POV Майк
Наверное, я слишком часто принимаю решения, которые оборачиваются полной катастрофой. В поисках нормальной жизни, в попытках что-то изменить я испортил все то хорошее, пускай этого и было не много, что у нас было. Я никогда прежде не видел, даже в зеркале, человека столь подавленного, каким стал Билли. Сначала известие о случившемся не послужило причиной психоза или панической атаки, но в нем сразу произошли серьезные изменения.
В тот вечер я все же пошел за ним и нашел его, сидящим, подогнув ноги, с сигаретой между дрожащими пальцами, которую он поднес к губам, но ни разу не затянулся. Сигарета догорала и грозилась вот-вот обжечь пальцы, а он не замечал. Я выхватил ее, он даже не пошевелился и продолжал держать пальцы так, словно между ними все еще была невидимая сигарета. Он не произнес ни слова, вероятно, потому что был не в состоянии. Я тоже молчал, понимая, что мне не подобрать нужных слов. Позднее у себя в голове я составил длинную душещипательную речь, но не смог произнести ни звука в тот момент, когда он в этом действительно нуждался. Нужные слова всегда приходят, когда что-либо говорить уже поздно.
Когда наш энтузиазм хлестал через край, нас обоих опьяняла мысль о жизни "за забором", но мечты оказались гораздо приятнее действительности. Эйфория развеялась, как только Билли бросил трубку на пол и пошел гробить себе легкие.
Не знаю, как Билли, а я миллион раз пожалел о побеге. Пускай в больнице с нами и обращались, как с ни на что не способными идиотами, которые проведут остаток жизни, волочась по коридорам, там у нас было ощущение безопасности. Это был наш островок, на котором не существовало проблем. Наше ничто, которое оказалось всем. И лишившись этого всего, мы оба растерялись.
Первую ночь мы провели в маленькой квартирке той официантки, чье имя я сейчас даже не вспомню, просто потому, что я так долго и отчаянно пытался выкинуть тот день из моей головы и потому, что у меня частично получилось это сделать.
Дальнейшая же наша жизнь стала невыносима. Мы питались в бесплатных столовых для бездомных и спали в ночлежках, в которые каждый день нужно было простаивать длинную очередь и надеяться, что места не закончатся на нас в очередной раз. Когда же это происходило, приходилось спать на скамейке, что было вдвойне унизительней.
Хотя, на самом деле, меня не особо заботили наши условия жизни — я переживал о Билли. Он не проявлял эмоций, закрылся в себе. Он снова оказался в клетке, только теперь клеткой стали его мысли. Я пытался поговорить с ним, но вновь чувствовал свою дипломатическую безнадежность. Лишь несколько раз я сумел достучаться до него.
— Ты объявил мне бойкот? В чем дело?
— Все в порядке, — отвечал он сухо.
— Да, конечно. Я тоже именно так себя веду, когда у меня все в порядке...
— Хорошо. Я убил друга! — вскрикнул он, взмахнув руками в своей привычной манере. — Ах, да, у меня же еще отец умер! А так все в порядке, правда.
— Ты же знаешь, что не виноват.
— Мне от этого должно легче стать?
— Наверное.
— Я столько раз говорил о ценности человеческой жизни и сам же ей пренебрег.
— Разве у такой жизни, которая ждала Фрэнка, могла быть цена?
— Кто я такой, чтобы это решать?
Он все чаще повторял, что наша жизнь стала еще более поганой, чем раньше, а я все чаще с этим соглашался.
Я стал замечать, что он постоянно смотрит в сторону и что, когда я с ним говорю, он смотрит куда-то через мое плечо.
— Он постоянно здесь, — шептал он и ухмылялся, хотя я прекрасно видел испуг в его, ставших пустыми, глазах. В те не многие разы, когда мне удавалось вывести его на разговор, он рассказал мне о своих галлюцинациях. Я жалею, что не придал тогда этому должного значения, потому что вскоре он перестал отделять реальность от галлюцинаций.
Я не принял мер, заметив первые проявления, и ничего не успел сделать, когда болезнь настигла кульминации. Тогда я понял, что развязка остается за мной, и, возможно, именно это решение морально убьет нас обоих.
Он мог сидеть всю ночь и смотреть на луну, почти не моргая, а когда мы гуляли по городу, и навстречу нам шли отец с ребенком, он начинал паниковать, разворачивался на девяносто градусов и исчезал прежде, чем я успевал отреагировать. Обычно я находил его сидящим под деревом, обхватив ноги руками и уткнувшись носом в колени. Он раскачивался вперед и назад и дрожал всем телом. Я пытался его успокоить, но от одного лишь моего прикосновения он вздрагивал, шептал что-то нечленораздельное и снова уходил. На нас испуганно смотрели прохожие, но я переживал лишь о нем. Попытки его найти оканчивались провалом, и мне в очередной раз приходилось ждать, пока он сам найдет нашу лавку или ночлежку. Один раз я нашел его там, валяющимся на полу и колотящим по нему кулаками. Все жались по углам и испуганно смотрели на это зрелище, пока я пытался его успокоить. Из его криков я смог разобрать только: "Фрэнк и папа тоже здесь. Скажи им, чтобы они ушли". От услышанного мороз пробежал по коже, и я с минуту сидел, пытаясь осознать услышанное, а он тем временем продолжал кататься по полу. Я больше не мог выносить ни свои, ни его мучения и сделал, возможно, самый неверный выбор в моей жизни. Я набирал номер психиатрической больницы, почти не видя кнопок из-за навернувшихся на глазах слез, и корил себя за предательство.
Врачи приехали через семь минут, схватили его и скрутили ему руки. Он пытался вырваться, снова что-то кричал, а я закрывал глаза ладонями и наивно надеялся, что он меня простит. В его истощавшем теле вдруг откуда-то взялась неимоверная сила, и врачи, так и не сумев крепко схватить его, сделали ему укол, от которого он тут же успокоился. Я стоял и смотрел вслед уезжающей машине с мыслью, что не успел извиниться перед ним.
— Надеюсь, ты меня простишь, — прошептал я, хотя и понимал, что теперь это не имело значение, ведь было слишком поздно.
***
— Где Майк? — с надрывом спрашивал Билли и пытался отмахнуться от назойливых врачей, которые пытались уложить его назад на каталку, пока катили к больнице — Что вы с ним сделали, уроды? — не унимался он.
— Вам все показалось, — успокаивал его врач. — У вас был приступ от передозировки.
— Какой еще передозировки? — вскрикнул он и взмахнул рукой. На асфальт упала баночка таблеток, которую он не осознанно сжимал в руке. — Я не принимал никаких таблеток!
— Да ну? — надменно произнес другой врач и вколол Билли очередную дозу тяжелого транквилизатора.
***
Санитары ведут молодого парня. Видимо, он не понимает, что происходит. Они крепко держат его за руки, но он и не собирается бежать. После случившегося с Билли Джо, он страдает от панических атак и галлюцинаций, с которыми не в силах справиться. Теперь только психотропные препараты способны помочь ему, но есть проблема: у них множество побочных эффектов. Вскоре он забудет отца, Майка, Фрэнка и свою боль.
***
5 лет спустя
Это был обычный и ничем не отличающийся от других весенний день, и только для двух человек этот день был самым важным. Майк нерешительно переступает порог лечебницы и шепотом произносит имя, которое не мог выкинуть из головы все эти годы. Медсестра провожает его до двери в прогулочный дворик, дальше он решает идти один. На дальней лавочке он замечает того, перед кем чувствует себя безмерно виноватым. Еще издали он понимает, что тот не сможет его простить. Медленно подходит к нему и нерешительно смотрит во все те же пустые глаза. Билли продолжает смотреть ровно перед собой и совершенно не двигается. На глаза Майка наворачиваются слезы, но он быстро вытирает их рукавом и тихо присаживается рядом с Билли. Он снова не может подобрать нужных слов, даже несмотря на то, что тщательно все продумал заранее. Сейчас они кажутся неуместными. Он знает, что нужные слова снова придут тогда, когда он и Билли расстанутся навсегда. Это его последний шанс, и Майк все же попытается им воспользоваться.
— Я так виноват перед тобой, — не в силах посмотреть на него Майк отводит взгляд в сторону и берет Билли за холодную руку. — Глупо было бы просить тебя простить меня, ведь такое не прощают. Я просто хотел, чтобы ты знал, что я сделал это ради твоего блага. Я думал, они смогут тебе помочь. Мы оба мучились, и я хотел прекратить хотя бы твои страдания. Как же бессмысленно это звучит... — Майк снова мешкает, неуклюже выпускает его руку и встает перед ним. — Боюсь, у меня теперь тоже нет выбора, — он достает маленький пузырек из кармана, откручивает крышку и, убедившись, что врачей нет поблизости, приоткрывает Билли рот и вливает ему содержимое. Слезы снова предательски застилают глаза.
— Вот и все, — тихо говорит он и целует Билли в сухие потрескавшиеся губы, на которых чувствуется металлический привкус крови. Майк осторожно проводит большим пальцем по его скуле, еще раз смотрит в его глаза, у которых все еще виднеются синяки. — Я люблю тебя, — больше не скрывая слез, произносит он и, засунув пустой пузырек в карман, поспешно уходит.
Позднее полиция нашла труп блондина, выбросившегося из окна высотного дома, а врачи — тело отравленного пациента.
