Почему черные маги не любят Новый Год...

- Ты не можешь бросить меня здесь одну! Что, если что-нибудь случится? - Поэтому я и оставляю в башне всех Стражей, - устало повторил Рейстлин, чуть что, готовясь вскочить с кресла и драпануть. –Более того, Шойканова роща не пропустит… - И ты оставишь меня в одиночестве? – округлила глаза жрица. – В самую волшебную ночь в году?! Маг беззвучно застонал. Как и ожидалось, леди Крисания, Посвященная Паладайна, Его любимая дочь, крайне негативно отнеслась к идее оставить ее в башне и по-тихому смотаться в более спокойное местечко. Сколь бы Рейстлин не убеждал ее, мол, будешь подспорьем, я возлагаю на тебя большие надежды и все такое, но она уперлась всеми конечностями: нет, не буду я в башне! И ты остаешься со мной для подробного планирования дел в Бездне! «Знаю я ее планирование. Опять на люстру загонит, ненормальная. В прошлый раз я кое-как отбился от нее посохом, но кто знает, получится ли сейчас? Даже на заявление, что в Бездну только девственников пропускают, не клюнула. Откуда ж умная такая взялась?!» - О, я придумала! – давно расхаживающая по комнате, она резко обернулась с просветлевшим лицом. Маг инстинктивно вздрогнул. – Раз ты не можешь остаться в башне, я пойду с тобой! - Невозможно! – истошно вырвалось у Рейстлина, но колдун быстро взял себя в руки. – невозможно. Там, куда я отправляюсь, слишком опасно. Именно поэтому я беру с собой Циана и Даламара, мне не справится одному. Ты должна приберечь себя для нашей общей цели. По сравнению с этим, ужасы Шойкановой рощи – ничто… - Тогда я действительно должна сопровождать тебя! Что, если с тобой что-то случиться? Сила Паладайна… - Милая, не начинай снова, - взмолился Рейст, которому жрица уже всю плешь проела нотациями о светлом боге. – Ну давай я оставлю тебе Циана? Нет? Ну тогда еще Даламара забирай? Тоже нет? Нуитари, помоги мне… Крисания победно сверкнула глазами. Она поняла, что своего точно добилась. А между тем в Утехе шла рьяная подготовка к предстоящему празднику. Огромные валлины, лишившиеся своей листвы, были украшены сотнями магических огоньков и ярких гирлянд, в окне каждого дома обязательно горели праздничные свечи, по улицам разносились гимны. Атмосфера праздника чувствовалась везде: во взглядах слоняющихся по улице людей, в их улыбках, жестах, голосе, дрожащем в радостном возбуждении. Эти люди умели отдавать всех себя, ведь каждый день после Войны Копья казался для них праздником. Деревня была отстроена, а черное выжженное пятно милосердно заметено девственно-белым снегом. Таверна «Последний приют» в такие предпраздничные вечера была переполнена до отказа. От гогота завсегдатаев, казалось, звенели стекла, да и случайных прохожих было немало: все, кого застал в дороге праздник, спешили остановиться в гостеприимном заведении, чтобы после, впитав его живительное тепло, продолжить путь к родным по холодным снегам. Тика Вейлан, шустрая рыжеволосая официантка, резво носилась между столиками с подносом, расставляя яства и отшучиваясь на предложения путников сесть выпить с ними. Те особенно не настаивали, особенно после того, как видели ее мужа, добродушного богатыря Карамона, поигрывавшего мускулами за стойкой. - Милая, тебе помощь не нужна? – ласково вопрошал он. - Нет, любимый, - с вымученной улыбкой отзывалась Героиня Копья, прекрасно зная, что с неловкого муженька станется расколотить всю посуду и повергнуть постояльцев в ужас. – Я отлично справляюсь! Ты не видел Таниса? Он должен был прибыть еще вчера. Что, если мы не успеем до праздника? - Милая, но ведь до праздника еще месяц, - разочарованно протянул гигант, у которого уже в копчике свербело от постоянного сидения на жестком казенном стуле. Супруга запретила ему даже помышлять о том, чтобы двигаться с места, не говоря уже о том, чтобы пропустить по паре кружечек с друзьями. А тут еще из кухни доносятся такие соблазнительные запахи… - К чему такая спешка? - Мне нужно сделать все побыстрее, - раздраженно откликнулась она, не глядя шлепая подносом потянувшуюся облапать ее наглую лапу. – Чтобы потом ни о чем не беспокоиться! Ты же видишь, сколько у меня работы, Карамон! Ради наших друзей должны стараться мы оба, но, так уж и быть, хотя бы просто сиди и не мешай! - Мы с Танисом хотели съездить на охоту, - насупился гигант, послушно сложив руки на коленях, – но Лорана настояла на прогулке. От Рейста письма не было? - Не было! - Совсем не было? – разочарованно уточнил Карамон. И едва успел увернуться от летящего в голову стакана с элем – Тика терпеть не могла, когда муж заводил разговоры о брате. Хотя бы потому, что, начав, его было не остановить. - Совсем!!! Ты помолчать не можешь?! - Могу-могу, - примирительно пробормотал Карамон. Пару минут он честно держался, потом рискнул уточнить. – А ты почту давно проверяла? - !!! – на вопль разъяренной официантки поспешила обернуться вся таверна. Нечасто увидишь столь дивное зрелище: дородная, пышногрудая, но все же женщина лупит подносом гиганта, раза в три тяжелее ее! Причем, Героя Копья! А тот только и может, что неубедительно что-то вещать, да пытаться осторожно отобрать у супруги грозное орудие. Впрочем, половина тут же отвернулась, вернувшись к более интересному созерцанию пищи в тарелках. К постоянным ссорам четы Маджере здесь привыкли, и они были такой же неотъемлемой частью вечернего времяпрепровождения, как грибной дождь осенью. Тика остыла быстро, но показывать это не спешила. Она всегда отходила так же быстро, как и вспыхивала, но могла строить оскорбленную невинность часами, пока Карамон не соизволит перед ней извиниться. Однако в этот раз исполин быстро понял свою оплошность: дождавшись, пока Тика разъяренной кошкой вновь пронесется мимо его стола, он ловко цопнул жену за руку и, невзирая на неубедительные угрозы и возмущения, заключил в объятия и смачно чмокнул в щеку, ничуть не смущаясь обилия народа. Женщина же вспыхнула, что закатное солнце. Но сковородка была далеко. Карамон очень любил жену. Можно даже сказать, боготворил. Но это не мешало ему, по привычке молодости, считать, что женщина – существо полуразумное, и главным в семье остается все же мужчина. Это в его компетенции было кромсать головы врагов, охранять Родину и сражаться с силами Тьмы, а хрупкой даме больше пристало нянчить детей да сохранять домашний очаг, дожидаясь возвращения мужа с ратных подвигов. Даже если оная дама сама внесла вклад в войну Копья не меньше бородатых удальцов. Рассуждения о войне вновь вернули Карамона к воспоминаниям о брате. Именно он был инициатором предложения по приглашению черного мага в Утеху, о чем и объявил всей честной компании. Услышав подобное, Тика от неожиданности выронила то, что держала, Танис поперхнулся медовухой и едва не сократил себе жизнь еще наполовину от положенного, а Флинт немедленно схватился за сердце, душераздирающе постанывая. Не на шутку встревоженный Карамон истратил на гнома два ведра холодной воды, и помогло только невинное замечание Таса: «Может, лучше сразу отнести его к озеру?». Сам Тассельхоф, к слову сказать, от идеи был в восторге, соскучившись и по Рейстлину, и по полетам, которые он частенько ему устраивал, обнаружив загребущие ручки кендера в своей поясной сумке. А если уж исполин объединился с кендером – поневоле придется быть радостной и всей Утехе. К слову о кендере и гноме – вскоре после случившегося Флинт резко засобирался в дорогу. По его словам, в его старом, черством сердце внезапно проснулась такая тоска по дому и любовь к собратьям, что лучше он немедленно отправится праздновать излом зимы в холмы (и даже не прочь попасть кому-нибудь в плен еще на пять лет). Жаль, конечно, безмерно жаль, что он не сумеет повидать младшего Маджере, но что уж тут… Лорана тоже воспылала к Квалинести любовью вдвое большей, но Танис посчитал – раз уж он согласился участвовать в этой сомнительной авантюре и даже участвовал в написании писем, то сбегать перед самой встречей было бы невежливо. Поэтому он с затаенной тоской в глазах провожал веселого Таса, заверявшего, что непременно позаботится о Флинте (самого гнома подобные заверения почему-то очень печалили), но держался. -Карамон!!! Ну вот, стоило только вспомнить. Под аккомпанемент чьего-то тоненького вопля дверь «Последнего Приюта» распахнулась, и внутрь, впустив за собой облачко начинающейся метели, ввалился разрумянившийся от мороза Тассельхоф Непоседа. Любое место, в которое он попадал, тут же становилось шумным и заполненным до предела, даже если в комнате никого и ничего кроме самого Таса не было. Карамон едва успел вскочить с места и поймать его в свои медвежьи объятия, уберегая от встречи с заставленным снедью столом. Следом за кендером, враскорячку, старательно брызжа слюной проковылял Флинт, сильно прихрамывая на одну ногу. - Карамон, Карамон, а угадай что!.. - Этот паршивый кендер продал мою лошадь!.. - Да подожди ты, Флинт! Чего так кричать, ты мешаешь людям обедать! - Да ты сам орешь громче меня!.. - Слушай, слушай, Карамон, угадай, кто к нам едет! – Тас возбужденно закрутился на месте, ловко шныряя руками по мешочкам на поясе. Его ладошки, достававшие и перекладывающие в процессе то одно, то другое, порхали так быстро, что у исполина невольно закружилась голова. Наконец, не прекращая громко распекать Флинта за излишнюю эмоциональность в общественных местах, Тас вытащил какой-то листочек бумаги и буквально впихнул его в лапищу друга. Тот поднес листочек, оказавший сложенным вдвое конвертом, к глазам, близоруко щурясь и вчитался в адрес. После, с колотящимся сердцем распотрошив конверт, принялся ознакомляться с содержанием. - Милая! – гаркнул он так, что весь спор Таса и Флинта показался многострадальным постояльцам комариным писком. – Милая, к нам едет Рейстлин! - Это прекрасная новость, любимый, - сказала Тика с улыбкой человека, у которого разом заныли все зубы. Крепкие объятия супруга оказались слабой заменой уплывшим из-под носа выходным. А компания за крайним у двери столиком, хмуро переглянувшись, разлили по кружкам оставшееся пиво и, не чокаясь, залпом выхлебали остатки.