Шедевр

      Проснувшись ближе к полудню, когда ветер ворвался в комнату и начал предпринимать отчаянные попытки лишить меня покрывала, я, как ни странно, чувствую себя просто замечательно. Можно подумать, я провела ночь не неизвестно где, а на лоне природы. Я полна сил и готова к новым открытиям.       Оскар никак не комментирует мое возвращение в мир бодрствующих людей. Черт, я ведь даже никак понять не смогу, в доме он или нет. Мыслей о плане побега по-прежнему нет. Даже намеков на них не наблюдается.       Ручку и тетрадь я предусмотрительно беру на этот раз с собой. Мало ли, в какую часть дома сегодня занесут меня ноги. Лучше всегда иметь письменные принадлежности при себе на случай резких приступов вдохновения. Сегодняшним моим участком исследований я выбираю ту самую увитую плющом комнату, что приметила раньше. Ею оказывается небольшая крытая оранжерея, плавно перетекающая в балкон.       Вид отсюда открывается просто шикарный. Это не смотреть сквозь разбитое окно, тут совсем другое. Я с удовольствием подставляю лицо ветру и солнечным лучам и оглядываю открывшуюся моим глазам панораму. Живут же некоторые, а! Тут тебе на территории и бассейн, и планетарий, и часовая башня, и парк. Даже представить не возьмусь, сколько же времени мне потребуется, чтобы все это осмотреть! А на самом балконе оказывается очень уютно. Стоит стол, стулья, кадка с гибискусом. Только вот стеклянная крыша местами разбита, но это не имеет значения и картину не портит. Кажется, я нашла новое место для творчества. Так и представляю, как буду сидеть за этим столом, любоваться видами, пить чай и писать, писать, писать.       Но подолгу тут рассиживаться тоже не имеет смысла, и я иду дальше. Следующая комната – продолжение оранжереи. Снова все увито плющом, уставлено цветочными горшками, расположенными, как ни странно, в такой гармонии, что хочется их нарисовать. А цилиндрическая колба с зелено-желтой жидкостью, стоящая у стеклянной стены, настолько органично вписывается в интерьер, словно так и должно быть.       И опять я не чувствую никакой неправильности, подходя к забальзамированному человеку. Не воспринимаю, как мертвого, как ни пытаюсь. На этот раз девушка, совсем молодая, лет двадцать пять. Длинные русые волосы разметались по плечам, очень красивое лицо. Словно живая. Черт, опять это «словно живая»! Вот привязалось! Венок из ромашек на голове, платье, словно состоящее из маленьких белых цветочков. И окружают ее огромные лепестки красной лилии. Можно подумать, что цветок раскрылся, и она появилась из него. Невероятная композиция!       – Ты когда-нибудь задумывалась о том, как сложно на огромном поле, на котором миллион цветов, найти один-единственный, что нужен тебе? – голос Оскара, раздавшийся, словно гром среди ясного неба, вырывает меня из омута размышлений. – Но я все же нашел ее, свою возлюбленную.       Что?! Уж чего-чего я ожидала, но только не этого откровения! Что же получается, Оскар знал одну из жертв? Возлюбленная? Я невольно вновь поворачиваюсь к девушке и качаю головой. Что же должно было произойти, чтобы ее постигла такая участь? Не мог же он поступить так из принципа, ради любви к своему искусству… Хотя… Не мне судить об этом.       – Я души в ней не чаял, – продолжает меж тем он. – Делал все для нее, а потом застал в постели с собственным механиком. Какая черная неблагодарность. – И нет в его голосе ни намека на сожаление или раздражение. Сухая констатация факта. – Но, несмотря на это, я все равно подарил ей бессмертие.       Мда, не самая оригинальная история расставания с любимым человеком. Я имею в виду измену, а не бальзамирование, конечно. Вот так живешь и не знаешь, что твой парень маньяк. А когда узнаешь, уже поздняк метаться. Впрочем, подобное случается все же не часто – какое-никакое, а разнообразие.       Я никогда не умела по-настоящему испытывать жалость или сочувствие, по крайней мере, относительно людей. Всякий раз, когда кто-то рассказывал мне о своих потерях и проблемах, я понятия не имела, что мне сказать и как его успокоить. Эти чувства всегда оставались для меня темным лесом, даже когда я была маленькой. Поэтому история Оскара и его бывшей девушки, что сейчас стоит передо мной в колбе, меня не трогает ни капли.       – Осуждаешь меня? – интересуется он, когда в молчании проходит какое-то время.       – Нет, с чего бы?       Поверить не могу, что действительно это сказала! Язык – предатель, каких мало! – в этом доме, кажется, начал жить своей независимой жизнью. А как иначе объяснить то, что говорю я совсем не то, что собираюсь? Вот и сейчас. По сути, я сказала, что одобряю убийство этой девушки! Но ведь это неправильно! Что бы она ни совершила, она не заслуживала такой участи! Хотя… Что толку сейчас об этом рассуждать? Интересно, это ее предательство толкнуло Оскара на этот путь? Или он уже тогда шел по нему, а она стала лишь одной из многих?       – Расскажи мне о ней, – прошу я, усаживаясь за стол на балконе и готовясь к страшным откровениям.       – А что тебе интересно? – по голосу Оскара слышно, что он улыбается.       Никаких конкретных вопросов мне в голову не приходит – хреновый из меня интервьюер, – так что я просто пожимаю плечами.       – Мне все интересно. – Тоже неплохой выход из положения. – Так что можешь рассказывать все, что захочешь.       – Как насчет тебя самой? – внезапно спрашивает он. – Как бы ты поступила, оказавшись на моем месте?       – Нууу, – задумчиво тяну я. Терпеть не могу такие вопросы, потому что моя реакция на сюрпризы подчас оказывается неожиданной даже для меня самой, и пытаться предсказать ее практически бессмысленно. – Я все-таки не на твоем месте и никогда на нем не была, так что не знаю. Врать не буду.       – У тебя никогда не было болезненных разрывов? – в голосе слышится легкое недоверие. Неудивительно. – Тебя никогда не бросал тот, кого ты любила?       – Если ты о моих парнях, то вынуждена тебя разочаровать, – я только качаю головой. – Нет, я не о том, что у меня их никогда не было. Были, конечно. В университете многие пытались ухаживать за мной, но… любила ли я хоть кого-то из них? Нет. Ровно как никто из них по-настоящему не любил меня. Никто не понимал, что я, в первую очередь, творец, а уже потом девушка. Так что, по сути, я никогда никого не любила по-настоящему, ибо ограниченность мышления современных людей откровенно удручает.       – О, это я как раз могу понять, – внезапно оживляется Оскар. – Правду говорят: встречают по одёжке. Но вся проблема в том, что со временем люди так и не учатся видеть дальше нее. Они считают, что знают человека, и не понимают, что на самом деле видят лишь маску, которую он выставляет всем напоказ. А под этой маской кроется еще одна маска, и так почти до бесконечности. Но люди предпочитают и готовы увидеть только то, что хотят увидеть. Все эти разговоры о ценности внутреннего мира так и остаются для большинства людей просто разговорами. И, несмотря на индивидуальность каждого отдельно взятого человека, большинство из них ничего, кроме одёжки, собой не представляют и отличаются друг от друга лишь фасоном и расцветкой.       Признаться, подобные мысли посещали мою голову много раз. И, видя, как у красивых и ярких молодых людей в головах подчас не было ничего, кроме веселья и тусовок, я снова и снова обалдевала от неправильности происходящего.       – А она была другой? – спрашиваю я, кивая в сторону комнаты с колбой.       – Мы познакомились во время путешествия по Греции, – приходит неожиданный ответ. – И я сразу заметил ее, одиноко стоящую у подножия колонны Парфенона. Нам было так интересно вместе. Я был рад, что наконец-то встретил человека, который меня понимает. Каково же было мое разочарование, когда в конечном итоге она оказалась очередной пустышкой, способной плюнуть в душу, даже не задумываясь о чувствах других. Чего она только не говорила в свое оправдание… Но в ее словах не было ни грамма сожаления. Просить прощения, ибо того требует этикет? Или чтобы «расстаться друзьями»? Какое там… Если даже ее слова был насквозь пустыми. А я просто не понимал, что здесь делает и чего от меня хочет эта чужая мне девушка.       «Прямо-таки история из дамского романа», – внезапно проскальзывает циничная мысль.       Вот только в дамских романах девушки обычно не заканчивают свою жизнь в сосуде с бальзамом…       Выходит, Оскар начал творить после разрыва с ней. Сомневаюсь, что нормальная девушка одобрила бы подобные увлечения своего бой-френда. А она, насколько я поняла, частенько бывала в этом доме. Подумать только, к чему может привести удар ножом в спину от любимой. Кто-то плюнет и забудет, кто-то впадет в долгую депрессию, кто-то поймет и простит. А кто-то простит и забальзамирует.       Черт, наверное, подобные мысли – это неуважение к ее памяти, как минимум, но я ничего не могу с собой поделать. Ну не могу воспринимать этих несчастных, как мертвых людей, хоть ты тресни! Если бы воспринимала, то, может, и не шутила бы. Но нет, я упорно считаю их живыми, оттуда и шуточки.       – А как возникла идея такой композиции? – спрашиваю я, вновь возвращаясь в оранжерею с девушкой.       Появилась из цветка, словно Афродита из морской пены… Издалека может показаться, что она просто спит. Глаза прикрыты, умиротворение на лице. Но, присмотревшись получше, я понимаю задумку до конца. На самом деле она не спит, а словно поет песню.       – Она очень любила водяные растения, – говорит Оскар. – Могла часами смотреть на кувшинки. Из-за этого я называл ее Нимфой. Или Нимфеей. Оттуда и композиция.       – Да ты у нас, смотрю, тот еще романтик, – я не сдерживаю усмешку.       – В нашем деле без этого никак нельзя, – отзывается он, никак не реагируя на мою подколку.       Сидя за столиком на балконе, я опять строчу, как одержимая, выплескивая на бумагу все свои мысли, наблюдения и предположения. Что ни говори, а все-таки я не ожидала, что среди жертв окажется бывшая возлюбленная Оскара. Любил ли он ее на самом деле? Или все его слова – это просто слова? Конечно, мы негласно договорились не лгать друг другу. Но слово, не подкрепленное ничем, так легко нарушить.       Как бы я поступила на его месте? Действительно хороший вопрос… Даже если предположить, что эта девушка действительно была его возлюбленной. Черт, это совершенно ничего не меняет для меня. Меня никогда не предавали в этом смысле. Парней, ушедших от меня, посчитав странной или ненормальной, я изначально в расчет не брала. У меня не было никого, чей уход из моей жизни стал бы для меня невосполнимой утратой.       Сгущаются тучи, и я кутаюсь в лежавший до этого на стуле плед. Начинает накрапывать дождик, ветер усиливается, резво листая страницы тетради, лежащей на столе. Я буквально в последний момент успеваю остановить ее от полета с балкона.       Возвращаться в спальню мне пока что не хочется, особого голода я тоже не испытываю, а посему справедливо решаю, что имею полное право пойти и осмотреть еще несколько помещений. Пройдя через оранжерею, я попадаю в комнату, похожую на небольшую гостиную. Светлые обои, большой бежевый диван с мягкими маленькими подушками, цветок в горшке в углу, картины на стенах, журнальный столик, торшер – все, что надо, чтобы отдохнуть после утомительного рабочего дня. Только телевизора нет, но это и к лучшему, ибо мне кажется, что в этом доме он будет смотреться настолько неуместно, что я абсолютно и полностью разочаруюсь. Ни телефона, ни телевизора, ни радио, ни компьютера, никакой связи с внешним миром, никаких шансов сбежать отсюда – идеальные условия, чтобы довести человека до отчаяния.       Увы, я уже достаточно отдохнула на балконе, поэтому задерживаться здесь никак не входит в мои планы. В выборе между лестницей на чердак и очередной двойной дверью побеждает лестница. Чердак встречает меня сущим беспорядком. Такого сборища всякого хлама я не видела даже в собственном подвале, куда благополучно свалила все барахло, оставшееся от прежних хозяев дома. В принципе, раз никаких дел у меня все равно нет, можно покопаться тут в поисках чего-нибудь этакого.       Уже в который раз подтверждая репутацию экстрасенса, Оскар озвучивает мои мысли практически дословно.       – Тебе тоже кажется, что чердак – это как сокровищница? Временами тут можно найти самые невероятные вещи. Порой я находил тут предметы, о существовании которых до этого даже не подозревал. Кто знает, может, на самом деле, этот чердак как-то связан с каким-нибудь потусторонним миром. Как думаешь?       Я уже открываю рот, чтобы дать ответ, когда мой взгляд привлекает движение на первом этаже. Пусть мельком и всего на долю секунды, но я определенно увидела там человеческую фигуру. С громким криком «Эй!» я бросаюсь вниз вдогонку, но, увы, бег никогда не был моей сильной стороной. В результате я спотыкаюсь на лестнице, и только чудо спасает меня от скатывания по ней кубарем. Полагаясь исключительно на интуицию, я настежь распахиваю двойную дверь и врываюсь в очередную комнату, стены которой увешаны головами чучел различных животных. Но мне некогда сейчас ими любоваться, потому что я отчетливо слышу за следующей дверью удаляющиеся шаги.       Открывшийся моим глазам зал, оказавшийся за дверью, выглядит по сравнению с предыдущей комнатой довольно уныло. Ни тебе обоев, ни камина, вообще ничего. Голые стены, пол и потолок, совсем как в том недостроенном туалете. Зал круглый, и на севере переходит в длинный коридор. Плюс тут еще две двери, что б им пусто было! Точно надо карту нарисовать!       Раздавшийся на дальнем конце коридора смех мгновенно отвлекает меня от созерцания унылости интерьера. Пройдя пару шагов вперед, я поворачиваюсь на звук голоса, ожидая увидеть все, что угодно. Но реальность оказывается не так сурова. Замеревшая в самом его конце, возле створчатых дверей лифта, фигура мужчины приветливо машет мне рукой, безукоризненно копируя мои собственные движения, когда я махала рукой в объектив камеры.       – Не догнала! – в голосе Оскара столько задорного ехидства, будто мы с ним и правда играли в догонялки, а я так и не смогла его нагнать.       Я же смотрю на него во все глаза – когда еще выпадет такой шанс! Мужчина среднего роста, светлые волосы до плеч сзади собраны в «хвостик», строгий костюм, правда, без пиджака, ярко-красный галстук-бабочка, только лица не видно. Его полностью скрывает маска, вроде тех, что носят на венецианском карнавале, только без украшений.       Так и стоим: он – у лифта, я – в круглом зале. И молчим. Наконец, я нарушаю тишину первой.       – Что ты делаешь?       – Ай-ай-ай, – качает головой он. – Жаль, что ты дала мне уйти. Догони ты меня, может, я и рассказал бы тебе что-нибудь интересное.       – Что тебе мешает сделать это сейчас? – интересуюсь я, делая шаг ему навстречу, но Оскар вскидывает руку в предупредительном жесте.       – Не советую подходить ближе, – произносит мой визави, и, словно в подтверждение его слов, из труб, что проходят по потолку коридора, вырывается пламя.       Я резко сдаю назад, потому что его жар чувствуется даже на таком расстоянии, и сквозь языки огня вижу, как Оскар скрывается за дверьми лифта. Вот блин! От досады выть хочется. Но кто же знал, что он появится именно сейчас? Не поймала я его, видите ли! К собственному удивлению, я внезапно осознаю, что всерьез сержусь на этого гостеприимного-хозяина-обожающего-играть-со-своими-гостями-в-кошки-мышки. С трудом поборов желание показать в камеру язык, ибо это будет совсем уж ребячеством, я все же разворачиваюсь и знакомым путем снова направляюсь на балкон, для себя решив сегодня хранить радиомолчание, как бы Оскар ни пытался вызвать меня на разговор. Тем более, что мне теперь снова есть, что писать.