То, что под силу лишь мне.

День прошел как в тумане: озвученный диагноз заставлял думать и переживать, и дома мы оба погрузились в молчание: Кёске после безуспешных попыток расшевелить меня уткнулся в книжку про травмы, а я принялся терроризировать флейту, прыгая с одной песни на другую. Песни - всего лишь песни, они могут поднять настроение, но не помочь. До ужина мы оба просто не добрались, а утром... А утром наступило утро. Я выбрал самую удобную и относительно приличную одежду из выбранных Хёбу, раз на пять причесал волосы и напоследок неохотно снял лимитер: конечно, он давал мне уверенность и тепло, но там, где нужна моя сила, ограничитель был не нужен вообще. Кёске предложил, глядя, как я снова сцепляю наши ограничители вместе: - Зайти за тобой вечером? - Да уж, зайди, забери меня из садика, - пробормотал я, кривя губы в улыбке. Было страшно, волнительно - и ещё всё ещё пробивались мысли о сказанном вчера Шуджи Сакаки. Добрый доктор... Зря он объяснил механизмы действия. Впрочем, с детьми оказалось совсем не страшно: Мамору, мини-Югири и большая Югири, остальные ребятишки из трущоб меня знали, а остальные постепенно привыкли. На вопрос, почему я ношу повязку, я провещал, выразительно вращая уцелевшим глазом, что "дядя Энди - добрый пират, и когда он брал на абордаж последний корабль...". Сказка подействовала. К обеду я уже свыкся с этими ребятишками, а они всё не могли привыкнуть, что их сила не действует, поэтому пару раз я был обсыпан солью и попинан по ногам. По ногам... Туман осознания не пропадал, и хотя пришедший вечером Кёске изрядно поднял всем настроение, от меня до радостно поившей нас чаем Югири, и не собирался пропадать. Мир вертелся сквозь дымку отстранения, и хотя я держался, чувствовал, что меня съедает депрессия. Никогда не ходить - как это? Мучить Кёске всю жизнь? Или всю жизнь принимать в подарок новые коляски? Нет, я не собирался больше истерить, плакать, терять сознание от боли, нюнить - но сил вынести к чертям этот мир, веры в то, что я могу встать и пойти, наплевав на всё, уже тоже не было. Хёбу вечером я отвечал, как в тумане, невпопад, а под конец вовсе заснул на массаже. Он принял это за усталость - или захотел принять, кто знает? Это и была усталость, только не от малявок, к ним я привык уже на второй день, следил, чтоб не лазили куда не надо, позабыв о том, что при мне в саду нелётная погода, не ели, чего не надо, играл перед сном им на флейте, а вечером, после ухода ребят, помогал Югири убираться и пил с ней чай, ожидая прихода Кёске. Иногда он приходил позже, иногда - раньше, и тогда пил чай вместе с нами. Все эти дни я молчал. Хёбу честно пытался меня расшевелить разговорами - я говорил, что устал, что очень его люблю, что ненавижу собственные истерики и устал быть нытиком. Хёбу пробовал использовать секс - но все его попытки уходили в пустоту, в которой я болтался. Патовая ситуация - я не знал, что делать, и не хотел ничего. Я чувствовал себя проклятым. Долго так тянуться не могло. Кто-то из нас обязательно сорвался бы. Но судьба порой подкидывает неожиданные вещи. Дети - существа веселые, очень живые и очень беспокойные. Стоит отойти от них хоть на минуту - и можно уже изо всех спешить обратно, чтобы посмотреть, что они делают, и говорить им, чтоб немедленно прекращали. Конечно, в состоянии стресса моё поле всё ещё распространялось на несколько метров, но вся территория садика была куда больше. Так что пока Югири мыла посуду после полдника и убиралась, я мотался на коляске туда-сюда, предоставляя юным эсперчикам играть вместе, в разные игры, но очень аккуратно. И, разумеется, я всё же проворонил... - Это мой меч!!! Завернув за угол, я услышал вопль - и поспешил вперед. Кричал Ичиро, и я уже прикидывал масштабы катастрофы - что грозит? Телекинетик, выше среднего, хорошо, если просто щит поставит, а вот кинутые камни... Но на этот раз Ичиро разозлился сильно, и кидался далеко не камнями. На меня летел Кири, его брат-близнец. Дети с корабля, на "Катастрофе" они были ещё малышами и особо не выделялись, а вот сейчас цапались постоянно из-за игрушек. Кажется, пять или шесть лет... Всё это я успел вспомнить, пока работал руками с бешеной скоростью, чтобы промчаться на пару метров вперед и успеть. Скорость у коляски и вправду была хорошая, особенно по гладкой поверхности игровой площадки, спасибо Хёбу. Я успел, резко повернул коляску, поймал мальчишку и даже довольно аккуратно. Однако, как правильно замечал тот же Хёбу, сила, глушащая силы эсперов, не в силах прекратить инерцию движения, вызванную ими, так что хотя летящего Кири я поймал в полете, нас вынесло вместе. То ли Ичиро был слишком сильно разозлен, то ли братца он чересчур разогнал, но коляску опрокинуло, меня вынесло - я ещё успел прижать Кири к себе, чтоб мальчишка ничего не сломал и не покалечился - и чувствительно приложило спиной о камни у кустов. Камни носили все ребята - хотели сделать какую-то там цветниковую горку... А камни были острые и здоровые. Что-то хрустнуло, как мне показалось, в ушах, а потом мир взорвался алыми звездами, и я ещё успел прошипеть нечто эмоциональное и разжать руки, надеясь, что Кири выберется сам... ...Он действительно чем-то походил на Гидеона - растрепанные каштановые волосы, дерзкий взгляд, раскованная поза - и всё же время я с удивлением понял, что ничего похожего. У Гидеона не было этой целеустремленности, у него было лишь упрямство и гонор. Много гонора. И глаза... - Вот так, значит? - он поднял бесстрашный взгляд, ухмыляясь - и я оглядел его ещё раз: удобная форма, пошлая маечка, открывающая накачанные руки, берцы, любимый пистолет у бедра. Разные глаза - один синий, другой карий. Раскованная, даже, пожалуй, расхлябанная поза. Я. Он. Наверное, он так же оглядывал меня, с тем же странным чувством: ёжик каштановых волос, повязка на одном глазу, другой - синего цвета, измаранные штаны, стоящие без движения ноги на подставке инвалидной коляски, любимая флейта в футляре в руках. Он. Я. - Боец, - констатировал я. - Флейтист, - фыркнул он насмешливо. Мне нужны были его тело, его сила, уверенность в том, что он может перевернуть горы ради любимого человека, стойкость и умение видеть свет в конце туннеля, а не мчащийся поезд. Ему нужны были моя изменившаяся сила, умение слышать музыку и умение говорить честно. Я никогда не вернусь в его возраст, не обрету его беспечности. Он никогда не бросит пистолет, променяв его на флейту. - Значит, так? - голос мальчишки дрогнул. Нас окружала пыль, измельченные кусочки костей, плавающие по воздуху. Мы должны были стать единым, не деля себя на "до" и "после". Что-то, оборванное ранее, соединялось уже сейчас, это чувствовали мы оба. Я первым протянул ему руку - открытой ладонью вперед. И всё же он, полжизни проведший в Комерике, гордившийся своими успехами, был больше комериканцем, чем я думал. Протягивая мне руку, он уже думал по-другому. Fear is like a tree That grows inside of me silently And you could be my blood And be a part of me secretly I’ve lost a war I’ve lost a fight I’ve killed a man Wasted a life Open my eyes, let me see you And blow this blinding darkness away Open my eyes, let me find you Give me a sign Hate is like a ghost That lives inside of me, I plead For you to be my guide To be the feeder of my need I’ve lost a war I’ve lost a fight... - Хватит! - я отдернул руку, провел пальцами перед собой, сдергивая музыку, как цветной занавес. Всё смолкло, только костные пылинки кружились в красном свете, окружавшем нас. Он иронично поднял бровь, глядя на меня: - Нет? - Так не будет, - я снова протянул руку. Соединение так или иначе уже произошло, просто нас больше не должно было быть двое. - Я найду другие слова.