Встречи с тобой

Фэндом: Screw Пейринг: Kazuki/Manabu Рейтинг: PG-13 Жанр: slash, AU, romance, angst, mystic Предупреждение: смерть персонажа Примечание: Сюжет полностью содран из клипа Nickelback "Someday". В плагиате каюсь, но больно уж идея понравилась. Накануне они поругались. Поругались так отчаянно и шумно, как будто в последний раз, словно уже и не собирались мириться. Казуки ушел, хлопнув дверью, и звук был настолько громким, что оглушил его на несколько долгих секунд. Не дожидаясь лифта, Казуки поспешил вниз по лестнице. На улице лил дождь, противный, ноябрьский, холодный и какой-то безнадежный – Казуки не знал, как дождь может быть безнадежным, но чувствовал, что тот именно таким и являлся. Ничего хорошего в такую погоду случиться не могло. Садиться за руль было не лучшей идеей, особенно – за руль мотоцикла. К тому же, Казуки забыл дома шлем, но возвращаться туда, где ждал обиженный и злой Манабу, он не хотел. Вода хлестала, словно разверзлось небо, лила на голову и за шиворот куртки. Уже через три минуты езды Казуки продрог до костей, однако даже это не отрезвило его и не надоумило остановиться и отправиться в какое-нибудь кафе, а лучше – в отель. Он упрямо ехал вперед по улице, даже не замечая, что все сильнее жмет на газ. Вскоре жилые кварталы остались за спиной, потянулась промышленная зона. В пелене дождя свет фонарей казался тусклым, и Казуки еле-еле мог разглядеть что-то дальше двадцати метров перед собой, что, впрочем, не заставило его сбросить скорость. На мосту собственное легкомыслие едва не стоило Казуки жизни: большая фура вынырнула будто из пустоты, и он лишь в самый последний момент резко дернул руль, уходя от столкновения. Дыхание перехватило, кровь зашумела в ушах, и он резко затормозил у обочины, пока фура, оглушительно сигналя, унеслась прочь. Казуки мог только догадываться, какими словами его называл перепугавшийся водитель. Прикрыв глаза, Казуки мысленно сосчитал до пяти, пытаясь успокоиться. Реальная угроза жизни немного отрезвила, он словно ото сна очнулся и зябко передернул плечами. Насморк, а то и вовсе сильная простуда на следующий день были обеспечены, но думал он не об этом. "Что я делаю вообще?" – спросил себя Казуки. Собственное поведение показалось глупым и ребяческим. Самым смешным было то, что он и вспомнить не мог, из-за чего они с Манабу поссорились. Точнее – помнить-то помнил, но произошедшее теперь казалось сущей ерундой. Казуки задержался, Манабу приревновал, Казуки попытался отшутиться, Манабу не захотел смеяться, слово за слово, и грянул настоящий скандал. - Мне пора домой… - пробормотал под нос Казуки и снова завел мотоцикл. Пришло время завязывать с ночными гонками. В квартире было темно и тихо. Казуки изо всех сил старался не шуметь, когда входил в прихожую, снимал мокрую одежду и развешивал ее на спинке стула. Из-за той его привычки не убирать вещи в шкаф Манабу часто сердился, но в этот момент Казуки только улыбнулся, представив себе его недовольное лицо. Порой Казуки нравился обиженный Манабу: было так приятно целовать его нахмуренный лоб, потом плотно сжатые губы, чувствовать, как Манабу расслабляется, в конце концов отвечает на поцелуй и больше не злится. Но все это должно было произойти завтра, потому что в этот вечер Манабу не сменил гнев на милость. Когда Казуки вошел в спальню, он почувствовал, просто догадался, что Манабу не спал. Лежал на своей половине кровати, не двигался и смотрел в темноту, однако поприветствовать Казуки никак не пожелал. Это была самая худшая и самая серьезная обида, как было известно Казуки. Пока Манабу ворчал или даже повышал голос, ничего страшного не происходило. Однако молчание означало, что Казуки в его глазах серьезно провинился. - Спокойной ночи, - сделал последнюю попытку Казуки, когда лег в постель и укрылся своим одеялом. Однако Манабу ему не ответил. Утро началось привычно: сквозь дрему Казуки услышал, как Манабу выбрался из постели, тяжело при этом вздохнув, и направился в душ. Воспоминания о вчерашней ссоре были похожи неприятный зуд, и сон сразу как рукой сняло. Некоторое время промаявшись в постели и прислушиваясь к тому, как в ванной шумит вода, Казуки вылез из-под одеяла и направился на кухню. Каждое утро Казуки выкуривал две сигареты, одну за другой, а потом пил крепкий обжигающий кофе – именно в такой последовательности. Обычно к концу ежедневного ритуала он успевал окончательно проснуться и был готов к новым свершениям. В этот день плохое настроение из-за вчерашней перебранки не покидало Казуки, и он даже не чувствовал вкуса сигареты, рассматривая унылый пейзаж за окном: серое небо с грязными низкими облаками, серый асфальт, серые дома и серые люди… - Привет, - как можно более бодрым голосом выдал он, когда Манабу появился на пороге кухни. Казуки очень надеялся на то, что Манабу за ночь остынет и хотя бы позволит Казуки объясниться. В глубине души Казуки не считал себя в чем-либо виноватым, но, как известно, прощения просит не тот, кто провинился, а тот, кто больше дорожит отношениями. Казуки не видел проблемы в том, чтобы первому пойти на примирение, однако озабоченный вид Манабу, хмурый взгляд в пол и полное игнорирование самого Казуки указывало на потенциальную тщетность любых попыток сделать шаг навстречу друг другу. У Манабу тоже имелся свой утренний ритуал. Каждый день начинался с того, что Манабу спускался на первый этаж и шел в соседнее кафе, где покупал апельсиновый фреш, большой прозрачный пластиковый пол-литровый стакан с неизменной красной трубочкой. С этим стаканом в руке Манабу возвращался обратно, по пути забирал утреннюю газету, а уже сидя на кухне за столом, лениво пролистывал ее, допивал сок, потом пил еще и кофе и лишь после этого отправлялся на работу. Казуки подтрунивал над Манабу, который в эпоху высоких технологий продолжал читать газеты. Манабу кривился и говорил, что не представляет, как Казуки не тошнит от сигарет, выкуренных натощак. Порой, задумываясь о таких мелочах, Казуки поражался, до чего же они были не похожими и, тем не менее, уже столько лет оставались вместе. Казуки не представлял себе жизни без Манабу и верил, что тот тоже не видит будущего без него. От того глупее и бессмысленнее казалась ему вчерашняя ссора, а еще более непонятным – поведение Манабу. "Было бы из-за чего так обижаться", - думал Казуки, сидя за столом и нервно барабаня пальцами по столешнице. Каждые две минуты он поглядывал на настенные часы и гадал, где так долго ходит Манабу. Обычно покупка утреннего фреша занимала двенадцать-тринадцать минут. Входная дверь хлопнула, и хотя Казуки не видел своими глазами, он легко мог представить, как Манабу сбрасывает обувь, как аккуратно вешает куртку в шкаф. - Послушай, ты так и будешь молчать? – спросил в лоб Казуки, когда Манабу вошел на кухню. Он решил не дожидаться, пока тот заговорит первым. Но Манабу снова промолчал. Казуки показалась, что он тоже посерел и помрачнел пуще прежнего за те несколько минут, что Казуки его не видел. Газета шлепнулась на стол, Манабу поставил рядом стакан с солнечным апельсиновым соком, таким радостно-неуместным в это пасмурное утро, и сам резко опустился на стул, на секунду закрыв лицо руками. Казуки ждал, что вот наконец он заговорит, вот прямо сейчас, но снова не угадал. Отняв ладони от лица, Манабу тяжело вздохнул, по-прежнему игнорируя Казуки, словно того здесь и не было вовсе, и развернул газету. - Слушай, это уже слишком, - теперь Казуки начал злиться по-настоящему. – Тебе не кажется, что ничего настолько ужасного… - Нет… Глаза Манабу широко распахнулись, и за какую-то долю секунды он заметно побледнел, словно краска схлынула с его лица. На Казуки он не глядел, а по-прежнему смотрел в разложенную на столе газету. - Ты чего? – растерялся от такого поведения Казуки. - Этого не может… Не может быть… - произнесенные слова Казуки скорее прочитал по губам Манабу, чем услышал. Он хотел еще раз спросить, что произошло, когда Манабу поднял на него совершенно ошарашенный взгляд. Казуки стало нехорошо: за все те годы, что они были вместе, он никогда не видел Манабу таким. - Да в чем дело-то? – переспросил он, но Манабу, секунду назад глядевший сквозь него, резко сорвался с места и бросился в прихожую. Оторопевшему Казуки понадобилось несколько секунд, чтобы отойти от удивления. Несколько чертовски долгих секунд, как оказалось: когда он припустил следом за Манабу, тот уже захлопнул за собой дверь квартиры. Казуки натягивал обувь набегу, подпрыгивая на одной ноге, а за курткой, которую накануне оставил сушиться на стуле, уже не стал возвращаться. Точно так же, как вчера Казуки бегом бежал по лестнице, игнорируя лифт, теперь несся Манабу, не разбирая дороги. Выбежав на улицу, Казуки увидел лишь спину Манабу, мелькнувшую у входа на подземную парковку, и поспешил следом. "Сейчас он уедет", - мелькнула паническая мысль, и Казуки побежал быстрее, лишь чудом не толкнув проходившую мимо девушку. Однако он не успел: что бы ни случилось, в это утро Манабу показывал чудеса скорости. Знакомый синий "ниссан" чуть было не сбил Казуки у самого входа на парковку – Казуки успел отскочить в самый последний момент. - Манабу! – заорал он вслед уезжающей машине, но Манабу если и услышал, никак не отреагировал. За мгновения в голове Казуки промелькнуло не менее десятка идей, что делать дальше, одна другой глупее и бессмысленнее. Попытаться догнать Манабу на мотоцикле, позвонить ему и потребовать объяснений, отправиться обратно домой и ждать… Казуки за долю секунды понял, что догнать Манабу не сможет: пока будет заводить мотоцикл, того и след простынет. А куда с такой скоростью он умчался, Казуки даже предположить не мог. Непонимание происходящего обескураживало Казуки, таким беспомощным он еще никогда себя не чувствовал. Все эти мысли промелькнули в голове Казуки, пока он смотрел, как машина Манабу разгоняется перед поворотом. - Осторожнее… - одними губами произнес он. В этот миг он подумал о том, что всю жизнь Манабу был так себе водителем, вождение определенно было не его коньком, а разгоняться вот так на второстепенной дороге было настоящим сумасшествием, когда… Визг тормозов оглушил Казуки, вроде бы кто-то закричал – быть может, это был он сам. Прежде он думал, что такое бывает только в кино, что в реальной жизни своими глазами он никогда не увидит подобного. Ехавшая по главной машина налетела на старенький "ниссан", протаранив его бок. Было заметно, что водитель пытался затормозить, но было слишком поздно. Прохожие отпрянули в стороны, когда автомобиль Манабу вынесло на тротуар и с силой ударило о стену дома. Витрина магазина на первом этаже осыпалась осколками, а вторая машина, которую по инерции вынесло следом, впечаталась в "ниссан" Манабу, сминая его в лепешку. Секунду назад бежавший вперед Казуки замер на месте, как громом пораженный. В голове было пусто, а на подсознании билась лишь одна мысль: "Выжить невозможно, невозможно…" Никто не выжил бы в такой аварии. Многочисленные прохожие, которые до этого разбежались в стороны, хлынули назад, ближе к месту происшествия. Наверное, кто-то хотел оказать помощь, в руках у некоторых Казуки видел мобильные телефоны. "Бесполезно", - хотел сказать им всем Казуки. – "Уже поздно…" Собственная апатия была странной. Наверное, так вели бы себя люди, если бы своими глазами увидели крушение целого мира – в тот момент, когда уже все кончено, и ничего нельзя исправить. Именно так чувствовал себя Казуки. По закону жанра он должен был упасть на колени, закрыть ладонями лицо и взвыть не своим голосом. Однако даже на это простое действие не осталось сил. И вдруг Казуки увидел невероятное. Плотная толпа, окружившая место аварии, пропустила человека. Точнее, Казуки не заметил, чтобы люди расступались, или чтобы человек расталкивал зевак локтями. Он просто отделился от толпы и зашагал по улице в сторону Казуки. Казуки не поверил своим глазам, когда понял, что это был Манабу. Манабу, который шел ему навстречу и улыбался своей привычной, такой знакомой улыбкой. - Манабу… - одними губами произнес Казуки. – Но как?.. Поверить в чудо не получалось, он ведь сам видел, как от машины за секунду осталась груда металлолома. И тем не менее глаза не врали – это был Манабу. - Теперь все в порядке, - улыбнулся ему Манабу, подходя ближе и потягивая вперед руку, чтобы сжать ладонь Казуки в своей. - Ты… - Казуки все еще не осознал случившееся, не мог понять, как такое получилось, а еще вспомнил о ссоре, и хотел было некстати спросить, не злится ли больше Манабу. Но тот лишь головой мотнул, пресекая любые вопросы, и кивнул куда-то в сторону, предлагая следовать за ним. Казуки не спросил, куда они идут, просто пошел молча. На душе стало спокойно, а все события последних безумных суток отступили на второй план. Казуки решил, что подумает обо всем позже, вот только придет в себя после всех этих потрясений. Когда они проходили мимо газетного киоска, погруженный в свои мысли, Казуки не обратил внимания на выставленную в витрине развернутую газету, которую по утрам всегда листал Манабу. На первой странице большими буквами значилась главная новость дня: "Страшная авария на мосту: мотоциклист погиб на месте". А рядом в полразворота был напечатан его собственный портрет.