Встречи с тобой

Фэндом: DELUHI Пейринг: Sujk/Juri Рейтинг: PG-13 Жанр: slash, romance, UST – Не занято? Джури появляется за спиной неожиданно, и Сойк едва заметно вздрагивает. Ответить он не успевает, потому что Джури неуклюже садится – или, скорее, падает на задницу – рядом, так близко, что Сойк морщится и немного отодвигается в сторону. "Больше ж места нет", – хочется проворчать ему, но он молчит. Из клуба, где в пятничный вечер они собрались большой компанией старых друзей, Сойк вышел ненадолго, чтобы проветриться и покурить. За неимением каких-нибудь скамеек присел прямо на бордюр, бесконечно длинный, и вот, пожалуйста, Джури все равно умудрился заставить его подвинуться. Там, где Джури, всем тесно – представления о личном пространстве тот просто не имеет. – Будешь? – Джури протягивает початую бутылку какого-то очередного крепкого пойла Сойку, но тот лишь отрицательно качает головой и подносит сигарету к губам. Молчаливость собеседника Джури совершенно не тяготит: он уже изрядно пьян, чтобы заметить что-либо даже под своим носом. – А сигареты для меня не будет? – теперь он взглядом указывает на почти уже окурок в пальцах Сойка и, не дождавшись ответа, делает небольшой глоток прямо из горлышка, тут же с шумом выдыхая. Вообще Джури не курит, да и, как правило, не напивается сильно, но сегодня особенный день: его бросила девушка. Не какая-нибудь, а относительно постоянная, вместе они были чуть ли не целый год и даже успели пожить под одной крышей. – И вот теперь такая подстава, – обиженно вещает целый вечер Джури каждому вновь пришедшему приятелю. Из-за чего случился разлад, Сойк не вникает – времена, когда он болезненно следил за личной жизнью Джури, давно прошли. Порывшись в карманах куртки, он находит новую пачку и, ловко распечатав, протягивает Джури, который подрагивающими, неверными пальцами вытаскивает одну сигарету, а потом долго не может попасть ее кончиком в пламя зажигалки. Некстати Сойку вспоминается, как всегда ругался Леда, когда Джури курил. Их лидер свято верил, что даже от пары сигарет у Джури меняется голос. Далекие славные времена, когда они играли в одной группе и Леде было дело до его вокальных способностей. Впрочем, наверное, будь Леда сейчас здесь, он тоже не смолчал бы. – Ты придешь ко мне в пятницу на день рождения? – Джури спрашивает, затягиваясь, и Сойк сперва кивает, потом понимает, что тот не смотрит на него, и негромко произносит: – Да, приду. – А? – Приду, говорю. – Здорово. Хочу оторваться на полную, плевать на Йоко. То, как Джури себя ведет, указывает на то, что ему как раз совсем не плевать, но от комментариев на животрепещущую тему Сойк воздерживается. – Уверен, у тебя получится, – успокаивает приятеля он. На долгие пьяные разговоры Сойк не настроен. Может, потому что слишком трезв. А может, потому что рядом именно Джури. Он не знает, сколько лет должно пройти, чтобы и ему стало наконец наплевать. – Вот я вообще подумать не мог, что она такое вытворит... – заводит уже знакомую пластинку Джури. Сойк ловко избегал его признаний весь вечер, но с глазу на глаз просто обязан слушать, пусть и не хочет этого совершенно. Солнце – вот о чем много лет думал Сойк, слыша имя Джури. Солнце и радость ассоциировались у него с этим человеком. Или же наоборот – ассоциировался Джури со светом, со счастьем. Давным-давно, с первого взгляда и в самое сердце. У Джури не самая красивая улыбка, "зубастая", как говорит Агги и постоянно ржет. Его любимое занятие – подкалывать Джури, который никогда не обижается. Однако эта улыбка, хоть зубастая, хоть какая, застывает в памяти, отпечатывается на подкорке, захочешь – не сотрешь. Да Сойк и не особо стремится избавиться от теплого чувства, что живет в нем. От безответности он не испытывает страданий в чистом виде, скорее слабую тоску о том, что никогда не сбудется. И не предпринимает никаких попыток сблизиться. Джури не для него, а он сам – не для Джури, так уж вышло. – ...И вот после всего этого она говорит мне, что я, видите ли, неответствен... безответствен... безответственный, – язык Джури заплетается, но Сойк видит, что тот еще осознает происходящее вокруг. – Ты ее любишь? – резко перебивает он, и Джури, запнувшись, смотрит на него во все глаза. – Кого? – глупо спрашивает он. – Йоко. Кого ж еще? – терпеливо объясняет Сойк. Он даже не удивляется, когда Джури растерянно приоткрывает рот, потом смотрит на свои руки, в которых держит бутылку, потом переводит взгляд в сторону. "Так я и думал", – кивает сам себе Сойк. – Конечно, люблю. Она же моя девушка. Как не любить? – На такие вопросы надо отвечать не задумываясь, Джури, – качает головой Сойк и достает новую сигарету из пачки, хотя минутой ранее считал, что предыдущая будет последней. Если замешкался – ответ "нет", вот и всё. Этого он уже не произносит – чувствует, что Джури и сам понимает, как выглядела немая пауза. И наверняка в глубине души знает, что сегодня оплакивает не потерянную любовь, а потрепанное самолюбие. Любовь же ушла раньше, и, как чаще всего бывает, никто этого не заметил. Интересно, когда ушла любовь Сойка? Он невольно задумывается и следом улыбается невесело. Может, она и не уходила, просто изменилась? Бывших возлюбленных зачастую ненавидят или презирают, или хотя бы просто не желают видеть. А встрече с Джури Сойк всегда рад. – Все к лучшему, – добавляет он философски. – Будут у тебя другие девушки, лучше Йоко. Раз ушла, значит, так и надо. Несколько минут они сидят в тишине и курят. Как ни странно, Джури не начинает спорить. Он так демонстративно весь вечер жалел себя, нелюбимого и брошенного, что Сойк ждет продолжения спектакля. Но Джури молчит: то ли ему самому надоело, то ли увидел в Сойке неблагодарного зрителя. В этот момент Сойку легко представить, как он еще давно, на заре их знакомства, решается, делает шаг навстречу Джури, и тот отвечает ему взаимностью – почему нет? – а потом после каждой ссоры, после каждого недоразумения или конфликта встречается с приятелями в баре и вываливает на них всю подноготную их отношений. От одних подобных мыслей Сойку дурно. Джури не плохой человек, просто не подходящий ему. Подобное нередко случается. – Слушай, а помнишь тот мой день рождения, что был после дисбенда? – неожиданно повеселевшим голосом спрашивает Джури. – Агги тогда отжег! Удержаться и не улыбнуться сложно, да Сойк и не пытается. Он хорошо помнит ту вечеринку чуть ли не через неделю после объявления о распаде их группы. Кто бы что ни думал, все четверо они оставались достаточно близкими друзьями, и конфликты, о которых шептались за спинами, были исключительно вымышленными. Иногда людям сложно поверить, что разойтись можно мирно. – Я тогда вообще ничего не хотел устраивать, – ударяется в воспоминания Джури, хотя Сойк и так прекрасно знает все подробности. – Вот точно все лучшее случается внезапно. Бутылка, опустошенная уже до половины, забыта, неверная Йоко – тоже, пусть и ненадолго. Сойк незаметно поглядывает на Джури, который говорит взахлеб, и чувствует, как щемит сердце. В такие моменты он кажется много юнее и очень похож на того себя, которого Сойк встретил впервые на задрипанной репетиционной точке, где собиралась никому не известная тогда группа, в срочном порядке искавшая нового барабанщика. Сперва Сойк даже не собирался идти на прослушку, а потом в последний момент передумал. У Джури смешные ресницы, они почти не загибаются и торчат вперед, как у теленка. Еще у него очень громкий голос – даже когда надо что-нибудь тихонько прошептать на ухо, Джури умудряется орать. И повышенная подвижность: усидеть на месте дольше пары минут он не в состоянии. Полная противоположность Сойку. До встречи с Ледой Джури играл на гитаре, но тот настоял, чтобы Джури взял в руки микрофон. Порой Сойку кажется, что он может слушать его голос до бесконечности. Сойк никогда не влюблялся с первого взгляда – не влюбился он и в Джури. Не было объяснения тому, что тогда случилось с ним. Просто в голове замкнуло, мысли ушли куда-то не туда и уже больше не встали на место. Йоко, теперь уже бывшая девушка Джури, верно подметила: он безответственный. И непостоянный. И совершенно бесхитростный. Нет, не поверхностный – Сойк уверен, что его в жизни не зацепил бы человек мелкий и несерьезный. Однако слишком неусидчивый, открытый всем ветрам. Такого не удержишь, сегодня он здесь, а завтра – там. И Сойк всегда знал, что, если попробует, потом пожалеет. За недолгое счастье придется расплачиваться уже серьезной болью. Быть может, Сойк чересчур предусмотрительный, слишком умный. Или, наоборот, редкостный дурак. Они сидят на холодном бордюре слишком долго, отморозив себе все, что можно и что нельзя. Их отсутствие не могли не заметить, но по большому счету Сойку все равно. – Я скучаю по тем временам, – признается Джури. – Иногда вспомню, вот как сегодня, и аж тоска берет. Вопреки своим словам он улыбается немного грустно, но все равно тепло. Сойк сморит на Джури, и ему мерещится необъяснимый свет в его глазах. – Ты только Леде не говори, – спохватывается Джури. – А то он ржать будет. – Он не будет, – возражает Сойк, но тот не слышит. – И Агги тоже не говори. Агги вообще злится от таких разговоров. Видно, не перегорело у него еще... Ну, сам понимаешь. Сойк все прекрасно понимает. – Я тоже скучаю, – говорит он. И не уточняет, что его грусть вовсе не о том, что закончилось, а о том, что так и не началось. Как бы он хотел сидеть вот так и просто говорить. Без умолку болтать с солнечным Джури, который находится невозможно близко, лицо которого в каких-то сантиметрах от его лица. Сойку хочется сию секунду преодолеть ничтожное расстояние, впервые коснуться желанных губ, целовать долго и с наслаждением, пробуя на вкус, зарываясь пальцами в короткие, наверняка жесткие, вытравленные краской волосы. Чтобы Джури не грустил об ушедшем, чтобы забыл свою Йоко, забыл обо всем. Сделать ему хорошо, потом больно, потом снова приятно, а после секса угостить еще одной сигаретой и обязательно отпустить замечание, что курить Джури вредно. Смеяться вместе, слушать его смех, смотреть, как он смеется – и снова целоваться, пока не закружится голова. Но больше всего, больше всего на свете Сойк хочет говорить. Как же сильно он желает говорить так, как они делают это сейчас. Обо всем на свете, ни о чем конкретном, о чем-то жизненно важном. Снова и снова говорить. Губы Джури влажно блестят, как и его глаза. Сойк слышит запах какой-то парфюмерии, шампуня или дезодоранта, а если бы постарался, смог бы выделить и запах кожи Джури. Тот самый бесконечно длинный бордюр уходит в стороны, а они сидят так близко, что едва ли не соприкасаются бедрами. – С тобой здорово, Сойк, – вдруг произносит Джури. – С тобой всегда так легко. Ни с кем так не бывает. Тебе ничего не страшно рассказать. Он сам подается немного вперед, и хотя Сойк понимает, что признания сейчас делает половина выпитой бутылки, ему на мгновение становится жарко. Кто знает, случись этот разговор лет шесть назад, как бы он ответил? – Я не приду на твой день рождения, – выдает Сойк, даже не шелохнувшись. – Что? – Джури растерянно моргает, потом еще раз. Сойку кажется, что он слышит тихий звон бьющегося стекла. – Я к стоматологу записан на пятницу, вот только вспомнил. Извини, не получится прийти. Он поднимается на ноги, отряхивает джинсы и указывает на двери клуба: – Пора возвращаться, нас уже, наверно, ищут. Рассеянно Джури кивает ему в ответ, чуть подвисая на секунду, а потом торопится догнать: неловко вскакивает, роняет свою бутылку и ругается, как всегда во весь голос, никого не стесняясь. Сойк слышит все это, но не ждет его, шагая к гостеприимно распахнутым дверям. И не оборачивается.