Физики, лирики и мясо по-французски

— Августа Павловна, разрешите? — Мирнов вошел в кабинет секретаря деканата физического факультета и, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, остановился перед ней. Женщина даже несколько растерялась, видя такого нерешительного и неуверенного в себе преподавателя матанализа. Даже ей невооруженным глазом было видно, что он накануне изрядно выпил, можно сказать, напился. И теперь виновато отводил глаза в сторону, стараясь лишний раз не выдыхать в ее сторону. — Что у вас, Юрий Владимирович? — улыбнувшись, спросила секретарь. Если он пришел в таком состоянии, да еще и тридцать первого декабря, значит, стряслось что-то серьезное или из ряда вон выходящее. — Вот, — Мирнов протянул ей обрывок Димкиной ведомости. — Понимаете, занимался уничтожением ненужных бумаг. И по неосторожности порвал ведомость, которую должен был сдать вам. — Ну, это дело поправимое, — расцвела Августа Павловна. Она тут же распечатала копию, ей даже вглядываться не надо было, чтобы увидеть, чья там фамилия, женщина и так знала — сама вчера выписывала ее, последнюю в этом году, и протянула Мирнову. Тот молча поставил свою подпись. Но уходить не собирался и даже авторучку не положил на место. Августа Павловна внимательно смотрела на него, продолжая улыбаться. — Мне еще нужна одна ведомость, — наконец, выдал он неуверенно, словно победив в себе одного Мирнова над другим, — на досрочную сдачу экзамена. — Я, конечно, вам ее распечатаю, но без подписи лектора она не будет действительной, — ответила ему женщина, очень сильно удивившись. — На чью фамилию? — На Димкину. На Войцеховского, — уже решительней произнес Мирнов. — У лектора я ее подпишу и сам принесу в деканат, если его сейчас не окажется на кафедре. Стараясь откровенно не улыбаться от радости: такого никогда не было — Мирнов и досрочная сдача — две вещи несовместные, Августа Павловна тут же распечатала экзаменационную ведомость, поставила все печати и протянула преподавателю. Он взял ее бережно, прописал «отлично» прямо у нее на глазах и только после этого покинул кабинет, спросив, перед уходом, до которого часа она будет на месте, чтобы успеть сдать ведомость еще в этом году. Мирнов решительно направился на кафедру матанализа в поисках лектора. Даже если его не окажется на месте, что было весьма вероятно, он решил, что навестит его дома, где угодно, хоть за праздничным столом, но Димке за все его мучения и унижения, что он ему доставил, все же подарок к Новому году сделает. Его лучший студент, лучший во всем. Мирнов шумно выдохнул — это то малое, что он мог для него сейчас сделать. Останется только вымолить прощение… Он непрерывно поднимал глаза вверх и просил, просил, просил, чтобы тот его простил, за все простил… — Жорик, ты где? Гарик в компании двух непрерывно смеющихся девушек бесцеремонно вторгся в квартиру Мирнова, открыв ее своим ключом. Не раздеваясь и не разуваясь, нагло прошел к тому в спальню, где его брат навзничь лежал на кровати и бесцельно пялился в потолок с отрешенным видом. — Подъем, Жорик, нас ждут великие дела, — он подхватил несопротивляющегося Юрия подмышки и рывком поставил на ноги. Тот даже не обиделся на детское прозвище. — Я тебя предупреждал еще месяц назад, что приобрел билеты в клуб. Так что лежание на кровати в Новогоднюю ночь отменяется, — он хитро прищурился. — К тому же нас будут сопровождать две цыпочки, настоящие красотки. — Не хочу цыпочек. Не хочу в клуб, — поморщился Мирнов. — Знаю, что ты хочешь, а, точнее, кого, но придется потерпеть. А потом я тебе такой подарок сделаю, что у тебя настроение улучшится в разы, обещаю, — Гарик, уговаривая брата, неспешно сначала раздел его, а потом надел на него рубашку с брюками. Пока доехали на такси до клуба «Метро», настроение у Мирнова постепенно от совершенно дрянного перешло в стадию просто дрянного, а потом и в состояние «ничего». Девушки хоть и смеялись непрерывно, но впечатление глупышек не производили, у них-то, в отличие от него самого, было исключительно хорошее настроение. — Не хочу сюда, — вдруг снова заартачился Юрий, когда они уже стояли перед дверями. — Что не так? — разозлился Гарик на брата. — Кухня тут вполне приличная, алкоголь непаленый, живая музыка. — Живая музыка под минусовки, — фыркнул Мирнов. — На Новый год обещали под оркестрик, а не только, я узнавал, когда платил, — сменив гнев на милость, продолжил уговаривать его Гарик. — Мы идем или нет? — девушки нервно топали ножками в туфлях на шпильках — долго на морозе стоять они не планировали. — Проходите, мои сладкие, — проговорил елейным голосом мужчина, распахивая перед ними двери, и продолжил сурово: — Мы скоро, я только вотру сейчас своему братцу промеж глаз, и сразу придем. В приоткрытую дверь до слуха Мирнова донесся голос исполнителя, певшего песню Лепса, и он, как кролик в пасть удава, шагнул внутрь, но пройти и удостовериться, что голос принадлежит именно тому, о ком он думал непрерывно, не отважился, остановившись в нерешительности возле дверей в зал. А Гарик, ехидно улыбаясь, стоял рядом и не торопил. «Самый лучший день заходил вчера. Ночью ехать лень — пробыл до утра», — пел радостный уверенный голос. — «Очень здорово все-таки жить!» «Нет, этого не может быть, это не Димка», — Мирнов потряс головой, чтобы скинуть оцепенение. Он помнил его вчерашнего, жалкого, растрепанного. А голос принадлежал уверенному в себе человеку, а главное счастливому. Но желание увидеть певца не исчезло, а наоборот только сильнее подталкивало его вперед. Боясь разочароваться, Мирнов все же разделся, избавившись от дубленки, оставив ее в гардеробе, и выдохнув, как перед прыжком с обрыва, рванул на себя дверь в зал. Стараясь не смотреть на исполнителя, он направился к своему столику, где уже сидели довольные Иринка с Татьяной. Но краем глаза он все же попытался рассмотреть его — нет, не Димка. Певец в такт музыки уверенно притопывал ногой, обутой в дорогие стильные ботинки на шнуровке. Мирнов сам к таким же присматривался, но имидж научного сотрудника, кандидата наук, а особенно препода по матанализу не позволил ему их купить. В высокое голенище ботинка были заправлены облегающие джинсы, тоже, между прочим, недешевые. Димка никогда бы не купил себе такие. Но голос и интонации сводили Мирнова с ума. Он поднял глаза на исполнителя, но тот как на грех повернулся в этот момент к залу спиной, двигая весьма пластично, а главное эротично нижней частью тела, чуть запрокинув голову назад и подняв микрофон вверх, двумя руками обхватив его. Прическа парня поразила мужчину — разные по оттенку длинные прядки, уложенные в художественном беспорядке, словно их потрепал ветер, но в то же время единое целое, рассыпались по плечам. Он даже замер на месте, стараясь рассмотреть во всех деталях талантливую работу мастера — уж точно отсутствие прически и вихры не Димкины. Гарик несильно подтолкнул Мирнова в спину, чтобы он не стоял на проходе. Мужчина вздохнул — жаль, что не Димка. Но голос… Голос его, со всеми мельчайшими интонациями. Уж не ему ли его не знать? Голос сводил с ума. Мирнов прошел к своему столику и, уже больше не обращая на исполнителя никакого внимания, сел к сцене спиной, рядом с Танюшкой, которая тут же обвила его своими руками за талию, прижимаясь к нему теплым телом. Подумав ровно секунду, мужчина поднял руку и тоже обнял девушку. Праздничный ужин шел своим чередом: дед Мороз со Снегурочкой поздравляли гостей, исполнители пели по очереди — то парень Димкиным голосом, то девушка красивым высоким сопрано, то просто играла музыка, когда оркестрик брал тайм-аут. Одним словом, гости отдыхали, все остальные работали, чтобы им хорошо отдыхалось. Мирнов так ни разу больше не обернулся в сторону сцены — до безумия хотелось ему увидеть лицо исполнителя, но боялся, что парень окажется уродцем. А так он просто представлял, что это для него поет Димка, только для него. Ровно в полночь все «постреляли» шампанским и вывалили на улицу, чтобы освежиться и позапускать фейерверки, которые тоже входили в программу новогодней ночи. С исполнителями опять не удалось пересечься — те ушли отдохнуть немного, им предстояло еще отработать как минимум час. А потом если будут заявки, то уже под «минусовки» еще час они будут услаждать слух гостей. — Господа, я должен объявить последнюю песню и представить вам наших чудесных исполнителей, — объявил ди-джей. — Весь вечер для вас работали Лилия Снегина и Дмитрий Войцеховский… Он назвал имена еще других артистов и исполнителей, но Мирнов уже ничего не слышал, он повернулся, наконец, в сторону сцены и столкнулся с Димкиной счастливой улыбкой и радостным взглядом лучистых синих глаз. Мужчина перевел растерянный взгляд на Гарика, который никак не проявил себя, хотя сидел весь вечер лицом к Димке, но тот только пожал плечами и нажал кнопку на своем телефоне, отсылая сообщение Мирнову, и кивком головы призывая, чтобы тот посмотрел. Это была фотография парня, которую он сделал еще в салоне — многократное Димкино отражение в зеркалах, только взгляд немного грустный, не то, что сейчас. — Итак, последняя песня, — объявил ди-джей. — Прошу, если никто ничего не закажет, то Дмитрий споет романс «Спокойной ночи, господа» и покинет нас. — Круга «Не спалила, любила», — какой-то мужчина поднялся со своего места и, пошатываясь, подошел к сцене. — Пятьсот. — Стойте, — Мирнов поднял тоже со своего места, скинув с плеча Танюшкину руку. — Плачу тысячу за песню Крутого « Я люблю тебя до слез». Продолжая улыбаться, выгнув изумленно бровь, Димка наблюдал за торгом. Лилюша довольно громко хихикнула, а оркестр исполнил туш — они поспорили с ди-джеем и оркестром, какая песня будет последней. И если этот интеллигентный мужик перебьет, то весь заработок за последнюю песню получит Димка. Но петь они ее будут дуэтом. Эту песню никто никогда не заказывал, но они ее отрепетировали не только под «минусовку», но и с оркестром. — Полторашка, — настаивал любитель Круга. — Две, — продолжил торг Мирнов. — Три, — не унимался тот, кто все же хотел услышать Круга в Димкином исполнении. — Пять, — Гарик пришел на помощь брату. — Червонец, — мужик даже вынул деньги из кармана. — Раз пошла такая пьянка, двадцать, — девушки, Иринка с Танюшкой, под громкие аплодисменты и радостные выкрики гостей, присоединились к торгу. — Пой, парень, Серова. Я тоже вкуплюсь, — раздался с места чей-то пьяный голос. — И я тыщу кину, — произнес еще кто-то довольно громко. К сцене приблизилась девушка, она протянула деньги: — Этот червонец от нашего столика. Итого, тридцатка за песню. Серов столько не зарабатывает. Она пьяненько рассмеялась: — Пой, Димочка. Оркестр заиграл вступление. Димка, не отрывая взгляда от Мирнова и продолжая улыбаться своей обалденной улыбкой, сводя с ума всех гостей, запел. Он пел и соло, и дуэтом с Лилюшей самую лучшую песню о любви: — Я люблю тебя до слез. В жизни до тебя я так счастлив не был. Я люблю тебя до слез, без ума люблю. Все у нас тобой только началось. Я люблю тебя до слез. Весь зал в едином порыве поднялся, свет выключили, а свечи и зажигалки дрожащими огоньками только освещали зал и исполнителей, которые песне отдавали душу. Димка разрывал взгляд с Мирновым только тогда, когда он поворачивался к нему спиной, танцуя с Татьяной. Голос парня страдал и рвался к небесам, а потом возвращался на грешную землю, где он просто объяснялся в любви, где ему подпевала девушка и подыгрывал оркестр, где каждый звук, каждая нота просто выворачивали душу наизнанку, когда хотелось любить вместе с Димкой, отдавать любовь и получать ее. А Мирнов только шевелил губами, повторяя вслед за ним: «Я люблю тебя до слез».