Луна

      Общество душ медленно погружалось в дрёму. Большое, неестественно жёлтого цвета, солнце заходило за горизонт, теряясь за покатыми крышами, многометровой стеной, расплываясь в тонкой полосе леса, уступая место душному беззвездному вечеру. Шинигами расходились по баракам, и на улицах постепенно стало пусто, лишь иногда проходили особо «везучие» патрульные.       Айзена Соуске мало интересовали завораживающие пейзажи за окном. Все что ему было нужно — это небольшой экран компьютера перед ним, в котором отражался рыжеволосый подросток. Среднего роста для своего возраста, нескладный, угловатый и какой-то убито-потерянный, он смотрел прямо перед собой, но капитан пятого отряда был уверен, что едва ли он что-то видел, просто стоя под проливным дождем и гипнотизируя стену.       Айзен усмехнулся и расслабленно откинулся на спинку стула. С каких-то пор ему стало по-настоящему интересно наблюдать за мальчиком. Не то, что бы он никогда не видел таких людей, как Куросаки Ичиго, напротив, таких смелых до тупости, самоотверженных и добрых была половина Сейрейтея. Но рыжий отличался — было в нем что-то такое, что не позволяло поверить, что у него, и правда, были качества «настоящего героя», которые понадобятся обществу, когда он сделает свой ход.       Айзен был хорошим манипулятором — чисто инстинктивно чувствовал фальшь. Словно опытный музыкант он играл на струнах чужих душ, тем самым чувствуя обман в мелодиях. Мальчишка был талантлив — это сложно не признать, если вспомнить, что с каждым днём он все лучше замечал за собой слежку и удачно скрывался какое-то время. И вел себя рыжий совершенно не так, как должен тринадцатилетний подросток. Слишком спокойно, слишком собрано, слишком напряженно, как-будто постоянно ждал удара, немного расслабляясь лишь дома. И ещё у него было странное, такое же, как и у Айзена, глубинное понимание окружающих. Все инстинкты капитана при взгляде на рыжего буквально вопили: «Обманщик!»       «— Идеальный противник», — думал Соуске, а потом с досадой добавлял: «— Только опыта мало…»       Мужчина тихо вздохнул и отключил компьютер, болезненно зажмуриваясь и массируя виски. Лениво потянулся и обречённо посмотрел на стопку документов, которые должны были быть проверенными ещё вчера. В общем-то, можно было свалить всю работу на лейтенанта, как это делают большинство капитанов, но жертвовать наработанной репутацией из-за банальной лени было слишком расточительно. В конце концов, он старался несколько сотен лет не для того, чтобы потом все потерять.       Через полуоткрытое окно влетела черная бабочка. Айзен тут же внутренне напрягся, готовясь быстро собрать все самое важное и бежать — после сотни лет манипуляций начинает развиваться паранойя. Сложив угольно-черные крылья и поблескивая красными глазами-бусинками, бабочка медленно опустилась на плечо капитана и «изрекла»:       — Срочное собрание капитанов, из Гнезда сбежала заключённая, — глубокий бас главнокомандующего разнёсся по кабинету, звучал как будто ото всюду. Айзен удивился — неужели он так увлекся слежкой за мелким Куросаки, что упустил такой ценный кадр, способный уйти из самой охраняемой (а на самом деле просто страшной) тюрьмы. Нет, этого точно не могло быть, ведь Соуске, в душе большой перфекционист, каждый месяц проверял списки поступивших в Гнездо, включая новеньких стражей*.       Айзен встал и снял хаори с номером его отряда со спинки стула, быстрым шагом вышел из кабинета. Бумаги, сложенные ранее идеально ровной стопкой, всколыхнулись из-за резкого порыва ветра и рухнули на пол, разлетевшись по кабинету. Капитан вздохнул и неслышно закрыл дверь.       Путь до нужных бараков не запомнился. Соуске обычно не смотрел по сторонам, просто шел погруженный в свои мысли (иногда совершенно глупые). Окружающие принимали это за серьёзность и занятость, поэтому его обычно лишний раз не трогали без дела, что, конечно, было плюсом.       Совершенно спокойным шагом вошёл в нужный кабинет и, не сказав ни слова, сел на своё место. В обществе одних капитанов не было нужды держать субординацию — не гласное правило, которое, в прочем, появилось на свет недавно, в основном из-за таких личностей, как Зараки. Все молчали, терпеливо ожидая, когда придут те, кто, как всегда, опаздывает*. Двери кабинета разъехались, пропуская двух шинигами с улыбками на лице. Большая часть капитанов дружно поморщилась.       — Что ж, раз все в сборе, начнем, — сказал главнокомандующий и ударил концом посоха по полу. — Стражи донесли, что одна заключённая из нижних ярусов пропала, и что в тюрьме ее нет. Один шинигами убит, а, точнее, сожжен заживо. Они нашли следы крови, но она не принадлежит заключённой, так что, скорее всего, ее кто-то вытащил.       — Мы не засекали открытие официальных врат, — вмешался Маюри и, быстро пролистав несколько листов у себя в руках, сказал:— проникновение в Готей тоже, по крайней мере, камеры ничего не видели.       — Как будто это проблема — шинигами в сюмпо они тоже не видят, — презрительно произнес Кучики Бьякуя. Лёгким движением руки, откинув прядь черных волос, он посмотрел на Кенпачи и, как будто этого было мало, произнес:       — А его даже найти не могут, — Зараки посмотрел на него в ответ и растянул свои губы в ещё большем оскале, чем до этого.       — Это значит, что я могу хорошо спрятать трупы, — его хриплый громкий голос прокатился по кабинету волной, на некоторое время оставив его в тишине. А потом поднялся гвалт споров и упрёков. Капитаны, казалось, решили припомнить друг другу все ошибки, переходя на личности и опускаясь до банальных угроз. Айзен лишь тихо, проникновенно вздохнул и устало прикрыл глаза, мечтая лишь о том, чтобы поспать пару часов перед тем, как Готей 13 пробудится ото сна. Вопросительно посмотрел на главнокомандующего, который не обращал внимания на жаркий спор шинигами, и о чем-то крепко задумался. Заметив его внимание, капитан поднял взгляд и, как-будто только заметив творившиеся в кабинете, гаркнул:       — Тихо! — шинигами сразу затихли, злобно переглядываясь между собой и явно собираясь продолжить сразу после собрания. Главнокомандующий обвел всех взглядом своим подслеповатых глаз и уже тише сказал:       — Скорее всего, заключённой уже нет в Готее, однако на всякий случай пускай второй, пятый и одиннадцатый отряды прочешут город и ближайшие районы. Зараки, иди к Шибам и спроси у них, не они ли снова организаторы, — Соуске, не удержавшись, тихо хмыкнул и лукаво посмотрел на Укитаке. Беловолосый капитан улыбнулся и тут же закашлялся. Готей не любил об этом вспоминать, но когда Каен Шиба, тогда ещё ученик академии, каким-то образом проник в Гнездо и спустился на нижние этажи, чтобы выпустить своего дальнего родственника (настолько дальнего, что даже фамилию благородного дома не носил) — половина Общества душ, кажется, поседела, так как этот самый Шиба по ошибке выпустил из тюрьмы не только того, кого хотел, но и добрую половину заключённых. Их потом, конечно, поймали и посадили обратно, но с тех пор всех проверяют на родство с Шибами, и если оно подтверждалось, просто казнили от греха подальше.       — Все остальные свободны, но… — Генрюсай ненадолго замолчал и провел рукой по своей бороде. — Будьте на стороже. ***       Карты в руках шуршали и размывались в невнятную картину — настолько быстро их перемешивали. Все собравшиеся внимательно наблюдали за шинигами, как будто реально могли заметить, как несколько козырей быстро скрылись в черных рукавах. Кривая улыбка капитана стражей была веселой, насколько это вообще возможно, при том, что они живут в обществе заключённых и монстров, населяющих лабиринт. Руки шинигами на миг остановились и тут же неуловимыми движениями начали раздавать карты.       — Если честно, я не понимаю, зачем вы его отпустили, — сказал один из собравшихся, задумчиво смотря на красную колоду, поставленную ровно по середине стола.       — Дурак потому что, — ответил другой и поднес свои карты почти к самому носу, весело сверкнув темными глазами. — Не опытный ещё, — добавил он и взял еще одну картонку. Шинигами рассмеялись под злобное пыхтение новичка, который ходит с этим сомнительным званием уже несколько лет.       — Нет, ну правда! — воскликнул беловолосый и выжидательной посмотрел на капитана, который все так же криво улыбался, поглаживая кончиками пальцев свой подбородок. Страж поднял взгляд и посмотрел на «новичка».       — Паренёк, не смотря на волосы, явно Шиба, а они веселые ребята — иногда к нам заходят, и все как один спорят на что-то невыполнимое, — страж хмыкнул и взял со стола свои карты. Помещение ненадолго опустилось в тишину, прерываемую шуршанием картона и тихим переругиванием, когда беловолосый «новичок» начал снова проигрывать.       — А Ято жалко, он-то получше тебя играл, — сказал один из шинигами и выбросил свои карты на стол, добавив:       — Я пас.       — Да, играл хорошо, вот только мразью был последней, — продолжил темноглазый и тоже скинул свои карты, откидываясь на спинку стула.       — О мертвых либо хорошо, либо ничего, — откликнулась единственная девушка в комнате. Она посмотрела на игроков и взяла ещё одну карту. Холодный взгляд синих глаз на секунду остановился на капитане, приобретая мечтательный вид. «Новичок» вздохнул и сбросил карты, задумчиво посмотрев на потолок.       — Ну, давайте я, что ли, это «хорошо» скажу, — без какой-либо интонации сказал беловолосый и посмотрел на капитана, который несколько заторможенно кивнул. Не то, чтобы стражи реально мучились душевными терзаниями по поводу смерти вроде как товарища, но и совсем отмороженными они тоже не были. Просто в таком месте, как гнездо, быстро разбиваются розовые очки, которые носят, не снимая большинство шинигами (а иногда даже капитаны). Да и, на самом деле, на службу в тюрьму чаще всего посылали как на последнее наказание, и не зря слова «чаще всего» и «последнее» стоят рядом.       — Как уже говорилось, он был мразью: садист, пидор, педофил, зоофил и ещё много всяких «филов», о которых мерзко даже думать, и кто бы знал, как я благодарен рыжему за то, что Ято умер так, как умер. Собаке собачья смерть, — беловолосый усмехнулся и медленно потянулся, с удовольствием слыша, как щёлкают позвонки и не обращая внимания на направленные на него взгляды. В тюрьме, заполненной всевидящими чудовищами, как-то быстро привыкаешь за постоянной слежкой*.       — Но~о, у него, наверное, есть пара хороших сторон — он неплохо играл на скрипке и отплясывал канкан на могиле прошлого капитана одиннадцатого, — о том, что его за это и сослали, беловолосый разумно промолчал. В Гнезде было не принято рассказывать, как ты в него попал — заключённые ниже первых ярусов не имели возможности; стражи не хотели, хотя каждый знал друг о друге самые интимные подробности личной жизни вплоть до того, какие в тот момент на тебе были трусы. Хотя о последнем тоже не говорили: иногда причина ссылки была именно в них, но история умалчивает, каким образом, могут быть связаны нижнее белье и перевод в отделение с повышенной смертностью.       — Главное слово тут «наверное», в конце концов, он особо не успел приобщиться к нашему дружному коллективу, — капитан стражей тихо засмеялся и другие шинигами с лёгкой заминкой подхватили его смех. Меньше, чем через минуту комната снова погрузилась в тишину.       Трое шинигами лениво наблюдали, как девушка в очередной раз проигрывает их капитану, и их не трогало, что тюрьма на некоторое время осталась совсем без надзору, случайно меняя коридоры и съедая несколько неудачливых заключённых. В конце концов, кто без их помощи сможет пробраться в самую защищённую (а на самом деле просто страшную) тюрьму?       А из темных тоннелей, бесконечных проходов лабиринта, из самого сердца Гнезда Личинок приходит ответ, откладываясь в голове и как будто пропуская такую вещь как «уши», сразу транслируясь в мозг:       — Никто, — шепчет голос из темноты и, жутко шепелявя и проглатывая буквы, добавляет:       — Шелтый глас-с все видит... _________________________________________ * Никто этого не говорит, но в Гнезде утечка кадров больше, чем на грунте — неизвестно куда новенькие пропадают, но на всех выживших стражей смотрят, мягко говоря, косо. *Айзен бы закатил глаза к потолку и тяжело вздохнул, проклиная Гина и приснопамятного Зараки, но его останавливало, что это увидят *Хотя ни один страж не признается, что сначала все жутко боялись жёлтых глаз торчащих прямо из стены