Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ. На Астрономической Башне было очень холодно. Несмотря на то, что плоская крыша была зачарована и снег таял, едва ее коснувшись, ледяные ветра вовсю гуляли по площадке. Серые тучи низко висели над землей, и с крыши казалось, что достаточно просто протянуть руку, чтобы погрузить пальцы в их мягкие ватные тела. Гарри стоял у самого края, опираясь локтями о каменный бортик и глядя вниз. С такой высоты весь мир казался крошечным и бесконечно далеким, люди были не больше муравьев, а простор горизонта открывался во всей красе. Дикая Шотландия расстилалась во все стороны: заросшая лесом равнина, посреди которой стоял Хогвартс, медленно перетекала в туманные возвышенности, холмы и низкие горные гряды. Она была холодной, неприступной, совершенно чужой — прямо как магия, которая наполняла эти древние земли. Это было прекрасно, и, стоя на крыше Астрономической Башни, глядя на открывающуюся ему картину, Гарри чувствовал, как все ужасное, болезненное вымывается из его груди. Здесь даже самые плохие вещи леденели, превращались в твердые, бесчувственные кристаллы — и сам он становился таким же. Бесчувственным. Как камень. — Кто это? — спросил Седрик, становясь рядом с ним. Он оперся бедром о парапет, скрестив руки на груди и глядя на Гарри сверху вниз; ветер трепал его волосы, бросая длинные пряди непослушной челки ему на глаза. Диггори это раздражало, и он то и дело дергал головой, сбрасывая их. — Чарли, — ответил Гарри. — Уизли знают? Гарри покачал головой. Он выпрямился и посмотрел на Седрика. — Мы обменяем его, — сказал он, и Диггори сжал губы. Он упрямо продолжил смотреть в глаза Гарри, но лицо его преисполнилось болезненного упрямства, боли, которую он отчаянно пытался задавить. — На кого? — На его волшебную палочку, — Гарри отвернулся и уставился на белую далекую землю. Он видел Гремучую Иву, вяло сбрасывающую покров снега, и черное озеро, покрытое рябью холодных волн. Хижина Хагрида и вовсе напоминала один большой сугроб. Седрик вздохнул, с его губ сорвалось облачко пара, которое тут же рассеялось. — Откуда у Дамблдора его палочка? — На третьем испытании я сражался с Волдемортом. Ну, — Гарри невесело усмехнулся, — точнее я просто кинулся на него, когда он собирался убить одного из наших. Там... все сложно, но вышло так, я вцепился в его правую руку, а он — в мою. Нам обоим было больно от этого, понимаешь, очень больно. Кажется, мы оба потеряли сознание на мгновение, но я так крепко цеплялся за него, что просто вырвал его волшебную палочку из пальцев. А он — забрал мою. Седрик смотрел на него с выражением страха и брезгливости на красивом лице. Его взгляд метнулся к карману Гарри, где тот держал свою палочку. — Значит, это?.. — Нет, — поспешил объяснить Гарри. — Эту мне сделали летом. Я не пользуюсь его палочкой, она хранится у Дамблдора. Хотя он пользуется моей. На целую минуту воцарилось молчание. Оно не тяготило, висело в воздухе, будто незначительный, не раздражающий запах чего-то неясного, но и не приятного. Гарри не хотел говорить, он поднимался на эту Башню, чтобы собраться с силами и подумать, подготовить себя к вечерней встрече, и Седрик сам нашел его. Это было ожидаемо, потому что во всем Хогвартсе они словно остались вдвоем: профессора сидели в кабинетах, а те студенты, что предпочли школу походу в Хогсмид, не выходили из гостиных, и поэтому в коридорах можно было встретить только приведений. Гарри редко останавливался, чтобы поболтать с ними: что интересного ему мог рассказать Безголовый Ник, поглощенный своими призрачными, далекими от реальной жизни проблемами? О проказнике Пивзе и говорить было нечего: Гарри обходил его стороной, не желая раздражаться еще больше. Разве что поход на кухню имел смысл: там обитал Добби, и он был безумно счастлив, когда «мистер Гарри Поттер» пришел навестить его. Он принес много еды и рассказал о счастливой жизни домовика на кухне Хогвартса — он выглядел очень довольным, и Гарри был рад сделать ему приятное. Наконец, Седрик заговорил. — Почему он не захотел обменять моих родителей на свою палочку? — спросил он, и взгляд его был устремлен в тяжелое серое небо. Седрик казался удивительно взрослым в этот момент: лицо его было суровым, а тени выглядели почти морщинами на его гладкой коже. Его взгляд был лишен всего, присущего детям и подросткам, и в этот момент Гарри чувствовал странную близость с ним. Они были так высоко, будто бы над всем миром, и Седрик понимал его. Почти. — Потому что он тебя заметил, — ответил Гарри. — Тебе удалось его поразить, и то, что он сделал, было не только ради удара по мне — ради удара по тебе тоже. Его месть за удивление. Седрик поморщился от отвращения. Он повернулся, опустил ладони на холодный камень и устремил свой взгляд вниз. Мантия и шарф развевались за его спиной, и Гарри думал, что еще мгновение, и этот ветер сдует Седрика прочь, будто фантом. Сегодняшний день был странным и печальным, и у Гарри не было никаких сил на то, чтобы тянуть его на себе. Ему снились кошмары, снились смерти, и он не мог узнать, были ли эти смерти настоящими — его больше уже не тошнило от вида ран, и он чувствовал, что идет к своему пределу. Что он вот-вот пересечет его. Когда он смотрел на далекую землю, он думал, что полет в несколько секунд прервал бы все его страдания. Что еще немного — и он бы не смог удержаться от столь быстрого избавления. В конце концов, Лили когда-то сделала то же самое, и ее не остановил даже Гарри, тянущий к ней руки. — Я хочу пойти, — сказал вдруг Седрик. Гарри тут же покачал головой. — Нет, — ответил он, никак не реагируя на приблизившегося к нему Диггори. Тот навис над ним, используя свой рост и свою силу, но Гарри это мало впечатлило. Он понимал, что Седрику нельзя видеть Волдеморта — не по стратегическим соображениям, а из-за беспокойства за его душевное равновесие. Гарри знал, как сильно вид живого, глумящегося и ухмыляющегося Волдеморта бьет по человеку, который готов задушить его своими собственными руками. — Почему? — Седрик не отступал, его голос звучал требовательно и упрямо. Гарри не поворачивал головы, глядя вниз на белый ковер снега, но ему пришлось это сделать, когда Диггори схватил его за плечо и дернул к себе. — Я хочу посмотреть ему в глаза! — В его глазах будет только насмешка, — Гарри устало потер пальцами саднящий шрам. Скоро вернутся Рон с Гермионой, и к тому времени ему стоило бы быть бодрым, а не напоминающим ваксу. — Ты только разозлишься сильнее, и в итоге тебе же будет плохо. До него не добраться так просто. К тому же, эта встреча не подразумевает зрителей. Седрик отпустил его плечо и уставился перед собой. Его губы были поджаты, и Гарри видел, как он чуть щурится, переживая свою злость. Наконец, он вздохнул и пораженно опустил руки. — Хорошо, — сказал он. — Будь по-твоему. — По-моему, — хмыкнул Гарри, не скрывая сарказма. Если бы все было так. Какое-то время они стояли, глядя на раскинувшуюся перед ними картину. Они больше не говорили, хотя тем, которые стоило обсудить, было немерено. Впрочем, многое из этого осталось далеко внизу, в толчее мелкой суеты, и на эту холодную крышу вместе с ними мог подняться только Волдеморт. Даже любовная интрижка, в которую они оказались втянуты, переставала иметь такое поглощающее значение, когда она сопоставлялась со смертью. Фигура Драко меркла по сравнению с фигурой Тома Реддла, и Гарри думал о том моменте, когда ему придется пройти мимо Малфоя навстречу Волдеморту. Так же, как он когда-то прошел мимо Джинни. Мимо — и навсегда, не имея возможности даже коснуться руки. — Ты чувствуешь себя одиноко, Гарри? — спросил Седрик после, наверное, пятнадцати минут молчания. За это время Гарри так глубоко ушел в свои мысли, что ему было тяжело вынырнуть из них, и голос Диггори показался ему его собственным внутренним голосом. — Постоянно, — выдохнул он облако пара. Оно тут же исчезло, махнув туманной дымкой по стеклам очков. — Раньше я не задумывался об этом, — признался Седрик. — В прошлом году или раньше — мне никогда не казалось, что я одинок. А теперь, когда их не стало, я вдруг понял, что у меня никого нет. Никого в целом мире. Мне некому рассказать о том, что я чувствую, потому что никто из моих... друзей не знает, каково это. Я держу себя так, будто я сильный и могу со всем справиться, но иногда мне хочется просто плакать, кричать и бить кулаками об стену. Иногда я так и делаю. Гарри посмотрел на него. Седрик цеплялся покрасневшими руками за каменный бортик и смотрел вперед, будто бы ничего не видя перед собой. Его волосы были в полнейшем беспорядке, нос и щеки стали совсем красными, а в глазах — в глазах его Гарри видел влажный блеск. Это тронуло его. Он прекрасно знал, что такое одиночество. Был только один человек во всем Хогвартсе, кому он мог высказать тот ужас, что копился в его груди, но этот человек... — Седрик... — Может, поэтому я и не мог оставить тебя в покое. Я думал, что только ты можешь понять меня. Но я больше не буду настаивать. Малфой правильно все сказал, и ты был прав. Я справлюсь со всем в одиночку, и, если мы сможем быть хотя бы друзьями, я буду рад этому. Гарри смотрел на него пару секунд. Он не находил слов, и все, что он мог сделать, это просто обнять Седрика, уткнувшись лбом ему в плечо. Вскоре они ушли с крыши. Гарри вернулся в Гриффиндорскую гостиную и засел за домашнее задание. Его оценки колебались на уровне «удовлетворительно», изредка поднимаясь на «выше ожидаемого» по предметам вроде ЗОТИ, Заклинаний и маггловедения, но Гарри это совсем не волновало. Иногда он делал домашнее задание вместе с друзьями, но чаще он пропадал либо у Дамблдора, либо с Драко, и тогда уроки отходили на настолько дальний план, что о них невозможно было вспомнить. Сейчас Гарри, сидя в одиночестве, послушно строчил какие-то бессмысленные эссе, и мысли его были далеко-далеко. Его руки выводили ответы на вопросы по зельеварению, чертили карту для Астрономии, а сам он думал о скором суде, о шансах на успех, о реакции Волдеморта и Малфоя, о занятии ОД, на котором он хотел объявить, что им стоит начать изучать Патронуса после Рождества... Время для него будто остановилось, и поэтому, когда дверь в гостиную открылась и на пороге появились первые ученики, он вздрогнул от неожиданности. — А чего ты не был в Хогсмиде? — спросила у него Парвати, которая вместе с Лавандой, Дином и Симусом пришла в числе первых. В руках у всех были пакеты с подарками. — Да вот, — Гарри показал на гору исписанных пергаментов перед ним. Лгал он весьма и весьма неплохо. — Успеваемость упала, надо бы подтянуться. — Ой, мне бы тоже надо исправить зельеварение, — сказала Лаванда, хватая один из его пергаментов. Ее голубые глаза быстро-быстро забегали по неровным строчкам. Дин начал причитать на тему непомерных заданий, которые он бы делал, если бы они были чуть меньше, а так — целый день надо убить на одного только Снейпа, удовольствия в этом мало. Гарри был с ним согласен, потому что, несмотря на их... изменившиеся отношения, Снейп не делал ему поблажек, а зельеварения Гарри как не понимал, так и не понимает. Симус все это время топтался рядом. Он смотрел то на Дина, то на Гарри, покусывая губу и будто бы не решаясь сказать что-то, и когда Гарри уже показалось, что Финниган морально готов изречь то, с чем он так долго мучился, тот развернулся и убежал наверх, буркнув что-то невразумительное. Лаванда посмотрела ему вслед и вздохнула, сморщив носик. — Слушай, Гарри, — Парвати присела на стул рядом с ним, — мы сегодня видели в Хогсмиде Рона и Гермиону. Вдвоем. Они встречаются, да? — Чего? — удивился Дин. — Почему сразу встречаются? С кем им еще там быть, если Гарри остался тут? Лаванда шикнула на него и с точно таким же выражением лица, как и у Патил, уставилась на Гарри. Тот растерялся: он просто не знал, что сказать. Сдавать друзей не хотелось, поэтому он начал мямлить что-то абстрактное про то, что он ничего не знает и они как-то об этом не говорили. Девчонки послушали его около минуты и разочаровано хмыкнули: источник сплетен, не связанных с Волдемортом и судом, из Гарри был так себе. Он в этом вообще ничего не понимал, хотя опыта у него теперь было намного больше, чем ему бы хотелось. — Ну ладно, — Парвати махнула рукой, на которой изящно зазвенели браслеты. — А что вы с Седриком Диггори? Про вас ничего не слышно. Дин выгнул бровь, а Гарри чуть не подавился воздухом. Он чувствовал себя как на допросе, и это ему не нравилось. — Мы, хм, ну, — он вспомнил про сегодняшний разговор, — расстались. — Что?! — воскликнули Лаванда и Парвати хором, вытаращив глаза от ужаса. Даже Томас, который демонстративно не принимал участия в допросе Поттера, навострил уши. — Почему? Вы были такой красивой парой! — Так вышло, — Гарри сомневался, что они с Седриком были такой уж красивой парой. Их и парой то нельзя было назвать. Хотя Диггори, несомненно, был красавцем. И Драко тоже. — Он вернулся к Чанг? — Лаванда пристально смотрела на него. Гарри вдруг обнаружил, что она держит его за руку. — Или изменил тебе? — Что? Нет! — Гарри тут же замотал головой. — Мы просто решили, что нам лучше быть просто друзьями. — Так значит вы оба свободны? — Ну, да. — Понятно, — загадочно потянула Лаванда. Гарри переглянулся с Дином: им обоим ничего понятно не было, но они поспешили прекратить этот девчачий разговор, сославшись на все ту же домашнюю работу. Дин принес свои пергаменты: Гарри помог ему с предсказаниями (разумеется, никакие карты они не раскладывали, а просто выдумывали), а когда к ним присоединился Невилл, то все втроем они стали рисовать публинторов для Ухода за магическими существами. Дин рисовал просто отлично, а вот публинторы Гарри и Невилла напоминали скорее толстых жаб, чем вполне милых, каплеобразных речных существ. Вернувшаяся Гермиона посмотрела на них с умилением, а Рон — с ужасом. Разумеется, никакие задания, кроме любимой астрономии, у него сделаны не были, и остаток вечера друзья все равно провели в гостиной. Рон писал, а Гермиона, у которой все было готово, рассказывала Гарри про купленные подарки. Гарри не знал, как расспросить друзей о продвижении на личном фронте, а Гермиона умело обходила все личные темы стороной. В конце концов, он смог догадаться, что ничего особо не произошло, но подруга, кажется, была довольна и этим. На ужине атмосфера безмятежности спала, будто ее никогда и не было. И Рон, и Гермиона знали, что что-то происходит, но Гарри упрямо отмалчивался: мифические приказы Дамблдора не говорить о чем-либо прекрасно себя показывали. Чтобы друзья перестали терзать его догадками, он вывалил на них новость о том, что с Седриком он больше не встречается. И не как в прошлый раз, а на самом деле. Рон с Гермионой особо не расстроились: пуффендуец Рону никогда не нравился, а Гермиона решила, что он для Гарри слишком взрослый и слишком настойчивый. Продолжать эту тему не хотелось, тем более что это было даже хуже, чем говорить о Волдеморте, и Гарри постарался начать разговор о другом. Вечером он отправился к Дамблдору. Новый пароль — Каменные ириски — открыл ему доступ в кабинет директора. Гарри поднялся по винтовой лестнице и постучал в позолоченную дверь. Когда в ответ прозвучало негромкое "Входи", он потянул на себя ручку и проскользнул в кабинет. Там, помимо директора, уже были Грюм, Снейп и МакГонагалл. Грозный Глаз с мрачной злорадностью взирал на огонь в камине: его волшебный глаз смотрел в ту же точку, что и настоящий. Гарри видел, как его тонкие губы чуть шевелятся, когда он бормотал что-то себе под нос, а тень от страшного носа неровно лежала на его испещренной шрамами щеке. Снейп же, стоявший от Грюма как можно дальше, хладнокровно и совершенно безэмоционально смотрел на директора. Профессор МакГонагалл тоже молчала, но взгляд ее был почти яростным. Дамблдор никак на это не реагировал, и Гарри понял, что этот спор исчерпан. — Ты готов, Гарри? — спросил директор, кидая на него невеселый взгляд. — Альбус, — профессор МакГонагалл сделала шаг вперед, но тот остановил ее движением руки. Дамблдор поднялся, и его высокая фигура возвысилась над Гарри, будто черный исполин. — Нам пора. Чарли Уизли ждет нас. Минерва, сообщи, пожалуйста, Поппи, чтобы она была наготове. Северус, на тебе и мистере Крайфере будет охрана выведенного для переговоров периметра. Никто не должен войти туда или даже просто увидеть, что там происходит. Гарри повернул голову и с удивлением увидел Крайфера, застывшего около книжного шкафа рядом с портретом Финеаса Найджелуса. Родственник Сириуса выглядывал из-за края рамы и бессовестно подслушивал. Крайфер, одетый в свою ужасную жилетку и равнодушно смотрящий куда-то в угол, кивнул, и Снейп повторил его жест. Дамблдор посмотрел на Грюма — тот расправил плечи и сделал шаг вперед, стукнув об пол своей деревянной ногой. — Отлично, — Дамблдор вновь посмотрел на гриффиндорца. — Гарри, я понимаю, что просить тебя об этом весьма бестактно, но мне нужно, чтобы ты постарался проникнуть в разум Волдеморта так же, как ты делаешь это во сне. Я хочу, чтобы ты научился делать это осознанно, потому что такой навык нам сейчас необходим. — Но, профессор, — Гарри посмотрел по сторонам, и взгляд живого глаза Грюма ему совсем не понравился. Профессор ЗОТИ смотрел на него так, будто ждал, что тот с минуты на минуту учудит что-нибудь опасное. — Я понятия не имею, как сделать это. — Ты владеешь азами легилименции, которым тебя учит профессор Снейп, и, возможно, когда Волдеморт будет так близко, тебе будет легче применить их. —Я постараюсь, — Гарри опустил лицо, не выдержав взора профессора. Он знал, что от него требуется найти крестраж в памяти Волдеморта, но как он мог это сделать, если для него оставался загадкой весь процесс? Он просто видел это и никак не мог повлиять на свои сновидения. Дамблдор смотрел на него еще пару секунд, а потом подошел ближе и положил руку ему на плечо. Он больше ничего не говорил, но Гарри все понимал без слов. Вскоре директор отошел к шкафу, где хранился меч Годрика Гриффиндора. Дамблдор открыл его и снял с нижней полки маленькую подставку, на которой лежала ровная светлая палочка. Гарри смотрел на нее и почти ощущал ее в своей руке: ее гладкое дерево, приятную длину, удобную балансировку. Она манила его и отвращала. Она больше не принадлежала ему, потому что Дамблдор забрал ее из его руки, сделав своей, но он все еще ощущал связь с ней. — Пора, — Дамблдор направился к дверям, и все остальные двинулись за ним. Профессор быстро и легко шел по лестницам, за ним ковылял Грюм, а следом плелся Гарри. Он успел лишь обернуться напоследок, но Снейп, МакГонагалл и Крайфер уже скрылись за поворотом. Он старался думать о Чарли, а вовсе не о том, что через пару минут он увидит лицо Волдеморта. Настоящее, живое лицо, которого можно коснуться — так близко и без возможности вцепиться в него. Гарри чувствовал, как его начинает трясти от волнения и безвыходной злобы, а жжение в шраме превращается в настоящую боль. Отбой уже пробил, и в коридорах никого не было. По пути им никто не встретился, и на крыльцо они вышли в полной тишине. Местами на снегу горели яркие пятна света из окон, но чем дальше, тем темнее становился снег. Гарри не видел границы барьера, и он смутно представлял, где она проходит. Дамблдор направился к Гремучей Иве. Еще при выходе из Хогвартса он взмахнул палочкой, сменив свою яркую мантию на темный теплый плащ, делающий его почти неузнаваемым. Полы плаща тут же намокли в снегу, но профессор не обратил на это внимания — он целенаправленно шел вперед, и ветер развевал его длинную седую бороду. Гарри и Грюм молча шли за ним, замок все отдалялся, и наконец впереди показалось беспокойное дерево. Ива спала, ее ветви были покрыты снегом, но при приближении волшебников она встрепенулась. Дамблдор обошел ее по кругу и отправился дальше, остановившись только у голого куста. Он повернулся к своим спутникам, и Гарри понял: здесь. — Гарри, отойди, пожалуйста, чуть назад, — приказал мальчику Дамблдор. Тот послушно сделал несколько шагов по снегу, отдаляясь от границы. Он пытался увидеть ее, но не мог. Дрожь, что охватила его еще в замке, усилилась, его ноги стали совсем слабыми, а желудок сжимался в приступах тошноты. Гарри просто стоял, качаясь с ноги на ногу, и смотрел в темноту. — Не дрейфь, — гаркнул ему Грюм, который, наоборот, едва мог сдержать предвкушение. Гарри промычал что-то невразумительное: он не боялся Волдеморта, он боялся увидеть его так близко без возможности сделать что-либо. Увидеть подтверждение всех его опасений снова — увидеть его молодым. Они ждали не менее пятнадцати минут, когда за барьером началось шевеление. Гарри услышал странный шорох, а потом понял, что это равномерно скрипит снег под движением чего-то тяжелого. Белая поляна почти не освещалась, но все же просматривалась вперед почти до черной стены леса, и она была пуста. — Они здесь, хозяин, — услышал Гарри голос. Он закрутил головой, а потом вдруг узнал его. — Я слышу Нагайну, профессор, — оповестил он Дамблдора. Тот повернулся к нему. — Она говорит с Волдемортом. Говорит, что мы здесь. Гарри вдруг осознал, что все мышцы в его теле напряжены настолько, что кажутся почти каменными. Он с трудом мог дышать и вглядывался в пустоту до боли в глазах. Наконец, на белой поляне появились три фигуры: они были черными и совершенно неотличимыми друг от друга, но Гарри все равно узнал Тома. Он ощутил его присутствие, будто бы неведомый датчик внутри него начал подавать сигнал. Его шрам разболелся со страшной силой. — Дамблдор, — красивый молодой голос нарушил тишину, и Гарри задрожал. Вот он, этот миг: хотя ноги его словно приросли к земле, все его тело тянуло вперед. Страх исчез, и осталась только жгучая смесь из ненависти, гнева и любопытства. Дамблдор поднял палочку, и с нее сорвался шар света: он поднялся чуть выше, освещая лица всех присутствующих. Гарри увидел его. Капюшон скрывал волосы Волдеморта, но его лицо ярко освещалось. Оно было таким же, как в Тайной комнате: молодым и прекрасным, но, несмотря на всю его красоту, в нем проглядывали ужасающие черты. Темные глаза пристально вглядывались в силуэт директора, крылья ровного носа раздувались, а губы были сжаты в тонкую линию. Гарри не мог отвести от него взгляда — ощущение, что между ним и Волдемортом есть только невидимая стена барьера, обостряло все его чувства, и сердце его колотилось с невиданной силой. Это был человек, который хотел убить его и который мучил его долгое время, и вот он стоял перед ним, столь же бессильный сделать что-либо, а голос, который Гарри слышал, был его настоящим голосом, а не шепотом во сне. Это пугало и заставляло оцепенеть. За спиной Волдеморта остановился Барти Крауч. Он вовсе не был похож на сумасшедшего: он лучился здоровьем, благополучием и гордостью, был спокоен и уверен в себе. Крауч держал палочку направленной на застывшего, смотрящего перед собой остекленевшими глазами Чарли Уизли, при взгляде на которого все внутри Гарри сжалось от вины и жалости. Вся эта картина казалась такой невозможной и нереалистичной, что Гарри едва не решил, что она ему снится. Только когда Волдеморт перевел взгляд на Гарри, тот поверил, что все было по-настоящему: слишком уж велика была сила этого взгляда. Губы Тома растянулись в мягкой улыбке, которая была страшнее, чем самый яростный взор. — Гарри, — он произносил его имя все с той же интонацией, и Гарри кривился от отвращения, вспоминая, как тот делал это во сне. Он слишком давно не видел его. — Давай закончим все быстро, Том, — сказал Дамблдор, и голос его звучал как всегда спокойно, будто бы он говорил не со своим злейшим врагом, а с одним из своих студентов. Впрочем, когда-то Том Реддл был его студентом, и выглядел он сейчас так же. Волдеморт по-прежнему смотрел на Гарри, не делая никаких попыток проникнуть в его сознание. Гарри вдруг вспомнил о задании, которое дал ему директор, но решил, что попробует, когда Чарли будет в безопасности. Его единственным планом была попытка применить невербальную легилименцию, но план, скажем честно, был так себе. Гарри не удавалось даже трещинку пробить в щитах Снейпа, что уж говорить о Волдеморте. — Что ж, — Том, наконец, отвернулся от Гарри. Грюма он игнорировал, хотя тот вглядывался в его лицо с плохо сдерживаемой яростью и отвращением. — Я привел Уизли, как и обещал, и теперь хочу увидеть палочку. Дамблдор достал ее из кармана мантии, и Том жадно впился в нее взглядом. — Я забрал ее у Гарри, и теперь она принадлежит мне. Когда ты возьмешь ее из моей руки, она вновь станет твоей. Но я хочу убедиться, что ты привел с собой настоящего Чарли Уизли. Пусть он протянет руку сквозь барьер. Волдеморт кивнул Краучу, и Барти шепнул что-то Чарли. Тот, двигаясь как на шарнирах, подошел к границе и протянул руку. Вокруг нее барьер осветился мягким сиреневатым светом. Дамблдор взял его ладонь, провел своей палочкой, оставляя ровный порез, из которого тут же полилась кровь. Он начал шептать длинное и сложное заклинание, напоминающее то, которым Снейп когда-то вылечил ужасные раны Малфоя, и вскоре порез затянулся. Дамблдор кивнул, но не выпустил руки Чарли. — Теперь я хочу проверить подлинность палочки, — Волдеморт чуть прищурился. — Приори Инкантато. Дамблдор направил его палочку в сторону и произнес заклинание. Палочка начала выплевывать заклятия одно за другим, и Гарри понял, что это — те самые заклинания, которые Волдеморт применял в битве у старого дома. Много вспышек Авады Кедавры, несколько защитных чар и магия, Гарри совершенно незнакомая — все это взрывалось перед ними, будто крошечный фейерверк. Вдруг магия изменилась на мгновение: зеленая вспышка Авады Кедавры, сорвавшаяся с кончика палочки, была невероятно яркой, пульсирующей, и лицо Тома изменилось, когда он увидел ее. Гарри догадался — это была та самая роковая Авада Кедавра. А два заклятия следом за ней были теми, что убили его родителей. — Достаточно, — Дамблдор взмахнул палочкой, и все прекратилось. Он протянул ее вперед. — Забирай, и отдай мне Чарли Уизли. — Жаль, что я не смог убить его, — Волдеморт посмотрел на застывшего рядом Чарли. — Впрочем, это всего лишь мое маленькое хобби. Он махнул рукой, и Крауч вновь отдал Чарли приказ. Уизли медленно двинулся вперед, и так же медленно Дамблдор протянул вперед палочку. Все это происходило почти синхронно, и Гарри наблюдал за ними. Наконец, Чарли оказался за барьером, а Волдеморт выдернул палочку из длинных пальцев Дамблдора. Странное чувство охватило гриффиндорца в этот момент, и он решил, что сейчас хороший момент для попытки: он изо всех сил начал думать о заклинании Легилименс и вспоминать ощущение от проникновения в чужой разум. Ему удалось поймать смутный отголосок ликования и предвкушения, и это он уже посчитал за успех — впрочем, он рано расслабился, и чужие чувства и мысли вдруг захлопнулись от него с такой силой, что его голова чуть не взорвалась от боли. Грюм вырубил Чарли одним прицельным заклинанием, и тот рухнул на снег. Воцарилась тишина, и в ней Гарри слышал только свое дыхание — Том смотрел прямо на него. — Жалкая попытка, мальчик, — сказал он. Гарри смело ответил на его взгляд, хотя из-за боли его голова кружилась, и лицо Волдеморта плыло. Ему казалось, что сквозь человеческие черты этого лица проступает истинная сущность Тома Реддла и что темные глаза наливаются алым цветом, но это была просто игра его воображения. Гарри стиснул зубы. Все слова вдруг застряли в его горле, будто бы на него наложили заклятие немоты. — Ты разочаровываешь меня все больше, Гарри. Гриндевальд рассказал мне, каким трусом ты себя показал, когда он пытался научить тебя действительно важным вещам, — Волдеморт говорил так, что каждое его слово почти ударом впечатывалось к Гарри. Так же, как во сне. Тому доставляло удовольствие читать ему нотации, будто бы у него было право отчитывать его. Гарри задыхался от бессилия в такие моменты, потому что все, что он мог делать — это огрызаться. Дамблдор обернулся и посмотрел на Гарри. На его лице было беспокойство, настороженность и недовольство. Поттер не понимал, почему он не вмешивается в этот диалог, но всего пары секунд раздумий хватило, чтобы осознать, что Реддл говорит на парселтанге — говорит едва слышно, но для Гарри его шепот звучит так, будто Том шепчет ему в ухо. — Возможно, тебе все нужно изучать опытным путем. Я покажу тебе, как все произойдет, и старик тебя не защитит. — Гарри, — Дамблдор сделал шаг к нему, а Грюм встал за спиной директора, между ними и Волдемортом. Это никак не помогло Гарри: тело юноши пронзила боль, но через мгновение она растворилась, будто в тумане. Она была совсем рядом, ощущалась, как ползущая в темноте змея, но все же ближе не подходила — это длилось несколько секунд, и в эти секунды Гарри, пораженный, смотрел на свое лицо. Тот Гарри — за барьером, который больше не был им, — улыбнулся ему, сделал шаг вперед и посмотрел в лицо Дамблдору. Все прекратилось через секунду: боль вернулась, обрушившись сверху будто сплошной красный водопад. Гарри бы рухнул на землю, если бы директор не схватил его за локоть. Его шрам, наверное, набух, потому что он ощущался как огромная болезненная шишка. Грюм прорычал: «Что происходит?» и поднял палочку, не зная, на кого ее стоит направлять. Сам Волдеморт устоял на ногах. — Вот так все и произойдет, — сказал он, и голос его больше не был таким высоким и ровным. Дыхание Тома было чуть сбито, и это пугало Гарри: это делало Волдеморта живым. Гарри был к нему так близко, и он смотрел на него снизу вверх. Впервые ему было страшно это делать. — Помни, о чем я говорил тебе. Этот барьер падет рано или поздно, и тогда тебе придется, наконец, выбрать, или же я сделаю это за тебя, — его темные глаза оторвались от лица Гарри. Тот посмотрел на Дамблдора, презрительно скривился и произнес уже на английском: — Я получил все, что хотел, директор. Волдеморт резко развернулся, взметнув полы своей мантии за спиной, и скрылся в темноте, оставив после себя только следы на снегу. Крауч аппарировал с места. Воцарилась тишина, и в ней были слышны лишь скрип ветвей в Запретном лесу и тяжелое дыхание Гарри. С губ его срывались облачки пара, а тело будто бы наполнялось изнутри кисельной тяжестью — он медленно оседал на землю, и Дамблдору приходилось удерживать его от падения. — Гарри, как ты себя чувствуешь? — профессор пристально вглядывался в его лицо. Гарри пару секунд тупо моргал, а потом вздохнул: — Я просто... очень устал. — Аластор, понеси, пожалуйста, мистера Уизли. Ему и Гарри следует оказаться в больничном крыле как можно быстрее. Грюм послушно взмахнул палочкой, и тело Чарли поднялось в воздух. Гарри наблюдал за ним, опираясь о руку профессора и чувствуя, как слабость медленно и неохотно отступает. Когда он двинулся вперед, мир покачнулся, но мышечные усилия будто заставили кровь течь в его теле быстрее. Голова перестала кружиться, и когда они направились в Хогвартс, он уже тверже стоял на ногах. Он глядел вниз, на белый снег, чтобы не смотреть на висящее в воздухе тело Чарли, вид которого заставлял мурашки бежать по его спине. Путь до больничного крыла был неблизким, но для Гарри он прошел будто бы в забытье. Он хотел спросить у Дамблдора про случившееся и поделиться своими опасениями, но когда мадам Помфри силой уложила его в кровать, у него уже не осталось сил на сопротивление. — Мы поговорим об этом завтра, Гарри, — сказал ему подошедший к его кровати Дамблдор. Его мантия вновь вернула себе привычный вид, став цветной и очень красивой. — А сейчас тебе стоит отдохнуть. — Завтра суд, профессор, — Гарри наблюдал за его размытым силуэтом. Кто-то снял с него очки, и ему казалось, что в больничном крыле присутствует слишком много людей. Кто-то постоянно ходил рядом, и это была не мадам Помфри. — Да, Гарри, завтра суд. — Вы же выиграете? — Я очень на это надеюсь. Гарри заснул. Он проспал и приход Рона с близнецами, и приезд четы Уизли, которые получили новость о Чарли и тут же примчались в школу. Он пропустил так же и выход Ежедневного Пророка, в котором крупными буквами на первой странице было написано, что Альбус Дамблдор разбил защиту Люциуса Малфоя, и тот взят под стражу.

***

Ребята, уже переодевшиеся в повседневную одежду и растолкавшие по карманам уменьшенные вещи, отправлялись на Гриммо через кабинет Дамблдора. Все семь человек не могли поместиться в его камине, поэтому они отправлялись по двое: сначала близнецы, потом Рон и Седрик, потом Гермиона и Джинни. Гарри был седьмым, и он последним встал в очередь: он стоял и смотрел, как его друзья, улыбаясь, исчезают в зеленом вихре, и чувствовал тяжелую руку Дамблдора на плече. Когда огонь взметнулся за спиной девушек, Гарри повернулся к директору. Тот с мягким выражением на лице наблюдал за ним, и в кои-то веки в воздухе не висело ощущение тяжести и недосказанности: произошедшее на суде вернуло им надежду, и наконец-то небо над головой не было затянуто черными тучами. Конечно, Люциус — пешка, и действия Дамблдора лишь лишат Волдеморта его новой личины, вынудив вернуться на уже хоженый путь, но все же это — маленькая победа. Наконец-то контроль оказался в их руках. — Не думай о Волдеморте, Гарри, — сказал Дамблдор, легко коснувшись пальцем его лба. — Хотя бы в Рождество. — Это сложно, — Гарри улыбнулся уголками губ. — Об этом все говорят. — И хорошо, что говорят. Когда Люциус сядет в Азкабан, люди поверят нам, и Волдеморт лишится своей неуязвимости. У него остался всего один крестраж, и когда мы его найдем, все изменится. Гарри уставился на вышивку на мантии Дамблдора. Иногда он забывал о крестраже, отдавая все свое внимание чему-то более насущному, и когда вновь начинал думать о нем, то головная боль возвращалась. Он понятия не имел, как ему помочь в поисках: его сны, походившие на воспоминания Волдеморта о прошлом, не касались ничего, способного вывести его к догадкам, а последняя попытка намеренно проникнуть в разум Тома провалилась. Гарри подозревал, что когда он спит, его сознание становится гибче, и каким-то образом он использует на Волдеморте то, что тот хотел использовать на нем самом, но Гарри не мог это контролировать. Легилименция, когда они находились рядом, могла помочь, но Гарри был ужасен в ней, и никакие уроки не могли научить его гибко и незаметно использовать эту опасную магию. — Я надеюсь, что так и будет, профессор, — Гарри смотрел на серебряный узор. Он находил что-то успокаивающее в этом, потому что все эти мантии, этот волшебный кабинет, ворчащие портреты и Фоукс создают Дамблдора, а его присутствие — это всегда гарант, что кому-то другому придется становиться лицом к лицу со злом. Может, это было малодушно, но это помогало ему держаться. — Но как мы найдем его? Я не уверен, что я смогу хоть как-то помочь. — У меня есть мысли на этот счет, — Дамблдор чуть опустил лицо, и его глаза сверкнули за очками-половинками. От Дамблдора пахло чем-то сладким, едва уловимым: будто бы карманы его одежды были набиты леденцами, тянучками и засахаренными фруктами. Едва ли это было так, но все же этот аромат витал в воздухе, и он примешивался к неясному и невозможному запаху Рождества и, в кои-то веки, спокойствия. — Я поделюсь ими с тобой позже. Сейчас — иди на Гриммо и отдохни. Этот камин будет открыт всю ночь, и если ты захочешь вернуться в Хогвартс, ты сможешь это сделать. Дамблдор не сказал этого прямо, но Гарри прекрасно понял, на что он намекал. Драко оставался в Хогвартсе вместе с Блейзом, и кроме них в Слизерине оставалось еще человека два, не больше, и это едва ли можно было назвать веселым Рождеством. Гарри старался просто не думать об этом, потому что ему тут же становилось стыдно, но он был абсолютно беспомощен что-либо изменить. Он дал крестному обещание, и он хотел быть с ним в этот день: Сириус до сих пор не вернул себе магию, и для него было важно знать, что он не один. А Драко... Все было слишком сложно, и Гарри боялся того, к чему все это может привести. — Хорошо. Счастливого Рождества, профессор, — Гарри шагнул в камин и взял в ладонь немного пороха. — Счастливого Рождества, Гарри. Через пару секунд зеленое пламя взметнулось вверх, и Гарри пропал в нем. Его завертело и закружило, и вскоре он неловко вывалился из камина за сотни миль от Хогвартса. Он запнулся о решетку и налетел на Джинни, которая лишь вздохнула, позволяя ему опираться о свое плечо и отряхивать одежду. Гарри выпрямился, и одного взгляда ему хватило, чтобы понять, что в гостиной царит напряженная атмосфера. Сириус и Седрик стояли напротив друг друга, и сложно было понять, что они думают об этой встрече. — Гарри! — Сириус отвел взгляд от Диггори, и тут же жутковатая, присущая всем Блэкам улыбка пропала с его лица, сменившись искренней радостью. Он сгреб Гарри в охапку, как только тот подошел к нему, и целое мгновение Гарри стоял, уткнувшись носом в его плечо. От Сириуса пахло приправами, и он выглядел намного лучше, чем в их последнюю встречу: истощение и бессилие пропало из его облика, и лишь углубившиеся морщины и большее количество седых волос напоминали о пережитом. Гарри отстранился от него, когда Сириус начал трепать его по волосам и тереть кулаком макушку, и улыбнулся. — Как ты? — спросил он. — Все отлично, не считая нашествия гостей в моем доме, — его рука все еще лежала у Гарри на плече, когда Сириус вновь повернулся к Седрику. Тот наблюдал за разворачивающейся картиной со сдерживаемым удивлением на лице, и Гарри видел в его глазах почти панику и абсолютно незнание того, как себя вести. — Я как раз знакомился с твоим новым другом. Нам обоим было бы очень неловко, если бы ты считал меня серийным убийцей, правда, Седрик? — Д-да. — А родители Гермионы уже приехали? — Гарри поспешил уйти с темы. Ему было стыдно от того, что оба — и Сириус, и Седрик — знали о Драко, о том, что Гарри врет друзьям и притворяется перед целым миром. Он знал, что Блэк не осуждает его, но все равно ему было неприятно, ведь между отношениями Гарри с Драко и Гарри с Седриком он бы точно выбрал последние, потому что от них точно не пришлось бы ждать чего-то неожиданного или опасного. Впрочем, по той же причине Гарри выбрал первые. И по другой причине тоже. — Да, — Сириус подмигнул Гермионе. — Твой отец помогает Артуру, а мама на кухне. Они очень стойко приняли все... особенности этого дома. — Я пойду к ним, — Гермиона тут же выбежала из гостиной. — Если бы моя матушка уже не скончалась, ее хватил бы удар от одного только упоминания магглов под этой крышей, — Сириус оглядел остальных. — Я кое-как растолкал вас по комнатам, потому что в это Рождество людей слишком много. Рон, ты будешь спать с Гарри в его комнате, Джинни — ты с Гермионой, а ты, Седрик, с Фредом и Джорджем. Фред и Джордж хитро улыбнулись. — Повеселимся, — сказал Фред, и Седрик посмотрел на него с большим сомнением. — Хочу вас всех предупредить: если вы не хотите, чтобы вас втянули в уборку и готовку, то на кухню лучше не... — Рон, дорогой, как же ты похудел! — голос миссис Уизли прозвучал словно гром среди ясного неба. Она появилась в дверях так быстро, что никто этого не заметил, и теперь довольно взирала на собравшихся. Она была в домашней блузке с цветами и в переднике, перемазанном в муке; она выглядела так знакомо и по-домашнему, что Гарри невольно улыбнулся. Особняк на Гриммо всегда был чужим, но Сириус, все эти украшения в спальне, миссис Уизли — все это приносило ощущения покоя, какой и должен царить в настоящем доме. — Ну мама! Миссис Уизли обняла всех своих детей и Гарри, которого держала в объятиях чуть дольше, а потом подошла к Седрику. Она широко улыбнулась и похлопала его по плечу. — Приятно познакомиться, Седрик, — она оглядела его с ног до головы, будто проверяя, выглядит ли он достаточно упитанным и здоровым. Тот заметно стушевался: несмотря на то, что Диггори был выше миссис Уизли на полголовы, он смотрел на нее так, будто хотел стать совсем крошечным и затеряться где-то в ковре. — Я очень рада, что ты присоединился к нам сегодня. Я слышала о тебе много хорошего. И, знаешь, я хочу, чтобы ты знал, что мы с Артуром относимся к Гарри, как к сыну, и мы совершенно ничего не имеем против... ну, ваших с ним отношений. Более смущенным, чем Седрик, был только сам Гарри, который смотрел в пол и чувствовал, как горят его щеки. Он не был уверен в том, что вообще когда-либо собирался говорить об этом с мистером и миссис Уизли: это было слишком постыдной и личной вещью, и даже с Сириусом Гарри было говорить об этом тяжело. Ему оставалось только разглядывать свои кроссовки и ковер, который они засыпали пеплом, чтобы не видеть, как Блэк понимающе переглядывается с миссис Уизли. —М-м, да, спасибо, — пробормотал Седрик. — Но мы с Гарри... —Так, ну хватит разговоров! — миссис Уизли, видимо, уловила напряжение и быстро сменила тему, даже не дослушав бормотания Седрика до конца. — Нам нужно сделать еще очень многое, если мы хотим отпраздновать Рождество сегодня! Джинни, Гарри и Рон, вы поможете мне на кухне. Фред и Джордж, вы украсите все комнаты, и чтобы в этот раз я не видела никаких черепов, понятно? — Да, мама, — кисло потянули близнецы. — А вы, — миссис Уизли посмотрела на Сириуса и Седрика, — уберете тот завал в столовой и гостиной. — Да нет там завала! — явно не в первый раз возмутился Сириус. — Это вещи Ордена! — Это — хлам, которому не место на столе, на диване и в шкафу, — миссис Уизли была непоколебима, и она говорила с Сириусом так, будто тот был ее непутевым сыном. — Раз уж ты решил заняться бумагами, делай это в кабинете. Если, конечно, ты уже избавился от мусора там. — Тот мусор оставил там еще мой отец, так что я тут ни при чем, — Блэк мрачно и недовольно смотрел на разрушительницу его порядка. Гарри прекрасно знал, о чем речь: кабинет на третьем этаже играл роль склада для всевозможного барахла, начиная от коробок с пергаментами, заканчивая книгами и артефактами. Там было пыльно и темно, и ни Гарри, ни Сириус не горели желанием туда заходить. Когда они жили тут вместе, то считали за жилые комнаты лишь несколько помещений, а на все остальное было наложено негласное табу. — В любом случае, в столовой и гостиной не должно быть никаких бумаг. Вот этим и займись. Гарри, Рон, Джинни, пойдемте. — Мам, мы хотели показать Седрику дом, — протянул Рон, но миссис Уизли лишь отмахнулась. — Дом никуда не денется, а вот картошка сама себя не почистит! Гарри, Рон и Джинни, понурив головы и оставив свои вещи в малой гостиной, поплелись за миссис Уизли. Дом был ярко освещен: все лампы горели, прогоняя сумрак и рождая ощущения тепла. Кое-где уже висели украшения: венки, елочные шары и мишура, а портрет Вальбурги был занавешен плотной тканью, на которой ярко поблескивали заколки, не дающие ткани расходиться. Наверное, это сделали, чтобы она не начала кричать на чету Грейнджеров. На кухне уже было небольшое столпотворение. Миссис Грейнджер — высокая женщина с растрепанным пучком на затылке и милой улыбкой — нарезала овощи, пока Гермиона спешно рассказывала ей про школу. Девочка выглядела по-настоящему счастливой, и Гарри почувствовал, как его сердце забилось быстрее при виде того, как сияют ее глаза. Миссис Уизли выдала Гарри и Рону большую корзину, наполненную картошкой, и приказала почистить ее всю. — Но ты ведь можешь сделать это магией! — возмутился Рон, но миссис Уизли лишь покачала головой. — У меня есть другие дела, Рональд, чтобы тратить время на это. А вам как раз нечем заняться. Гарри и Рону ничего не оставалось, как взять корзину и ножи и отправиться в другую комнату. На кухне было не развернуться, и они не хотели мешать готовке и, не дай бог, нарваться на новое поручение. Они решили сесть прямо в коридоре, где стояли два кресла. Гарри картошку научился чистить еще при жизни с Дурслями, но вот Рон всегда делал это, просто остругивая куски. — Я уверен, что Билл с Чарли не пришли утром только из-за того, что их бы тоже запрягли убираться, — ворчал Уизли. — Вот жуки, они раньше тоже такое проворачивали. — Зато это будет веселое Рождество, — пожал плечами Гарри. Он бросил на друга хитрый взгляд. — Как думаешь, вы с Гермионой?.. — О нет, нет, ничего не говори, — Рон смущенно опустил лицо и продолжил тихим шепотом: — Я понятия не имею, что делать, и она мне совершенно не подсказывает. — Девчонки всегда ожидают, что ты сам поймешь, что делать, — Гарри вспомнил свой печальный опыт с Чжоу. — А я не понимаю, — Рон вздохнул так тяжело, будто на его плечи опустился непомерный груз. — Все вроде бы нормально, но я уверен, что все испорчу, а оно мне надо? Что-то не похоже, что вы с Диггори были счастливы. Рон даже представить себе не мог, насколько Гарри и Седрик были не счастливы, но едва ли он бы так спокойно сидел рядом, если бы узнал. — Я понятия не имею, что тебе делать, — пожал плечами Гарри. — Я никогда о Гермионе так не думал. Наверное, если вы, ну, хотите встречаться, все как-нибудь само собой произойдет? — Да, отличная идея, — Рон сразу повеселел, словно чужие слова смогли вселить ему надежду, что бездействие поможет. Он вонзил ножик в картошку едва ли не на половину. — Все как-нибудь само сложится. Вроде бы до этого все так и шло, правильно? — Ну, не знаю, — Гарри был уверен, что все это приведет их куда-то не туда, но он просто не знал, как помочь друзьям. Он старался, как мог, вспоминая о тех моментах, когда он сам встречался с девушками: Джинни он поцеловал в гостиной, и это было более, чем решительно, а в тот раз с Чжоу они оба этого хотели. Да и чтобы их отношения с Драко куда-то двинулись, ему пришлось первому сделать шаг, хотя Малфой уж точно не был девчонкой. — Я имею в виду, просто появится момент, когда нужно будет что-то сделать. Обычно он как-то сам собой появляется, вы будете вдвоем или еще чего, и вот тогда лучше не тупить. Благоприятный момент, понимаешь? — Блин, — Рон вдруг покраснел. Он наклонился к Гарри близко-близко и выронил из рук неочищенную картошку. Они совсем забыли про вторую корзину, куда нужно складывать уже почищенную. — Слушай, Гарри, — он стал совсем пунцовым, — а, ну, как бы, ну, Ох Мерлин. — Да говори ты уже, — Гарри сам нетерпеливо заерзал от интереса. — Только не смейся, хорошо? Расскажи мне, как вы с Диггори, ну, впервые поцеловались? — он выпалил это на духу, и Гарри лишь понадеялся, что Седрик, оставшийся в гостиной с Сириусом, это не слышал. Они с Роном почти не говорили об этой стороне жизни, и Гарри думал, что друг просто старается об этом не думать, чтобы не вызывать в себе неприязнь. Видимо, Рона это не беспокоило, а скорее безумно смущало. — Это произошло на стадионе, — Гарри уставился на картофелину в своих руках. Он помнил тот день, помнил Патронуса Седрика — прекрасную и сильную пуму. Помнил, что, наверное, тогда в его голове появилась мысль, что их отношения с Драко вовсе не такие, какими он их представлял. — Мы просто разговаривали, а потом он это сделал. Я просто... был в шоке, наверное. — А потом что? Потом я ему отказал и понял, что влюбился в Драко Малфоя. — Ну, потом, если честно, было что-то совсем странное, но в целом я просто обдумал это и пришел к выводу, что это не так уж плохо. — Значит, мне надо сделать так же? — Думаю, у тебя все должно быть попроще. Но ей будет приятно, если ты сделаешь первый шаг. — Вот же, — Рон снова взялся за картофелину. — Ладно. Я просто подожду и посмотрим, как там что будет. В конце концов, Рождество. — Вот именно, — Гарри поднялся из кресла. — Погоди, я принесу еще корзину, а на пол бросать очистки как-то глупо. — Давай. Гарри отправился на кухню. Он попросил у миссис Уизли что-нибудь для очисток, и та дала ему большую миску. Гермиона вместе с мамой очень ловко разделывала птицу, а Джинни мешала что-то в кастрюле, пока миссис Уизли взмахивала палочкой, настраивая плиту. Гарри забрал миску и уже собирался вернуться к Рону, как быстрая мысль заставила его остановиться. Выйдя в коридор, он не повернул к тому месту, где они с Роном устроили центр по очистке картофеля, а пошел дальше, неслышно подбираясь к дверям в гостиную. Он остановился и прижался к стене, заглядывая в щель между приоткрытой створкой и косяком. Сириус и Седрик бездельничали. Даже более того: Сириус разглядывал ряды бутылок с алкоголем, которые стояли в одном из запертых шкафов, и что-то спрашивал у Седрика, пока тот тихо отвечал, развалившись на диване и закинув ноги на подлокотник. — Ну, пожалуй, вот это можно, — Сириус достал из шкафа одну бутылку, но Гарри не смог с такого расстояния распознать, что это. Он смутно припоминал свой неприятный опыт общения с абсентом. — Вас же не унесет, правильно? А то мне достанется от Молли. — Я совершеннолетний, мне уже все можно, — услышал Гарри ответ Седрика. — Руки не распускай, — пожурил его Сириус. Судя по его тону, они с Седриком уже достигли определенного уровня взаимопонимания, и Гарри хотел бы знать, как им это удалось. — Гарри мне как сын, и я ничего такого видеть не хочу. — Ты же не бросишься на меня снова? — Сейчас я точно этого сделать не смогу. —В любом случае, этот никогда не дремлет, и я понятия не имею, как он обо всем узнает, — Седрик замолк, когда Сириус протянул ему бутылку. Он рассмотрел ее со всех сторон, а потом вернул обратно. Гарри застыл, потому что, кажется, секрет чужого понимания раскрылся ему: каким-то образом они умудрились намекнуть друг другу об их общем знании. — Так что, тебе бы больше волноваться за его руки, а не за мои. Тем более мы расстались. И я не уверен, что мне вообще здесь место. — Не говори чепухи. Ты в Ордене, значит этот дом теперь и твой тоже. — Сложно в это поверить. — Ты привыкнешь. Мне знакомо это чувство: от своих родителей я отказался сам, но какое-то время у меня не было ничего, кроме Хогвартса и трех... двух моих друзей. Это можно пережить. Седрик хмыкнул, и Гарри отошел от дверей. Он медленно побрел обратно к Рону, думая о том, что только что услышал. Он не хотел подслушивать чужой разговор: это было слишком личным и предназначалось не для него. Он знал, что Седрик чувствовал себя чужим и что его близость с Гарри шла трещинами: даже когда они говорили наедине, незримая фигура Малфоя всегда была рядом с ними. Тогда, на Башне, он пытался рассказать ему, что чувствовал, но это едва ли помогло ему. Это Рождество начинало казаться Гарри все более невеселым, и мысли о Седрике разом возвращали его к Драко. — Ты где ходил? — спросил Рон, когда Гарри пришел к нему с миской. — Я уж думал, ты меня кинул с этой картошкой. — Заглянул к Сириусу — они там бездельничают. — Я уверен, Фред и Джордж тоже ничего не делают. Просто им всегда достаются задания, за которыми не следят. — Зато Гермиона и Джинни готовят. Мне кажется, мы столько еды просто не съедим. — Съедим, — заулыбался Рон. — Еще же Чарли и Билл придут, а они едят так, будто голодали годами. — Давай почистим картошку и пойдем к Фреду и Джорджу? Рон, разумеется, против не был. Они начали болтать о квиддиче, который в кои-то веки начал вызывать у Гарри интерес: на тренировки он ходил исправно лишь из-за того, что Анжелина бы начала приставать к нему и надоедать руганью, но результаты матчей его мало интересовали. Оставшиеся игры Гриффиндора начинались после Рождества, и он с тяжестью на сердце думал о том, что игра больше не будет приносить ему удовлетворения. Даже если он будет играть с Драко. Особенно, если с Драко, потому что все будет иначе при сотнях глаз, устремленных на них. Когда вся картошка была почищена, они отнесли ее на кухню и быстро убежали наверх, пока миссис Уизли не сообразила, что еще можно им поручить. В доме было слишком много мест, которые нуждались в уборке, и Гарри с Роном не собирались тратить на это время. Они побродили немного по дому, ища близнецов, но вместо них наткнулись на мистера Уизли, который бессовестно отлынивал от работы и беседовал с мистером Грейнджером о самолетах. — Я все равно не могу понять, — упорствовал он, даже не заметив мальчишек, заглянувших в комнату. Видимо, мистер Уизли должен был соорудить в гостиной елку, и он загорелся идеей поставить маггловскую, которая состояла из кучи пластмассовых ветвей и железного каркаса. Сейчас все это добро лежало на полу, всеми позабытое. — Самолет слишком тяжелый! — Ну, смотри, Артур, — мистер Грейнджер — высокий и тощий мужчина в очках — бурно жестикулировал. — Камень же тоже какое-то время летит, правильно? Вот и самолет так же: он берет разгон, а потом начинает двигаться по очень длинной дуге, планируя на крыльях и сжигая топливо для дополнительной скорости. — Но как тогда эту дугу можно рассчитать... Гарри и Рон перестали их слушать и пошли дальше искать Фреда и Джорджа. Наконец, те обнаружились в библиотеке: они украшали шкафы гирляндами с Хэллоуина. — Мда, мама будет в восторге, — сказал Рон, разглядывая стайку бумажных летучих мышей, висящих на люстре. — Она сказала про черепа, но ничего про мышей и тыквы, — ответил Фред, с чистой совестью устанавливая тыкву на высокий стеллаж. — Рождественские украшения слишком банальны, и у меня Санта скоро полезет из ушей, — вторил ему Джордж. — И вообще, мы решили создать свои собственные украшения на следующее Рождество. — У вас есть с собой что-нибудь веселое? — поинтересовался Рон. — Немного взяли, чтобы не пришлось весь день тухнуть под рассказы папы об авторучках, — ответил ему Джордж. Фред полез на лестницу, чтобы добраться до темных углов над шкафом, и брат держал его ноги, не давая свалиться. — Хотя в последнее время мы больше сосредоточены на других вещах. — На каких? — Рон сел на стол, и Гарри расположился рядом с ним. С Фредом и Джорджем всегда было интересно: те были такими же взрослыми, как и Седрик, но при этом вокруг них не витало атмосферы драмы и серьезности. Гарри чувствовал себя счастливым, видя, как они улыбаются и прикасаются друг к другу: он вспоминал те дни, когда близнецы были в ссоре, и это было тяжелым и мрачным временем. — Ну, — Фред спустился с лестницы, когда загнал волшебных пауков в самый темный угол. Он сделал это так, чтобы Рон не заметил. — Вообще мы думаем, что нам нужно усовершенствовать наше оружие и защиту. Мы думаем сделать бомбы. — Бомбы? — Рон округлил глаза. — Как у магглов? — Ага, — легкомысленно пожал плечами Фред. — А еще различные вариации мантии-невидимки, только удобней. Мантия Гарри, конечно, шикарна, но убегать в ней будет проблематично. А если бы, например, были перчатки-невидимки, то было бы намного удобней. — Только мы пока что не поняли, как можно заставить исчезать всего человека, а не только его руки. — А еще, если вас интересует что-нибудь веселенькое, мы нашли тут журналы, спрятанные между страницами огромной книги по истории, — захихикал Фред, тыкая пальцем в дальний стеллаж. — Но трогать не стали, а то знаете, на такие чары можно нарваться... Гарри захотелось закрыть лицо руками. Конечно, он все понимал, но он ничего такого о Сириусе знать не хотел. Ему хватило их разговора, который однажды имел место быть на крыше. — Не трогайте. — А я бы посмотрел... — Рон потупил взор и, когда братья с одинаковыми ухмылками уставились на него, возмущенно воскликнул: — А что такого? Вы сами такое хранили! Я все знаю! — Хорошо, на день рождения мы подарим тебе такой журнал, и когда мама его найдет — это будет только твоя проблема, — Фред обнял Рона за плечи, стаскивая со стола и трепля его по волосам. — Мы будем отнекиваться. — Ладно, я согласен, — Рон стал совсем красным, и Гарри было даже немного жаль друга, но тот был сам виноват. С Фредом и Джорджем нельзя заводить такие разговоры, об этом все знали. — Пойдем украшать коридор. Мы нашли немного украшений с Пасхи, — Джордж с помощью заклинания «Вингардиум Левиоса» поднял в воздух коробку, набитую мишурой, венками, шарами и статуэтками. — А еще, я уверен, где-то здесь припрятан алкоголь, потому что мы нашли недопитый стакан. Нужно его найти и перепрятать. — Сириус точно даст нам одну бутылку, — усмехнулся Гарри. — Я видел, как он показывал ее Седрику. Но бар он запрет. — Одной бутылки нам не хватит, — философски подметил Фред. — Нас раз, два, три, четыре, еще Гермиона, Джинни и Седрик — семь человек, и то при условии, что Чарли и Билл к нам не присоединятся. Хотя, скорей всего, они будут со взрослыми. Но на семь человек одна бутылка — это просто смешно. — Вы что, хотите напиться? — с подозрением и затаенным трепетом спросил Рон. — Когда мама в доме? — Да ничего не будет, — отмахнулся Джордж. Они остановились между спальней Гарри и спальней, отведенной близнецам и Седрику, и начали развешивать венки, украшенные цветными пасхальными яйцами. — Это же праздник. Мы пойдем в малую гостиную, а они будут в столовой, и все будет хорошо. — Ох, — Рон с восхищением смотрел на братьев, и Гарри разделял его энтузиазм. Ему было нужно именно это: бессмысленные разговоры, украшения, веселье, опасность быть пойманным матерью Рона — все, что могло заставить его тело и разум расслабиться. Он не был уверен даже в том, что был бы счастливей, окажись Драко здесь: все было бы иначе, а то, как это было сейчас, нравилось ему до безумия. Это была его семья, его лучшие друзья, и даже если Рон не мог понять глубины его одиночества, а близнецы не ходили с ним по ночам в опасные рейды, они были одними из самых дорогих ему людей. В моменты, подобные этому, он был просто Гарри, мальчиком из чулана, который узнал, что он — волшебник. Моменты, подобные этому, стоили многого. Они украшали дом очень долго, правда, большую часть времени они копались в интересных находках или строили планы. Рождественские каникулы длились десять дней, и близнецы хотели вернуться в Хогвартс и поиграть в квиддич, а еще погулять по Лондону. Это было невозможно, потому что все они были в заточении, но это все равно не мешало им мечтать. — Мы преступно мало гуляли по нему, — возмущался Джордж, когда они украшали их спальню. — Были только на вокзале, у Биг Бена, в Кабаньей голове... Но это все, этого мало. Мы будто бы не англичане. — Зато вы были в Египте, — возразил Гарри. — Тоже очень здорово. — В Египте были все, кому не лень, — пожал плечами Фред. — Конечно, мы выиграли деньги, но все равно... Хотя, конечно, мы из-за Билла там были. Нет, я хочу путешествовать... — Объехать весь мир, — закончил за него Джордж. — Впереди целая жизнь, и глупо потратить ее на один единственный остров. Туманный Альбион может и подождать нас, а вот какая-нибудь Бразилия или Китай, или Австралия, или Сибирь — не факт. Вот туда-то мы и должны отправиться. Гарри тоже хотел путешествовать. Он вспомнил о том разе, когда Чарли рассказывал ему о своей работе — Уизли много ездил вместе с отрядом, забирался в дикие и интересные места, ища кладки драконов и изучая их в естественных магических заповедниках. Может, такая жизнь была для Гарри: постоянно идти куда-то и не чувствовать себя под большой стеклянной банкой, где рано или поздно закончится воздух. Может, он бы хотел так жить. Но не мог. Он забывал об этом иногда, но рано или поздно все равно вспоминал. Волдеморт и его палочка, направленная Гарри прямо в лицо — вот что ждало его, а вовсе не драконы. Раньше ему казалось, что такой конец пути — кошмар, но только теперь, после возвращения Реддла, он понял, что настоящий кошмар кроется вовсе не в этом. Может, взять и исчезнуть вот так просто, за один миг было не так уж плохо — это было тем же избавлением, что и прыжок с Астрономической Башни. Гарри думал об этом все чаще, и страх перед смертью покидал его. Ему было лишь жаль, что столько невероятных возможностей ускользает из его рук. Они спустились на первый этаж, прокравшись мимо кухни, откуда звучали громкие женские голоса, и заглянули в гостиную, так и застыв на пороге. Сириус и Седрик не придумали ничего лучше, как убрать газеты (Пророк, Придира и Правда, которые плотным слоем покрывали все горизонтальные поверхности) под стол, сложив их ровными стопками. Коробки с остальными пергаментами они просто поставили высокой башней в углу. — Серьезно? — Фред с сомнением покосился на конструкцию из коробок. — Маме это не понравится. — Если поставить перед коробками елку, то все будет хорошо, — заметил Рон. — Ага, только папа куда-то исчез, а куски елки так и лежат на втором этаже. — В любом случае, — Джордж назидательно поднял палец вверх, — это не наше дело. Наше дело — украшения. Они развесили гирлянды и шары по всей комнате, а потом отправились в столовую. Та находилась в том же неубранном состоянии, что и раньше, а Сириус и Седрик играли в карты, просто отодвинув две большие стопки пергаментов в сторону. — Эй! — возмутился Рон. — Почему вы ничего не делаете? — Мы убрали гостиную, — возразил ему Сириус. — И решили отдохнуть. Гарри из любопытства вытянул из стопки один пергамент. Это была вручную нарисованная карта какого-то дома: в некоторых местах были приписаны заклинания и нарисованы руны, к дверям вели стрелки, около которых столбиками были написаны имена. Гарри вздрогнул всем телом, когда около одной пометки увидел надпись «Поттер». Он вернул пергамент на место и открыл другой: там был длинный список ингредиентов, половину из которых Гарри даже не знал. — Что это? — спросил он у Сириуса. Тот оторвался от разглядывания своих невыигрышных карт и бросил на него быстрый взгляд. — Старый архив Ордена. Нужно было чем-то занять себя, пока Ремуса нет дома. — Профессор Люпин тоже тут живет? — удивился Седрик. — Ага, — Сириус скинул десятку, которую Седрик тут же накрыл дамой. — Да черт возьми, ты жульничаешь! — Ничего подобного. Гарри наблюдал за ними и не знал, что ему и думать. Сириус и Седрик, казалось, нашли общий язык и комфортно чувствовали себя в компании друг друга. Если бы Гарри действительно встречался с Диггори сейчас, то это было бы просто замечательной новостью, но он не встречался, и чужое единение казалось ему скорее неловким. Седрик с легкостью обыграл Сириуса в этой партии, и он же победил в следующий раз, когда играть стали вшестером. Когда победа осталась за ним в третий раз, близнецы начали злиться. Четвертую партию они играли, пристально наблюдая за руками Седрика, потому что его клятвам о честной игре никто не верил, но закончить они не успели — в дверях появилась Джинни. Она была растрепанной, а на ее кофте темнели пятна воды. — Так! — она возмущенно уперла руки в бока и тут же стала похожа на миссис Уизли. — Чем это вы занимаетесь? — Мы не можем украсить столовую, когда тут такой бардак, — равнодушно пожал плечами Фред. — Просто уберу все это в буфет, — предложил Блэк. — Там нет места, — заметил Седрик. — Я убрал туда все маггловские газеты. Может, лучше унести это в другую комнату? Сириус упрямо нахмурился. Рядом с серьезным Диггори он сам казался ребенком. Гарри пристально наблюдал за тем, как Блэк разглядывает пергаменты, а потом поднялся вместе с ним. — Я тебе помогу, — Гарри начал набирать пергаменты. Их было слишком много, чтобы один человек мог унести их в руках, а магия... Конечно, он понимал, почему Сириус не спешит использовать магию, и не собирался акцентировать на этом внимание. Рон тоже начал помогать, и втроем они забрали все бумаги, что были на столе. Остальное взяли Седрик и близнецы: Гарри видел, как Диггори достал палочку, но Джордж лишь покачал головой, тронув его за локоть. Хлам пришлось отнести на второй этаж, в кабинет покойного мистера Блэка, который и так представлял собой пыльный склад. Все самое важное Сириус хранил у входа, чтобы было легко забирать, а темные глубины около шкафов и стола и вовсе были не изведаны. Разве что цепочка небольших следов вела туда и обратно: видимо, Кикимер то и дело заглядывал в кабинет. Когда они открыли дверь, в темноте что-то зашуршало, и тени заколыхались — это было подозрительно, но... Никому особо не хотелось разбираться с нечистью, которой был набит этот дом. — Ну вот, — Сириус посмотрел на сложенные на полу бумаги. — Идеальный порядок, какой кошмар. Гарри хотел бы поговорить с Сириусом наедине, но момента не представлялось. Может, Блэк сам не хотел разводить откровенности: он был упрямым и гордым и не любил признавать свои слабости, а Гарри не знал, как деликатно расспросить его. Он прекрасно понимал, как Сириус страдает без своей магии — в конце концов, он всегда жил с ней, и даже в Азкабане она питала его. Гарри бы справился, потому что с магией он жил гораздо меньше времени, чем без, но справлялся ли Сириус? Он хорошо выглядел и больше не походил на умирающего, но в доме было слишком много алкоголя, а в письмах, что Гарри присылал Ремус, сквозила тревога. Гарри не стал навязываться. Он решил отложить разговор на потом, когда Сириус сам будет к этому готов. Было бы эгоистично с его стороны красть у крестного это время; он был не единственным, кто ценил такие минуты спокойствия, и поэтому лишь улыбался, когда Блэк смотрел на него и тянул руку к его волосам. — А вот тут мы будем спать, — сказал Фред Седрику, когда они проходили мимо спальни близнецов. — Надеюсь, ты понимаешь, что спать мы не будем? — И что же вы собираетесь делать? — полюбопытствовал Сириус. Он явно желал узнать больше об авантюрах и приключениях, даже если он сам не мог в них участвовать. — Не забывайте, что ваша мать с вас глаз не спустит. — Справимся, — отмахнулся Джордж. — В конце концов, мы смогли сделать огненные фейерверки всего лишь в нашей спальне в Норе, и дельце прогорело из-за чистой случайности. Уж сегодня то она нас не поймает. Ты же дашь нам огневиски? Сириус опешил на мгновение, а потом рассмеялся приятным гортанным смехом. Вся большая компания остановилась перед лестницей. — Возможно, я случайно забуду бутылку в буфете. Я очень рассеян. — Что насчет трех бутылок? — предложил Фред. — Ваша мать не даст мне спокойно жить. — Мы ничего не расскажем. — Если вы, пьяные, свалитесь с лестницы, она меня просто убьет, и Ремус даже не попробует заступиться. Помнишь, Гарри, сколько он ныл, когда я дал тебе абсент? — Что? — Рон едва ли не взвизгнул. Он уставился на Гарри круглыми глазами. — Ты пил абсент? А почему ты мне не рассказал? — А Гарри у нас скрытный мальчик, — Фред обнял его за плечи, притягивая к себе. Он уткнулся носом ему в щеку, почти касаясь шеи губами, и Гарри тут же начал отбиваться, не желая быть втянутым в эти объятия. — Эй, — Седрик выразительно посмотрел на Фреда. Тот тут же покорно поднял руки, отпуская Гарри. — Тут нечего рассказывать, — Гарри раздраженно посмотрел на хихикающих близнецов, демонстративно смотрящего в стену Седрика и ухмыляющегося Сириуса. Даже Джинни и та предала его: она прижимала ко рту кулачок, глядя на него веселыми глазами. Один только Рон непонимающе хмурился. — Просто мне было очень плохо. — И я усвоил урок, — Сириус сам обнял Гарри, потянув его к лестнице. — Так что одной бутылки вам хватит с лихвой. — Ну, хотя бы две, — продолжили ныть близнецы. — Посмотрим. На первом этаже они встретили мистера Уизли и мистера Грейнджера, которые все же решили взяться за елку. За все это время они добились только того, что таки сосредоточили на ней свое внимание и перетащили ее в гостиную. Теперь оба растеряно смотрели на гору пластмассовых веток и бумажное руководство по тому, куда какую ветку нужно крепить. — Ты уверен, что это нельзя сделать магией? — спросил мистер Грейнджер. — Понятия не имею, как, — беспомощно ответил ему мистер Уизли. — А как ты это собирал раньше? — Это делала Джин... — Все понятно, они нашли друг друга, — засмеялся Рон Гарри на ухо. Сириус решил помочь с постановкой елки, чтобы она стояла в нужном месте, прикрывая гору мусора, которую он не убрал, а ребята отправились за своими вещами, что все это время лежали в малой гостиной. Близнецы увеличили чемоданы, и они потащили их наверх, растаскивая по комнатам, а Джинни вернулась на кухню за Гермионой. В конце концов, они все собрались в спальне, отведенной Фреду, Джорджу и Седрику и стали рассматривать привезенные изобретения и фокусы. И хотя Фред сказал, что они привезли совсем немного, чего там только не оказалось в чемоданах: и всевозможные пробные конфеты, от которых то из ушей шел пар, то руки покрывались перьями, и взрывающие коробочки, и удлинителей ушей, и маленькие фигурки, которые можно натравливать друг на друга и смотреть за их боем... Близнецы привезли с собой много веселой всячины, почти не взяв серьезных и опасных изобретений; единственным, что выбивалось из этой кучи, был небольшой стальной обруч. — Что это? — спросил Гарри, беря в руки таинственный предмет. Он был холодным и легким. — Это наше последнее изобретение. Одно из, — пояснил Джордж. — Мы много читали про маггловскую технику... — ... и находили там идеи. Это наш... мм, кодовый замок. — И как он работает? — тут же полюбопытствовала Гермиона, забирая у Гарри обруч и рассматривая его. — Ну, — Фред немного замялся, — помните, в прошлом году профессор Голдман преподавал символьные заклятия? — Он всем курсам их толкал, потому что их нет в программе, — вставил Джордж. — Информация оказалась очень полезной, и мы решили, что ее можно использовать. Этот круг создает мощный барьер, который можно открыть только с помощью определенного символа. — Конечно, нужно его доработать, но пока что идея довольно неплохая. Алохомору и еще парочку заклятий точно выдерживает. — Это отличная идея! — похвалил их Седрик. Гарри кинул на него быстрый взгляд, но тот не подавал никаких признаков того, что неприятные воспоминания о его последней встрече с Голдманом беспокоили его: он сидел, опираясь о столбик кровати, и смотрел на Фреда. — И как вы думаете усовершенствовать его? — Ну, — Джордж почесал подбородок. — Тут на самом деле все просто, но работы очень много. Придется наложить отложенное заклинание, потом выписать все его компоненты, а дальше тупо подбирать то, что будет реагировать с базой. Мы так всегда делаем и, если честно, ничего лучше не придумали. — Это уровень намного выше ЖАБА, — Гермиона смотрела на них круглыми глазами. — Этого даже в Хогвартсе не изучают! Где вы взяли книги? — В Запретной секции, — пожал плечами Фред. — Не только же Гарри туда наведываться, правда? Мы долго изучали роспись заклинаний. И, если честно, нам помогли. — Я вообще ничего не понимаю, — признался Гарри. Рон и Джинни поддержали его согласным мычанием. — Роспись заклинаний — это техника, с помощью которой можно создать заклинание или разрушить уже наложенное, — пояснил ему Седрик. Гермиона деловито ему покивала. — Это очень сложная магия. Кто вам помог? Близнецы переглянулись, а потом заговорили хором тихим шепотом, будто кто-то мог их подслушать. — Крайфер! — Крайфер? — Рон даже отпрянул. — С чего бы ему вам помогать? Я с ним вообще ни разу не говорил. — Ну, вот так вышло, — развел руки Джордж. — Мы много с ним пересекались, и он... реально разбирается в этом всем. Весь его кабинет забит книгами по некромантии, трансфигурации, зельеварению и прочему, а уж какая муть у него на полках! — Он, конечно, дико странный, — сказал Фред, — но объяснять умеет. Раньше он был повеселей, а в последнее время что-то совсем чокнулся. Маразм или еще что, не знаю, но крыша у него едет знатно — впрочем, он все равно хорошо учит. Хоть и требователен, будто ЖАБА у нас принимает. — И сколько вам на это потребовалось времени? — с жадностью спросила Гермиона. Гарри страшно было даже представить, к чему все идет: не хватало еще, чтобы подруга начала бегать к смотрителю на уроки. Ему по горло хватило прошлого ее энтузиазма, связанного с СОПЛЭВС, да и он хотел больше внимания уделить ОД. После Рождества они решили изучать Патронусов, и это был один из любимых его уроков. Гарри вовсе не нужно было, чтобы Гермиона попыталась запрячь его изучать что-то еще. — Почти полгода, чтобы просто научиться записи, — признался Джордж. — И при этом мы работаем с Алохоморой, которая проста, как морковка. Не знаю, сколько нужно изучать это, чтобы перейти на более сложный уровень. — А с помощью этой... росписи можно снять Непреложный обет? — негромко спросил Гарри. — Можно, если ты очень опытный. Непреложный Обет — это одна из самых сложных магий, и чтобы расшифровать его понадобится много времени. «Тогда я знаю, чем занят Волдеморт» — подумал Гарри. Он смотрел на круг в руках Гермионы, и сердце его билось быстро и неровно. Гриндевальд дал Дамблдору Непреложный Обет, но если его можно снять, если Волдеморту удастся это сделать, то что остановит Гриндевальда от открытой борьбы против них? Это было опасно, и Гарри не знал, насколько далеко все может зайти. Он чувствовал себя гончей, вставшей на след и не знающей, куда он ее приведет. Эти мысли захватили его, и на минуту он выпал из разговора, перестав прислушиваться к рассказу близнецов, но потом он силой воли заставил себя вернуться в реальность. Волдеморт, Гриндевальд, все темное и опасное осталось вне этого дома, и этот вечер был его по праву. Он не хотел думать об этом, переливая из пустого в порожнее — для этого у него было все остальное время. —... а еще у него там есть куча разных амулетов, — продолжал Фред свой рассказ. — Мы не знаем для чего они, но они висят на оленьих рогах гирляндой и каждый подает признаки жизни. Он будто бы готовится к немедленному нападению, не кабинет, а крепость. — Черт, я и не знал, что там так интересно, — расстроенно потянул Рон. — У Филча было совсем тухло. Он вздрогнул и опустил глаза. Гарри, конечно, все понял, но никак не отреагировал на это. Прошлое осталось в прошлом и не стоило ворошить его. — И еще Крайфер помогает Хагриду. Очень мило с его стороны, — сказала Джинни. — Кстати, Гарри, — тут же подхватила тему Гермиона, которая, видимо, тоже заметила перемену в настроении Рона, — не знаешь новостей от Хагрида? Его так долго нет. — В последний раз, когда я спрашивал, он все еще был в горах. Я надеялся, что он вернется к Рождеству, — ответил Гарри. Он верил, что Дамблдор бы сказал ему, если бы с Хагридом приключилось что-нибудь плохое, а раз новостей не было, значит, работа еще не закончена. Оставалось лишь надеяться, что лесничий вернется в Хогвартс с хорошими новостями. Они еще долго обсуждали магию и изобретения, старательно обходя острые темы. Это было негласно принято ими всеми: никто не хотел портить праздник рассуждениями о суде, Малфоях, Волдеморте и прочем, но надежда, что удача вновь оказалась на стороне Ордена, согревала их всех. Гарри помнил о количестве газет на первом этаже, и эта тема рано или поздно всплыла бы — но не сегодня. Сегодня было не для войны, оно было для мира. Их время жить. За веселой беседой и планами на каникулы вечер пролетел очень быстро. В дом начали подтягиваться остальные гости: пришли Ремус, Тонкс, Билл и Чарли, которые все по очереди заглянули в спальню близнецов, чтобы поздороваться. Билл и Чарли остались сидеть с ними, рассказывая о своем задании: они искали место, которое было бы вторым штабом для Ордена Феникса. Гриммо было слишком известной точкой, и Дамблдор решил, что им может понадобиться запасное убежище. Старшие Уизли остановили свой выбор на доме Ремуса, который тот любезно предложил: Люпины жили недалеко от Страуда в графстве Глостершир, и местоположение дома было очень удобным, к тому же после смерти родителей Ремус был единственным владельцем. Они обвешали его чарами, чтобы посторонний более не смог его увидеть. Конечно, всем тут же захотелось посмотреть на дом, но до этого момента Ордену еще многое нужно было сделать, поэтому разговор вновь ушел на посторонние темы. В присутствии Чарли Гарри чувствовал себя неловко, но Уизли никак не отмечал этого, и поэтому они просто старались не смотреть друг на друга слишком часто. Остальные прекрасно осознавали то напряжение, что повисло между ними, но успешно делали вид, что ничего не происходит. Наконец, миссис Уизли позвала их вниз. Все собирались в столовой: мистер Уизли таки установил елку, прикрыв ей башню из коробок, украшения засияли праздничным светом, переливаясь всеми цветами радуги, а на длинном столе появилось много пустых тарелок. Благо стол в доме Блэков был таким длинным, что шестнадцать стульев без проблем поместилось за ним — впрочем, будь их чуть больше, им всем пришлось бы сидеть, плотно прижавшись друг к другу. Сириус и мистер Уизли сели друг напротив друга во главах стола, а остальные заняли оставшиеся места по своему усмотрению. Гарри досталось место между Роном и Седриком, а напротив него присела Джинни, которая начала игриво пинать его под столом. Тонкс расположилась рядом с Ремусом, и Гарри не мог не ухмыльнуться про себя. Он очень надеялся, что у Ремуса и Тонкс все снова получится. — Вообще я обычно на Рождество возвращаюсь к родителям, — поясняла Нимфадора родителям Гермионы, которым было интересно узнать все и про всех. Сегодня ее волосы были ярко-голубого цвета, — но в этот раз они отправились в путешествие вдвоем, и Сириус любезно меня пригласил. — Вы же родственники, правильно? — Да, Сириус приходится мне... двоюродным дядей. — А покажи нам еще раз ту штуку с носом, — попросила ее Джинни. Мистер и миссис Грейнджер тут же закивали, будто они только этого и ждали, прикрываясь светской беседой. Все остальные тоже с любопытством смотрели на Тонкс: та, посмеявшись, прикрыла глаза, и через мгновение ее нос сплющился, превратившись в свиной пятачок. Потом он стал крысиным носом, а потом клювом. Миссис Грейнджер захлопала в ладоши, разом помолодев. Гарри решил, что она очень даже симпатичная и милая женщина. — Просто чудо! Невероятно! — Этому же нельзя научиться? — Нет, — Тонкс покачала головой. Ее лицо снова стало нормальным, а в волосы добавилось фиолетовых прядок. — Это врожденное и передается по наследству. Кто-то из Блэков тоже был метаморфомагом. — И вот нет бы мне досталась такая способность, — подмигнул ей Сириус. — Меня бы тогда вообще не поймали. — Но вы же умеете превращаться в собаку, да? — спросил у него мистер Грейнджер. Блэк повел плечами. — Умею, но сейчас с этим могут возникнуть некоторые трудности. — Помнишь, пап, я тебе рассказывала про анимагов? Я тоже могу научиться превращаться в животное! — Гермиона так резко сменила тему и переняла внимание на себя, что родители посмотрели на нее с удивлением. Сириус бросил на девочку быстрый и благодарный взгляд и тут же утянул Ремуса в разговор. Тот сидел по правую руку от него, и когда они наклонялись друг к другу, то никто более не мог услышать их беседы. Миссис Уизли закончила приносить с кухни еду. Они с миссис Грейнджер приготовили великое множество блюд: фаршированная индейка, овощной суп, жаркое из баранины, ростбиф, запеченный и отварной картофель, салат из свежих овощей, капуста с сыром, ветчина, паштет... Все это источало великолепный аромат, от которого голова начинала кружиться, а во рту скапливалась слюна. Собравшиеся одобрительно зааплодировали кулинарным талантам Молли и Джин, а потом миссис Уизли начала резать индейку и раздавать ее всем. Воздух наполнился атмосферой праздника. Гарри не мог перестать улыбаться и глупо хихикать, он вертел головой, стараясь участвовать во всех разговорах сразу. Он с невиданной скоростью поглощал еду, заранее предвидя тяжесть в животе, но все было таким вкусным, что невозможно было оторваться. Он и Седрик долго рассказывали родителям Гермионы про то, как они седлали своих драконов в прошлом году, и те округляли глаза от ужаса. Потом Чарли начал рассказывать про свою работу, и Гарри невольно заслушался: ему так нравилось то, чем занимался Чарли, и он абсолютно точно мог представить себя, сидящего в палатке где-нибудь в горах и ждущего, когда дракон подаст признаки жизни, выдав свое гнездо. Близнецы болтали с Сириусом и Ремусом о том, какие еще тайники могут быть в доме, и Блэк силился вспомнить, куда они еще не залезли. Разговор стал более неловким для Гарри, когда миссис Уизли начала расспрашивать Седрика о том, как они с Гарри начали общаться. Диггори замялся и выдумал историю на ходу, избегая истории с философским камнем, ванны и прочего, и в итоге получился странный, сентиментальный рассказ. Гарри хотел бы закатить глаза, но он, конечно, этого не сделал, лишь показал язык ухмыляющейся Джинни. На столе появились глинтвейн, медовуха и эль. Глинтвейн сделали без алкоголя специально для детей, но им разрешили выпить немного эля. Миссис Уизли была, разумеется, против, но даже мистер Уизли развел руками, мол, ничего страшного от этого не произойдет, правда? — Давайте послезавтра вернемся в Хогвартс и полетаем? — предложил Рон. — Мы так давно не играли! — А кто будет играть? — спросил Сириус. —Ну, я и Гарри точно, да? — Рон посмотрел на друга, и тот довольно кивнул. — Седрик, Фред, Джордж, Джинни? — Я тоже хочу поиграть, — вставил Чарли. — Сто лет уже не держал биту в руках. — Нам биты не дадут, — осадил его Фред. — В прошлый раз треснула опора у трибуны, и мы с Джорджем тут вообще ни при чём, но мадам Трюк обвинила нас. — Тогда нам нужны еще игроки, — Рон посмотрел на свои загнутые семь пальцев. — Гермиона, хочешь? А ты, Билл? — Ни за что, — девочка упрямо покачала головой. — Не хватало мне еще летать на метле по морозу. — Я лучше понаблюдаю, если смогу вырваться, — тоже отказался Билл. —Я хочу, — с радостью отозвался Сириус, но Ремус тут же положил руку ему на плечо. — Нет, Бродяга. — Нет? — Нет, — Ремус только покачал головой. — В Хогвартсе остались ученики, и им совсем не стоит видеть, как один из самых разыскиваемых преступников летает на метле над полем. — Ты можешь продолжить разбирать архив, — жизнерадостно улыбнулась ему Тонкс. Сириус бросил в нее оливку. — А вот я полетаю. У нас были занятия по полетам в академии, но только на первом курсе, а потом как-то особо не приходилось летать. Так, по мелочам. Мы с Седриком покажем вам, гриффиндорцам, что пуффендуйцы не так уж просты! — Отлично, тогда у нас две команды по четыре человека! — Рон хлопнул в ладоши. — Будет весело! Гарри в кои-то веки тоже был рад тому, что он будет играть в квиддич с друзьями. Он чувствовал себя нормальным, обычным подростком, который празднует Рождество в кругу семьи и не беспокоится из-за будущего. Он цеплялся за это ощущение и не мог насмотреться на счастливые, освещенные мягким светом лица друзей. Вскоре после того, как основные блюда были съедены, миссис Уизли принесла пудинг с сюрпризом. Она долго раскладывала его по тарелкам, чтобы все начали есть одновременно. В своем куске Гарри нашел маленький бронзовый сапожок, и миссис Грейнджер сказала ему, что это к дальней дороге. Седрику попалось кольцо, и остаток вечера близнецы не давали ему покоя своими шутками. Зато Рон был доволен: ему попался маленький снитч, и он свято верил, что это предсказание его присоединения к гриффиндорской квиддичной команде в следующем году. — В следующем году вы будете сдавать СОВ, — заметила миссис Уизли. — Может, лучше не стоит тратить время на квиддич? — Вот, я всегда так говорю, — поддержала ее Гермиона. — Ну, мам! — возмутился Рон. — СОВ никуда не денутся, а вот квиддич — да. Гарри тоже играет, и Фред с Джорджем! — Ладно-ладно. Ближе к вечеру случилось страшное: Живоглот, которого Гермиона привезла с собой и который весь вечер гонялся за Кикимером, залез на шкаф и с него спрыгнул прямо на башню из коробок. Конструкция покачнулась, а потом с невероятным грохотом обрушилась. Елка разлетелась на ветки, а заколдованные шары с яростным звоном принялись кататься по всей комнате. Все тут же повскакивали со своих мест, а Живоглот бросился наутек. Сириус таки согласился унести вещи наверх, потому что ставить их стопкой в углу больше не было смысла. Это происшествие подало знак, что посиделки за столом пора заканчивать, и компания разделилась. Дети отправились в малую гостиную, заодно прихватив с собой кучу сладостей, остатки глинтвейна и конфеты близнецов, а взрослые остались на первом этаже. Гарри помог Сириусу вернуть оставшиеся коробки в кабинет, а потом они остановились и Блэк хитро посмотрел на него. — Я сейчас пойду вниз, Гарри, — сказал он, запуская пальцы ему в волосы и трепля. В последнее время это стало его любимым жестом, — и я совсем не хочу, чтобы ты шел в комнату с камином и рылся там в книжном шкафу. За томиком Стольсона ты точно ничего не найдешь, понятно? — Понятно, — Гарри уткнулся лбом ему в плечо. Они наконец-то были вдвоем, но снова время для разговора было неподходящим. Они просто стояли так какое-то время, Гарри тяжело дышал, а Сириус гладил его по плечу. Наконец, мальчик отстранился: — Хочешь поговорить? — Не хочу портить тебе вечер, — Сириус немного натянуто улыбнулся. Ему было грустно, но он не хотел этого показывать, и было бы жестоко указывать ему на бесполезность этих попыток. Гарри хорошо его знал и видел насквозь. — Тогда не пей слишком много. — Не буду. Ремус мне весь мозг выест, если я опять... напьюсь. Сириус отправился вниз, а Гарри с чистой совестью пошел в комнату с камином. За нужной книгой он нашел две небольшие бутылки с огневиски и, ухмыльнувшись, понес в малую гостиную. Там угощение встретили с радостью. Ребята уселись прямо на полу, подложив под себя подушки. Близнецы тут же забрали у Гарри выпивку и наколдовали семь стаканов. Гермиона с сомнением смотрела на эти приготовления, и еще большее недовольство появилось на ее лице, когда Фред открыл одну бутылку и налил в каждый стакан не больше пальца, а Джордж запер дверь и погасил верхнюю люстру. Гостиная была освещена только двумя маленькими лампами, разливающими вокруг себя красноватый свет. Украшения на стенах поблескивали, а шары с хрустальным снегом внутри мелодично звенели. — Зачем нам огневиски? — спросила Грейнджер, почти испуганно смотря на жидкость в своем стакане. — Мы что, не можем посидеть без этого? — Это нужно для веселья, — пояснил Фред. — Мы придумали отличную программу. — Сначала давайте поиграем в «Правда или Действие», — Джордж предвкушающе потер руки. Он подошел к окну и задернул шторы, отрезав комнату от света уличных фонарей. Весь вечер огни на улице не гасли, шум не смолкал, и снег валил так густо, что к утру вся площадь Гриммо наверняка будет напоминать огромный сугроб.— Тот, кто выбирает действие, пьет и выполняет желание крутящего. — Мы же так напьемся! — Гермиона все еще не хотела принимать в этом участие. — И утром будет болеть голова. — Ну и что, — Рон похлопал ее по плечу, но это было слабым утешением. — Раз в год можно. Ради опыта. Ты же исследователь, Гермиона. Гермиона согласилась, но все еще была недовольна. Ей просто не хотелось отставать от компании, в которой все поддержали идею Фреда и Джорджа. Джинни, которая была младше их всех, сидела тише воды, ниже травы, чтобы братья не передумали делиться с ней. А Гарри, Рон и Седрик отказываться не собирались. — А ограничители? — полюбопытствовал Диггори. — О чем нельзя спрашивать? — Ладно, давайте тему Того-Кого-Нельзя-Называть назовем запретной, окей? — предложил Рон. — И всего, что связано с Орденом. — Хорошая идея, — Джинни подняла руку. — Я за. И не спрашивать всякие мерзости! Все были согласны. Джордж достал длинный синий прут, по очереди коснулся им ног каждого из участников круга и положил в центр. Они разыграли право первого кручения, и победила Джинни. Она крутанула прут, и тот указал на Седрика. — Так, так, так, — она потерла руки, и в эту секунду Гарри увидел в ней отражение Фреда и Джорджа. Седрик, сидящий справа от него, поежился. — Правда или Действие? — Хм, — Диггори оценил вероятность того, что Джинни заставит его делать или говорить что-то постыдное. Она все же была третьекурсницей, и он решил, что для него она безобидна. — Ладно, Правда. — Окей. Где вы с Гарри впервые поцеловались? — Так, стоп! — Гарри тут же сделал страшное лицо. — А давайте мы не будем об этом говорить? — Да ладно, мне все равно, все уже в прошлом, — Седрик откинулся чуть назад, опираясь о диван. — На квиддичном поле. — Как романтично, — Джинни посмотрела Гарри прямо в глаза, и тот увидел в ее взгляде настоящий огонь. Может, она все еще была немного обижена на него, но совсем немного — ровно настолько, чтобы дразнить его, упиваясь своим знанием. Впрочем, Гарри было приятно представлять, как бы его друзья удивились, если бы узнали, что он впервые поцеловал Малфоя аж в Тайной Комнате. Не каждый мог этим похвастаться. — Моя очередь, — Седрик раскрутил прут, и тот остановился на Фреде. — Действие, — тут же ответил Фред и залпом выпил огневиски в стакане. Лицо его тут же скривилось, а глаза заблестели от слез. Он тяжело и судорожно задышал. — Жесть. — Ладно, — Седрик немного подумал, а потом потянулся к мешочку, в котором близнецы хранили свои конфеты. — Съешь десять штук. А выбирать их будет... Рон. — О-о-о-о, — потянул Джордж. — Сейчас будет весело. Гарри наблюдал за тем, как Рон сосредоточено выкапывает конфеты и подает их Фреду, которого все еще немного потряхивало от резкого вливания в себя спиртного. Фред, вздыхая, взял конфеты и пошел на пустое пространство перед дверью. Он медленно начал есть одну за другой, и эффект от каждой был совершенно чудесный: одна сделала его волосы синими, вторая превратила его голос в слоновий крик, третья трансфигурировала его в гуся... Гарри смеялся и хлопнул Седрика по плечу, а Джинни громко возмущалась тому, что никто не догадался взять фотоаппарат. Даже Гермиона, наконец, начала улыбаться и хихикать. Когда, наконец, конфеты закончились, Фред вернулся на свое место растрепанный. — Я передумал делать конфеты, — сказал он Джорджу. — Это кошмар. — Это здорово, — Рон смеялся до колик. — Крути. Фред крутанул прут, и тот указал на Гермиону. Девушка вздрогнула и испуганно посмотрела на тут же заулыбавшегося Уизли, разом позабывшего про свои страдания. Она сжала руки на коленях, будто пытаясь ногтями порвать светлую джинсовую ткань, а потом резко выдохнула: — Ну ладно, Действие. — Отлично, — Фред огляделся, а потом резко подскочил. — Минутку. Ты пока пей. Гермиона скривилась и начала пить огневиски. По ее лицу разливалось выражение настоящей муки, она кашляла и отплевывалась, но мужественно выпила половину налитого. Ее щеки покраснели, а в глазах стояли слезы; Гарри взгляда не мог отвести от подруги. И Рон тоже. Она была очень красивой в этот момент. Фред вернулся со своим учебником по зельеварению. Он был старым и потрепанным, а с обратной стороны обложки была нарисована карикатура на Снейпа. Фред протянул учебник Гермионе, а следом кинул на пол обыкновенную маггловскую зажигалку. — Сжигай, — довольно сказал он и плюхнулся обратно на свое место. Одобрительный гул потряс воздух, и бедной Гермионе ничего не оставалось, кроме как беспомощно смотреть по сторонам. — Но, — залепетала она, — это же учебник. — Это мой учебник, так что ничего страшного, — Фред положил голову брату на плечо, и Джордж уткнулся носом в его волосы, наблюдая за мучениями растерянной Гермионы. — Вперед. — А зажигалка откуда? — спросил Гарри. — Сириус дал. — Боже, ладно, — Гермиона взяла в руки книгу. Она с жалостью и печалью посмотрела на учебник для шестого курса, а потом, повертев фолиант, решила вырывать по нескольку страниц за раз. Это действо заняло немало времени, но смотреть на это было приятно: Гермиона, причитая и ругая Фреда за безответственность и совершенно мерзкое отношение к книгам, сжигала пачку за пачкой, и ее лицо было освещено пламенем. Обложку Фред у нее забрал, назвав местной достопримечательностью. — Имей в виду, Фред, — пригрозила ему Гермиона, — если ты мне выпадешь, будешь делать домашнюю работу до конца года, понятно! — Ну, что! Это же хорошее было Действие! Я же не стал шутить ниже пояса, правильно? Фреду повезло, и Гермионе выпал Рон. Они оба разом покраснели, а Гарри и Джинни переглянулись, чувствуя, что почва для новых шуток уже готова. Рон выбрал Правду и принялся жевать губу, а Гермиона растерянно смотрела перед собой. Взгляд у нее был слегка осоловевший. — Хорошо, — вся находчивость Гермионы пропала, и она казалась такой же, как и все они — смущенной и желающей задавать вопросы, которые стыдно произносить. — Тебе кто-нибудь нравится? Рон подавился воздухом, а потом опустил лицо. Гарри было его даже жалко, но он с некоторым упоением наблюдал за тем, как Уизли ковыряет пальцем паркет. Седрик за его спиной хмыкнул — только слепой бы не догадался, что к чему, но Рон всегда в этом плане был ведомым. — Ну, — потянул Рон, — не знаю. Нет? Ну, не знаю, сложно сказать. Гарри захотелось хлопнуть себя по лбу, но он ограничился тем, что лишь возвел глаза к потолку. Гермиона кивнула с таким видом, будто ничего другого и не ждала, и сложила руки в замок. Ее волосы весь день были растрепаны, но Гарри только сейчас отметил, что вообще-то они были уложены. Несколько заколок удерживали непослушные пряди, и хотя кудри все равно торчали во все стороны, прическа Гермионы вовсе не напоминала воронье гнездо. На ней был милый свитер и новые джинсы, которые хорошо сидели на ее фигуре — Гарри сам себе удивился, но за целый день он так и не заметил, что его подруга старалась принарядиться. Он, конечно, замечал, когда девушки выглядели очень красиво, но в остальное время до их одежды ему не было никакого дела. Они с Роном были такими дураками. — Хорошо, — Гермиона выпила еще немного из своего стакана. — Рон, крути. Уизли немного затравленно посмотрел на нее, а потом крутанул. Ему выпал Гарри, и тот сразу же согласился на Действие — у него не было ни малейшего желания рассказывать правду ни о Седрике, ни о чем-то ином. Огневиски больно обжег его горло, наполнил рот вкусом, напоминающим какой-то горький сироп, и Гарри тут же закашлял: Диггори пришлось хлопать его по спине, чтобы помочь прийти в себя. Руку он потом не убрал, но Гарри не хотел ссориться или как-то демонстрировать свое нежелание, поэтому предпочел потерпеть это объятие. Рон заставил Гарри спеть гимн Волшебной Шляпы, и Гарри послушно целую минуту выводил рулады, безбожно фальшивя. В конце концов Джордж просто сказал ему заткнуться, потому что это невозможно было терпеть. Они пили и играли в Правду или Действие до тех пор, пока более менее смешные идеи не закончились и близнецы с Седриком не начали откровенно пошлить. Гарри не знал, как относиться ко всему: с одной стороны он был абсолютно против того, чтобы Седрик обнимал его на глазах у всех (и они расстались), а с другой стороны он был чуть-чуть пьян и в кои-то веки ему было легко и хорошо. Он думал о Малфое, который остался в Хогвартсе, но мысли эти были тяжелыми, неповоротливыми и непонятными, и Гарри больно было осознавать, что его тяготит их ситуация с Драко. Им нужно было разложить все по полочкам раз и навсегда, потому что ощущение этого затянутого вокруг горла поводка раздражало Гарри так же сильно, как и ощущение неизвестности. Драко в прямом смысле выкручивал ему яйца, но в то же время он был таким, таким... Он был самим собой, в конце концов, надломленным, искренним и отчаянно защищающимся — тем, в кого Гарри влюбился. — Ладно, — Фред поднял руку с пустой бутылкой. Хотя такого количества алкоголя не хватило бы, чтобы сильно опьянеть, атмосфера в комнате царила расслабленная и вялая, будто бы они все уже были навеселе. Даже Гермиона, которая изначально была против, больше не выступала. — Теперь новая игра! Все знают, как играть в бутылочку? — Ну не-е-ет, — Рон посмотрел на брата круглыми глазами. — Мы не будем. Тут же одни парни! — Эй, мы с Гермионой тоже тут, — подала голос Джинни. Ей наливали меньше всех, но она всегда брала действие, и в какой-то момент Гарри даже пожалел, что в комнате так много ее братьев. Смотреть на нее, такую красивую и домашнюю, было приятно. — Нет, Ронни, мы будем играть, — подмигнул ему Джордж. — И выпьем еще одну бутылку. Но, так и быть, Рон, с нами и Джинни можешь не целоваться. — Вы какие-то извращенцы, — рассмеялся Седрик. — Мы как-то играли в это в Пуффендуе, и это было весело, хотя мы потом неделю друг на друга смотреть не могли. Гарри сомневался, что это хорошая идея. С одной стороны ему было очень смешно, а с другой он видел перед собой недовольное лицо Малфоя. Он понятия не имел, как себя вести: если бы он начал отпираться, не вызвало бы это подозрения? И не были ли все его мысли просто отговорками? Гарри постоянно оглядывался на мнение Малфоя, но сегодня Драко тут не было, и тот вообще не спрашивал его мнения, когда, например, устраивал драку с Седриком. Юноша ощущал себя сидящим в черной луже, хотя несколько минут назад ему было так легко и спокойно. В конце концов, это просто игра. Для него это ничего не значит, и он все объяснит Драко, если тот пожелает. Фред разлил оставшийся огневиски по стаканам (Джинни он налил глинтвейн, и та его ударила) и положил бутылку в центр. Они снова разыграли право первого кручения, и на этот раз первым был Седрик. — Хорошо, — он на мгновение прикрыл лицо рукой, смеясь. Он был весь красным, и никакого напряжения, холода и мрака не было в его лице. Гарри, глядя на него, вдруг ощутил себя чужим: неужели лишь у него в голове крутились невеселые мысли? — А сколько по времени один поцелуй? — Пять секунд, — решил Джордж. — Мерлин, — Седрик крутанул бутылку, и все замерли, глядя на ее вращение. В отличие от прутика, никакой магии на ней не было, и она долго крутилась, а потом указала на Джинни. Гарри тут захотелось мерзко захихикать, а Седрик, выдохнув, сделал глоток из стакана. — И не забывай, Диггори, она наша сестра, — предупредили его близнецы. Рон закрыл лицо руками и начал качаться из стороны в сторону, а Гарри с затаенным ожиданием смотрел, как покрасневшая Джинни и восхитительно смущенный Седрик наклонились друг к другу и поцеловались. Они просто пять секунд прижимались к губам друг друга, а потом отстранились. Седрик зажмурился, а Джинни выглядела очень довольной. — Моя очередь, — она раскрутила бутылку, и та указала на Гарри. Рон застонал еще громче, а Гермиона захлопала в ладоши. — Вау. А мне везет. Гарри в смятении посмотрел на Джинни. Та была очень красивой, и это была Джинни — его бывшая девушка. Они оба знали об этом, хотя с того момента, как рядом появился Драко, почти не разговаривали об отношениях или чем-то подобном. Им было неловко, а чувства Джинни быстро переросли во что-то совсем иное под воздействием такого шока. Но сейчас она просто ему улыбалась и первая потянулась, когда он встал на колени. От нее пахло Рождеством, всеми этими чарующими запахами, губы ее были мягкими и теплыми, и на мгновение Гарри вдруг стал... другим. Другим Гарри, тем, что был влюблен в нее и обнимал ее. Все было в сто раз проще. Джинни первой же отстранилась от него, как только пять секунд прошли, а Гарри совсем забыл о времени. Он покашлял, не глядя на Джинни, вернулся на свое место и крутанул бутылку. Та указала на Джорджа, и стало совсем смешно. Седрик начал давиться воздухом, и Фред услужливо и совсем легко похлопал его по спине. — Я не хочу на это смотреть, — Рон прижался к Гермионе и спрятал лицо у нее на плече. — Я не могу! — Ох, Мерлин, — Гарри, сделав глоток по-прежнему мерзкого огневиски, послушно подполз к Джорджу, который, насмеявшись, протянул к нему руки. — Зачем мы вообще этим занимаемся? — Это весело, — ответил ему Джордж, а потом, обняв за талию, притянул к себе. Гарри покачал головой — все эти объятия были излишними, — но позволил поцеловать себя в губы. Он едва не дернулся прочь, когда поцелуй, который должен был быть таким же, как и все в этой игре — легким и ничего не обещающим, — вдруг изменился. Пальцы Джорджа так крепко вцепились в его бедра, что стало почти больно, а его язык проворно скользнул в его рот. Гарри изумленно распахнул глаза, сталкиваясь со взглядом совершенно бессовестных и в то же время пугающе серьезных глаз Джорджа. Уизли смотрел на него мгновение, а потом прикрыл глаза, будто бы не выдержав его взора. Целовался он очень хорошо. Гарри отодвинулся от него спустя какое-то время и посмотрел внимательно и требовательно. Джордж все еще цеплялся за него, но улыбки на его лице больше не было. Он медленно опустил руки, позволяя Гарри отползти от него; только когда Гарри потерял ощущение его объятий, он понял, что кто-то цепляется за его локоть. Он повернул голову и недоумевающе взглянул на Фреда. — Вы чего? — тихо спросил он, но его шепот потонул в возмущении Рона: — Тут вообще хоть кому-то нравятся девушки, кроме меня? — Нам нравятся девушки, — тут же вновь развеселился Джордж, но Гарри, который по-прежнему сидел перед ним, было не обмануть. Он почувствовал, что опять влез во что-то неправильное и чужое, и ему больше всего на свете хотелось бы в это не вмешиваться. — А Диггори встречался с Чжоу Чанг. — Ага, а потом с Гарри. — И мне девушки тоже нравятся, — ответил ему Гарри, возвращаясь на свое место и вытирая влажные губы тыльной стороной ладони. Ему вдруг захотелось выпить. Никто, кроме Джорджа, Гарри и Фреда не заметил, как изменилась атмосфера. Они веселились, а не выясняли отношения — это ведь совсем разные вещи. Джордж выпил почти полстакана, скривился и начал крутить. Ему выпал Фред. — Фу, вы же не собираетесь целоваться? — Рон, кажется, уже немного пришел в себя, потому что руки от лица он убрал. Видимо, поцелуй его лучшего друга с его братом шокировал его настолько, что в его реакциях осталось только непонимание, брезгливость и горячее любопытство. За окном все еще было светло из-за многочисленных огней на площади, но снег уже перестал идти. С первого этажа иногда доносились голоса, но ничего нельзя было разобрать, да и никто из ребят не прислушивался. —Мне не слабо, — сказал Джордж, выпивая. Фред пожал плечами. —И мне. Гарри пристально наблюдал за тем, как Джордж повернул голову и закрыл глаза. Его лицо было расслабленным и спокойным, и он не вздрогнул, когда Фред наклонился к нему и поцеловал. Рон тут же издал странный звук, а Джинни и Гермиона начали хихикать, и Гарри должен был бы присоединиться к ним, потому что картина, разворачивающаяся перед ним, была странной и Фред с Джорджем были как никогда ранее похожи друг на друга, но... Он сидел, чувствуя руку Седрика за своей спиной, и он вовсе не был взволнован. Он все понимал. Фред прижался к брату ближе, оперся рукой о его плечо, поворачивая голову. Через пару секунд он отстранился, и они с Джорджем взглянули друг на друга с совершенно непередаваемыми выражениями на лицах. Гарри заметил это, и он не знал, заметил ли кто-то еще. Фред облизал губы, а Джордж отвернулся. — Если бы сейчас зашла мама, такое бы началось, — голос Рона стал совершенно больным. — Такое! — Мне почему-то кажется, что она и не такое видела, — Седрик все это время сидел, прикрыв лицо рукой и подсматривая сквозь пальцы. Джордж покачал головой — он снова был весел. — Ничего подобного, мы очень хорошо все скрываем! Джордж вдруг посмотрел прямо на Гарри. Он склонил голову на бок, рассматривая лицо юноши и будто бы ища в нем признаки какого-то протеста или возмущения, но тот лишь глядел на него в ответ. Гарри не хотел вмешиваться ни в какие драмы, ни во что, что нарушало его мнимое спокойствие — видит Мерлин, ему и своих историй хватало. Они продолжили игру. Фред выпил и крутанул бутылку, и та указала на Рона. Ему пришлось перекручивать, потому что на несчастного Рона было просто жалко смотреть, и бутылка от огневиски указала на Гермиону. Девушка зарделась и отодвинулась от Рона — она выглядела такой до неприличия довольной, что Гарри даже засомневался, все ли он понимает. Впрочем, Гермиона же была девочкой: у нее что угодно могло твориться в голове, тем более порой она казалась действительно безумной, ведь кто в здравом уме счел бы названия ГАВНЭ и СОПЛЭВС — хорошими идеями? Фред подполз к Гермионе, игриво двигая бровями и лишь сильнее смущая ее, а потом положил ладонь на ее пылающую щеку. — Какая честь, — тихо сказал он. — Первый поцелуй мисс Грейнджер. — А, — Рон открыл рот, но все, что он мог делать, это просто наблюдать, как Фред наклонился и поцеловал Гермиону в губы. По мнению Гарри, это длилось намного дольше, чем пять секунд и выглядело намного нежнее, чем должно было выглядеть. Наконец, Фред отстранился и вернулся к Джорджу, а Гермиона вздохнула. Взгляд ее заблестел, и она совершенно бессознательно потянулась к стакану, а потом к бутылке. Когда та указала на Гарри, никто уже ничему не удивлялся, и даже Рон, которого, кажется, эта игра взволновала больше всех, примолк. Гарри, конечно, никогда не раздумывал над тем, что они с Гермионой могли бы встречаться, но именно в эту секунду он вспомнил, как они вдвоем жили в палатке в лесу и как она переодевалась у него на глазах. Он мысленно приказал себе выкинуть это из своей головы, подполз к Гермионе, которая посмотрела на него совсем не так, как на Фреда, а растерянно и испуганно, и поцеловал ее, ни секунды не сомневаясь. Это было так же, как с Джинни, но в то же время по-другому, потому что в этот поцелуй Гарри не вкладывал никакого чувства. Он отстранился и дружелюбно улыбнулся, а потом вернулся на место. — Нет, — сказал Рон, когда бутылочка указала на него. Его глаза стали совсем круглыми. — Нет, можете меня убить. — Правила есть правила, — ухмыляясь, пожал плечами Фред. Гарри же тупо рассматривал Рона, думая о том, что это безобразие все же надо прекратить: он ничего не имел против быстрого поцелуя с Гермионой и Джинни, и даже с Джорджем, но Рон был его лучшим другом, настоящим лучшим другом, и это... было просто смешно. Гарри начал истерично смеяться, и они с Роном дружно отнекивались до тех пор, пока Джинни не начала возмущаться, что они нарушают правила игры. В итоге они оба, красные и смущенные, оказались напротив друг друга и смотрели в разные стороны. Все произошло так быстро, что Гарри даже не успел испугаться: они просто наклонились друг к другу и в последний момент отвернулись, стукнувшись щеками и лишь самыми уголками губ. Рон обнял его за плечи и начал что-то подвывать ему в шею, и близнецы смилостивились над ними. Игра продолжалась еще некоторое время. Несчастный Рон отказался в ней участвовать, сказав, что его бедные нервы этого просто не выдержат: он отсел в кресло и оттуда наблюдал за игрой, комментируя и смеясь. Гарри пришлось поцеловать Седрика, еще раз Джинни и Фреда: тот, будто в отместку брату, поцеловал его так крепко, что едва не прикусил губу. Под конец Гарри уже просто ничему не удивлялся, хотя когда Гермионе выпала Джинни, он вместе с остальными парнями зааплодировал. Ребята долго сидели в гостиной, под конец ночи забросив все игры и конфеты. Они просто разговаривали, медленно перескакивая с темы на тему: они говорили то о магии, то о драконах, то о пошлостях, то о воспоминаниях... Наконец, большинство начало зевать, и только Джордж и Седрик оставались бодрыми. Когда даже Фред начал клевать носом, было решено отправиться спать и перед этим уничтожить все следы своего пьянства и проветрить комнату. — Это был кошмар, но мне понравилось, — сказал Рон, когда они с Гарри добрались до их спальни. — Только давай никогда в жизни больше не вспоминать о том, что произошло? Гарри рассмеялся. — Ничего не произошло, Рон, — он хлопнул друга по плечу. — Но, знаешь, ты зря ушел. Там мог быть благоприятный момент. — Да, — Рон послушно кивнул. — Но я определенно точно не готов целоваться с парнями. Гарри начал его дразнить, и Рон сказал, что он, Гарри — бессовестный и жестокий. Они сходили почистить зубы, а потом переоделись в пижамы и легли в кровати: постель Рона стояла на месте дивана, а кровать Гарри чуть отодвинули к стене, чтобы было больше места. Мальчики еще немного поболтали перед сном, а потом Рон заснул, так и не закончив какой-то спутанный рассказ. Гарри честно пытался заснуть тоже, но сонливость, что напала на него в гостиной, медленно исчезала, и через десять минут бесцельного разглядывания белого потолка и темных стен он понял, что все бесполезно. Его мысли, до этого лихорадочно перескакивающие с темы на тему, замедлились, повернули туда, куда норовили повернуть весь вечер — к образу Малфоя, печально сидящего в одиночестве под рождественской елкой. Гарри прекрасно понимал, что Драко едва ли был один, скорей всего он весь вечер провел с Забини, но все же чем дольше он лежал, тем более грустные картины ему подкидывало воображение. Он не был виноват в том, что Малфой не смог праздновать Рождество так, как привык, но все же Гарри ощущал себя в какой-то мере ответственным за это. Что мешало ему отправиться в Хогвартс прямо сейчас? Эта идея пришла ему в голову совершенно внезапно, и более он не смог забыть о ней. Он лежал, обнимая подушку руками, смотрел в пустоту и думал, что камин в кабинете Дамблдора открыт и дорога свободна. Может, сейчас было уже поздно, все празднование осталось позади, и Рождество уже наступило, но все-таки, все-таки... Гарри резко сел на кровати и уставился на храпящего Рона. Он раздумывал: часть его сопротивлялась, говоря, что это глупо, а вторая намекала, что его ничто не удерживает от этого безрассудного поступка и что если он так поступит, то сможет увидеть Малфоя — сонного и теплого — буквально через полчаса. Гарри решился и, переодевшись в джинсы и свитер и захватив с собой мантию и Карту, спустился вниз. Голоса уже стихли, и в столовой больше никого не было. Грязная посуда была сложена в раковину на кухне, а остатки рождественских блюд покрыли охлаждающими чарами и убрали в шкаф. Все уже легли спать, и Гарри чувствовал себя в полном одиночестве: единственными звуками были шелест и скрипы, наполняющие старый дом, и шорох его шагов. Ему стоило отправиться к камину, но вместо этого он крадучись начал осматривать комнаты, тяня время. В главной гостиной он нашел спящего Ремуса. Тот лежал на диване, подложив руку под голову, и тихо сопел. Его мантия была аккуратно сложена и лежала в кресле, а ботинки стояли около дивана. Ремус выглядел очень уставшим, и Гарри, присмотревшись, увидел то, на что не обратил внимания на праздничном ужине: морщин на лице Люпина стало намного больше, мешки под его глазами казались почти воспаленными, а щеки впали, будто бы он ел совсем мало и нечасто. Едва ли Сириус морил его голодом, и скорей всего это было связано с плохим аппетитом и стрессом. Полнолуние было неделю назад. Юноша постарался как можно тише выйти из гостиной, чтобы не разбудить Ремуса. Гарри вернулся в столовую и сел во главе стола. Он откинулся на спинку и уставился на тяжелую люстру, украшенную темно-зелеными камнями. Сердце его билось быстро, ладони потели, и он не мог решить, что же ему делать. Когда он лежал в постели, ему казалось абсолютно верным подорваться и броситься в Хогвартс, но сейчас он сомневался — а что он скажет Малфою, когда появится там под утро? Придет и разбудит его? А вдруг Драко вообще не хочет его видеть? Гарри обдумывал эти вопросы, разглядывая блики света на темном полированном дереве. Он странно себя чувствовал, глядя на этот пустой стол: он представлял, что за ним сидят члены Ордена Феникса, и все они смотрят на него с ожиданием. Это давило на него, как и всегда, и даже путь, который должен был дарить ему отдушину, больше не был таковым. И именно поэтому Гарри до сих пор был на Гриммо, а не крался по коридорам Хогвартса. Только минут через десять он поднялся. Ему пришлось напомнить себе, что этот вечер задумывался как легкий, лишенный влияния Волдеморта. Часы уже почти били шесть утра, и Гарри понятия не имел, что ему делать, когда он доберется до Драко, но все же просто оставить эту идею он не мог. Он хотел его видеть, несмотря ни на что. Гарри добрался до гостиной с камином, но замер на пороге: в гостиной кто-то был. Юноша осторожно приблизился к дивану и увидел, что на полу, рассевшись среди сброшенных подушек, сидит Сириус. Перед тем стояла бутылка, и жидкости, кажущейся черной в алом свете огня, было в ней меньше четверти. — Сириус, — Гарри осторожно подошел к нему и сел рядом. Он видел, что крестный пьян, и не был уверен, стоит ли ему нарушать его уединение. Тому, что Сириус сидит тут в одиночестве и пьет, не могло быть позитивных причин. Пару секунд Блэк никак не реагировал, глядя перед собой пустыми страшными глазами, а потом повернул голову. Его губы тронула улыбка, но она не имела ничего общего с его привычной мягкой усмешкой. Она была горькой и болезненной. — Почему ты не спишь, Гарри? — спросил он. Гарри замялся, и на его языке уже родилась привычная ложь о том, что он не мог заснуть и решил чуть размяться, но в этот момент ему не хотелось лгать. Он чувствовал тепло и сомнение, и он сказал правду: — Я хочу вернуться в Хогвартс, — он сказал это тихо, чтобы услышать его мог только Сириус. Крестный посмотрел на него очень внимательно. — Зачем? — спросил он. Гарри сжал руки в кулаки и посмотрел на огонь в камине. — Из-за Малфоя, — ответил он. Сириус издал странный звук, а потом обнял Гарри за плечи, притягивая к себе. Некоторое время в гостиной царила тишина, и в эти секунды Гарри представлял лицо Драко. Как он посмотрит ему в глаза, на его сжатые губы, острый нос, как Драко, наверняка, подымет бровь и выдаст что-нибудь неприятное, но сказанное исключительно из-за собственной обиды. — Значит, вы все еще вместе? — спросил Блэк. Гарри кивнул. — А что Диггори? — Седрик все знает. — Вы поэтому расстались? — В том числе. Сириус снова улыбнулся. Он потянулся за бутылкой и сделал хороший глоток: Гарри видел, как его кадык дернулся вверх и вниз. На щеках крестного начала проступать щетина: он, вероятно, пользовался обычной маггловской бритвой, чтобы убрать свою бороду. Гарри провел пальцем по его скуле: та была чуть шершавой. У него самого ни усы, ни борода расти не спешили, хотя у того же Рона над губой намечался рыжий пушок. В их спальне только Симус, пожалуй, мог похвастаться чем-то, напоминающим усы, да и то мелкие и больше похожие на полосу грязи. — А Снейп знает, с кем ты крутишь любовь? Гарри поморщился. Ему не понравился ни тон, каким Сириус сказал это, ни сам вопрос. — Какое это имеет значение? — Да никакого, — Сириус откинулся головой на диван и закрыл глаза. — Просто я бы хотел посмотреть на выражение его лица. Гарри постарался вспомнить и не смог. Так давно это было: кажется, на втором курсе Снейп поймал их вместе. Что же тогда происходило? Не в тот ли это было раз, когда профессор показал ему яйцо василиска? Или в другой? То время, кажущееся Гарри теплой гаванью, несмотря на все ужасы, связанные с василиском, было таким далеким. Тогда все было проще. — Ты все еще ненавидишь его? Блэк пожал плечами. — Много чести, — прохрипел он. — Так много времени прошло, пора забыть о школе. — Не учи меня, Гарри, — вдруг огрызнулся Сириус, и Гарри невольно отпрянул от него, поразившись тому, как зло прозвучал его голос. По его груди полоснуло болью, и желание немедленно подняться на ноги стало невыносимым, но все же он остался на месте. Крестного будто прорвало, хотя тому не было причин: — Мне хватило и того, что это делает Дамблдор. Я не хочу ничего забывать, и если мне надо, я буду ненавидеть этого поганца до самой смерти. Надоело уже. — Он не заслуживает этого, — тихо сказал Гарри, сам поражаясь тому, что он спорит с крестным, защищая Снейпа. Но ведь это было правдой, он сам видел: профессор в юности был, конечно, не сахар, но Мародеры его травили незаслуженно, просто потому что могли. — О да, он святой, — Сириус снова выпил. — Я, — Гарри вдруг заговорил настойчивей, — видел в Омуте Памяти, что вы с отцом сделали ему у озера. И никто, кроме мамы, не заступился. — Какого еще озера? — Сириус открыл свои темные глаза. — Ты не помнишь? — Я должен? — А он помнит. Он не самый хороший человек, но вы просто издевались над ним. Дадли делал точно так же, и я прекрасно знаю, что испытывает человек, на которого нападают самые крутые парни района. — Гарри. Между ними словно выросла стена из стекла, и все огни гирлянд, праздничные украшения отошли на второй план. — Я видел, как он просил Волдеморта за Лили. Как он сказал, что я неважен, потому что я его сын. Но я простил его. Давно. Сириус смотрел на него воспаленным, мутным, пьяным взглядом. Его рот был напряжен, и Гарри не знал, чего ждать от него. —Ты так похож на Джеймса, — сказал вдруг крестный и передразнил: — "Мы ошибались, Бродяга! Мне открыли глаза, я понял, что был неправ. Он не такой, как мы думали, и Лили считает так же. Надо дать ему шанс". А сам все это время хотел трахнуть этого урода или что? Я говорил ему, что он поехал крышей, что это ненормально и невозможно, а он все твердил, что простил и передумал, а потом — знаешь, потом все произошло так, как я и предсказывал. Он понял, что Нюниус — злобная слизеринская тварь, еще страшила редкостный, тот же Малфой хоть на лицо был смазливым, и более Джеймс даже не вспоминал про свое помутнение. И ты, Гарри, когда-нибудь поймешь, что я был прав. Гарри смотрел на него во все глаза. Ему было больно от слов крестного, и он понимал, что Сириус, кажется, так никогда и не изменит своего отношения к Снейпу, что бы Гарри ему не говорил. Блэк все ещё оставался школьником: он вырезал годы в Азкабане из своей памяти, как нечто мучительное и травмирующее, и жил воспоминаниями о Хогвартсе. А там нечто — его безопасность, его чувство собственного достоинства, его сила или что-то еще — было завязано на этом глупом и жестоком унижении Северуса. Ремус смог это перешагнуть, и Гарри видел в его глазах сожаление о том времени, когда он боялся заступиться за Снейпа, а Сириус все еще был там. Как самовлюбленный, упрямый мальчишка. Прямо как Малфой. — Не думаю, что этот день настанет, Сириус, — сказал Гарри и поднялся на ноги. Блэк посмотрел на него удивленно, будто бы он ждал чего-то иного или вообще не понимал, что происходит. Бутылка, которую он по-прежнему держал в руке упала, и оставшийся огневиски вылился на ковер, блеснув в свете камина. — Мне пора. — Гарри, — взмолился Сириус, протягивая к нему руки. Гарри смотрел на него и отчего-то не мог поверить, что этот человек — его любимый крестный. То же самое чувство он испытал, когда увидел, как жестоко Джеймс обошелся со Снейпом у того озера. Разочарование, неверие, почти отвращение — и все это против людей, которых он хотел любить, в защиту того, кто точно не был ему другом. — Я вернусь утром. Поговорим потом, сейчас ты пьян. — Я не пьян, — Сириус с силой отпихнул от себя бутылку. — И ты, и Ремус — хватит говорить со мной так, будто я алкоголик! Гарри стало горько и печально. Он покачал головой и направился к камину. Сириус еще что-то говорил ему в спину, но юноша не слушал: у него щипало глаза от обиды, в горле стоял ком, и ему сейчас меньше всего на свете хотелось продолжать спор. Он схватил с полки банку с порохом, зачерпнул горсть и бросил в пламя, шепнув: «Хогвартс». Пламя окрасилось зеленым, и Гарри, шагнув в него, упал в зеленый вихрь.