Вперед в прошлое

Если встретите ошибки, исправьте их, пожалуйста, в ПБ :) Гарри Поттер стоял на границе Запретного Леса. Он слушал, как гудит ветер в чаще, качая деревья и обрывая последние листья с тонких ветвей. Иногда мальчику казалось, что это огромный зверь завывает в темноте, страдая от ран или одиночества, и тогда сотни мурашек бежали по его спине. Гарри не знал, отчего его так тянуло сюда, но ноги сами понесли его прочь от хижины Хагрида. Урок еще даже не начался, половина класса даже не показалась из замка, и гриффиндорец мог с чистой совестью побыть наедине со своими мыслями. Ему нужно было о многом подумать. Или не думать вообще. Иногда собственная способность цепляться за какие-то мысли и не отпускать их долгое время безумно бесила Гарри. Ему нужно было что-то светлое, теплое и легкое, чтобы согреться среди темных глыб проблем, забот и непонимания. Правда, созерцание Запретного Леса едва ли могло приблизить его к обнаружению источника спокойствия и умиротворенности, но отчего-то Гарри не мог покинуть тропинки, почти незаметной среди опавших листьев. Вдруг рядом раздались шаги. Несколько тонких веточек хрустнуло. Гарри понадобилась вся его выдержка, чтобы не дернуться и не обернуться резко, нетерпеливо. Медленно, словно нехотя, он повернул голову, стараясь спрятать вспыхнувшую надежду: может, Малфой сдался и понял его? Может, этот помятый кривой павлин, которого Гарри смастерил для него, навсегда останется в кармане гриффиндорца?.. Но это был не Драко. И никто из тех, кого Гарри знал. Среди осенних деревьев, осторожно придерживая полы светло-голубого плаща, стояла незнакомая девочка. Ее русые волосы были собраны в тугую косу, в которую вплетались синие ленты, а в руках она держала волшебную палочку. Несомненно, это была одна из учениц Шармбатона, и гриффиндорец вспомнил, что видел ее пару раз на обеде. — Bonjour, — произнесла она, наклоня голову. — Ты Арри Поттер, не так ли? — Да, — ответил Гарри, сдуваясь, как воздушный шарик. Его надежда оказалась напрасной, а на лужайке перед домиком Хагрида не появилось еще ни одного слизеринца. — Да, это я. — Четве’гтый чемпион, — улыбнулась шармбатонка. — Incroyable. Гарри еще раз украдкой обернулся. Из домика вышел Хагрид, несший в руках большой ящик. Лесничий поставил его на землю, пару секунд потоптался на месте, а потом пошел обратно. К ящику тут же подтянулись гриффиндорцы, видимо, пытающиеся понять степень опасности изучаемого объекта. В их учебнике шел параграф с гномами, но Хагрид вполне мог пропустить этот материал, поскольку считал, что в целом безобидное для человека, не обладающее острыми когтями, зубами и не изрыгающее пламя существо недостаточно интересно. Мальчик, тяжко вздохнув, вновь посмотрел на свою неожиданную собеседницу, не зная, что сказать. — Я сам удивлен, — наконец выдавил он, не желая заводить поднадоевшую шарманку, состоящую из бесконечных «это не я». — Ты не боишься? — спросила девочка. — Ту’гнир — это ошшень опасно. Гарри пожал плечами. Его уединение было нарушено, и теперь ему хотелось вернуться обратно. Он посмотрел на карету Шармбатона, стоящую неподалеку, и на секунду ему показалось, что в небольшом окошечке мелькнуло чье-то лицо. В этом не было ничего удивительного, ведь он поступил немного опрометчиво, отправившись гулять здесь в одиночестве: шармбатонцы могли подослать к нему кого-нибудь, чтобы расспросить или же навредить. А маленькая невинная девочка едва ли могла вызвать у кого-то подозрения. — Мне не привыкать, — все же ответил Гарри. Девочка с серьезным видом кивнула, и на ее щеках появились ямочки. Она хотела сказать что-то еще, но в этот момент раздался звон колокола. Гриффиндорец невольно оглянулся, находя взглядом группу ребят, спускающихся с крыльца и направляющихся в сторону хижины Хагрида. Но когда он снова повернулся к своей собеседнице, та уже собралась уходить. Помахав ему рукой и еще раз улыбнувшись, девочка двинулась к своей карете. — Как тебя зовут? — крикнул Гарри ей в спину. Шармбатонка остановилась и легко повернулась к нему. — Je m'appelle Ameli, — мягко произнесла она. — Мы погово’гим с тобой позже, смелый Арри Поттер. Тебе уже по’га. Гарри пару секунд смотрел ей вслед, не понимая цели этого короткого разговора, а потом отправился к хижине, где его уже поджидали друзья. Когда он еще раз украдкой глянул в сторону кареты Шармбатона, то смог увидеть лишь голубой силуэт, пропавший между деревьями. Если Амели и подослали к нему разобиженные французы, то с ответом она не спешила. — Гарри! — рядом показались Рон и Гермиона. На их лицах светились одинаково хитрые улыбки. — Куда ты ходил? — Просто гулял, — отмахнулся гриффиндорец. Он, игнорируя молчаливые намеки, приблизился к двум ящикам, которые Хагрид поставил у крыльца. Ящики мелко тряслись, и изнутри доносилось сердитое ворчание и шебуршeние. Кажется внутри и правда сидели гномы. Хагрид возвышался над третьекурсниками, полукругом выстраивающимися вокруг него. Когда разговоры наконец стихли, он подошел к одному из ящиков и, взявшись за крышку, начал: — Ну, вот. Гиппогрифов мы с вами прошли, хотя, канеш, можно было бы и задержаться на них. Но, так сказать, из-за Турнира, — лесничий с беспокойством покосился на Гарри, — нужно следовать программе нашей, значит. Будем проходить гномов. Домашних в Хогвартсе нет, поэтому специально для урока я отловил в лесу дюжину диких. Хагрид поднял тяжелую крышку, и все тут же подались вперед, заглядывая в ящик. Он был достаточно высоким, чтобы гномы не вылезли, но это не мешало серым, грязным, похожим на ожившие комки мха с прилипшими комочками засохшего птичьего помета и свалявшейся шерсти, существам высоко прыгать, пытаясь добраться до деревянного края. Иногда в сплошной серо-буро-болотной массе мелькали маленькие ручки с четырьмя толстыми пальцами и внушительные ступни. Гарри помнил, как выглядели картофелеобразные гномы, живущие в саду Уизли, и подозревал, что эти дикари либо специально вымазались в грязи и нацепили на себя мох, либо так долго сидели неподвижно, что лес просто начал расти поверх них. Он склонялся к первому варианту: один из гномов, видимо, самый разумный и сообразительный, попытался перекинуть длинный лоскут мха через край ящика на манер веревки. — Так вот, гномы, — Хагрид закрыл крышку, чтобы вновь дезориентировать гномов. — Существа не слишком полезные, но обладающие... э-э-э... зачатками разума. — Которыми он сам не обладает, — раздался тихий, полный яда голос. Гарри обернулся, глядя на хихикающих слизеринцев: шутка Малфоя их позабавила. Он с некоторым сожалением опустил взгляд, чувствуя, как шевелятся в его кармане бумажные крылья. — С домашними гномами можно договориться, и они выполнят какое-нибудь поручение. Чаще всего они согласны работать за еду или предметы быта, — с достоинством сказал Хагрид. — Ну так вот... Лесные же гномы не такие сговорчивые, они не любят волшебников. Если гномы завелись у вас в саду, то их можно выдворить или натравить на них джарви. Кто-нибудь знает, как выдворять гномов? Рон поднял руку. Он вообще редко проявлял инициативу на уроках, но Хагриду необходима была поддержка. В присутствии слизеринцев и, в частности, Малфоя, он всегда немного тушевался. — Давай, Рон! — радостно откликнулся лесничий. Уизли прочистил горло, покосился на Гермиону и протараторил: — Их нужно раскрутить над головой, чтобы они потеряли ориентацию в пространстве, и выкинуть за забор. В большинстве случаев они не могут найти дорогу обратно. — Отлично! Пять баллов Гриффиндору. — Ну, еще бы, Уизли обязан все знать о выдворении гномов. Его семейку, небось, самих выдворили откуда-нибудь, — все тот же наглый голосок, словно созданный для язвительности и едких комментариев. Гарри отчего-то начало казаться, что Малфой каким-то образом узнал о его идее с запиской и теперь всеми силами старается этого не допустить, выставляя себя в отвратительном свете. А может, сам Гарри просто перестал замечать это? — А сейчас, значит, вы должны будете выбрать себе гнома и зарисовать его. Наложите на него чары приклеивания, чтобы он не сбежал, — посоветовал Хагрид. — А потом... э-э, выпишите о них из учебника. А я пока... — лесничий с загадочным видом покосился на свою хижину, — ...буду готовиться к следующему уроку. — Тебе не кажется, что это подозрительно? — поинтересовался Рон, пока Гермиона выбирала гнома и, подняв его заклинанием левитации, переносила из ящика на поляну. Там на несчастного было наложено заклятие, намертво приклеившее его каменные ступни к земле. Гном выглядел ужасно недовольным, хмурился, молчал и зыркал во все стороны черными глазами. — Надеюсь, у него там не очередное драконье яйцо, — с искренней надеждой произнес Гарри, поудобней устраиваясь на земле. Пришлось наложить на мантию Согревающие чары, потому что о подстилках Хагрид не подумал. Мальчик с легкой дрожью вспомнил о соплохвостах и тут же поставил себе мысленную галочку серьезно поговорить с большим другом. Хогвартс, и без того наполненный опасностями, не нуждался в огромных гибридах огнекраба со скорпионом. Весь урок друзья рисовали и описывали доставшегося им гнома. Тот почти не двигался, лишь изредка пытался пошевелить ногой. Гермиона, быстрее всех завершив задание, принялась причитать: — Как по мне, так это жестоко, — она осторожно коснулась пальцем жесткого мха, покрывавшего тело гнома. — Они ведь разумны, просто не хотят общаться с нами. А мы изучаем их, словно животных! — Ну, они же и... — Рон заткнулся, когда Гарри ткнул его в бок, красноречиво произнеся одними губами: «Эльфы». Уизли недоуменно моргнул, а потом понимание отразилось на его лице: рассказы приятеля о Гермионе, яро борющейся за права домовиков, его совсем не вдохновляли. — Я против подобного, — Гермиона тяжко вздохнула, словно и не заметив фразы Рона. — И вы, кстати, — она обвиняюще ткнула в друга пальцем, — поступаете с ними довольно жестоко, бросая их через забор! Они же просто ищут дом. — Они крепкие, не умрут. И портят огород! Другого способа нет! Ты же не хочешь, чтобы мы купили джарви? Вот это будет жестоко, — кажется, Рон был возмущен несправедливыми обвинениями. Гарри, почувствовав искру спора, попытался его загладить. — Что это за джарви такие? — спросил он, украдкой оглядывая учеников вокруг них. Не у всех задания шли так же гладко, как у их троицы. Невилл дул на свой ушибленный палец: он-таки сумел разозлить своего гнома, который теперь тихо хрипел и ворчал что-то себе под нос. Дин и Симус, работающие с ним в тройке, не выглядели сочувствующими. Гном попытался закидать их землей и мелкими камешками, и его пришлось успокаивать заклятиями. — Это животное, похожее на хорька-переростка, — пояснил Рон. — Оно может воспроизводить человеческую речь, правда, только ругается. Причем очень грязно. Фред и Джордж однажды видели его. А еще джарви питается гномами. Гермиона осуждающе покачала головой и принялась очищать своего гнома от грязи. Тот перестал проявлять даже малейшие признаки жизни, и Рон, решивший, что спор окончен, попытался его растормошить. Гарри, понаблюдав за очищением сухого мха и безрезультатных попытках заставить существо реагировать некоторое время, отвернулся. Он отложил своего криво нарисованного гнома и не менее кривые подписи в сторону, поднялся на ноги и отправился к хижине Хагрида. Проходя мимо слизеринцев, Гарри краем глаза скользнул по макушке Малфоя, вновь ощущая внутри себя горячее противоречие. Необъяснимое желание поговорить с ним светилось на фоне осознания совершенно привычного, почти нереально обыденного поведения Малфоя. Гарри помнил, как странно тот вел себя на завтраке, и не сомневался в том, что он тому причиной — уж слишком яро, слишком демонстративно Драко не видел гудящей во всех устах новости. Только вот почему? Что произошло? Что изменилось? Гарри позволил себе ухмыльнуться. Кажется, они поменялись местами, и гриффиндорец едва ли мог бы назвать момент, когда это произошло. Когда вместо досады и раздражения он испытал любопытство и удовлетворение? Около домика мальчик остановился. Он поднял голову и увидел бородатое лицо лесничего в окне — тот сразу же скрылся в комнате, и через пару секунд дверь приоткрылась. — Ты уже закончил что ль? — немного нервно поинтересовался Хагрид. Это было более чем подозрительно. — Да, я закончил, — как можно невинней улыбнулся Гарри, насильно заставляя себя выкинуть из головы все мысли «об этом». — Вот, решил узнать, как твои дела. Мы давненько к тебе не заходили. — Да ничего, — махнул рукой Хагрид. — У вас уроков куча, да и я теперь — профессор... — он не смог скрыть горделивых ноток в голосе. — Как вам гномы-то? Скучные, небось. Я тут вот хочу приготовить для вас кое-что интересненькое, но это секрет, я молчу. — Это не опасно? — Гарри попытался заглянуть в дом, но Хагрид всем своим телом загородил проход. — У этого нет, случайно, жала и присосок? — Нет, что ты, — на лице лесничего отразилось недоумение. — Вот потом увидишь... Но я что сказать-то хотел, — взгляд Хагрида стал немного испуганным, — ты как вообще? Чемпион — это ж гордость, да только не верит никто из наших, что ты сам свое имя кинул. Профессор Дамблдор за тебя заступился, не волнуйся. — Со мной все хорошо, спасибо, Хагрид, — Гарри было больно от того, что он врал своему доброму, искреннему другу. Тяжелая ладонь Хагрида пару раз опустилась на его плечо в жесте, полном заботы и сострадания. Гриффиндорец хотел было перевести разговор в более безопасное и не такое неуютное русло, но его окликнули. Оказывается, колокол уже прозвенел, и пора было собирать гномов обратно в ящики и возвращаться в замок. Хагрид добродушно потрепал его по волосам, помахал рукой и пошел на поляну, крепко заперев за собой дверь. Вернувшись к друзьям и положив пергамент в сумку, Гарри осторожно, не привлекая внимания, нашарил в кармане записку. Ощущение острых согнутых краев придало ему уверенности, и, когда трое гриффиндорцев двинулись к замку, он собрался с мыслями. Рон и Гермиона продолжили свой спор о гномах, который как нельзя кстати отвлекал их внимание от Гарри. Мальчику понадобилась пара секунд, чтобы оглядеться, проверив, не следит ли кто за ним, вытащить из кармана бумажного павлинчика, приподнимающего свой огромный хвост, и, шепнув заклинание, отправить его в полет. Несколько мгновений он наблюдал, как белоснежная птица взмыла ввысь, а потом полетела к своему адресату. Слизеринцы, стремящиеся уйти с урока побыстрей, шли чуть впереди, и Гарри пришлось обогнать своих друзей, чтобы услышать их разговор. Павлин мягко опустился ниже, почти касаясь бумажными крыльями плеча Малфоя. Тот даже не заметил его, слушая тихий рассказ Забини, но Панси Паркинсон привлекла его внимание к записке. — Драко, опять, — раздраженно произнесла она. Малфой обернулся, тут же натыкаясь взглядом на упрямо летящего следом павлина и на знаменитого гриффиндорца, с самым что ни на есть невинным видом идущего к замку. Драко прищурился и, быстро схватив птицу, безжалостно смял ее в кулаке. Гарри не был уверен в том, что этот жест не причинил ему боли. — Эта Астория... — Паркинсон покачала головой. В ее голосе слышались неприкрытые ревнивые нотки. — Тебе не надоедают ее бесконечные записочки? Малфой равнодушно повел плечами, пряча записку в карман. Короткий недовольный взгляд, адресованный Гарри, совсем не вселял в гриффиндорца надежду. Его предложение встретиться в Совятне после ужина могло быть проигнорировано, и тогда... тогда... Тогда все бы просто закончилось, и Гарри пришлось бы искать утешения в другом месте. Слизеринцы ускорились, и последним обрывком их разговора, который мальчик услышал, было очередное упоминание загадочной Астории. Гарри не стал спешить и пошел медленней, размышляя о том, где он слышал это имя. Возможно, на распределении, но тогда его мысли были целиком и полностью отданы Гриндевальду и Турниру. Все же что-то беспокоило его, и он никак не мог понять причины. Когда он вернулся к друзьям, оказалось, их спор уже закончился. Правда, Гермиона все еще выглядела рассерженной, но ее лицо приобрело задумчивое выражение. Когда гриффиндорцы поднялись по каменным ступеням, она тут же убежала в библиотеку, пробормотав что-то неразборчивое насчет домашних заданий. — Что ты там говорил насчет защиты прав и свобод? — безнадёжно поинтересовался Рон, глядя ей вслед. — Лишь бы она придумала нормальное название, — покачал головой Гарри, сейчас меньше всего на свете стремясь думать о свободе домовиков, гномов и других несчастных, угнетаемых народов. — Мне не прельщает вновь покупать значок ГАВНЭ. — Она и претензии мне предъявляет! Мол, мы не должны выдворять гномов. А эльфы не должны нам готовить за бесплатно! — причитал Уизли по дороге в башню Гриффиндора. — И с чего такое рвение? Гарри не стал вдаваться в подробности и просто пожал плечами, полностью поглощенный своими мыслями. Он с раздражением думал о том, что сам себя загнал в ловушку, назначив предположительную встречу на столь позднее время: ожидание выматывало, а неизвестность бесила. Возможно, все это было просто огромной ошибкой, помогающей ему думать не о Турнире и Волдеморте, а о чем-то нужном и привычном. Малфой всегда был в его школьной жизни, и гриффиндорец с чистой совестью мог переключиться на мысли о нем, игнорируя все остальное. В гостиной Гарри занял самый дальний диван и, подтянув ноги к груди, невидящим взглядом уставился в первую попавшуюся книгу. Рядом Рон и Дин затеяли шахматную партию, и на какое-то время гриффиндорец остался наедине со своими размышлениями. Он попытался привести нестройные ряды идей и стремлений в порядок, но невольно сбился, цепляясь то за одно, то за другое. Что он скажет Малфою, если тот придет? Гарри не страдал недостатком сообразительности в опасных ситуациях, когда нужно было действовать быстро и импульсивно, но вся его смекалка и находчивость улетучивались куда-то, когда речь заходила о чувствах и переживаниях. У него было простое объяснение, не требующее никаких отговорок и хитрости: Гарри больше не к кому было пойти. Даже постоянно находясь в толпе, среди людей, готовых заботиться о нем, он ощущал себя ужасно одиноким, и это сводило его с ума. Возможность показать кому-то свою печаль и обреченность была единственной лазейкой, но Драко не стоило знать об этом. Слизеринец уважал силу, восхищался могуществом, и едва ли он принял бы слабость гриффиндорца. Гарри тяжко вздохнул. Он словно тонул в самом себе.

***

— Ты пришел. Призрачный голубоватый свет наполнял Совятню. Люмос, горевший на кончике волшебной палочки Малфоя, дрогнул, но слизеринец даже не повернулся, упрямо пытаясь отвязать письмо от лапы своего черного филина. Птица довольно крутила головой, когда Малфой поглаживал ее перья, и сдержанно ухала, словно призывая поторопиться. Наконец, мальчик отвязал от протянутой лапы тонкий конверт, и филин, ласково коснувшись клювом бледных пальцев, взлетел. Описав небольшой круг под крышей, он опустился на самую высокую жердочку и, закрыв глаза, приготовился спать. Гарри, проводив его взглядом, стянул с себя мантию-невидимку. Освещения в мрачной башенке тут же прибавилось: его Люмос позволил разогнать остатки тьмы. Многие совы проснулись и рассерженно захлопали крыльями. Этот шелест привел Малфоя в чувство, и он, тихо вздохнув, повернулся к гриффиндорцу. Его губы были плотно сжаты, а в холодных глазах отражалось презрение. Гарри невольно стушевался под таким напором неприязни: он не хотел, чтоб Малфой смотрел на него так. Никогда не хотел. — Ну? — резко бросил Драко. — Что тебе нужно, Поттер? — Просто поговорить, — ответил Гарри, надеясь, что в его голосе не прозвучало расстроенных ноток. Он надеялся, что, оставшись наедине, вдали от любопытных глаз и ушей, Малфой вновь станет тем Драко, с которым Гарри спускался в Тайную Комнату, а не тем, с кем соперничал долгие годы. Смутное подозрение, что странное поведение слизеринца обосновано чужим вмешательством, яркой вспышкой пробежало в его мыслях, оставив темный след. Беспокойство, нахлынувшее еще утром, вновь овладело им. — С тобой все в порядке? — Со мной? — Малфой насмешливо вскинул бровь. — Со мной все прекрасно. Это с тобой что-то не так, Поттер. — Это еще почему? Драко вытащил из кармана скомканный листок бумаги. Гарри узнал его: это был его павлин, превращенный в неряшливый комок. Слизеринец кинул записку ему под ноги и тут же скривился. — Чем ты думал, когда писал мне это? — прошипел он так тихо, что, если бы Гарри не прислушивался, он бы никогда не услышал этого яростного звука. — Ты даже почерк не потрудился изменить, болван. А если бы кто-то другой ее подобрал? Что бы, по-твоему, произошло? — Тебя уличили бы в переписке с Гарри Поттером, какая трагедия, — это прозвучало почти злобно, но внутри гриффиндорца не было ни капли гнева. Он с печалью смотрел на белый клочок бумаги, лежавший среди мусора, помета и веточек, которыми был усыпан пол. Ему хотелось наклониться и поднять его, но в этом жесте было что-то жалкое и сломленное. А еще Драко не отрывал от него пронзительного взгляда, и Гарри не хотел оказаться у его ног. Снова. Ведь однажды он сидел перед ним на коленях. Какое унизительное воспоминание. — Меньше всего на свете мне бы хотелось быть уличенным в этом, — отрезал Малфой, не подозревая о мыслях, что посещали Гарри в этот момент. — Зачем ты меня сюда позвал? Спросить о самочувствии? Если ты опять собираешься говорить... об этом, то лучше подыщи себе заинтересованного собеседника. Гарри оскорбленно поджал губы. «Это» было для него чем-то особенным, чем-то важным. Малфой говорил так, будто «это» было страшным и отвратительным. — Тебя совсем не волнует Турнир, как я заметил, — задумчиво произнес мальчик, оглядывая конверт в руках слизеринца. Прежде чем Малфой успел прикрыть сургучную печать пальцами, Гарри разглядел часть рисунка: в темно-красную массу была впечатана большая буква «М». — С чего такие выводы? — Малфой убрал письмо в карман своей мантии. Он отошел от бойницы, за которой, в вечерней тьме, ревел ветер пополам с дождем. Пол около окна был мокрым, и даже Согревающие чары, наложенные на все помещения в замке, не могли до конца справиться с холодом. Драко едва заметно поежился и вдруг ухмыльнулся. — Или же ты жаждешь увидеть, как я бегаю за тобой, горя желанием разгадать очередной твой секрет? Ты этого хочешь? — Конечно, нет! — Гарри был возмущен тем, что Малфой так подумал. Он просто хотел побыть с ним без этой надменности, ехидства, отчужденности. Так, как они говорили в прошлом году, сбегая по ночам из спален. Гриффиндорец самому себе казался смешным, но что поделать — он так думал, он так чувствовал. И не мог выразить этого, безуспешно пытаясь подобрать нужные, правильные слова. — Мне этого не нужно. — Тогда что тебе нужно? О, как прост был этот вопрос. И как сложно было на него ответить. Раздражение овладело Гарри, злоба на собственную неспособность выразить простое желание разлилась по венам и затопила сердце. Он не хотел, чтоб Драко задавал вопросы и вытягивал из него то, чего он стыдился. У него не было причины достаточно веской, достаточно разумной, чтобы стоять сейчас в Совятне, мерзнуть от гуляющих сквозняков и ледяных взглядов Малфоя. Но Гарри был тут, и слизеринец ждал ответа. — Я не знаю, — честно произнес мальчик, сжимая в руке волшебную палочку. Тепло знакомого древка в ладони придало ему уверенности. — Я просто захотел поговорить с тобой. Малфой сощурился. Дождь за окном резко усилился, и небеса пронзило вспышкой молнии, за которой последовал оглушительный грохот. — Ты издеваешься надо мной? — с искренним возмущением в голосе произнес он. — Поттер, ты просто... — у него явно не находилось слов, чтобы в красках описать, что он думает о Гарри. — Ты просто чокнутый. — А ты странно себя ведешь! — не удержался гриффиндорец. — Странно? Это сказал мне малолетний волшебник, одолевший василиска и предсказывающий будущее? — жарко воскликнул Малфой. Его верхняя губа приподнялась, чуть обнажая ровные белые зубы, — знак того, что слизеринец почти в бешенстве. — Я что, похож на твоего драгоценного Уизли, который будет слушать твое нытье 24 часа в сутки? — Я не собирался ныть! С чего ты взял? — Потому что у тебя со вчерашнего дня вид, как у побитого щенка, — Драко выплюнул последнее слово ему в лицо. — Нам не о чем с тобой разговаривать, Поттер. Если ты думаешь, что я буду унижаться, расспрашивая тебя об этом Кубке, то ты ошибаешься. И о той Комнате я говорить не собираюсь. Мне все равно. — Тебе не все равно, Малфой, — Гарри осмелился сделать шаг ему навстречу. — Волдеморт стал твоим боггартом. — Спасибо, что напомнил мне, это так благородно, — оскалился Драко в ответ. — Почему бы нам не поговорить о твоем боггарте? Ах да, ты же отказался его демонстрировать. Неужели испугался? А под руку с Пожир... — Малфой резко захлопнул рот, уставившись на Гарри круглыми глазами. Растерянность отразилась на его лице, и слизеринец не смог с ней совладать. — Что ты сказал? — переспросил Гарри, будучи неуверенным в том, что он правильно все расслышал. Дрaкo Малфой напрягся и отвернулся, избегая встречаться взглядом с гриффиндорцем. Свет Люмоса подсветил его точеный профиль, сделав его еще острей. — Я не собирался тебе ничего говорить. — Но сказал, — еще один крошечный шаг. Гарри почувствовал укол жалости, кольнувший его прямо в сердце: он причинял Малфою боль. Тот, видимо, пришел в Совятню с твердым намерением обидеть и оттолкнуть его, но вместо этого сам себя загнал в ловушку. Гриффиндорец не понимал природы его стремлений и чувств, потому что Драко отказывался открываться ему. Тайная Комната, в которой Гарри чуть не погиб, связала их и одновременно развела в разные стороны. Малфой выглядел почти несчастным: он перестал быть хозяином положения. Он произнес запретное слово. И Гарри смог обойти его, применив «гриффиндорскую хитрость» — лобовую атаку, преисполненную горячности и стремительности. — Хочешь, чтобы я расспрашивал тебя, Малфой? — поинтересовался Гарри, подходя еще ближе. Когда-нибудь он подойдет к границе доступного, и что тогда? — Ты думаешь, что я смеюсь над тобой? Это не так. Просто, — если он хотел получить что-то, нужно было дать что-нибудь взамен. Иначе Малфой бы ему не поверил, — мне, правда, не с кем говорить об этом, кроме тебя. Я никому не рассказывал о том, что произошло в Тайной Комнате на самом деле. — Там не произошло ничего необычного. Я просто спас твою задницу, — усмехнулся Малфой, с некоторой опаской смотря на приближающегося гриффиндорца. Гарри не мог понять, как его крошечное признание повлияло на Драко, но, кажется, лед в его светлых глазах немного оттаял. — Сразу после того, как я спас твою. Гарри постарался улыбнуться. Он с трудом мог подобрать описание тому, что происходило сейчас в темной Совятне. Тихое уханье все еще недовольных сов, шум дождя и ветра, холод, кривые дрожащие тени — пугающая атмосфера нагревалась, разрасталась, заполняя собой все вокруг. Мальчик невольно ощутил внутри себя ноющее сожаление: ему не нравилось прятаться по углам, убегать украдкой, спрятавшись под мантией. Иногда, в моменты почти что забвения, Гарри думал о том, что ему не обязательно скрываться и прятаться: какая разница, что подумают окружающие, его друзья, если он будет чуточку свободней? Этот вопрос мучил его уже давно, но, сколько бы гриффиндорец ни старался, он не мог отпустить себя. Даже этот насильно взятый разговор, тоска неразделенного одиночества, хмурый Малфой, поджимающий губы, — все это обещало стать очередным секретом, тайной, надежно спрятанной под красным пологом, а не шагом к свободе. — Мы стоим на мертвой точке, Поттер, — Малфой прижался к черной стене. Его взгляд затуманился. Он вновь походил на привидение, на блеклую тень. — Что бы ты там ни думал, этого не изменить. Я спрашиваю — ты отказываешься. И так постоянно, бесконечное количество раз, и за каждый из которых нужно бороться. — Разве сейчас мы боремся? — Мы боремся всегда, каждую секунду. Друг с другом, с самими собой, со всем миром. Неужели ты этого не чувствуешь? — голос Малфоя стал тише, почти слившись с шумом ветра, но для Гарри он звучал громко, пронзительно; этот голос проникал ему под кожу. Конечно, он понимал, о чем говорит слизеринец. Просто он не видел в этом борьбы, из которой один должен выйти победителем. Это было взаимным влиянием, проникновением и изменением, но никак не уничтожением. Гарри отогнал тяжелые мысли, которым сейчас не было места рядом с ним: Малфой все еще разглядывал его, но уже не так нахально, дерзко и недовольно. Скорей, с хорошо скрытым любопытством, прячущимся за показательно равнодушным выражением красивого лица. — Чувствую, — согласился Гарри. — И тебе это нравится? — Драко и спрашивал, и утверждал одновременно. Он смог дойти до этого вывода, смог догадаться, что гриффиндорец стал почти зависим от этих столкновений, украдкой пойманных разговоров и попыток перевоспитать, подавить, узнать лучше. — Как и тебе, — сказал Гарри. Как бы тщательно Малфой этого ни прятал, он сам еще глубже увяз в том, чему не было названия. И стоило ему перестать барахтаться и бороться, как он начинал тонуть. Может, то, что творилось с ним утром и вчера вечером, было следствием безвольного погружения в мир, лишенный постоянного ориентира. Гарри хотел бы понять это, он хотел помочь Малфою и подарить самому себе надежду. Вот ради чего он пришел. Ради спасения их обоих. Целую минуту, а может и больше, юноши смотрели друг на друга. Молчание не казалось неуютным, оно исполняло роль сурового экзаменатора, проверяющего их выдержку. Холод, пронизывающий до костей, был ничем по сравнению с возможностью никогда больше не почувствовать опасного азарта, удивления и абсолютного непонимания мировоззрения другого человека. И Гарри стойко выдержал эту мучительную проверку, не отрывая взгляда от белого лица. Он увидел, как нерешительно раскрылись тонкие губы Малфоя, и слизеринец произнес: — Генчев Белизар — Пожиратель Смерти. Гарри вздрогнул. Он не это ожидал услышать. Два страшных, черных слова казались еще ужасней, будучи произнесенными Малфоем. — С чего ты взял? — Его родители служили сначала Геллерту Гриндевальду, а после его свержения — Темному Лорду. В Дурмстранге углубленно изучают Темные Искусства, и Белизар может быть опасен. — Откуда ты... — Гарри заставил себя заткнуться. Он отвел взгляд. А Малфой молчал. Просто смотрел на гриффиндорца, ничего не говоря и не пытаясь заставить его продолжить фразу. «Откуда ты это знаешь?» — едва ли было тем самым вопросом, который заставил бы их сойти с мертвой точки. Но Драко не возмущался, не ехидничал, он позволял Гарри знать ответ на него, и в этом было что-то горькое. — Дети не обязаны повторять ошибки родителей, — твердо произнес Гарри. Ему было плевать на Генчева Белизара, он говорил о Драко Малфое. Он был уверен в этом: если слизеринец отвернется от ужасного влияния своего отца, от постоянного напоминания о целях и стремлениях Волдеморта, то все будет хорошо. И они смогут выйти из Башни, в которой что-то неуловимо менялось. С каждым их столкновением что-то становилось другим. — Конечно. Если они сами не хотят этого, — Малфой мотнул головой. — В любом случае, я предупредил тебя. Остерегайся этого парня. Четвертый чемпион всего за день успел стать объектом неприязни многих людей. — Это я знал и без тебя. — Но ты невероятно доверчив, Поттер. И отважен. Это ужасное сочетание. Если с тобой что-то случится, Уизли и Грейнджер тебе не помогут. — Если со мной что-то случится, это не будет волновать тебя, — почти огрызнулся Гарри. Забота раздражала его, она постоянно сквозила в его разговорах с Роном и Гермионой, потому-то он и сбежал к Малфою. Слизеринец не должен был напоминать ему о постоянной опасности, потому что всегда сам говорил, что им не стоит заботиться друг о друге. — Конечно, нет, — послушно согласился Драко. — Мне абсолютно плевать. В этот момент раздался громкий звук, одинокий удар колокола, оповещающий о том, что пришло время отбоя. Гарри сначала собирался и вовсе не обратить на него внимания, но потом вспомнил: в коридорах стало опасней. Если от Филча можно было спрятаться под мантией, то Крайфер со своими вездесущими улитками был неуловим. Попадаться ему вдвоем не стоило. Пусть даже Гарри этого хотел. — Нам пора, — произнес он, отходя от Малфоя на пару шагов. Когда он успел подойти так близко? — Подумай о том, что я сказал. — Так и быть. Я подумаю. Гарри готов был поклясться, что взгляд слизеринца скользнул к бумажному павлину, все еще валяющемуся у них под ногами. Но никто из юношей не собирался поднимать его, признавая свое поражение. Поэтому, легко переступив через него, Малфой первым двинулся к выходу. Около двери он повернулся и спросил: — Почему именно павлин? — Не знаю, — признался Гарри. Он хотел подарить Малфою что-нибудь особенное. — Он гордый и красивый. Драко приподнял кончики губ. — Павлин считается «истребителем змей», приносящим несчастья и любовь одновременно. Он больше подходит тебе. — Однако же ты шлешь мне журавлей, — Гарри понятия не имел, что значит павлин в символике. Он просто думал о том, что эта птица очень красива. — Что значит журавль? — У него много значений, — Малфой стал спускаться по лестнице. Он спешил уйти от ответа, и Гарри лишь сильней заинтересовался своим вопросом. Когда юноши достигли темной двери, за которой начинался темный переход к основной части замка, гриффиндорец рискнул его повторить. Но Драко лишь отмахнулся. — Спроси у своей Грейнджер. Или в библиотеке поищи. А сейчас нужно торопиться — мы и так сильно задержались. — Ладно, — с некоторым сожалением Гарри смотрел, как Малфой первым уходит в темноту и скрывается за углом. Когда высокий силуэт пропал из поля зрения, гриффиндорец двинулся к своей Башне, искренне надеясь, что он не попадется новому смотрителю. Но около поворота он замер, не решаясь шагнуть дальше. Раз за разом он повторял в памяти этот разговор и все острей чувствовал его незавершенность. Наконец, Гарри не выдержал: развернувшись, он бросился обратно в Совятню. Малфоя там не было, и можно было не опасаться его насмешливо-презрительного взгляда. Слизеринец бы и не узнал о том, что мальчик решил трусливо вернуться и забрать свою собственную записку, брошенную в грязь. Но, когда Гарри поднялся по темным ступеням, вновь нарушая спокойствие сов, и оглядел засыпанный мусором пол, бумажного павлина там не было.