Глаза цвета спелого хмеля

— Я боюсь за него, — прошептал Андрей и повернулся в сторону Гликерии. Она пришла с внуками на скалодром, где те лазили по искусственным скалам, а он привез Витю впервые после всего произошедшего. И теперь смотрел, как тот неловко пытается залезть на стену, опутанный кучей страховочных ремней. — Не бойся, просто держи кулачки, чтобы у него все получилось, — в ответ ему прошептала женщина. Здесь не принято было громко разговаривать, только голос тренера звучал под высокими сводами, да иногда ребятишки смеялись довольно, когда у них что-то получалось правильно, так как надо. — Хочешь, я тебя к маме свожу? — спросил как-то Андрей, когда корсет уже сняли и парень смог самостоятельно сидеть и передвигаться. — Хочу, — ответил Витя. И чуть не расплакался от этого простого вопроса, совершенно буднично произнесенного Андреем. И рухнули последние барьеры, что он возвел между собой и этим мужчиной когда-то. Он открыл глаза и посмотрел на Андрея, на счастливо улыбающегося Андрея. А потом Витя заплакал, жалобно заскулил, а Андрей прижимал его к себе и жалел, жалел, шептал, что тот не виноват, что карабины оказались с дефектом, вся партия оказалось такой. Он услышал это в прокуратуре, куда ходил вместо Вити, он не позволил тогда следователю встретиться с парнем, пусть даже для дачи свидетельских показаний. Он собрал все справки, что парень плох после всего случившегося, и травмировать его ненужными расспросами совершенно не обязательно, свидетелей и без него хватает. А теперь Витя плакал, не стыдясь слез и осознавая, что есть на свете человек, который понимает, почему он плачет и не осуждает его за это. Это были его последние слезы, больше плакать он не будет, только с грустью вспоминать о том, что произошло в горах. Андрей свозил его к матери, жившей с сестрой в деревне, почти обезумевшей от горя, спившейся женщине. Она долго не могла поверить, что ее сын не просто жив, а почти здоров. — Витюша, забери меня домой, — попросила женщина. Теперь она плакала, не сдерживая слез, и все гладила Витю по еще не работающим рукам. — Я обещала Богу, что больше ни капли в рот не возьму, если он вернет мне тебя. Он выполнил мою просьбу, как я могу нарушить данное ему обещание. Андрей пообещал вернуться за женщиной ровно через неделю, а за это время они подготовят ее квартиру, так и стоявшую пустой, после ее отъезда. Руки Вити постепенно набирали силу, парню сделали еще одну операцию, потом еще одну небольшую. Заживление страшных травм шло своим чередом. Зимой Андрей взял его с собой на лыжах, как и обещал. Иван опять приехал с Сергеем. У них все было по-прежнему, их отношения вступили в новую фазу — они стали бояться потерять друг друга. Олег женился, как и планировал и привез на гору жену Маргариту, которую ласково величал королевой, и ее, а теперь и свою дочку. Они катались по очереди. Маргарита оказалась единственной женщиной из всех подружек, что приезжали с ними, которая уверенно стояла на лыжах. Иногда, устав от инструктора и виражей, с Оленькой по горе гулял Витя. Он все еще плохо владел руками, но доктора успокаивали его и Андрея, что все со временем восстановится, поэтому, когда девочка пыталась от него убегать, делал вид, что сердится, он не мог ее поймать и «отшлепать». И катался он без палок, так как не мог их ручки сжимать в руках, и ноги с позвоночником опасался напрягать, но больше боялся падать. Но в горах ему понравилось, он стал смотреть на скалы, величественно покрытые снегом, совсем по-другому, чем раньше — с благоговением. С горами не шутят. В университет после академического отпуска Виктор все же вернулся, только без особого рвения продолжил обучение, в нем словно что-то сломалось, нет, он не утратил интереса к жизни, но вот учиться стал только ради «корочек». Андрей не настаивал, не заставлял, верил, что его Витя станет прежним. После поездки Витя сам пришел в постель к Андрею. — Ты чего? — спросонья спросил тот. Он испугался за парня. — Тебе плохо? — Плохо, — согласился тот, ныряя к нему под одеяло. Парень дрожал, как в лихорадке. — Температуру надо измерить, — попытался проявить участие Андрей и даже дернулся в сторону тумбочки, чтобы поискать там градусник. — К черту градусник, — взвыл Виктор и прижался к мужчине всем телом, пытаясь обнять его непослушными руками. — Витя, ты понимаешь, что обратного пути не будет? — Андрей ласково погладил его. — Этот день, уже ночь, разделит на то, что было до него, и что будет потом. — Андрей, о чем ты говоришь? — протянул парень жалобно. — Этот день у нас был давно. Один на двоих, как та разделительная полоса. — Ты помнишь? — недоверчиво поинтересовался мужчина. — А как ты думаешь, почему я согласился пойти с тобой в ресторан? — хмыкнул Виктор и сильнее прижался к Андрею горячим телом. — Ты меня напугал тогда, только и всего. Своим неожиданным напором, быстротой. — Ну да, ну да, — Андрей сгреб парня в охапку. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ни его лица, ни его тела, а только отдаться ощущениям. Чувствовать, как дергался его кадык, когда тот нервно сглатывал от его, Андрея, поцелуев в шею, как в том почти забытом сне. И еще он гладил руками худое тело, катал пальцами бусинки его сосков, не мял, как раньше, упругую девичью грудь, а именно, катал пальцами маленькие бусинки, которые со стоном облизывал и прикусывал, как хотелось когда-то. И еще, спустившись вниз, непрерывно целуя сначала грудь, потом живот парня, он, глубоко вздохнув, взял в рот горячую плоть парня. Андрею казалось, что он спит и видит чудесный сон, не хотелось просыпаться, хотелось узнать, что же произойдет дальше… А еще он взглянул на Виктора, чтобы запомнить его глаза. Эти глаза… Как будто они на него смотрели сквозь бокал со светлым пивом. И еще глаза улыбались… Светились счастьем… — Андрей! — вдруг прорезал тишину тренажерного зала звонкий голос. — Андрей, Гликерия! — кричал с самого верха Виктор. — Я смог. У меня получилось! Женщина и мужчина, невзирая на гневный окрик тренера, подбежали к стене и, не пытаясь сдержать слезы радости, махали руками и вопили от радости победы. А победитель висел на одних руках и улыбался им глазами цвета спелого хмеля.