***
Забини, и правда, остался в гостиной. Он трансфигурировал шарф в плед, подложил под голову диванную подушку и погасил все лампы, которые вспыхнули, когда они вошли. Комната погрузилась в темноту, и Гарри пришлось зажечь Люмос, чтобы добраться до нужной ему двери и не свернуть по дороге все столики. Он знал, что Забини наблюдает за ним, потому что тяжелый взгляд жег ему спину, но Блейз ничего больше не говорил, верно, досадуя на поток своей раздраженной откровенности, и Гарри не спешил нарушить тишину. Может, ему правда стоило поговорить об этом с кем-нибудь, кто защищал Драко, а не его. И Седрик, и близнецы — они все были на его стороне, и Малфой для них был совсем чужим. Едва ли они сочувствовали ему так, как это делали Забини или Гарри, и уж точно они не могли понять, насколько замкнутым он был. Еще на шестом курсе — Драко был так одинок и так отчаялся, что он плакал в туалете Плаксы Миртл. Забини сказал, что Гарри должен был помочь Малфою, но тот понятия не имел, как это сделать. «Человек сам должен решить, вырываться ему или нет» — вот что сказала ему Амели в прошлом году, и Гарри вновь думал, что это относится к Драко. Тот не хотел быть спасенным им, его идея о том, что теперь он должен защищать Гарри, затмевала для него все, и он не давал гриффиндорцу даже шанса. Он говорил о Седрике и накричал на него в коридоре — но больше ничего. Он даже не сказал, что не может вызвать Патронус. Но Гарри не мог просто оставить его, не после того, как Блейз выложил ему все. Гарри подошел к нужной двери и открыл ее, не стуча и никак не давая о себе знать. Внутри все еще горели ночники, и он погасил Люмос за ненадобностью. Полог на кровати Малфоя был задернут, поэтому Гарри приблизился и сел на пол. Он положил голову на самый край кровати и закрыл глаза. Было тихо, так тихо, что можно было расслышать стук их сердец. Малфой не спал, его дыхание было прерывистым и громким, как у человека, который упрямо сдерживался от того, чтобы сказать что-нибудь. Гарри слушал его, и ему казалось, что он вот-вот заснет. Сквозь запах сигарет он пытался уловить аромат шампуня Драко, который всегда казался ему приятным, но ему не удавалось. Пол был холодным и твердым, но край постели мягким — Гарри подумал о том, что уже утро, а он еще не сомкнул глаз, и что гораздо лучшим выходом будет заснуть прямо так. Он не хотел расставаться с Малфоем ни сейчас, ни потом; если бы он мог, он бы целую вечность сбегал ото всех к нему. Даже если Драко больше не хотел делиться с ним своими чувствами — в конце концов он и так нечасто это делал. Он был гордецом и упрямцем, который предпочитал страдать и ни в чем не признаваться. Даже если Гарри раздражала эта черта в нем, он все равно считал ее прекрасной, потому что она делала Малфоя Малфоем. — Забини наговорил мне много... интересного, — наконец негромко сказал Гарри. — Но я был о нем худшего мнения. Рон бы просто подрался с тобой, а Забини... Хм, думаю, он меня отчитывал. За пологом было тихо. Гарри вздохнул и потерся щекой о край матраса, устраиваясь поудобнее. За его спиной была тумбочка, и он опирался об нее, не позволяя себе просто упасть. Он думал о том, что все это зашло слишком далеко. Их отношения никогда не были простыми, и никто из них не был полностью честен друг с другом. Гарри не мог упрекать Малфоя в том, что тот не хочет открыться ему и перестать следовать за странной идеей защиты, потому что сам он скрывал от него нечто столь важное. Может, им стоило расстаться, потому что в конце концов все не могло быть хорошо. Но все же Гарри не мог подняться и уйти. Он сидел на месте и тихо ненавидел себя за слабость. Может, если бы он уходил, сбегал из Хогвартса, ему бы хватило сил оставить Драко так же, как он когда-то оставил Джинни, но сейчас, когда он видел его каждый день и сидел за его спиной на уроках, это было невозможно. Невыносимо. Единственное, что он мог сделать — это позволить Драко решать. Отпустить его, если тот захочет уйти. — Драко, — Гарри почувствовал, как в его груди что-то сжалось до размера крошечной точки. — Ну и кто из нас ведет себя как девчонка? Я просто хотел увидеть тебя, вот и все. Ты с ума меня сводишь. Он услышал, как за пологом раздался шорох, а потом плотная штора темно-зеленого цвета приоткрылась. Гарри почувствовал, как двинулся матрас, и как рука Малфоя опустилась рядом с его головой. Он вздохнул, не смея открыть глаз: отчего-то смущение захлестнуло его, но он знал, что сейчас это было тем, чего Драко хотел. Сейчас Малфой не был одинок, и Гарри готов был сидеть у его ног столько, сколько потребуется. — Это ты сводишь меня с ума, — сказал Малфой. Голос его звучал скорее печально, чем обвиняюще, из него пропало раздражение, а хриплые, сонные нотки делали его ниже и грубее. Гарри открыл глаза и посмотрел ему в лицо. Он просто кусал губу, разглядывая его уставшие глаза и глубокий шрам, и думал о том, что он должен сказать прямо сейчас. — Ты в порядке? — Думаешь, твое раннее появление способно так сильно задеть мои чувства? — Драко чуть выгнул бровь, паясничая, но глаза его все еще были серьезными. — Ты знаешь, о чем я. Малфой прищурился. — Не слушай Блейза, Поттер, — вкрадчиво сказал он. — Он любит строить из себя закаленного опытом мудреца. Но он ничего не знает. — А при чем тут Блейз? — Гарри невинно похлопал ресницами. Он уставился на грудь Драко, на его черную пижаму, проскользил взглядом по его плечу к узкой белой кисти. Длинные пальцы с аккуратными, ровными ногтями цеплялись за матрас, и Гарри даже стыдно было касаться этой руки своей, вовсе не такой совершенной. Он чуть вытянулся и прижался к ней щекой. Драко нахмурился, выдавая себя, но ладони не отнял. — Поттер. — Мне не нужен Забини, чтобы понять, что тебе одиноко. Я виноват в этом, ведь ты не хочешь больше со мной разговаривать, так? — Нет, не так, — Драко снова начинал злиться, но он больше не огрызался. — Разве? — Я вовсе не одинок, Поттер. У меня есть Блейз. У меня приятели, с которыми я могу делать уроки и болтать ни о чем. У меня есть сотни человек, которые скажут, как я хорошо играю в квиддич или какой у меня красивый почерк. — Разве хоть кто-нибудь из них понимает тебя? — Гарри увидел, как губы Драко задрожали. — Для этого у меня есть ты, правда? — Правда, — Гарри потерся о его руку. Он все еще плохо себя чувствовал, но сжатое и пульсирующее напряжение внутри него ушло. Он просто устал. Он просто хотел, чтобы все это разрешилось, чтобы Малфой перестал смотреть на него так. — Я говорил это тебе. Даже если сейчас ты не хочешь обсуждать... суд, Волдеморта, Седрика, что угодно, мы можем сделать это потом. Когда угодно, когда ты захочешь. Я просто хочу, чтобы ты помнил об этом. Я не предам тебя. — Поттер... — И я, — Гарри не дал ему закончить, — думал о тебе весь вечер. У меня было замечательное Рождество, но будто бы я мог забыть, что ты здесь почти один. Я пришел, и у меня даже не было плана, что тебе сказать, хотя я догадывался, что ты будешь зол. Но ты ведь часто зол, правильно? А так я хотя бы увидел тебя. — Часто зол, — глаза Драко странно заблестели. Он вскинул брови, будто бы в удивлении, и отвернулся. — Ты пришел меня увидеть, а я повел себя, как мудак, да? — Нет, — Гарри поднял голову. Ему захотелось подняться на ноги и сесть на кровать, но Драко бы, наверно, воспринял это как давление на себя. Малфой не был хрупкой вазой, но Гарри хотел успокоить его, показать, что он готов вечность сидеть на полу, если это заставит его чувствовать себя менее одиноким. Одиночество разрушительно, и оно пугает. Драко был достаточно напуган Волдемортом, чтобы подвергаться еще и этому. — Ты просто не хотел видеть меня после суда, после моего Рождества дома. Это нормально. Иногда мне тоже не хочется видеть Рона и Гермиону, потому что они улыбаются, ждут меня, как и всегда, у них все хорошо, и я рядом с ними тоже должен показывать, что у меня все отлично, даже если на самом деле мне паршиво. И не из-за того, что я им не доверяю, а просто потому что они мои друзья, и я не хочу портить им жизнь своими проблемами и заставлять волноваться. Они все равно не поймут, им не знакомо то, что не дает мне спать. — И что же ты делаешь в такие моменты? — Думаю о том, что они могут заставить меня смеяться. И что рядом с ними я — обычный парень, который должен волноваться об уроках, а не о планах Волдеморта. Ненадолго это помогает. А иногда я ухожу, летаю, брожу по школе. А когда я перестаю себя травить, я возвращаюсь к ним. — Ты как ураган, Поттер. — Хочешь, чтобы этот ураган оставил тебя в покое? — Гарри опустил взгляд. Он не мог быть с Малфоем и все время делать то, чего желал лишь он сам. Он и так использовал его и был бесконечно перед ним виноват — Драко имел право решать. Когда-то он уже говорил, что его ужасно бесит ощущать себя собачкой на поводке, и Гарри уже не мог вспомнить, когда это было. В его памяти лишь осталось понимание, что для Малфоя важна его свобода, его возможность делать выбор, потому что ранее он был лишен ее и подавлен своим отцом, и Гарри дал ему право делать то, что он на самом деле хотел. Для Драко этот призрачный облик освобождения был заключен именно в их встречах, поэтому Гарри терпеливо ждал. В это мгновение никого больше в этом мире не было. — Мне будет скучно, если ты перестанешь развлекать меня своими совершенно идиотскими поступками, Поттер, — потянул Драко в своей излюбленной манере, и этого хватило, чтобы понять, что злость его утихла. Белая ладонь поднялась и опустилась на голову Гарри. Тонкие, но цепкие пальцы вплелись в его волосы, поглаживая и перебирая неровные прядки. Гарри удовлетворенно хмыкнул: он был прощен. — Придурок, — прошептал он, расслабляясь и улыбаясь в матрас. Ему хотелось замурлыкать, потому что чувство облегчения, затопившее его, было сокрушительным. — Но я все равно тебя люблю. Рука в его волосах замерла. Гарри услышал тихий вдох и поднял лицо. Малфой, еще секунду назад смотревший на него насмешливым и печальным взглядом, теперь был растерян. Он круглыми и испуганными глазами взирал на гриффиндорца; губы его приоткрылись и задрожали, будто пытаясь вытолкнуть какие-то слова и будучи не в силах это сделать. Драко не двигался более, почти не дышал, и его совершенно несчастный взгляд не покидал лица Гарри, будто ища в нем подсказку о том, что же им теперь делать. Но подсказки не было. Они были вдвоем в пустой спальне — и будто бы в целом мире. — Дурак ты, Поттер, — едва слышно пробормотал Драко спустя несколько долгих секунд. Гарри хотел спросить, почему это, но вместо этого он обхватил Малфоя рукой за плечи, притянул к себе и поцеловал. Тот протестующе замычал, но его руки, которыми он пытался отпихнуть от себя гриффиндорца, двигались слабо и неохотно, и в конце концов, Драко просто обнял его за шею, свешиваясь с кровати и позволяя целовать себя и обнимать. Мгновение, когда он бы упал с постели на твердый пол, стало вопросом времени, но Гарри опередил его: он ухватил юношу за талию и просто стащил вниз, ни на секунду не отрываясь от него. Мягкие теплые губы, которые двигались вместе с его и послушно приоткрывались, когда он нажимал на них языком, были всем, чего он хотел от этой проклятой ночи. Пальцы Драко были там, где им и следовало быть — в волосах гриффиндорца, и Гарри сходил с ума от всего этого. Насколько хорошо бы ни целовались близнецы и Седрик, Драко все равно был лучше. И он сам был глупцом, если думал, что Гарри мог променять его на кого бы то ни было. Он всегда выбирал его. Так было ровно с того самого момента, когда Малфой нашел его в коридоре на втором курсе: когда он направил на него палочку, стянул с него мантию-невидимку и посмотрел ему в глаза. Гарри отчего-то хорошо помнил этот момент, так ярко, будто он его ослепил, хотя тогда он не испытывал ничего, кроме досады и раздражения. Это было начало, появление хрупкого ростка, который окреп и раскрылся бутоном в тот самый миг, когда Драко впервые вызвал Патронуса. А семя — маленькое и незаметное, которое упало в почву и пропало из памяти — появилось еще раньше; Гарри уже не помнил, когда именно Малфой перестал быть для него олицетворением Дадли Дурсля в магическом мире. Это случилось давно, так давно, может, еще в темном Запретном Лесу, когда Гарри нащупал в пустоте его руку? Это больше не имело значения, потому что все, чем можно было жить, находилось в том мгновении, когда они сидели на полу у кровати Драко. Пижама Малфоя была тонкой, и сквозь скользкую, нежную ткань Гарри чувствовал тепло чужого тела. Его свитер и джинсы казались ему грубыми и неуместными, и весь он — какой-то неотесанный, неловкий, жадный и совсем не изящный — не вписывался в эту спальню и в этот угол рядом с кроватью, но Драко прижимался к нему, елозя по его коленям и больно давя на бедра всем своим весом, и Гарри просто продолжал обнимать его. Этот поцелуй быстро перестал быть мягким и спокойным: Малфой пришел в себя, видимо, вспомнив, что он собирался обижаться на Поттера еще неизвестно сколько; его пальцы стали грубее хватать волосы гриффиндорца, и его язык яростней проникал в рот Гарри, касаясь его зубов и неба, сплетаясь с его языком и жадно потираясь о него. Они целовались долго, ни на мгновение не отрываясь друг от друга. Малфой перекинул через бедра Гарри одну ногу и буквально вдавил его в тумбочку — не то чтобы Гарри был против, и его стон был скорее удивлением, чем протестом. Он все еще чувствовал себя податливой глиной, вина и радость наполняли его, заставляя то белое, ослепительное и распирающее чувство довольства в его груди пениться. Ему всего было мало: под его пальцами была шея с выпирающими позвонками, крепкие плечи, острые лопатки, линия позвоночника, изогнутая тонкая талия, будто созданная специально для его рук. Гарри чувствовал мятный вкус чужой слюны, и он буквально захлебывался от того, что этот вкус смешивался со вкусом огневиски, который он никак не мог вымыть из своего рта. Он будто бы пьянел снова, и Драко вовсе не был против, потому что он напирал так, как никогда ранее — это все смешивалось в одну горячую смесь, которая, побушевав у Гарри в голове, скатилась ему в живот, сворачиваясь там в тугую пружину возбуждения. Они никогда еще так не обнимались, и более того, это объятие даже не было похоже на те обжимания, что были у Гарри с Джинни или с Седриком. Чужое гибкое, горячее тело впервые было к нему так откровенно близко, и от того, что это было тело Драко, одетого в эту, скажем прямо, совершенно развратную пижамку, все становилось еще хуже. Гарри не мог понять, что такого... развратного он находил в этой пижаме, которая отличалась от его собственной только материалом и стоимостью перламутровых пуговиц, но сейчас она казалась ему совершенно невыносимой. Его пальцы дотронулись до плотной резинки на штанах, скользнули выше, касаясь теплой мягкой кожи; Драко застонал ему в рот так открыто и гневно, что Гарри, наплевав на все, просто запустил ладони ему под куртку, оглаживая выгнутую поясницу. Язык Малфоя в его рту казался раскаленным, но оторваться от него было совершенно невозможно, как будто бы в том, чтобы тронуть его или облизать гладкую нижнюю губу было что-то жизненно необходимое. Было мокро, тепло и удивительно, и это тянулось целую вечность. Малфой отстранился от него в тот же миг, когда руки Гарри, определено живя своей жизнью и не подчиняясь командам мозга, скользнули ниже и огладили крепкие ягодицы. Гарри тут же испуганно одернул руки обратно, решив, что перешел все допустимые границы, но Драко ничего ему не сказал, лишь тяжело задышал, привстав на коленях и прижимаясь к макушке Гарри щекой. Его пальцы все ещё были в волосах юноши, фиксируя его голову и не давая пошевелиться — не имея возможности двинуться, Гарри послушно (и очень, очень довольно) вжался лицом в шею Драко, упираясь носом в его выпирающие ключицы и касаясь распухшими, саднящими губами мокрой кожи. Он чувствовал запах пота, и от него его начинало потряхивать еще сильнее, а сидеть было уже больно, потому что твердая и неуступчивая ширинка давила ему на промежность. Гарри никогда еще не бывал в более неловком и приятном положении, чем сейчас, и единственное, что он мог делать — это просто дышать и наслаждаться. Тем более что он чувствовал, что Драко старается не прижиматься к нему бедрами и мелко, мелко дрожит. — Это называется ты мне не рад, — прошептал Гарри, сцепляя руки на талии Малфоя. Его сердце колотилось о ребра так сильно, будто собиралось пробить их и выскочить наружу; в ушах шумела кровь, а перед глазами все плыло. — Что ты делаешь со мной, Поттер, — просипел Малфой, тяжело дыша. Он положил руки Гарри на щеки и заставил поднять лицо. Он был таким красным, что мог бы слиться с гриффиндорским гербом, его глаза сверкали, а губы были влажными, блестящими и опухшими. От этого вида Гарри стало совсем плохо, и он, пожалуй, мог бы позорно кончить в штаны, просто глядя на такого Драко пару минут. О боже. Гарри было так стыдно и так хорошо. — Драко... — Ты такой красивый, Поттер, — Драко погладил пальцем шрам на его щеке, который зеркально отражал шрам на его собственном лице. Из-за прилившей крови темный росчерк как-то побледнел, и Гарри едва его замечал. Ему хотелось сказать, что это не он красивый, а Малфой, но тот смотрел на него так, словно полностью ушел в свои мысли, и едва ли услышал бы его. Драко откинул волосы с его лба и коснулся губами знаменитого шрама в виде молнии: — Мне всегда хотелось это сделать. Гарри непонимающе посмотрел ему в глаза. Драко говорил с ним, но голос его звучал тихо и отстраненно, будто бы он и вовсе не понимал, что говорит вслух. Взгляд его затуманился, и сквозь горячую поволоку в нем проступила печаль и пронзительная нежность. — И глаза у тебя красивые, самые красивые на свете, — Драко улыбнулся. — Блейз как-то толкал бредовую теорию, что они стали такими зелеными из-за Авады Кедавры, но это чушь собачья. Я спрашивал у Снейпа. Он сказал, такие же глаза были у твоей мамы. Гарри почувствовал, как горячее возбуждение медленно угасает. Он смотрел на Малфоя с тревогой, не зная, чего ждать от него и к чему тот ведет, касаясь столь странных тем в разговоре. Драко, наконец, посмотрел на него более осмысленно, взгляд его стал жестче, а руки крепче ухватили лицо Гарри, не давая тому отвернуться. — Ты — мой, Поттер, — сказал он вдруг четко и тихо, совершенно ясным голосом, который проник Гарри в самое сердце. — Я хочу, чтобы ты всегда помнил об этом. Всегда — что бы ни происходило, ты будешь оставаться моим, а я — твоим. Только не забудь. Он прислонился ко лбу Гарри своим лбом и закрыл глаза. Его трясло, и Гарри не был уверен в том, что его не трясло тоже, потому что сердце его не прекращало своего бешеного стука, а ладони нервно потели. Слова Драко будто отпечатались на его коже, где-то внутри, и если бы они сейчас превратились в раскаленные угли, оставляющие ожоги, то Гарри дорожил бы этими шрамами. У него возникла невероятная потребность сказать что-нибудь, поделиться, показать Малфою, что он его понимает. — Разве я смогу это забыть? — прошептал он, глядя на трепещущие ресницы слизеринца, а потом тихо признался: — Ты был первым, кого я встретил. Первым из тех, с кем мне потом пришлось учиться. Помнишь, в магазине мадам Малкин? — Помню, — Драко снова улыбнулся. — Я все испортил. — Да, ты все испортил, — Гарри прижался к нему крепче. — Но все же ты оставил неизгладимый след на всей этой истории. Тогда, ну, в прошлом, ты был со мной до самого конца, и пусть ты был редкостным мерзавцем, без тебя Хогвартс был бы... совсем другим. А четыре года назад я поехал в Косой Переулок намного раньше, я даже встретил Седрика и Невилла, кажется, и я.. не знаю, как так получилось, я даже не помнил дня, но я тянул с этими мантиями до последнего и пришел в магазин в тот же день. И все повторилось. Это было неизбежно. — То есть, — Драко открыл глаза и отстранился, — когда мы говорили в магазине, ты уже все про меня знал? — О да, — Гарри хрипло рассмеялся. — Это было так странно. То есть, во сне я видел тебя совсем другим, почти забыл про первую встречу, а тогда... Ты смотрел на меня с любопытством и без враждебности, как на обычного мальчика, с которым можно дружить. Ты ведь не знал тогда, кто я, верно? — Гарри вдруг прищурился. — Действительно, чего это ты со мной заговорил? Я уж точно не походил на кого-то из твоего круга. Если бы Малфой уже не был красным, то он бы зарделся. Его пальцы скользнули Гарри на шею и начали теребить ворот его свитера. — Я не помню, — сознался Драко. — Кажется, мне просто понравились твои волосы. И мне было скучно. Ничего криминального, Поттер, я был невинным ребенком и хотел завести друзей. И, знаешь, ты меня обидел, когда так выскочил из магазина! Сразу было понятно, что ты маггл. А потом ты оказался Им. — Им? — Гарри Поттером, великим волшебником и победителем Темного Лорда, — Драко вдруг помрачнел. — Я очень хотел, чтобы ты принял мою руку. И мне было очень больно и обидно, когда ты отверг меня. — Я думал о том, чтобы согласиться. Не в тот раз, а в этот, — Гарри уставился на впадинку между его ключицами. — Просто чтобы узнать, каково бы это было. Я не знал тогда, чему можно верить, а чему нет, и люди — знаешь, это странно, когда ты как бы думаешь, что этому человеку можно верить, но в то же время сомневаешься, потому что вся твоя вера основывается на каком-то дурацком сне. — Это дейст... — Ой, я извиняюсь, — голос Забини разрушил все, что только можно. Гарри и Драко одинаково гневно посмотрели в сторону двери, из которой выглядывал неловко озирающийся Блейз. Он покашлял в кулак, а потом вошел в спальню, стараясь как можно быстрее добраться до своей развороченной кровати и при этом не смотреть на Драко, по-прежнему сидящего у гриффиндорца на коленях. Гарри нашарил рукой свои очки и водрузил их обратно на нос. — Блейз, какого Мерлина тебя сюда принесло? — Малфоя его положение, кажется, совсем не смущало. Он гневно сверкал глазами, глядя на то, как Забини хватает одеяло и идет обратно. — Это и моя спальня тоже, вообще-то, — справедливо возмутился Забини. — Но я по доброте душевной вам ее оставляю. Под зачарованным пледом невозможно спать, а морозить пятки из-за ваших тисканий я не собираюсь. — Иди давай. — Имей в виду, благодарность я принимаю только наличкой, и будут проценты, если Поттер окажется в нашей ванной. И еще: к моей кровати вообще не подходите! — После всего, что ты там делал, я к ней ни за что не приближусь! — крикнул Драко ему в спину. Блейз показал ему средний палец и выскочил за дверь. Гарри растерянно наблюдал за происходящим, а потом перевел взгляд на Малфоя, который вовсе не казался раздражённым. Драко немного смущенно покосился на него, вздохнул и поднялся. Гарри встал следом; ему хотелось поколотить Забини за то, что тот сломал такой чудесный момент. — Иди в душ, Поттер, — Малфой сел на свою кровать. — Зачем? — В мою кровать не ложатся, не приняв душ, — Драко посмотрел на него из-под челки, и его взгляд был очень серьезным. Испытывающим. Обещающим. — Но ты можешь, конечно, спать на полу, на кроватях Крэбба, Гойла или Нотта или вернуться туда, откуда ты там пришел. Решать тебе. Потому что я правда устал. Гарри смотрел на него пару секунд, осмысливая сказанное, а потом метнулся к двери, ведущей в душ. — Я мигом, — пообещал он, и через мгновение он уже был в ванной. Та мало чем отличалась от ванны в спальне Гарри: тот же набор из душевой кабинки, унитаза, белой раковины, корзины для грязного белья и шкафчика для полотенец. На полочке около раковины лежали тюбики с зубной пастой, а в стакане стояли две щетки. Гарри, присмотревшись, поморщился: по виду этими щетками как минимум драили целый этаж, такими смятыми они выглядели. Он справедливо расценил, что это щетки Крэбба и Гойла, потому что представить, что Драко хоть пальцем тронет такую, было совершенно невозможно. Корзина для белья предсказуемо была пуста, на вешалке висело несколько полотенец красивого изумрудного цвета, но в шкафу Гарри нашел еще два новых и аккуратно свернутых. Когда Гарри начал стаскивать с себя одежду, до него вдруг дошло, что именно он собирался сделать. Он уставился на свитер в своих руках и подумал, что он абсолютно, абсолютно не готов к тому, чтобы лечь в теплую кровать Малфоя, когда, собственно говоря, сам Малфой лежит там же — и по-прежнему в своей пижаме. Смущение вернулось с новой силой, и Гарри целую минуту не двигался, пытаясь справиться с ураганом чувств, что бушевал у него в груди. А потом он, плюнув на все, стал стаскивать с себя джинсы: Драко сам предложил, а Гарри не собирался отказываться от того, что шло ему в руки. Предвкушение разогревало тугой комок в его животе мыслями о новых поцелуях. Гарри забрался в душевую кабинку и включил холодную воду. Ледяные струи мигом остудили его, и, когда его зубы уже стали выстукивать неровный ритм, он включил теплую воду. На полочке в душе стояли ряды шампуней, и Гарри, конечно, сунул свой нос в каждый. Запаха, который шел от волос Драко, он не нашел и решил, что Малфой приносит свои ванные принадлежности, когда идет принимать душ. Гарри бы тоже так делал, если бы жил тут, потому что почувствовать запах своего шампуня от Крэбба или узнать, что Гойл пользовался его мочалкой, было бы ужасно. Гарри поплескался еще немного, а потом вылез, вставая на мягкий коврик и вытираясь. Он натянул свою одежду обратно, посмотрел на себя в зеркало, постаравшись пригладить мокрые и от того вставшие дыбом волосы, поправил очки и вздохнул. Не мог же он прятаться тут вечно. Гарри вышел из теплой ванной в комнату, где было значительно холодней. Он поежился и посмотрел на Малфоя, который с поистине королевской гордостью восседал на своей постели. Он раздвинул полог, поднял подушки и теперь сидел, опираясь о спинку и глядя прямо на Гарри. Его одеяло было аккуратно расправлено, а руки чинно лежали на коленях. — Закрой дверь, — приказал он. Гарри вздрогнул и послушно подошел к дверям, накладывая самое мощное Запирающее Заклинание, которое он знал. Руки его немного дрожали, и он понятия не имел, чего ждать от Малфоя, который смотрел на него так. Несмотря на то, что он был в теплом свитере и джинсах, он чувствовал себя почти обнаженным под тяжелым взглядом. — Еще пожелания? — спросил Гарри, скрещивая руки на груди. Драко прищурился, и в глазах его заплясали черти. Он нарочито медленно оглядел Гарри с головы до ног, будто бы раздумывая над чем-то. — Будешь спать в одежде? Я этот свитер видеть больше не могу, — капризно произнес он. Гарри растерянно посмотрел на свой свитер. Вообще-то он считал его довольно приличным, даже красивым: это был сине-красный шедевр Молли Уизли, и Гарри было приятно носить его. К тому же он был теплым. Но спать он в нем, разумеется, не собирался, хотя трусливая мысль лечь в одежде на самый край появлялась в его сознании. Малфой ждал, и Гарри ничего не оставалось, кроме как подчиниться и стянуть с себя свитер. Под свитером была футболка, которая чуть липла к влажной коже, и Гарри стянул и ее тоже, ухмыльнувшись, когда глаза Драко удивленно расширились. Малфой согнул ноги, садясь по-турецки, и перестал выглядеть так, будто он проглотил черенок от метлы. Он жадно наблюдал за тем, как Гарри подходит ближе и аккуратно складывает одежду поверх сундука, стоящего в изножье кровати. Гарри еще не успел коснуться ремня на своих джинсах, как Драко вдруг резко повернулся, укладываясь на бок и отворачиваясь от Поттера. Его плечо, выглядывающее из-под одеяла, мелко дрожало, будто бы он смеялся, но никаких звуков, кроме сопения, от него не исходило. Гарри самому стало смешно, но он, в конце концов, был храбрым гриффиндорцем, которому не пристало пасовать перед такими незначительными трудностями, как смущение от необходимости лечь в постель к другому парню. Нет, с любым другим парнем все было проще, но это был Драко. Гарри стянул с себя ботинки, носки и джинсы и сел на кровать, оставшись в одних трусах — простых хлопковых в синюю и белую полоску. Драко любезно отдал ему вторую подушку и кусочек одеяла; Гарри разглядывал его светлую макушку несколько секунд, а потом положил свои очки на прикроватную тумбочку и легко скользнул под теплое одеяло. Его ноги замерзли за то время, что он стоял на полу босиком, и Гарри, хитро ухмыльнувшись, прижал их к теплым ступням Малфоя. Тот взвизгнул и резко повернулся. — Поттер! Убери от меня свои ледышки! — он возмущенно уставился на него. Гарри улыбнулся и придвинулся ближе. Некоторое время они просто разглядывали друг друга: гриффиндорец терпеливо ждал, пока Драко разрушит стену неловкого смущения, возникшую между ними, а Малфой упрямился и кусал свою нижнюю губу. Наконец, он вздохнул и повернулся к нему лицом. — Не думал, что ты позволишь мне спать с тобой, — признался Гарри. — Ты был так зол на меня. — Просто это было слишком плохое Рождество, — Драко подложил ладони под щеку. Гарри смотрел на него и думал, что пустое пространство между ними нужно срочно сократить, но Малфой выглядел таким... хрупким, совсем не похожим на того парня, который сидел у Гарри на коленях десять минут назад. Он казался неприкосновенным, таким далеким и задумчивым, будто экспонат за стеклом — Гарри едва ли мог объяснить причину этого чувства, но оно завораживало его. — Мне жаль, что оно было таким. Я бы пришел раньше, но мы поздно легли спать. Драко вздохнул и повернул голову, утыкаясь носом в подушку. У Гарри защемило сердце от волны нежности, которую вызвало это простое движение. — Ты и не обязан был приходить, — пробурчал Малфой. — У тебя есть друзья, которые тоже хотят праздновать с тобой. Ты ничего не мог сказать им, — он поднял на Гарри взгляд. Ночники все еще горели, и их свет делал его глаза очень красивыми. — Я не хочу знать, кто был там с тобой и что вы делали. — Тогда чего ты хочешь? — спросил Гарри тихим шепотом. Он готов был согласиться с любым решением Малфоя, любым его желанием. Он хотел, чтобы Драко сказал что-нибудь, чтобы его рука направила Гарри и дала ему то, в чем он нуждался — забытье и избавление. Гарри прижимался лицом к прохладной подушке и ждал, а ощущение предвкушения щекотало его изнутри. Малфой судорожно вздохнул, его рука выбралась из-под одеяла и легла Гарри на щеку. Большим пальцем он прочертил полосу его шрама. — Не дразни меня, — попросил он. — Мне все еще кажется, что ты ненастоящий. Это ведь невозможно, чтобы ты спал в моей кровати в слизеринской спальне. — Когда-то и магия казалась мне невозможной, — Гарри улыбнулся. — А волшебники для меня были персонажами сказок. Как крестная фея из Золушки. — Что еще за Золушка? — Драко придвинулся к нему ближе, и Гарри ощутил его дыхание на своем лице. Его мысли поплыли, а все вокруг стало казаться ему мерцающим. Он задрожал. — Это сказка про бедную девушку, которая работала на свою злобную мачеху и которую ее фея-крестная превратила в принцессу на один вечер, чтобы Золушка могла пойти на бал и встретить там прекрасного принца, — он говорил тихо, чтобы не сбиваться, и во все глаза смотрел на Малфоя. Тот привстал на локте, осмелев, и разглядывал его. Одеяло сползло с его плеча, а одна гладкая белая пуговица снова расстегнулась. Гарри уставился на нее и замер, чувствуя, как мурашки бегут по его спине. — Почему всего на один вечер? — спросил Драко, и его голос — ох, его голос, — звучал так низко и прекрасно, что одного его хватило, чтобы горячая волна вернулась в живот Гарри, заставляя его сжимать пальцы на ногах и ерзать. — Не знаю. В детстве я думал, что фея-крестная просто очень сглупила или пожадничала, но теперь мне кажется, что ее поступок является скорее... олицетворением идеи, что все хорошее недолговечно и что нужно уметь наслаждаться этим временем. Драко усмехнулся. Он рассматривал его лицо, а потом наклонился и поцеловал его в губы, нависнув над ним. Это не был страстный поцелуй, но он был крепким и напористым, и Гарри с готовностью ответил на него. Он хотел целоваться, конечно — после того, что они делали на полу, ему не хотелось ничего другого, и он цеплялся за плечи Малфоя, лишая того возможности отстраниться. Мышцы под его пальцами были напряжены, а ткань мешала ощутить мягкую упругость кожи — Гарри, уже окончательно разозленный этой пижамкой, скользнул руками на ворот с ровной вышивкой и ниже, быстрыми, неаккуратными движениями расстегивая пуговицы. Малфой попытался отодвинуться, но гриффиндорец ему не позволил — он просто приподнялся вместе с ним, садясь на постели и опираясь о подушку одной рукой. Он отвлекал Драко поцелуем, лаская его язык и кусая и без того припухшие губы, а сам совершенно преступным образом пытался лишить его пижамной куртки. Малфой решил ему помочь, только когда все пуговицы были расстегнуты. Он отвел руки назад и повел плечами, сбрасывая лишнюю ткань — он потерял опору, опустившись обратно на подушку, и теперь уже Гарри нависал над ним. Его руки заскользили по чужой груди, по чуть влажному боку и твердому, тут же вжавшемуся животу — кожа Малфоя была такой горячей, что почти обжигала пальцы, а дрожь передавалась гриффиндорцу и усиливалась десятикратно. Гарри разорвал поцелуй и уставился на Драко. Тот лежал, откинувшись на подушку и глядя на него из-под ресниц. Глаза его потемнели, губы приоткрылись, а румянец, сделавший его щеки пунцовыми, спускался до самой груди. Гарри смотрел и не мог вдоволь наглядеться, он впитывал в себя каждую черточку и каждый изгиб; Драко не торопил его, позволяя разглядывать себя, и лишь чуть поводил головой, тяжело дыша. — Ты такой развратный, — шепотом произнес Гарри. Одной рукой он опирался о подушку рядом с головой Драко, а другой осторожно касался его вздрагивающего живота. Он боялся напугать его, потому что для них обоих это было впервые, и никто из них не знал, что нужно делать. Гарри уже видел Малфоя полуобнаженным, когда они оказывались в больничном крыле, но тогда вид его тела не вызывал в нем никаких особых чувств. Однако сейчас в его голове шумела кровь, его собственное тело казалось слишком неловким и неумелым, и все, что Гарри мог делать — это осторожно прикасаться, думая лишь о том, как угодить. — Я не развратный, — возмутился Драко, но голос его звучал так низко и хрипло, что мало напоминал голос человека, действительно несогласного со сказанным. Гарри улыбнулся: что ж, он и подумать не мог, что когда-нибудь окажется в этой постели, а Малфой будет лежать под ним и дышать так сипло и тяжело. Это был замечательный подарок на Рождество. — Это будет счастливым воспоминанием? — спросил он. Малфой немного осоловело моргнул. Он провел рукой по плечу Гарри, сжимая пальцами его мышцы. Его грудь тяжело вздымалась, и с каждой секундой он дышал все тяжелее. — А ты как думаешь? — хмыкнул Драко, вернув руку в волосы Гарри, и потянул его к себе. Тот снова поцеловал его и снова отстранился. — Достаточно счастливым, чтобы снова вызвать Патронус? — Гарри заглянул в его глаза, и за пеленой возбужденного блеска он увидел проблеск паники. Драко посерьезнел, улыбка пропала с его губ, а взгляд стал осмысленным. От этого он стал еще красивей, потому что все самое прекрасное, надломленное, особенное было в том, как он лежал и смотрел на Гарри. Волдеморт, суд, Министерство, Дамблдор — все это не имело смысла, пока они могли лежать вот так и прижиматься друг к другу. Гарри чувствовал своим животом чужой теплый бок, и это ощущение возбуждало его даже больше, чем поцелуи. Это было осознание, что он может погладить рукой тело Драко, оставить след на его шее, уткнуться лицом в его волосы, и никто не сможет помешать ему. — Мне не нужно счастливое воспоминание, чтобы вызвать Патронус, — Малфой коснулся второй рукой его груди и принялся рассматривать, как его пальцы выписывают на горячей коже бессмысленные узоры. — Мне нужно сильное. То, что я использовал. — И что это было за воспоминание? Ты обещал сказать мне. — Я скажу, Поттер, — Драко посмотрел на него, и взор его больше не был печальным. Разве что совсем немного. Губы его изогнулись в хитрой усмешке; он чуть запрокинул голову, выставляя свое белое беззащитное горло, — когда ты перестанешь портить мои счастливые воспоминания своими разговорами. — Вот как, — Гарри пристально вглядывался в его лицо. Он поддерживал его шутки, но он знал, что Драко не шутит. Что в своей груди он по-прежнему держит холодный шар, который давит и колет. Но он мог попытаться растопить его. Гарри наклонился и поцеловал Драко в шею, срывая стон с его губ. Этот звук он бы никогда не смог забыть.***
Гарри проснулся от того, что его трясли за плечо. Ему было уютно под теплым одеялом и ни за что не хотелось вылезать, поэтому он просто промычал что-то возмущенное. Под его щекой было что-то твердое и теплое, и Гарри понадобилось, наверное, несколько сонных, бессознательных минут, чтобы различить в шуме, мешающем спать, голос Малфоя, а в предмете под щекой — его плечо. — Поттер, ну же, у меня уже все болит, — Малфой пытался его растолкать, но вопреки его словам его вторая рука крепко обнимала Гарри за талию, а согнутая в колене нога удерживала ногу гриффиндорца закинутой на его бедра. Гарри чуть приподнялся, сонно моргая: его взгляд не находил ничего, что могло бы быть причиной необходимости разорвать это объятие. Перед его лицом была грудь Драко, покрытая красноватыми пятнами, а выше — его шея, разукрашенная еще больше, и сонное лицо. Гарри тупо уставился на его опухшие губы, чувствуя, что его собственные едва двигаются и почти болят. Он весь был будто пьяный, логические цепочки не желали выстраиваться в его разуме, и самым очевидным желанием являлось желание чуть вытянуться вперед и укусить Драко за сосок. — Ну, чего? — Гарри вернул голову на его плечо, закрыл глаза и отдался ощущениями. Тело действительно болело от неудобной позы, а левая рука, на которой он лежал, будто бы и вовсе отсутствовала. Но к неприятным ощущениям примешивались очень, очень приятные: своим голым животом Гарри прижимался к чужому боку, ленивое утреннее возбуждение разливалось в его теле, будто нега, а рука Малфоя легко гладила его по спине, иногда пробегая пальцами ровно вдоль резинки трусов. — Уже два часа дня, — тихо мурлыкнул Драко ему на ухо, и от этого звука Гарри захотелось еще крепче прижаться к нему. Он никогда ни с кем не обнимался вот так, стараясь соприкоснуться как можно большей площадью обнаженной кожи, и сейчас внутри него рос трепет ко всей этой ситуации. Малфой не старался спрятаться от него, смущаясь того, что было ночью, и он даже не пытался отпихнуть нелегкого Гарри, который наверняка отлежал ему все, что только можно — значит, у них все было хорошо. — Ну и что? — Гарри уперся подбородком в его плечо и посмотрел ему в глаза. Он попытался стащить с Малфоя свою ногу, но тут же замер, почувствовав под своим бедром твердый бугорок чужого возбуждения. Драко судорожно вздохнул и на секунду прикрыл глаза, а Гарри лишь растерянно наблюдал за ним, не зная, что делать — все свое нахальство и смелость он израсходовал вчера, и теперь пребывал в неведенье относительно того, что можно, а что нельзя. Драко мог решить, что с них достаточно и вчерашнего, что все это — слишком, особенно если учесть, что они нормально встречаются всего лишь пару месяцев. — Ты, хм, — Малфой чуть двинул бедрами, будто стараясь избежать прикосновения, но на деле лишь прижимаясь сильнее. Он снова краснел, и это было очаровательно, — что ты сказал своему львиному братству? Ты ведь исчез посреди ночи. Гарри резко поднял голову. Слова Драко были для него как ушат воды, который разрушил этот прекрасный теплый момент. Действительно, он совсем забыл про время, заигрался и отвлекся — ему не стоило засыпать, потому что готового оправдания его отсутствию у него не было. Его карета снова стала тыквой. Если Сириус не солгал за него, то дом на Гриммо уже должен был стоять на ушах. — О, черт, — Гарри рывком выпутался из объятий охнувшего от его движения Малфоя и сел. Голова немного кружилась, и спать хотелось с дьявольской силой. — Я так и думал, гриффиндорец, — хмыкнул Драко за его спиной. — Сначала делаешь, а потом думаешь. Гарри обернулся, наблюдая за тем, как Драко садится и разминает затекшее плечо. С первого же взгляда на него можно было понять, что он всю ночь целовался, и Гарри подумал, что если он выглядит так же — покрытый засосами, с опухшими губами и совершенно шальным взглядом, — то ото всех его оправданий за милю будет нести ложью. Теперь он даже не мог прикрыться Седриком, и тот скорее бы даже позлорадствовал, глядя на его попытки выкрутиться. Он вышел из игры. — Можно я просто скажу всем, что ты меня похитил? — взмолился Гарри, обращаясь к потолку. — О да, и насиловал, — хмыкнул Малфой. Он выглядел довольным, как сытый кот; он без тени стыда рассматривал следы, которые оставил на Гарри. На его губах играла привычная ухмылка, но сейчас она была беззлобной, скорее дразнящей. — Ты был настоящим мерзавцем, и я не мог сопротивляться, — Гарри игриво вскинул брови и тут же посмотрел просяще. — Может, я скажу им правду? — Даже не думай, — Драко сразу же помрачнел. — Скажешь — и ни о чем таком можешь даже не мечтать. — Да знаю я, — Гарри отвернулся и уставился на свои руки. Конечно, он не думал, что Малфой прекратит упрямиться, но попытаться стоило. Его не отпускала мысль, насколько бы тогда все было просто, как легко им было бы встречаться. Конечно, пришлось бы поспорить с Гриффиндором, но в конце концов они бы все, даже Рон, сдались, Гарри был в этом уверен. Он мог бы целоваться с Драко в кровати хоть каждый день. — У тебя же был какой-то план, правда? — спросил Малфой, смилостивившись. Он запустил руку в свои волосы и попытался зачесать их назад, но вместо этого лишь сильнее растрепал. — Когда ты сюда шел. — Я думал сказать, что не смог заснуть и отправился к Дамблдору, чтобы поговорить о суде и Волдеморте. Но теперь это будет звучать как-то совсем фальшиво, — Гарри коснулся своих губ и провел рукой по чуть саднящей шее. Ему казалось, что все следы на нем ярко горят, почти пылают. Даже его правый сосок, который Малфой измучил, словно бы до сих пор побаливал, пострадавший от острых зубов и влажного языка, хотя это было просто игрой воображения. — Я знаю, как можно скрыть засосы, — сказал Малфой, — Но рот у тебя... — Какой? — Развратный, — мстительно выдохнул Малфой и рассмеялся. Гарри лишь покачал головой. — Ты не помогаешь, — он слез с постели и заметил рядом с сундуком гору блестящих свертков. Он уставился на них в недоумении, а потом вдруг вспомнил: наступило Рождество! Подарки! На Гриммо его тоже ждали цветные коробки от друзей. — О, Драко, смотри сколько всего тебе подарили. Малфой дернулся, отвлекаясь от разглядывания спины Гарри, и подполз к краю кровати, свешиваясь вниз. Он критично оглядел внушительную гору свертков и пожал плечами. Его пижамные штаны чуть сползли, и Гарри приказал себе забыть о ямочках на пояснице и всем, что было ниже, хотя бы на время. — Здесь есть что-нибудь от тебя? — спросил Драко, подпирая голову рукой. Он безмятежно разлегся по кровати, болтая ногами в воздухе, и с совершенно безжалостной улыбкой смотрел на Гарри. Тот замялся, схватил свои джинсы и судорожно начал натягивать. — Нет, — признался он. — Я не знал, что тебе подарить. — Я тоже не знал. Хотя теперь я знаю: нужно дарить тебе одежду, Поттер. Как у тебя рука поднимается доставать это из шкафа? — Это подарок от мамы Рона, — просто ответил Гарри, натягивая футболку и свитер. Он стал чувствовать себя уверенней, когда лишил Малфоя возможности так пристально разглядывать свое тело. Зато сам он невольно возвращался взглядом к белой коже Малфоя, его красивой спине, розовым соскам, крепким плечам... Гарри мог бы смотреть на него целую вечность. — Для тебя она бы связала свитер в цветах Слизерина с буквой D на груди. — Как оригинально. Я бы заставил тебя в нем ходить. — Ах ты бы заставил... — Гарри приманил с тумбочки очки и водрузил их на нос. — Посмотрел бы я на это. А вообще эти свитера очень теплые и мягкие. — У меня есть свитера, и мне их достаточно. — А что тебе подарила мама? — Гарри уставился на гору подарков. Он на Рождество тоже получал немало подарков: конечно, намного меньше, чем Малфой, но на фоне их полного отсутствия при жизни с Дурслями это было действительно много. Но среди них никогда не будет подарка от Лили и Джеймса. Никогда. — Книгу, — Малфой посмотрел на Гарри немного обеспокоенно, и улыбка пропала с его губ. Конечно, он вспомнил о том темном вечере, когда ему не посчастливилось встретиться с Лили Поттер. — Она всегда дарит книги. — Мило, — Гарри отвернулся, замаскировав свое желание спрятать лицо под необходимость присесть и начать завязывать шнурки. — Поттер, — Малфоя его уловка не обманула. Гриффиндорец почувствовал руку в своих волосах, которая мягко поглаживала кожу его головы, пока он усердно демонстрировал занятость. Наконец, Гарри повернулся: Драко сполз чуть с кровати и поцеловал его в щеку. — Ты в порядке? — Конечно — Гарри улыбнулся. — Я уже привык. Тебе не нужно волноваться за меня. Драко явно придерживался другого мнения, но он ничего не сказал по этому поводу, свернув с темы, которая приводила их к ссорам. Он перекатился на спину и уставился на Гарри снизу-вверх. — И все-таки, что ты скажешь своим друзьям? Гарри присел на его сундук. Он смотрел на Малфоя, и единственным, что ему хотелось сказать своим друзьям, была правда. Он провел рукой по горлу слизеринца, добрался пальцами до его ключиц, оглаживая ровную кость, туго обтянутую кожей. Гарри раздумывал над тем, что могло бы сойти за мало-мальски реальную причину, и наконец идея пришла ему в голову. — Я скажу им, что сначала был у Дамблдора, а потом летал. — А губы? — Ну, не знаю, — Гарри почесал подбородок. На этот счет у него не было идей. — Сам искусал. Волновался. Или, может, Фред и Джордж прикроют, хотя Рон просто убьет меня, если решит, что я встречаюсь с его братьями. Сразу с двумя. — Ну, они предлагали, — светски заметил Малфой. Гарри пожал плечами, а потом уставился на слизеринца. Его рука невольно сжалась на его горле, и тот хитро взглянул на него из-под ресниц. — Чего-о-о? Что это они тебе предлагали? Драко рассмеялся. — Давно, после третьего испытания, — на мгновение взгляд его перестал быть веселым. — Расслабься, Поттер, они просто сказали, что мы вполне можем встречаться вчетвером, раз уж нам с тобой так хочется поразить общественность. Не то чтобы я всерьез собирался их шантажировать, да и кто бы мне поверил? — Шантажировать? Драко посмотрел на него неуверенно, прикусил нижнюю губу и нахмурился. Гарри отдернул руку, почувствовав, что настроение между ними неуловимо изменилось, перестав быть ласковым и шутливым. Малфой приподнялся, подтянул к себе одеяло, натягивая его на ноги; он задумчиво почесал свой шрам, прежде чем осторожно спросить: — Ну ты же знаешь про них, да? — его белесые брови чуть приподнялись. — Ну, что они, хм, ну... встречаются? — Друг с другом? — Да. — Фред и Джордж? — Ага. — Хм, — Гарри зажал руки между своими коленями. Он уставился на резную крышку сундука, украшенную золотыми птицами, синими и красными цветами. — Ну, я догадывался. Они всегда были... очень близки. — Осуждаешь? — Драко почему-то смотрел на него с грустью, будто бы отношение Гарри к близнецам как-то затрагивало и его. — Нет, — он упрямо мотнул головой. — Мне ли осуждать кого-то? Я делал ужасные вещи, а они всего лишь любят друг друга. Я могу лишь порадоваться, что у них все хорошо. А ты? Ты к этому как? — А мне все равно, — Малфой сжал руки в кулаки, и взгляд его стал упрямым и холодным. — Раньше я бы сказал, что это отвратительно, но на самом деле мне плевать. Такие вещи среди чистокровных встречаются часто, и для меня не секрет, что это, — он запустил пальцы в свои белоснежные волосы, — достигнуто путем кровосмешения. А то, что они парни, ну, — он посмотрел на Гарри и ухмыльнулся, — как ты и сказал, мне ли осуждать. — Как ты узнал об этом? — Никак, — Драко зевнул и потянулся. — Когда они приперли меня к стенке после третьего испытания, я начал огрызаться и ляпнул, не подумав. А один — понятия не имею, кто это был — так глянул на братца, что я сразу понял, что попал в яблочко. А ты? Как ты догадался? — Да никак, — Гарри сильнее стиснул колени. — Мне Джордж признался. И просто... замечал всякое. — Вот так взял и признался? — На самом деле нет, — Гарри вздохнул и лег обратно на постель. Он поерзал и, выгнувшись совершенно неудобным образом, положил голову Драко на колени. Тот тут же снова начал гладить его по волосам, и Гарри, плюнув на все, закинул ноги в ботинках на постель, чтобы расслабиться и просто получать удовольствие. Даже если предмет беседы был далек от приятного. — Они тогда поругались, наверное, из-за Анжелины Джонсон. Я спросил у Джорджа про это, и он сказал: «Что бы ты чувствовал, если бы увидел, как Малфой целуется с другим?». Или что-то похожее. И я догадался. — И что бы ты почувствовал, Поттер? — Драко чуть потянул его за волосы, заставляя запрокинуть голову и посмотреть ему в лицо. Гарри послушно заглянул в его глаза и пожал плечами. — Ничего хорошего, наверное. — Вот как. — Можно я к тебе потом снова приду? — Приходи, — произнес Драко нарочито небрежно. — Только я не знаю, когда возвращаются остальные. Но мы, наверное, сможем полетать и сходить в Выручай-Комнату. — Я могу показать тебе, как выглядит моя спальня. — Она наверняка отвратительно гриффиндорская. — Ага, — Гарри радостно улыбнулся. Ему пришлось пересилить себя и подняться. Он слишком много времени провёл здесь, пора было возвращаться. — Там все красное и золотое. Мне очень нравится. Малфой лишь закатил глаза. — Иди давай, — он пихнул Гарри ногой. — Блейз уже, наверное, проклинает нас. А я буду спать дальше. — Ладно, — Гарри поднял с пола свою мантию-невидимку и достал из кармана джинс сложенную Карту Мародеров и волшебную палочку. Он развернул карту, произнес пароль и чуть не застонал, когда нашел на пергаменте точки, подписанные именами его друзей. Они как раз двигались от башни директора, и там были едва ли не все, кто праздновал на Гриммо: Рон, Гермиона, близнецы, Джинни, Седрик, Чарли, Тонкс, Ремус и Сириус. — Что там? — Они все сюда пришли! — пожаловался Гарри, показывая Драко, который уже снова расселся на подушках, Карту. Тот впился в артефакт взглядом. — А моя метла в Башне! — Сириус Блэк, — прошептал Драко одними губами, видимо, пропустив все комментарии Гарри мимо ушей. Гриффиндорец прикусил язык: он совсем не подумал о том, что местонахождение Сириуса и его близкие отношения с Гарри не афишируются. Он потоптался на месте и весьма неловко спрятал Карту в карман. — Ну, мой крестный, помнишь, да? — Гарри стоически вытерпел тяжелый взгляд. — Он очень хороший! И, кхм, он знает, что я встречаюсь с тобой. — Что?! — Малфой аж подпрыгнул. — Ты рассказал Сириусу Блэку про меня? Поттер, у тебя язык, как помело! Я удивлен, что ты не разболтал мне все свои секреты, когда я спрашивал еще на первом курсе! Гарри справедливо возмутился. Он ни одной живой душе про отношения с Драко не рассказывал, все как-то само складывалось, и его везение просто подводило его в самые неподходящие моменты. — Вообще-то, — отчеканил он, — я ничего не рассказывал, это ты все выдал. На третьем курсе еще, вот. Сириус умеет превращаться в собаку, а ты как-то прилетел ко мне, когда я с ним гулял, и начал его гладить. Ты бы видел его лицо потом! Драко моргал пару секунд, а потом хлопнул себя по лбу. — Пес Люпина! Мерлин Всемогущий! Дамблдор за свое место директора, видимо, вообще никогда не опасался. Гарри подумал, что Малфой отреагировал бы еще более бурно, если бы узнал, что Люпин является оборотнем, а третий курс ему преподавал сам Геллерт Гриндевальд, и лишь ухмыльнулся. Он быстро клюнул Драко в губы и поспешил к дверям. — Мне нужно торопиться, а то кто-нибудь из них поднимется в Башню и заметит метлу, — Гарри начал снимать Запирающие Чары. Малфой все еще выглядел сбитым с толку, но он нашел в себе силы крикнуть Гарри вслед: — И не смей больше приходить в семь утра! Гарри помахал ему рукой и выскочил за дверь.