя, но отучиться от многолетней привычки нелегко. А что до твоего вопроса — да, разумеется, было очень трудно. Поначалу. — Он пальцем пощекотал пупок Лори, но лицо его посуровело. — Основная сложность заключалась не в том, чтобы приобрести навыки по уходу за ребенком — это оказалось сравнительно просто. Но, как ни смешно, труднее всего было заниматься только этим и ничем другим. — Почему? Прежде чем ответить, он помолчал, погрузившись в какие-то свои мысли. — Мне кажется, главная сложность заключалась в том, что пришлось снизить темп жизни. Для меня главным всегда была работа, именно она определяла стиль моего поведения. А тут внезапно пришлось учиться жить, полностью сосредоточившись на ком-то другом — и этот кто-то целиком и полностью зависел от меня. И поверь мне, это было совсем нелегко. — Да, этот переход достался тебе тяжело, — протянула Мэгги, вся под впечатлением его откровения. Доверие, которое он ей оказал, заставляло девушку почувствовать себя ближе к нему, чем когда-либо еще. Правда, и раньше, приезжая на каникулы, он всегда беседовал с ней, но сейчас все было совсем по-другому. На этот раз они разговаривали не как взрослый с ребенком, а как равные. — Тяжело? — Он взглянул на нее, и Мэгги впервые заметила морщинки вокруг его ясных глаз и несколько седых волосков на висках. — Любые перемены в жизни означают своего рода рождение заново, — сказал он. — И они никогда не проходят совершенно безболезненно. Так что ты совершенно пращ — переход достался мне тяжело. — Но зато в процессе перехода ты должен был многое узнать о себе, — заметила она. — Возможно. Но не кажется ли тебе, что мы учимся этому всю свою жизнь, а? — спросил он, ясно показывая, что разговор окончен. — Я соберу все это! — быстро сказала Мэгги, сгребая в кучу пластиковые бутылочки, и, встав на ноги, подошла к полке, чтобы поставить на место тальковую присыпку. Краем глаза, к своему крайнему удовольствию, она заметила, как его взгляд скользнул по ее длинным, стройным ногам. — Тебя больше не беспокоит твоя нога? — неожиданно спросил он. Мэгги замотала головой. — Нисколько. — Даже когда устаешь? — Никогда. И хромота совершенно исчезла. Он улыбнулся и кивнул. — Это я заметил. Мэгги смотрела, как он протер Лори детским лосьоном и опытной рукой надел на нее подгузник и чистый комбинезончик. — Ну вот! — Зейн наклонился и поцеловал дочь. — А теперь спустимся вниз и посмотрим, положил ли Санта-Клаус что-нибудь в твой чулок, Лори? Когда они все втроем вошли в гостиную, где их уже ожидала миссис Малик, Мэгги не смогла сдержать улыбки. Санта-Клаус не просто наполнил их чулки. Если судить по количеству подарков, громоздящихся возле камина, он явно перестарался. Вскоре уже весь пол был завален оберточной бумагой. После того как все подарки были развернуты, Зейн с грустью посмотрел на дочь. — Кое в чем ты, кажется, была права, Мэгги? — заметил он с кривой усмешкой. — Лори гораздо больше нравится играть оберточной бумагой, чем купленными мной игрушками. Мэгги отчаянно затрясла головой. — Чепуха! Они ей понравятся, подожди хотя бы до завтра, — сказала она, застенчиво протягивая ему свой подарок, который до этого лежал спрятанным за рождественской елкой. Он с удивлением посмотрел на красиво упакованный подарок. — Что это такое? Мэгги почувствовала, что краснеет, — черта характера, от которой ей так хотелось избавиться! — Что за вопрос, Зейн! Ты что, не знаешь? — раздраженно ответила она. Зейн покачал головой с шутливой укоризной, в глазах загорелся веселый огонек. — Ну, ну, — протянул он. — У нас с тобой перемирие, разве ты не помнишь? — Зейн улыбнулся и снял обертку, под которой оказалась новенькая книга в жесткой обложке. Их глаза встретились. — Замечательный подарок, — тихо произнес он. — Большое спасибо. — Он по-прежнему твой любимый автор? — Без всякого сомнения. Я тронут тем, что ты помнишь об этом. Если бы он только знал! Мэгги помнила все, что когда-либо узнала о нем, вплоть до размера воротничка, и если бы знала размер его ботинок, то, несомненно, запомнила на всю жизнь. — А у тебя нет такой, точно? — с тревогой спросила девушка? — Этой нет, — ответил Зейн. — Обычно я жду, когда появится издание в мягкой обложке. Кажется, ему действительно понравилось. Слава Богу. Она чуть с ума не сошла, пока не надумала, что ему купить. Не так просто сделать подарок миллионеру — особенно с ее средствами. — Пойду приготовлю чай. — Миссис Малик улыбнулась. Какое у нее странное выражение лица, подумала Мэгги. Почти самодовольное. Как только мать вышла из комнаты, Зейн вытащил из кармана тонкий футляр и протянул его Мэгги. — А это для тебя, — сказал Зейн ей. — Поскольку калькулятор, по-видимому, не слишком пришелся тебе по душе. Мэгги закусила губу. — Послушай, Зейн… — начала она. — Замолчи, — прервал он решительно, — и открой. Внутри лежало жемчужное ожерелье. Нежного кремового оттенка, полупрозрачное, изысканное — необыкновенно красивое. У девушки перехватило дыхание, она взглянула ему в лицо и тотчас же в уголках ее глаз показались непроизвольные жгучие слезы. — Послушай, Мэгги, — строго предупредил он. — Если ты будешь реветь даже над этим, то, клянусь, больше я никогда ничего тебе не куплю. И если оно тебе не нравится… — Конечно, оно мне нравится! Оно… оно просто великолепно! — запинаясь ответила Мэгги. — Никогда не видела ничего более прекрасного! Просто я не… не… — Постой. — Прервав ее бессвязную речь, взял ожерелье своей прохладной, твердой рукой и приложил его к шее девушки. Потом застегнул сзади миниатюрный замочек, для чего ему пришлось приподнять тяжелую копну ее волос. Мэгги подняла голову, и в висящем на стене зеркале увидела всю сцену. Жемчуг, молочно мерцающий на ее белоснежной коже, был моментально забыт, настолько она была заворожена представшей ее взору картиной. Мужчина застегивает ожерелье на женской шее. Драгоценность, которую он купил для нее. В жесте, которым Зейн поддерживал шелковые пряди ее волос, было что-то щемяще интимное, от чего у Мэгги задрожали губы. Их глаза встретились. Словно прочитав невысказанные мысли Мэгги, Зейн сразу выпустил ее волосы и безжалостной рукой отстранил ее от себя. — Не пора ли тебе позаботиться о завтраке? — предложил он голосом, в котором не было и следа теплоты, и Мэгги с ужасом поняла, что Зейн поступил так намеренно. Она что, забыла, что занимает сейчас место своей матери? А это означало приготовление пищи для Зейна и его матери. — Конечно, — отозвалась Мэгги безжизненным голосом и, выйдя в коридор, пошла на кухню, где миссис Малик как раз заваривала чай. Увидев, что девушка надевает передник, она недоуменно подняла брови. — Оставь это, попей сначала чая. — Нет, благодарю вас, — ответила Мэгги. — Зейн потребовал завтрак. — Зейн? Потребовал завтрак? Ты уверена в этом? — Как в том, что яйца есть яйца, — саркастически заметила Мэгги, разбивая яйцо в чашку. Но когда миссис Малик ушла, ее рука сама потянулась к шее, так ей захотелось ощутить холодные, гладкие округлости жемчужин. За завтрак в столовой сели все вчетвером. Высокий стульчик Лори стоял между Зейном и его матерью. Мэгги изо всех сил старалась выглядеть спокойной, но ей трудно было разговаривать в обычной, непринужденной манере, когда она знала, что он намеревается соблюдать между ними дистанцию. Тяжело вздохнув, она отодвинула нетронутую тарелку. Если дела пойдут так и дальше, то можно себе представить, каково будет ей жить с ним в Лондоне, угрюмо подумала она. — Ты не голодна? — удивился Зейн. — Нет, не голодна! И нечего делать вид, будто обычно я набрасываюсь на еду! — неожиданно резко ответила Мэгги. — Я и не делаю. Но вчера за ужином ты тоже почти ничего не съела. Так, значит, он и это заметил. — Должно быть, на меня так действует Рождество, — не слишком удачно пояснила она. — Хм. — Он нахмурился и смял свою салфетку. После завтрака Мэгги позвонила матери. Ребенок сестры упорно не желал появляться на белый свет. Затем они все вместе поехали в «бентли» Зейна послушать рождественскую мессу в местной церкви. Гости должны были собраться к двенадцати часам, и после прибытия домой Мэгги направилась прямо на кухню. Она только начала готовить бутерброды, как услышала какой-то шум у двери и, подняв, голову, к своему удивлению, увидела в проеме высокую, элегантную фигуру Зейна. — Привет, — сказал он с едва заметной усмешкой. — Привет, — холодно ответила она. — Где Лори? — Спит. Он снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук. При виде маленького треугольника обнаженной загорелой кожи у Мэгги по спине невольно пробежали мурашки. Перестань мучить себя, сказала она самой себе. Лучше всего совсем не смотреть на него. Со злости она плюхнула на булочку слишком большой кусок масла. — Перестань дуться, Мэгги, — насмешливо сказал он. — Я не дуюсь. — Тогда почему ты избегаешь меня? — Вот почему, — ответила Мэгги, показывая на лежащую перед ней гору булочек. — Я занята. — Я тебе помогу. Что мне делать? — миролюбиво сказал он и начал закатывать рукава белой рубашки. У него были самые сильные руки из всех, которые она когда-либо видела — мощные, рельефные, твердые мышцы, покрытые черными волосками. И еще более загорелые, чем грудь. Мэгги с трудом проглотила комок в горле. — Но ты же не можешь работать в таком виде! — запротестовала она. — Боже мой, на тебе же шелковая рубашка! — Ну и что? — Ты ее испортишь! — Ерунда, — спокойно возразил он. — Кроме того, на тебе тоже лучшее твое платье… — Это не лучшее мое платье… — А зря. Оно идет тебе гораздо больше, чем тот кусочек ткани, который ты нацепила на себя позавчера, — безжалостно заметил он. — Мне кажется, мы договорились забыть про это? — спросила она. — Договорились. — В его глазах зажегся огонек. — Но ты так и не сказала мне, что надо делать. Больше всего ей хотелось, чтобы Зейн ушел из кухни и не дразнил ее воображение. — Спасибо, но я не нуждаюсь в помощи, — ответила она голосом, холодным как лед. — Я вполне в состоянии справиться сама. Он нахмурился. — Тогда откуда этот ханжеский высокомерный тон? Она грохнула об стол терку для сыра. — Он вовсе не ханжеский. — Ханжеский. — А если даже и так, что из того? Спасибо тебе, но мне не нужна помощь. Я свое место знаю! — Мэгги бросила на него свирепый взгляд. — Твое место? — переспросил он. — Я на работе, Зейн, — сказала она многозначительно. — Сегодня утром ты совершенно ясно указал, где мне следует быть, не так ли? На кухне. Вот я и нахожусь на кухне. И предпочитаю делать свою работу так, как это нравится мне. Не обращая внимания на ее слова, он взял большую креветку и начал ловко чистить ее. — Я вовсе не хотел тебя обидеть, — сказал он как будто невзначай. — Просто мне показалось, что неплохо было бы прервать нашу беседу. — Его взгляд был прям и ясен. — Начали возникать кое-какие… — он помолчал с минуту, — осложнения… если можно так сказать. А осложнения мне совсем ни к чему. — Ну ладно, — прервал он себя неожиданно деловым тоном. — Что мне делать с этими креветками? — Не искушай меня! — резко ответила Мэгги. Воцарилось гробовое молчание. Чувствовалось, что в Зейне происходила какая-то внутренняя борьба. — Но в этом и заключается одно из осложнений, правда ведь? — наконец произнес он как бы нехотя, но голос его прозвучал мягко и чувственно. — Именно ты искушаешь меня. — Я? — Сердце Мэгги забилось как сумасшедшее. Она и сама понимала это, но когда Зейн признал… — Ты прекрасно знаешь, — едко сказал он и замолчал, глядя на раскрывающиеся ему навстречу губы девушки, на огромные, потемневшие глаза и бешено пульсирующую жилку на виске. — Может, ты и невинна, Мэгги, но тебя никак нельзя назвать глупой, — с расстановкой продолжил он. — Надо быть полным идиотом, чтобы не видеть, что между нами существует некое… влечение. Ее сердце разочарованно упало. В его устах сказанное прозвучало почти как оскорбление. — И ты видишь в этом проблему? — Пока нет. — Он бросил на нее пристальный, оценивающий взгляд. — Хотя они вполне могут возникнуть. Не могу же я — допустить, чтобы дошло до этого, не так ли? — безжалостно прибавил он. — Ради нас обоих. Хватит. — Нетерпеливым жестом он указал на стол. — Так как же креветки, Мэгги? — Креветки? — повторила она с замешательством, раздираемая болью мысли о том, что Зейн, признавший, хотя и неохотно, что находит ее привлекательной, считает, что должен противиться своему чувству любой ценой. — Что ты собираешься делать с креветками? — спросил он с нарочитым спокойствием, как человек, терпение которого подходит к концу. Она стиснула зубы, хорошо зная, что ей хотелось бы сделать с этими креветками. Швырнуть их в эту ненавистную наглую рожу! Вместо этого, махнув рукой, она указала на поднос, полный треугольничков, тщательно вырезанных из ломтиков поджаренного хлеба. — Клади на них. Сперва намажешь мягким сыром, потом положишь по креветке на каждый и посыплешь сверху кориандром. Они работали в полном молчании, прерываемом только вопросами Зейна на кулинарные темы и сухими, краткими ответами Мэгги, поэтому, когда он наконец отложил нож в сторону, она вздохнула с облегчением. — Ладно, с этим покончено, — сказал он. — Теперь, пока Лори еще не проснулась, пойду разберусь с выпивкой. — Спасибо за помощь, — нехотя сказала Мэгги. — Не стоит благодарности. — В карих глазах зажегся привычный огонек. — Как я вижу, моя компания доставила тебе массу удовольствия. Сделав вид, что полностью увлечена процессом нарезания лука, Мэгги из-под полуопущенных ресниц наблюдала за уходящим Зейном, и только когда его стройная фигура скрылась за дверью, со вздохом отложила нож. О том, что он считает ее привлекательной, Зейн говорил с таким видом, будто для него это было неприятностью, от которой необходимо избавиться! Он считал, что из-за этого могут возникнуть проблемы. Никогда в жизни она не слышала ничего более нелепого и обидного… Помня о том, что он усомнился в ее способностях в приготовлении пищи, и желая поразить Зейна своим кулинарным искусством, Мэгги потратила на изготовление бутербродов столько времени, что едва успела вымыть руки, причесаться и подкрасить губы, как раздался звонок, возвещающий о прибытии первого гостя. Оказывается, миссис Малик нисколько не преувеличивала, когда говорила о количестве принятых приглашений, невольно улыбнувшись, думала Мэгги, наблюдая, как в холл вплывали все новые и новые посетительницы. Было очевидно, что слух о возвращении Зейна действительно распространился по поселку, потому что каждая появляющаяся в дверях женщина моложе тридцати лет была в туфлях на высоких каблуках, совершенно неподходящих для нынешней погоды. — Неплохо бы предупредить хирургическую клинику, чтобы там были наготове, — шепнула Мэгги миссис Малик, помогая ей принимать от гостей верхнюю одежду. — Не будь такой злюкой! — ответила миссис Малик, но когда она повернулась, чтобы проводить очередную партию прибывших в гостиную, где им будет предложено шампанское, в глазах хозяйки горел озорной огонек. Мэгги окинула взором гостиную. Зейна можно было разглядеть с большим трудом — его окружал плотный заслон беспрестанно щебечущих женщин, встряхивающих гривами своих волос как взбесившиеся лошади, выпячивающих зады и смеющихся надо всем, что бы он ни сказал, неважно, было ли это на самом деле смешно или нет. Руководствуясь каким-то мазохистским чувством, Мэгги подошла поближе, туда, откуда она могла слышать звенящий хохоток и кокетливые замечания: — О, Зейн, какие ужасные вещи ты говоришь! — Зейн, неужели у тебя появились седые волосы? — Зейн, мы даем обед специально в твою честь, и я просто не приму от тебя отказа! Как только его не стошнит от такого жеманства? Мэгги сделала огромный глоток шампанского, чуть не подавившись при этом. — Вижу, он по-прежнему пользуется большой популярностью у женщин, — сухо заметила миссис Малик, похлопав Мэгги по спине. — Они похожи на обитателей зоопарка, — быстро проговорила та. — Или на стаю пираний, рвущих человеческое тело. Триша Малик кинула на Мэгги проницательный взгляд и покачала головой. — Насчет этих я бы на твоем месте, Мэгги, не беспокоилась, — с пониманием сказала она. — Я вовсе… Но миссис Малик уже отвернулась, чтобы поприветствовать очередного гостя. Мэгги посмотрела в свой пустой стакан. На что намекала миссис Малик? На то, что она знает о чувствах Мэгги к ее сыну? И если она не должна беспокоиться из-за собравшегося в углу женского клуба, тогда кто же должен вызывать у нее тревогу. А может, она хотела сказать, что Зейн до сих пор верен памяти покойной жены? Мэгги вспомнила Перри — гибкая зеленая тростинка в платье с блестками, смеющийся широкий и очень красный рот и вьющиеся по спине белые волосы. Конечно, Зейн до сих пор верен ее памяти. Ведь он любил ее настолько, что даже женился. И у них родился ребенок. Ее постигла внезапная и жестокая смерть. И хотя некоторые из женщин, толпящиеся сейчас вокруг Зейна, были тоже красивы, Перри Эдвардс они просто в подметки не годились. С приклеенной улыбкой на губах Мэгги ходила по гостиной, обнося гостей шампанским и бутербродами. Самая красивая и стервозная из девушек, Келли Уорден, смотрела сквозь нее, по-видимому совсем не желая узнавать, хотя они несколько лет учились в одном классе. Она стоит так близко к Зейну, что кажется просто приклеенной к нему, с возмущением заметила Мэгги. Келли взяла с предложенного ей подноса бутерброд и сунула его в рот. — Благодарю, — процедила она, и взглядом, полным чувства собственного превосходства, окинула облегающее платье Мэгги, затем обернулась, к Зейну, театрально хлопая ресницами. — Какая у тебя прекрасная помощница. В наше время трудно подыскать хорошую прислугу, правда? Должна сказать, что бутерброды просто великолепны. По глазам Зейна Мэгги заметила, что это замечание вызвало у него крайнее раздражение, но торопливо предупредила попытку с его стороны выступить в ее защиту. Она сама могла постоять за себя! — Тогда ты должна сказать спасибо Зейну, — пропела она сладким, как сахарный сироп, голосом. Келли удивилась так, словно с ней заговорил стоящей рядом стул. — Что вы сказали? — надменно спросила она. — А то, что бутерброд, который ты только что съела, — охотно объяснила Мэгги, — приготовил Зейн. Он так любит готовить! — воскликнула она, превосходно подражая тону Келли. Зейн бросил на нее поверх головы Келли веселый, но слегка укоризненный взгляд. Мэгги же, одарив его приветливой, однако полностью лишенной какого-либо раскаяния улыбкой, упорхнула, оставив Келли стоять с раскрытым от недоумения ртом, что делало ее похожей на рыбу. Вскоре Мэгги принялся обхаживать второй сын местного баронета. Это, по крайней мере, позволило ей скоротать время, тянувшееся страшно медленно. Он дышал на нее винным перегаром и был очарован ее золотистыми глазками — или, во всяком случае, не уставал повторять это. Мэгги терпеливо выслушала историю о том, как он в прошлом году, к своему несчастью, обручился с неподходящей девушкой. — Мне надо было выбрать кого-нибудь вроде тебя, Мэгги, — заявил он, оглядывая ее с головы до ног с некоторой тоской во взоре. — Но мне только восемнадцать, Гарри! — торопливо возразила она. — Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве. — Ведь твое имя не Зейн Малик, добавила она про себя. Взгляды, посылаемые Зейном в ее направлении и с каждой минутой становившиеся все угрюмее и угрюмее, только увеличивали решимость девушки не выказывать перед нудным собеседником обуревающую ее скуку и с понимающим видом кивать при каждой паузе в разговоре. Она тоже может играть в игру. Ведь Зейн определенно не делал никаких попыток к тому, чтобы каким-либо образом отделаться от сгрудившихся вокруг него красавиц, со злостью отметила она, и Келли продолжала стойко удерживать завоеванную ею позицию. После ухода гостей Мэгги решила, что перед тем, как Зейн повезет их с матерью обедать, ей необходимо подкраситься, но не успела уединиться, как он внезапно ворвался к ней в комнату. Дверь ее спальни была тяжелой и надежной, но в этот момент ей стало страшно за петли. — Ты когда-нибудь слышал о том, что надо стучать перед тем, как войдешь? — ядовито спросила она. Его реакция была весьма бурной. — А ты когда-нибудь слышала о том, как отвратительно кокетство? — бросил он в ответ с гримасой негодования на лице. Мэгги вскочила на ноги как ужаленная. — Что ты сказал? — Что слышала, — мрачно произнес он и закрыл за собой дверь с решительностью директора школы, намеревающегося обрушить громы и молнии на голову непутевого ученика. Девушка выпрямилась во весь рост и бросила на Зейна гневный взгляд. — О чем, черт возьми, ты говоришь? — Я говорю о твоем умении напускать на себя этакий вид — смесь невинности с безудержной чувственностью. О том, что стоит тебе посмотреть на мужчину своими колдовскими золотистыми глазками, похлопать ресницами и приоткрыть губки, которые, кажется, только и ждут, чтобы их поцеловали, как он теряет голову! Сердце девушки наполнилось радостью. — Ты имеешь в виду… себя? — Нет, я имею в виду не себя! — взорвался он. — Я говорю о молодом идиоте, у которого в голове всего одна извилина, но зато есть титул. Тебе нужно именно это, Мэгги? Титул? — Не будь смешным, Зейн! — усмехнулась Мэгги. — Кроме того, я вовсе не хлопала перед ним ресницами. — Нет, хлопала, черт бы тебя побрал! Ты забыла, что я находился в той же комнате? Я наблюдал за тобой! — Кстати, — не удержалась она, — а как насчет Келли Уорден? — А при чем тут она? — Судя по ее взгляду, у нее на уме было нечто гораздо большее, чем простые поцелуи! — Не говори глупостей! — отрезал он. — В это время я как раз разговаривала с Гарри. Он изливал мне все, что было у него на сердце… — Могу себе представить, что он… — оборвал ее Зейн. — А вот это… — она бросила на него вызывающий взгляд, — это, мне кажется, совершенно тебя не касается, Зейн Млик! — Нет, касается, — возразил он, — поскольку ты будешь жить в моем доме и присматривать за моей дочерью… И ты считаешь, что я могу сбить ее с пути истинного? — Я хочу знать, не будут ли возле моего порога толпиться обожатели с разбитыми сердцами? — Весьма вероятно, — любезно согласилась она. — Но при нынешнем положении вещей все они, скорее всего, окажутся женского пола, и если уж кто и будет разбивать сердца, то именно ты! Но ее ироничное замечание отнюдь не разрядило обстановку. — Не будь так чертовски беспечна! — А ты не будь так чертовски напыщен! — Боже мой, Мэгги, — сказал он безнадежным тоном. — Неужели ты не понимаешь, какое впечатление производишь на мужчин в платье, которое так выгодно подчеркивает золотистый оттенок твоих глаз и мягкую, как персик, кожу? И что оно так плотно обтягивает тело, будто на тебе вовсе ничего нет? — закончил он хриплым голосом. — Прекрати, Зейн! — протестующе воскликнула Мэгги, чувствуя, как от появившейся в его голосе нотки чувственности у нее начинает сильнее пульсировать кровь в жилах. — Но в этом-то и вся беда, — пробормотал Зейн. — Боюсь, что просто не в состоянии этого сделать. — Глаза его были полузакрыты, темны… опасны. — А может быть, мне нужно сделать то, что я должен был сделать гораздо раньше, а Мэгги? Сердце девушки билось оглушительно. — Что, — с трудом прошептала она прерывающимся от волнения голосом. Он взял ее руки в свои, посмотрел сначала на них, потом ей в глаза. Сейчас он совсем не похож на хорошо ей знакомого Зейна, подумала Мэгги. В его глазах стояло что-то, чего она не видела ни разу за все годы знакомства с ним. А она так мечтала увидеть, но не смела даже надеяться. Обнаженная и хищная страсть. Зейн прочел вопрос в ее глазах и кивнул. — Да, я собираюсь поцеловать тебя, — сказал он хрипло, и Мэгги замерла в ожидании. — Ты хочешь знать почему? Нет, она этого не хотела. Она хотела, чтобы он заключил ее в объятия и зацеловал до полусмерти. Но Зейн был собран и хорошо владел собой, несмотря на бешено дергающийся мускул на загорелой щеке. И явно ожидал получить от нее ответ. — Потому что тебе этого хочется, — пролепетала она, еле шевеля пересохшими губами. — Да, частично потому, что хочется, — угрюмо согласился он. — Но и для того, чтобы утолить эту чертову потребность. Ее глаза широко раскрылись от удивления. — Н-не понимаю. — Разве? — Он невесело рассмеялся. — Что ж, тогда, значит, нас уже двое. Никогда еще я не попадал настолько во власть к своим гормонам — во всяком случае, насколько мне это помнится. Мэгги задрожала и отвернулась. — Какую уродливую форму ты выбрал, чтобы выразить свои чувства ко мне. Но он резко повернул ее лицом к себе. — Ты имеешь в виду правду? Голую, неприкрытую правду? Тебя это беспокоит? — Но если дело только в гормонах, — запинаясь, пробормотала она готовым вот-вот сорваться голосом, — то почему бы тебе не пойти к Келли? Уверена, она будет только рада угодить тебе. Он снова кивнул, и на его лице появилось знакомое ей угрожающее выражение, делающее его похожим на дьявола во плоти. — Да, — тихо произнес он. — Насчет этого ты права. Сегодня ночью я мог бы оказаться в постели Келли. А возможно, и раньше, если бы очень этого захотел. — Так в чем же дело, ты, самонадеянный, надменный… — Мэгги попыталась освободиться, ей было нехорошо, она живо представила себе обнаженных Зейна и Келли на смятых простынях его постели. В ней боролись два чувства — жаждущая крови ярость и неимоверной силы желание, желание того, чтобы в постели с ним лежала она, она, а не Келли. И больше никто и никогда. Только она одна. — Но я не хочу этого, — продолжил он. — Но и не хочу желать тебя так, как я тебя сейчас желаю, Мэгги. — Почему же? — Потому что мои помыслы нечисты. Она испытала чувство полного триумфа, но промолчала. Зейн же внимательно посмотрел на нее. — И потому что это просто невозможно. — Но почему? Он устало вздохнул. — Черт бы побрал… твою проклятую настойчивость, — сказал он больше себе самому, чем ей. — Не говоря уже о твоем возрасте и о том, что ты будешь жить в моем доме и присматривать за моей дочерью… — Но мне не обязательно это делать, — быстро вставила Мэгги. Зейн неохотно покачал головой. — Если бы я нашел какой-нибудь другой способ помочь тебе сдать экзамены! Но даже если откинуть все это, на кону стоит нечто гораздо более важное. — Он замолчал, очевидно затрудняясь говорить дальше. — Пожалуйста, не останавливайся, Зейн, — вырвалось у Мэгги. — Я уже взрослая, ты же знаешь. — Да, ты все время говоришь мне об этом. — Скажи, что тебя тревожит, — настаивала она. Он нахмурился и тяжело вздохнул. — Я боюсь причинить тебе боль, Мэгги, — сказал он с мягким нажимом. — Это ты понимаешь? Значит, все-таки ее чувство было неразделенным. Вздернув подбородок, она с вызовом посмотрела прямо ему в глаза. — Тогда, если твои чувства действительно таковы, то тебе лучше уйти. — Да, я уйду. Но только после того, как поцелую тебя. Она отвела глаза, и Зейн тихо рассмеялся. — Но ты только что сказал… — Ты ничего не знаешь о человеческой природе? — пробормотал он. — Не знаешь, что запретный плод всегда сладок? Это околдовывает, заставляет желать несбыточного. И иногда наилучший способ навсегда избавиться от искушения — поддаться ему всего… один раз… — С последними словами он медленно склонил голову, намереваясь поцеловать. В каком-то дурмане Мэгги встретила его губы. Сначала поцелуи были легкими, мучительно короткими — поцелуи, которые заставили ее прильнуть к нему и приоткрыть рот, приглашая его язык внутрь, чтобы она могла почувствовать вкус Зейна, сладость Зейна. Он изучал рот Мэгги с томительной обстоятельностью, пока наконец у нее не возникло ощущение, что больше ему изучать нечего, что поцелуи вот-вот прекратятся. Но нет, поцелуи продолжались, становились все требовательнее, все интимнее. И вскоре уже ему захотелось большего, и Мэгги почувствовала, как ее страстно жаждущие ласки соски коснулись груди Зейна. Он глухо застонал, оторвал губы от ее рта, наклонил голову ниже и, взяв гордо поднявшийся сосок губами, начал ласкать его сквозь мягкий материал платья. Голова Мэгги откинулась назад, от переполнивших ее блаженных ощущений, пронзивших, казалось, все тело, она громко всхлипнула. Руки как будто сами скользнули под пиджак, ногти яростно впились в спину мужчины. Мэгги испытывала страстное желание разорвать ткань, ощутить вместо нее шелк его кожи. — Тигрица. — Она услышала его смех и, не уверенная в том, действительно ли он произнес это слово, продолжала впиваться ногтями в спину Зейна, чувствуя, что ему это нравится. Черт побери, ей это тоже нравилось! Рот Зейна оторвался от ее груди, и у Мэгги вырвался негромкий протестующий возглас, но вскоре она уже ощутила его прерывистое дыхание на своей шее — он покрывал ее нежными поцелуями. Потом, властно схватив девушку за талию, крепко притянул ее к своему крепкому, мускулистому телу, спустив руки ей на ягодицы. Судорожно вздохнув, Мэгги была готова отдаться его воле, его объятиям, дрожа от нетерпения, ощущая во всем теле какие-то примитивные, пульсирующие, расходящиеся по жилам импульсы. Зейн вновь потянулся к ее губам, и, жадно приняв его, она искушающе проникла языком в его рот. Два языка вызвали друг друга на эротическую дуэль. — О-о… Восхитительное противоборство продолжалось, тела содрогались от неконтролируемой дрожи. Закинув руки ему за голову, Мэгги отчаянно пыталась прижаться к Зейну еще теснее. Но это было невозможно, по крайней мере до тех пор, пока их разделяла одежда… Зейн начал задирать ее платье, нетерпеливыми пальцами собирая его складками у бедер, и вскоре уже его ладонь коснулась ее обнаженной кожи, быстрыми, ласковыми движениями обежала контуры таза, прошлась по плоскому животу. Мэгги знала, чего он хочет, даже до того, как пальцы Зейна скользнули под ее кружевные трусики и начали спускать их по стройным бедрам. Она выгнулась навстречу ему, приглашающе, умоляюще, а он продолжал нежными круговыми движениями ласкать округлости обнаженных бедер, до тех пор пока она не почувствовала, что не в состоянии больше терпеть этой муки. — Пожалуйста, — взмолилась она, как в бреду, почти не осознавая, что говорит. — Пожалуйста, Зейн… С потемневшим от страсти лицом Зейн поднял ее, донес до кровати и положил на нее. — Я хочу тебя, Мэгги, — прерывисто произнес он. — Да простит меня Бог, но я хочу тебя. Как тебе удалось настолько околдовать меня, дорогая? Я полностью в твоей власти, знаешь ли ты это? Ты так красива, так желанна, что я не могу противиться тебе. Поэтому останови меня, дорогая… скажи, чтобы я ушел… — Нет, — прошептала Мэгги в ответ, не в силах сдержать радостной улыбки от страсти, прозвучавшей в его словах. — Я не хочу, чтобы ты останавливался. — Как будто откуда-то со стороны услышала она свой голос, звучавший непривычно невнятно — так распухли ее губы от поцелуев. — Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. Зейн. Хочу больше всего на свете. При этом она ненароком коснулась рукой твердого бугра между его ног и услышала негромкое проклятие, видимо, долженствующее обозначать крайнее блаженство. Поэтому она опять, уже намеренно, коснулась его в том же месте и на этот раз почувствовала, как мужчина вздрогнул от удовольствия. — Боже мой, не надо, — прошептал Зейн. — Но почему? Тебе не нравится? — Ты знаешь, что нравится, — ответил он и жестом собственника провел ладонями по ее бедрам. — Ты отлично знаешь это. Руки Зейна продолжали блуждать по телу девушки, а она начала лихорадочно рвать его брючный ремень… Неожиданно раздавшийся громкий плач превратил их в неподвижные статуи. Лори! На какой-то момент время как будто остановилось. Они лежали, замерев в недвусмысленной позе, ладонь Зейна по-хозяйски расположилась между ее ног, а Мэгги сжимала в руках пряжку его ремня. Внезапно он отдернул руки — так резко, как будто коснулся раскаленного металла, — и на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, ей показалось, что он постарел лет на пять. Лицо его исказила гримаса отвращения. Сейчас он походил на человека, которому позволили заглянуть в ад и предупредили, что он, может, останется там — и навсегда. Карие глаза Зейна горели осуждением, он грубо схватил ее за плечи и приподнял. — Бога ради, Мэгги! — яростно воскликнул он. — Сколько мужчин проделывали с тобой то же самое? Скольким ты позволяла себя раздеть и ласкать. Целовать твою грудь, как это только что делал я? — Зейн! — изумленно воскликнула Мэгги, но он, яростно замотав головой, продолжал как одержимый: — Если бы не Лори, я сейчас занимался бы с тобой любовью, разве нет? Так сколько же их было, Мэгги? Ради Бога, скажи мне! Мэгги прерывисто вздохнула, испытывая почти физическую боль; она попыталась оттолкнуть его, но безуспешно. — Как ты смеешь?! — дрожащим голосом воскликнула она. — После того как ты только что со мной поступил, у тебя нет права ни на какие вопросы. Как ты можешь говорить обо мне, словно я нечто вроде… шлюхи… Он с шумом выдохнул, встал и отошел от кровати. Мэгги упала обратно на мягкие подушки. Зейн постоял, молча глядя на нее, на его лице была написана смесь сожаления и презрения к самому себе. И разочарования. — Ты права, — наконец сказал Зейн лишенным эмоций тоном. Но она скорее предпочла бы страстную, гневную отповедь, а не это ледяное безразличие. Он продолжил тоном судьи, выносящего приговор: — Мое поведение было непростительным, Мэгги. Во-первых, потому что я почти что изнасиловал тебя, а во-вторых, абсолютно несправедливо морализировал на твой счет, не имея на то никакого права. — Да, не имея! — согласилась Мэгги, со злостью откидывая назад растрепавшиеся волосы. — Ведь что бы ты ни делала, — продолжил он, — и с кем — это абсолютно не мое дело. Несправедливые слова Зейна заставили ее сесть и вызывающе вскинуть голову. — Не говори ерунды, Зейн. Ты прекрасно знаешь, что у меня не было ни одного мужчины! Их взгляды встретились, воцарилось напряженное молчание, по-видимому, Зейн обдумывал ее слова. Наконец он тяжело вздохнул и в его глазах зажегся какой-то непонятный огонек. — Да, я это знаю, — признался он. — Но люди иногда говорят страшные глупости, особенно, когда находятся в состоянии… — Зейн поморщился и не докончил фразу, но Мэгги и не нуждалась в этом, потому что сама испытывала столь же сильное потрясение, как и он. Однако последующие слова Зейна ошеломили ее: — Все это не имеет значения — по крайней мере, в данный момент. Нам лучше забыть обо всем. — Забыть? — недоуменно повторила Мэгги. Неужели он способен забыть о том, что случилось? — Да, забыть, — подтвердил он не допускающим возражения тоном. Мэгги не знала, насколько приличным считается для женщины бороться за то, чего она желает, однако собиралась это сделать! — Но я хотела, чтобы ты изнасиловал меня! — воскликнула она с горящими от смущения щеками. — Хотела, чтобы ты занялся со мной любовью, да и ты хотел того же, Зейн! Разве это так уж плохо? Он нетерпеливо покачал головой. — Не то чтобы плохо. Более подходящим словом будет «неуместно». — Губы Зейна скривились в полупрезрительной усмешке. — Боже мой, — как бы не веря самому себе, прошептал он. — Боже мой, я чуть было не сделал этого. Я поступил как какой-нибудь… какой-нибудь… — Бога ради, прекрати причитать! — воскликнула Мэгги, холодея от одного взгляда на его лицо. — И перестань смотреть на меня так! Это не грех и не преступление. Это… — Этого больше никогда не должно случиться, Мэгги, — угрюмо ответил Зейн. — Ты понимаешь? Несмотря на то что ее губы тряслись, она посмотрела на него с вызовом. — Понимаешь? — повторил он с угрозой в голосе. Но Мэгги опять не ответила, боясь сказать или сделать что-нибудь, что вызовет его гнев. — Я отнюдь не горжусь тем, что сейчас произошло, — сказал Зейн голосом, в котором вновь появились судейские нотки, только на сей раз его слова звучали как смертный приговор. — Но ты можешь быть спокойна — больше этого не повторится. Она же не желала быть спокойной! Ей хотелось именно повторения. Хотелось, чтобы он дошел до конца — может быть, не сейчас, но хотя бы когда-нибудь в будущем! Ведь она любила этого человека, любила с тех пор, как помнит себя! — Но, Зейн… Отрицательно покачав головой, он молча наклонился над кроватью и одним движением, со знанием дела натянул на нее трусики, всколыхнув этим угасшее было чувство ревности. — А теперь вставай, Мэгги, — негромко приказал он. — У нас заказан столик. Мне еще надо взглянуть на Лори, да и мать наверняка недоумевает, что тут с нами случилось. Мэгги виновато покраснела и уставилась на него в безмолвном ужасе. Боже мой! Ведь дверь была не заперта, и миссис Малик могла войти в комнату в любую минуту! — Да, — устало подтвердил ее мысли Зейн, его неприступный вид обезоружил ее. — И молю Бога, чтобы она не начала подозревать. Давай вставай, — снова, на этот раз с большей настойчивостью, потребовал он, и, подчинившись, Мэгги поднялась на дрожащих ногах. Зейн окинул ее холодным оценивающим взглядом, задержался на темном круге на груди, оставленном его страстным поцелуем, и недовольно поджал губы. — Лучше бы тебе переодеть платье, — резко сказал он. — Не можешь же ты выходить на люди в таком виде. Как только за ним закрылась дверь, Мэгги опять рухнула на постель, ноги не держали ее. Все тело болело, она чувствовала себя разбитой и страшно злой.

Надеюсь вам понравится:) Надеюсь кто-то ждал продолжения?:) Спасибо что оставляете отзывы:) Но хочется видеть и другие:) Спасибо за лайки:)