Батальные сцены

      Народ в клуб подтягивается к десяти. Герман сразу всех берёт в оборот. Он напялил на себя резиновую ядовито-зелёную маску Стенли Ипкиса из фильма «Маска» и охренительный жёлтый костюм. Это даёт ему право быть бесцеремонным, хамским, пошлым кривлякой: барышень щипает и целует, мужикам строит рожи и щёлкает по носу. Гостей сразу заряжают на тему вечера в больших экранах, криво повешенных по трём стенам, транслирующих бесконечную нарезку из разных великих лент — от «Броненосца «Потёмкина»» и «Бриллиантовой руки» до «Аватара» и «Бойцовского клуба». Люди расстарались, пришли в костюмах. Мужчинам, правда, легче: вижу, есть, как и предвещал Шагарин, все марвеловские уроды. Здесь штуки три человека-паука, пара суперменов, прикольный бэтмен, еле узнаваемый Росомаха, один чувак классно Джокером загримирован. Есть толстый дядька в незатейливом вязаном свитере с детской маской Халка на лице, умора — зелёный великан, упившийся пивасиком и потерявший гору мышц. Конечно, полно тех, кто изображает неких пиратов и пираток, вампиров и вампирш, мэнов–гангстеров и дам с перьями и мушками, красоток и ковбоев, людей в чёрном и женщин-кошек. Девушки в основном изображают Мэрилин Монро в красных платьях, каких-то волшебниц в остроконечных шапках, неведомых принцесс из давно забытых сказок, есть одна удачная «Ума Турман» из «Убить Билла» и одна колоритная мадам Грицацуева из советского «Двенадцать стульев». Ещё целый отряд представителей тёмных сил и загробного мира: девочки из «Звонка», какие-то корявые зомби, парочка пошлейших масок из «Пилы» и «Крика». Прикололи две девчонки: одна нарядилась Буратино в шортиках, а другая Мальвиной в синем парике. Короче, народ проникся идеей, поддержал и готов к ночному забегу.       Программа началась в половине одиннадцатого. И первый номер — «Чарли Чаплин», что логично. Димка в чёрном костюме на голое тело, причём пиджак какой-то маленький, застёгнут на одну пуговицу. На шее бабочка, над губой легендарные усики, на голове видавший виды котелок, брови густо подведены. На ногах смешные ботинки (точно знаю, что он их в костюмерной театра выпросил), в руках всё та же трость. Буду смотреть… Димка должен задать жару.       Бах! В зале погас свет, и пистолетом высветили круг на небольшой пул-сцене рядом с диджейской вертушкой. Музыка из кинофильма «Огни большого города» — и застенчивый Чарли семенит в круг света. Сначала короткая пантомима, как смешной человечек пытается усмирить непослушный световой круг. Но потом перебивка музыки, как будто заело пластинку, и обработка шаловливой темы из чаплинского «Малыша». И Димка зажёг! В этом он весь — дурачится на всю катушку, неловко падает на ровном месте, но при этом дробит чечётку, перемежая с хип-хоповым фри-степом, и абсолютно устойчив на прокрутах и сумасшедших прыжках. Он ещё умудрился сделать пару движений сначала на одном, потом на другом шесте, что здесь торчат, украшенные сверху фонариками и красными шарами. Я, конечно, узнал связки из залихватского танца мальчишек-бродяг в «Мальчике-звезде», но нисколько не разозлился… Подсматриваю в щёлку тёмной портьеры и ловлю себя на мысли, что улыбаюсь. Какой он всё-таки!.. И любит меня…       Еле удержался, не стиснул, а просто похлопал по плечу дрыгалку с усиками. А тот тут же завилял задом под звуки «Lady Marmalade», что уже вовсю гремела из зала — девчонки в блёстках, бантах, диадемах, розовых колготках, вульгарных шортах, на здоровенных кэблах уже выбежали танцевать «Мулен Руж»…       Раздевалка для нас, танцоров, одна. Здесь потно, воняет лаком для волос, всё увешано и завалено костюмами: торжественно висят шёлковые кимоно для японского номера, свалены в кучу лохмотья для зомби, все стулья изнывают от комбидрессов и ушек для playboy-шоу. Но посредине этой вакханалии стол с закусками для артистов, уже заляпанные губной помадой фужеры с шампанским. Мы с Димкой глотаем чьё-то игристое — и игристое настроение, возбуждение от драммной музыки и раскатов смеха из зала наполняет обоих. Димка начинает переодеваться в Зорро, изображая стриптиз. Я ржу… Прибегают девчонки, вытуривают нас со смехом: им нужно переоблачаться… И покатилось… На тарантиновском твисте с Алиской я понял, что ненадёжен в поддержках, дал слово не пить больше, а то Димку точно не подниму, грохну об пол. Мы танцевали на самом танцполе, а не на сцене. Алиска в чёрном парике жутко похожа на Уму Турман, а я, конечно, на Джона Траволту не тяну — ни комплекцией, ни лицом, ни волосами… ну и что! У нас и танец не тот, а акробатический номер с низкими поддержками. Во время номера мы вдруг поворачиваемся к публике, вытаскиваем этих квазикиногероев на наш шейк. Мне удалось завлечь синеволосую Мальвину, а потом как-то получилось, что моим партнёром стал запакованный в чёрное чел с маской Гая Фокса из «V» значит Vendetta». Он почти не танцевал, а просто чуть покачиваясь ходил вокруг меня… напрягает это. Но мы с блеском докрутили с Алиской и убежали внутрь.       Конечно, основной блеск программы в лице розыгрышей и конкурсов, что проводил Герман, прошёл мимо нас. Но до боя курантов и речи Президента мы успели отработать один сет и продемонстрировали «битву Зорро с каким-то придурком» (мною). Нам даже выволокли пластиковый стол, который мог с лёгкостью рухнуть или кувыркнуться под нашими телами и от наших соскоков. В какой-то момент нашего, с позволения сказать, танца я осознал, что ощущаю себя на репетиции или на тренировке по сцендвижению, когда мы с зайкой-котиком поединки устраивали, когда плевать, что рядом люди, когда есть только этот демон, которого нужно достать, переиграть, перетанцевать, уколоть, обмануть… Махи, винты, над столом, по столу, под столом… Сквозь прорези маски Зорро блестят хитрющие глаза Димки, ехидный оскал выдаёт в нём не благородного мстителя, а всё того же сопляка-задиру, который нарушает все правила фехтования и правила приличия. Придурок! Лупасит меня по заду своей рапирой! Выпад! Ещё! Прыжок на стол, стол в крен, соскок, поворот, выпад, туше! Но героический Зорро не убит! Он раскручивается и колет в грудину врага (меня). Я оседаю на колени, хватаю воздух и жалостливо падаю вперёд. Димкина нога победно водружается на мою спину.       Какой-то улётный новый год! Димка комментировал мне в ухо каждое предложение Президента, проговаривая альтернативную речь. Я не мог сдержаться, засмеялся. А под бой курантов он стал гримасы корчить, на каждый удар новая рожа. Еле упёр его с гимна, а то было опасение, что он и тут что-нибудь не то споёт.       Сразу за наступлением нового года сорокаминутный сет, где пират и эльф плюнули на всех и танцевали друг на друга. Вроде не пили, вроде даже не ссорились, но опять мелкий выпендривается, а я ведусь и отвечаю. Он начинает элемент — я повторяю, я показываю — он копирует.       А после пятнадцати минут перерыва продолжение программы. Герман с вполне разгорячённой публикой вновь что-то вытворяет, девчонки танцуют «Японию», а мы переодеваемся на танго… Я почему-то мандражирую перед этим номером. И Димка вдруг становится сосредоточенным, обтирается полотенцем, причёсывает волосы, поправляет ватной палочкой подводку вокруг глаз…       Наша музыка… Луч света на меня, делаю несколько движений с мелким степом и киваю в сторону причёсанного Димона в белом, он пока в тени. Рукой показываю ему в сторону танцпола — так нужно приглашать «даму» на танго издалека. Луч на него. Он кивает в ответ и стоит на месте. Я подхожу близко, но всё же не касаясь его ни пиджаком, ни щекой, начинаю наступать, вести, мы плетём цепочку шагов классического танго с опущенными вдоль тела руками, передвигаемся крестом, перекрестье ног в крюк и обманное движение головой. Димка очень серьёзен, где та разудалость от Зорро? Никаких улыбочек и прищуренных с искрой глаз, а что-то беспомощное и в то же время вызывающее в его лице. Резко побежал, я догоняю, перехватываю его через живот и сразу в поддержку. Вниз. Пауза. Перекрестье взглядов — и правая рука на его лопатку, вновь спокойный шаг-прогулка, повороты с наклонами, шаги с зацепами, крутилка-карандаш… Движения отточены, остры, напряжены, переходы на носках по оси вокруг друг друга… Резкие повороты головы, подбородок горделиво вверх, глаза застенчиво вниз, его нога на моё бедро, протаскиваю его в полушпагате — и бросок. Димка падает. Поднимаю за подбородок. И снова р-р-раз, два, три, четыре, и… раз… Неожиданная низкая поддержка, когда Димка удерживает меня на бедре. Рисунок танца фразирован, прерывист, степ на прямую ногу, расходимся и вновь встречаемся. Только его глаза и почему-то губы… И уже не помню, какие фигуры и переходы мы там договаривались сделать. По-моему, уже веду не я, а он, я просто поддаюсь его телу, стараюсь совпасть с его нервом. А он делает что-то совсем другое, не из танго, с прогибом в спине, с падением в меня, и я поддерживаю, и я ловлю, и я касаюсь губами виска… И потом эта поддержка… Он совсем лёгкий. Перекатывается вниз по моему телу, в стойку, крутилка-карандаш, руки на шею — и уверенность в глазах… пауза, музыка щёлкает и умирает, а я нагло целую его в губы. Димка резко отталкивает меня от себя, падаю на пол. Он делает разворот в прыжке, стоп — музыка разбилась о неожиданную тишину в зале. Танец окончен. Через секунд десять зависания всё же началось улюлюканье, визг и аплодисменты. Димка подаёт мне руку, поднимаюсь, кланяемся, идём на выход, в коридор, мимо кухни, мимо туалетных комнат, мимо нашей раздевалки, где щебечут девчонки, мимо ещё каких-то дверей, мимо всего, в тупик… Толкаю Димку и припадаю к нему уже совсем по-хозяйски. Ни о каких поцелуях в танце и речи не было. Что на меня нашло на танцполе? А что нашло сейчас? Шарю по его спине, шее, бокам, ягодицам, обратно к затылку и не могу оторваться, жадничаю, не жалею. Мну губы его, лезу языком внутрь, а он вкуса ананасов, что нарезанные лежали на тарелке в нашей раздевалке. И мой мелкий соблазнитель послушен, податлив, глаза закрыл, осторожно удерживает меня за плечи. Как хочется не только целовать…       Наше безумие остановил человек в маске Гая Фокса. Мы одновременно с Димкой вздрогнули, когда услышали за спиной:       — Блядь!..       В тёмной трубе коридора чёрного одеяния было не видно: казалось, маска с хитрыми щелями глаз и аристократическими коварными усиками-нитками висит в воздухе и ухмыляется. Я растерялся, появление постороннего отрезвило и словно обухом по голове вдарило. Лишь Димка гневно высказался:       — Здесь посторонним нельзя, шуруйте в зал!       Маска попятилась назад, так и не поворачиваясь к нам спиной. И пропала за поворотом. Димка дёргает меня:       — Геля! Давай ещё раз!       — Нам надо переодеваться, там же зомби следующее… — сиплю я.       — А потом?       — Потом, — обещаю я. И в голове гудит, и ноги ватные, и только в паху томно-приятно… как я буду сейчас танцевать?       Девчонки не заметили нашего отсутствия. Маринка только что со «Стриптиза» явилась, трое, наоборот, упорхнули на анимацию танцевать, а мы принялись допивать шампанское и неторопливо переодеваться для зомби. Димка ведёт себя так, как будто ничего и не было: шутит, рожи строит, всякую ерунду у девчонок выспрашивает, их туфли на высоком каблуке мерит, выхаживает перед нами. Почему я так не могу? Почему мне кажется, что всё, меня победили?       А после ещё и зомбированное гоу-гоу. Вовка был прав, когда ставил этот номер на самый конец программы, когда шестеро полуголых симпатичных тварей так агрессивно виляют бёдрами, резко разводят ноги и наглаживают себя сладострастно по бокам, публике тоже хочется раздеться. Что многие и делают. Потные киномаски уже не актуальны. Синий парик Мальвины уже на башке толстопузого Халка. Человеки-пауки и Бэтмен предъявили миру свои действительные физиономии, надо сказать, довольно русские и пьяные. Пышные причёски принцесс и взбитые лохмы вампирш потеряли свою форму и покрылись ровным слоем конфетти и новогодних блестючек. В очередной проходке обратил внимание, что вообще вижу только одну маску, ту самую, что нас застукала с Димкой и теперь всё о нас знала. Почему-то мне не даёт это покоя. С трудом заставляю себя быть секси, вытягивать губы и зазывно крутить задом, хотя, конечно, такой блядской разнузданности, как у Димки, мне не достичь никогда. Думаю, он не может это контролировать, он не видит в танце себя, а существует как бы изнутри музыки, изгибаясь под её похотливые стоны. Он в любом танце натурален и максимален, а я нет, я знаю меру, я вижу, что меня окружает.       Пьянущие, отвязные гости пытаются повторить наши движения. У мужиков текут слюни на девчонок, девушки и мадам Грицацуева что-то кричат мне и Димке. Общий экстаз! Новый год пожаловал, разинув рот и громко улюлюкая. Как поставили точку в номере, никто переодеваться не ушёл, все танцоры спустились на танцпол танцевать в толпе. Через очередную бешеную музыку медленная композиция — и меня подхватывает симпатичная Мэрилин Монро, хохочет мне в ухо, дышит в шею. А я ищу глазами Димку и не вижу его. Его нет и на следующий танец. Прошёл по всему залу, заглянул в фойе, там уже давно нет никакой фотосессии и уже не плюётся сладким шоколадный фонтан. Опять натыкаюсь на белую издевательскую маску Гая Фокса, и что-то подталкивает меня к этому персонажу, и я спрашиваю его, как будто он должен знать:       — Димку не видел?       А он вдруг кивает головой, типа видел.       — Где? — тупо спрашиваю я.       Парень вновь кивает и показывает, чтобы я следовал за ним. Почему-то идёт на улицу. Я в разодранных до неприличия джинсах, в исполосованной серой майке, но уже без противной маски вурдалака иду за ним. Я полуголый, а на улице хотя и горячий новый год, но всё же зима. Мне кажется, что Димка где-то рядом, сейчас, тут, за поворотом, может разговаривает с кем-то, я окликну его — и мы свалим отсюда. Пойдём к нему, и там я не оставлю шансов ни ему, ни себе… Но за поворотом никого нет, глухой двор, где стоят одинокие машины. Мой провожатый вдруг разворачивается, хватает меня за останки футболки и толкает к холодной машине. Прижимает собой, стискивает в кольцо, царапает краем маски шею. Маска задирается, оголяя подбородок, губы, скулы. Он впивается в мой рот, вкус виски… да, это виски. Уворачиваюсь, пинаю коленом в пах. Но этот придурок даже не взвыл, видимо я слабо достал, он бросает меня на другую машину, и та недовольно запиликала сигнализацией. Пытаюсь встать, бежать. Но этот в чёрном меня цепляет и вновь швыряет на первую машину. Та тоже начинает в унисон тревожно распеваться. Не успеваю встать, как получаю удар в челюсть. А потом сразу под дых, меня скрючивает. За что?       Он наваливается на меня, опять впивается мне в губы, отрывается и шипит:       — Ты — проститутка, портовая шалава, девка… А корчил из себя недотрогу. Всем можно тебя иметь, а мне нет? Сегодня ты не отвертишься…       — Это ты? Ты в подъезде… — пыхчу я, пытаясь сбросить его с себя.       — И сегодня нет рядом с тобой никаких громил, — сладострастно шепчет он. — Ты сам сюда пришёл. Ты будешь мой…       — Иди на хуй!       И в наказание за адрес меня подбрасывают и ещё раз в челюсть; блин, я на промозглом, колючем асфальте и, по-моему, даже выпал из реальности на несколько секунд, потому что пропустил, когда появился Димка.       — Эй! Попробуй со мной!       — И ты, сопляк, тут?       Я не вижу из-за машин, что они там делают. Не могу встать, чёрт, как болит рука! Но начинаю цепляться за истерично пиликающую машину, поднимаюсь и наблюдаю… Хайда. Димка переоделся уже в своё, но в руках трость, а в глазах злость. Он двигается, подпрыгивает вокруг урода в чёрном, который уже отбросил маску. Да… Это тот самый парень из соседнего подъезда, что приставал ко мне тогда и которому вмочил друг Лютика. Даже в своём коматозном состоянии замечаю у него тёмные царапины на правой скуле от виска. Димка прыгает и в развороте толкает ногой в грудь этого маньяка. Тут же выставляет трость, как шпагу. И это не Димка, не зайка-котик, никакой детскости, никакой инфантильности. Заострённые черты, жёсткий рот, боевая стойка, готовность убить… Они сначала прошли вокруг друг друга, ублюдок попытался отобрать трость, получил по рукам набалдашником. Взвыл, бросился на демона, а тот растворяется в пространстве, не даётся, почти танцует, ударяет по спине урода. И танец этот не шаловливый и озорной, а страшный. Даже на сцене, будучи Хайдом Димон не был таким. Он бьёт наотмашь, он метит в голову, он шипит, он опрокидывает парня пяткой в подбородок. Ублюдок старше его и, должно быть, сильнее, но демон настолько овладел Димкой, что ублюдка жалко. Тот упал навзничь, группируется, пытается встать, ползёт, а Хайд налетает сзади и наносит разящие удары тростью. Боже, он убьёт его как епископа Басингстока!       — Дима! Остановись! — Я наконец вырываюсь из оцепенения и спешу к ним. Сомневаюсь, что он меня услышал. Он продолжает лупасить. Мне пришлось перехватывать его руки, зажимать со спины, оттаскивать, шептать в ухо: — Дима, Дима, успокойся… Он уже никакой, не нужно… Ты вовремя…       Разъярённый демон ещё дёргается в моих объятиях, я чувствую, как клокочет в нём ненависть. Он выкрикивает ползущему от нас ублюдку:       — Не смей трогать его! Никогда! Своими мерзкими руками и грязным ртом! Он не твой! Слышишь? Он мой! Ангел только мой!       — Тш-ш-ш… Твой, твой… — Тащу его дальше, уговариваю, остужаю, возвращаю к жизни. — Дима, всё нормально. И я твой. Успокойся.       Он вдруг резко поворачивается ко мне и выдаёт:       — Какого чёрта тебя ни на минуту оставить нельзя? Ты, зная, что этот маньячина здесь, куда-то попёрся?       — Откуда я мог знать, что это он?       — Ты ещё и тупой? Это клуб «И-би-ца»! Ты же сам говорил! Короче, ты непроходимый идиот, хотя и ангел… Мне холодно! Обними меня!.. А поцеловать?       Чмокаю его в нос. Он недовольно рычит.       — Дим, ты же мог убить его! Ты вменяем вообще?       — Не совсем вменяем. Давно уже, с год где-то... Но бывают обострения, особенно когда своего спасителя лобызают в нос. Ваще зверею… Пойдём, там нам апельсинки принесли и шоколадки на дорожку…       Хайд стремительно превращается в зайку-котика. А я, оглушенный всей этой ночью и опьянённый предвкушением того, что мы идём к Димке домой, позволяю себя увлечь обратно, в душный клуб, в потную раздевалку к уставшим девчонкам. И уже через полчаса мы вывалились из заведения. Краем уха я услышал разговор, что рядом побили какого-то парня, пришлось вызывать скорую…       Не будут ли искать моего Димку? Подумаю об этом завтра. А сейчас я думаю о другом… Да и Димка хоть и включил кривляние на полную катушку, но я же вижу, что волны нетерпения и решимости так и выплёскиваются из этих тёмных демонских глаз. Мы идём к нему. И начинаем целоваться ещё в подъезде, кинув сумки на пол.