Вперед в прошлое

Малфой не дал Гарри возможность даже приблизиться к нему. Он будто бы почувствовал его желание и нарочно весь день не покидал компании своих слизеринцев, позволяя Панси Паркинсон виснуть на своем локте. Его высокомерный и холодный вид не давал понять, о чем тот думает на самом деле, но Гарри точно знал, что ощущения не обманули его этим утром. Однако он мог только смотреть на Малфоя издалека, сжимая губы. Тот будто издевался над ним все время, начиная с того самого момента, как они почти столкнулись в дверях, выходя с завтрака. Тогда Драко еще был напряжен и странно задумчив, и он не слушал, что ему говорит расслабленный, словно сонный Забини, за лето превратившийся в еще более манерного и лениво-привлекательного юношу. Гарри поймал его взгляд, и на секунду юноше показалось, что Малфой точно хочет сказать ему что-то, но потом слизеринец резко отвернулся, пряча лицо, и на него, словно занавес, надвинулся привычный образ. Когда на истории магии Гарри повернул голову, Малфой, сидящий за партой через проход, на него не смотрел. Рон тихо посапывал, положив голову на скрещенные руки, а Гермиона с первой парты не могла заметить, как ее друг украдкой разглядывает их неприятеля. Зато заметил Забини, незаметно толкнувший ногу Драко коленом и кинувший на гриффиндорца быстрый, недовольный взгляд. Малфой никак на это не отреагировал, продолжая записывать лекцию Биннса, но кончики его губ чуть опустились, а прямая спина будто одеревенела. Гарри поспешил отвернуться, надеясь, что за день ему выпадет возможность избавиться от своей тревоги и подойти вплотную к толстому стеклу, отделяющему его от Драко с тех самых пор, как они переступили порог Хогвартса. У Гарри был даже мотив — змеиная броня была не нужна ему, а вот Драко стоило носить ее, чтобы всегда быть под защитой. Но ничего не вышло. Рон, с трудом переживший свой проигрыш в соревнованиях, нашел себе новую стезю: мучая Гарри бесконечной болтовней, а Гермиону — жалобами на то, что она «с ее-то гениальными мозгами» не помогает ему, он придумывал квиддичные стратегии. Обычно этим занимался капитан, и Анжелина уже решила, что они будут играть в том же режиме, что и при Оливере, поэтому никто не воспринял его идею всерьез, хотя Дин даже заинтересовался, когда Рон предложил тайком подсматривать чужие тренировки. — Это низко, — сказала Гермиона, услышав их идею, которую ребята обсуждали в гостиной после уроков. — Не ожидала от тебя такого, Рональд. — Да ладно, — невозмутимо отмахнулся Рон. — Слизеринцы часто собираются на трибунах, когда наши играют. Мы тоже можем. — А если слизеринцы с Башни прыгнут, ты тоже прыгнешь? — Гермиона скрестила руки на груди, откинувшись на спинку стула. — И вообще, с чего ты взял, что Анжелина примет твои стратегии? Кажется, все уже решено, правда, Гарри? Гарри, который в это время раздраженно следил за тем, как точки, подписанные «Драко Малфой», «Блейз Забини», «Панси Паркинсон» и «Синди Пруффор», двигаются по Карте Мародеров в сторону Совятни, лишь пожал плечами. Ему приходилось прикрываться учебниками, чтобы остальные гриффиндорцы не увидели артефакт, поэтому поддерживать разговор ему было очень неудобно, да и квиддич юношу не волновал. Его волновал только Малфой, и Гарри чувствовал себя так, как, может быть, чувствовал только на втором курсе. Ему начинало казаться, что его личность двоится: понимая, что если кто-то заметит его с Малфоем или Драко не сможет справиться со своими мыслями в нужный момент, то может случиться что-то непоправимое, он в то же время убеждал себя, что пять минут — десять, пятнадцать, час, ночь — ничего не изменят. С каждым мгновением, проведенным в состоянии, отравленном этой мыслью, Гарри все больше мрачнел и все ярче представлял, как в темноте его хватают за плечо цепкие пальцы Снейпа, а шипящий голос цедит ему на ухо, что он — безответственный болван, которому запрещено даже смотреть в сторону Драко Малфоя, не то что прикасаться к нему или думать о нем. Думать особенно. Никто не мог дать внятного ответа, что может происходить с его сознанием и как глубоко Волдеморт может в него проникать, поэтому это оставалось главной опасностью. Но Гарри не чувствовал воли Тома Реддла уже достаточно долгое время и продолжал надеяться, что Волдеморт никогда не сможет ворваться в его разум. Никогда. — Гарри, ты меня вообще слушаешь? — Рон толкнул друга рукой в плечо, привлекая внимание. — Что ты думаешь? — Не знаю, — честно ответил Гарри. Он свернул Карту и убрал в карман. — О чем ты? — Гарри! — Уизли возмутился, но, взглянув на лица друзей, быстро поник. Буркнув себе под нос «Ладно», он скомкал пергамент, лежащий перед ним, и прицельным броском отправил в мусорную корзину. Пододвинув к себе учебник трансфигурации, мальчик открыл его на заданной странице и принялся яростно читать, поджав губы. Гарри переглянулся с Гермионой. — Рон, никто не говорит, что твои стратегии бесполезны... — Неважно, — отмахнулся Уизли. — Найду себе другое занятие. Гарри не знал, что он может сказать. Ему не хотелось обнадеживать Рона тем, что в следующем году могут снова провести испытания. Питер Кенби был талантливым и очень приятным парнем, который послушно исполнял все указания Джонсон и при этом уже успел сдружиться почти со всеми членами команды, не считая близнецов, в отношениях которых Гарри не мог и не хотел разбираться. Гриффиндорец был очень рад, что Питер присоединился к ним, — юноша напоминал ему Седрика своими мягкими манерами, лицом, становившимся очень красивым, когда он улыбался, и искренней расположенностью к людям вокруг. Кенби резко осудил тех, кто шептался у Гарри за спиной, и наглый Пророк, и после этого юноша проникся к нему симпатией и уважением. Гарри почти не участвовал в беседах друзей в этот день, и неловкая тишина, казалось, накрыла их непроницаемым куполом. Гермиона читала, Рон пыхтел над уроками, иногда поглядывая на Невилла, который в последнее время все чаще присоединялся к их компании, а Гарри, начеркав спешные ответы на вопросы для МакГонагалл, занялся своим уже почти привычным делом. Он не мог просто сидеть; все, что он делал, казалось ему бессмысленным, и только бесконечное наблюдение за Малфоем вдруг обрело смысл. Гарри желал движения. Его мышцы почти болели от беспомощности. Драко был встревожен, в его жизни что-то дрожало и рвалось к нему, и Гарри многое бы отдал, чтобы разделить с ним его борьбу. В который раз он ощущал горечь в своем горле: все было бы иначе, если бы Малфой перешел на его сторону. Он просто не мог перестать думать об этом, и каждый раз в нем просыпалось чуточку больше злобы и желания схватить Драко за ворот и впечатать в стену, потребовав объяснений. Вечером, после ужина, Малфой отправился к Дамблдору. Это было в разы подозрительней, чем все остальное. Гарри смотрел на пожелтевший от времени пергамент и лихорадочно думал, что слизеринцу могло понадобиться в кабинете директора. Неужели Дамблдор узнал о содержимом загадочного письма и сам вызвал его? Юноша уже было собрался бежать к директорской башне, но вовремя заметил Снейпа, покинувшего свои подземелья и явно направляющегося туда же. Это остудило пыл Гарри. Он забрался на свою кровать, подогнув под себя ноги, и наблюдал за черными точками, не зная, что может быть предметом их беседы. Едва ли Люциус мог написать Драко что-то действительно важное о Волдеморте, но он мог сообщить ему весть о своем продвижении на службе или же ситуации, связанной с Министерством. Гриффиндорец думал об этом очень долго, не обращая внимания на то, что происходит в спальне, — все были чем-то заняты. Ленивое молчание растекалось по комнате, и никто не пытался его нарушить. За окном клубилась тьма, черные дождевые тучи закрывали свет звезд и серпа луны. Гарри чувствовал на себе влияние этих массивных облаков, которые будто просачивались в спальню сквозь щели в оконной раме, растекались по полу, приближаясь к нему. А если Волдеморт прикажет Драко сделать что-нибудь? Если однажды письмо, пришедшее Малфою, будет написано не острым, летящим почерком Люциуса, а аккуратным, каллиграфическим почерком Тома Реддла? Точно таким же, как в том проклятом дневнике, который Драко уже держал в своих руках. Что Малфой сделает тогда? Что предпримет Дамблдор? Гарри вдруг четко ощутил, что лживое спокойствие, которое мучило его столько дней, было хрупким. Оно было вовсе не поглощающим, нет — оно дрожало от напряжения. Волдеморт мог разрушить его в любой момент, у него был путь в Хогвартс, и Драко был прекрасным мостом для его злодеяний. Но Волдеморт медлил, он ждал чего-то. Возможно, письмо, которое получил Драко, было первой трещиной в их барьере. Гарри получил свой ответ на следующее утро. Погода была хмурой, дождливой. Шквальный ветер быстро гнал облака по тоскливому небу, заставлял их клубиться и чернеть, наливаясь тенью и влагой. Потолок Большого зала, отражающий это, выглядел совсем тоскливо. Гарри вяло ковырял ложкой кашу, слушая, как Невилл и Гермиона обсуждают вероятность того, что им дадут зубастый кактус для практической работы. Рон зевал, изредка пихая Гарри ногой. Джинни, которая сидела рядом с Гермионой, что-то старательно писала правой рукой, держа ложку в левой. В этот момент в окно под потолком влетели совы. Они, громко крича и хлопая крыльями, начали носиться над школьниками, разнося письма и газеты. Гарри наблюдал за тем, как черный филин Малфоя опускается перед ним, держа в руках тугой сверток Пророка. Взъерошенная сипуха принесла газету Гермионе, и все, кто сидел рядом, привычно наклонились к ней, ожидая, когда она зачитает им новости. Гарри боялся услышать об очередном взрыве. Но взрыва не было. Гермиона поджала губы, с презрением глядя на первую страницу. — «Преступники пойманы! Люциус Малфой помогает закрыть дело!» — прочитала она. Многие вздохнули с облегчением. — Ну и гадкая же у него морда, — буркнул Рон, глядя на газету и почти положив голову девочке на плечо. Гермиона протянула «Пророк» Гарри, чтобы тот тоже мог взглянуть на фото Малфоя-старшего на обложке. Гриффиндорец послушно взял газету из ее рук и кинул взгляд на первую страницу. И в этот момент мир вокруг него остановился. Его сердце глухо стукнуло о ребра и будто бы и вовсе прекратило биение, а в ушах застыла монотонная, тяжелая тишина. Прекрасное, идеальное и омерзительное лицо Тома Реддла смотрело на Гарри прямо с обложки. Это лицо жило своей жизнью, оно понятия не имело, кто смотрит на него с той стороны листа. Серые высокомерные глаза крайне редко останавливали свой взгляд на камере, глядя куда-то в сторону. Тонкие, аккуратные губы чуть кривились в презрительной усмешке, а легкое движение головой в сторону шевелило темные волосы. Гарри смотрел и смотрел на него, не в силах отвести взгляда; его вертело и крутило изнутри, мышцы напрягались, а в горле медленно рос комок тошноты. — Гарри, ты в порядке? — голос Гермионы с трудом пробился в его сознание. С огромным трудом Гарри поднял на нее глаза и мотнул головой. Он не выдержал и отбросил от себя газету, краем глаза замечая, что на снимке был и Люциус, но его присутствие не значило абсолютно ничего. Это было послание ему и Дамблдору, это был вызов и знак. — Что случилось? — Рон нахмурился. — Шрам болит? Стоило ему это сказать, как Гарри ощутил, что шрам, до этого лишь изредка беспокоящий его покалыванием, будто раскален. Он задохнулся от боли; его тело вновь стало чувствительным. Юноша тяжело задышал, зажмурившись, — ему было все равно, что многие уже начали бросать на него обеспокоенные взгляды. — Кто это? — раздался слабый голос Джинни. — Гарри, кто это? — Где? Вы о чем? Гарри резко поднял голову. Люди вокруг него словно размазались, став прозрачными тенями. Сквозь массу людей он невероятно четко увидел Малфоя, смотрящего на обложку «Пророка». Тот вскинул взгляд, будто почувствовав внимание юноши, и его глаза были полны отчаяния — Гарри всем телом ощутил, как Малфой потянулся к нему сквозь эту толпу, как забытая боль накрыла их. Драко опустил лицо, отодвинул от себя газету кончиком пальца и, шепнув что-то, поднялся. Гриффиндорец сразу же понял, что должен делать. Он не смотрел на Дамблдора и Снейпа, хотя чувствовал их тяжелые взоры. Нет — он поймал тонкую нить осознания, где должен быть сейчас. Зажав рот рукой, юноша тоже резко вскочил. — Меня тошнит, — просипел он, и из-за шока, из-за страха ему даже не нужно было притворяться, что голос слаб. — Мне нужно выйти. — Гарри, — Гермиона смотрела на него круглыми, встревоженными глазами, а Джинни не могла скрыть напряжения, исказившего черты ее лица. — Что происходит? — Это, — мальчик ткнул пальцем прямо в лицо Реддла на фотографии, — он. Это Волдеморт. И быстрым шагом направился прочь из зала. В спину ему неслись крики удивления и возмущения тем, что он сбежал без объяснений, но остановиться было невозможно. Ему начало казаться, что его, и правда, вот-вот стошнит. Ноги ослабели, шрам запульсировал, а в спине появилась холодная одеревенелость. В любом случае, юноша мог обсудить произошедшее с Роном и Гермионой позже, но не мог оставить Малфоя сейчас. Том Реддл был его боггартом. Это значило для Гарри так много, что он несся к дверям, не глядя по сторонам. Единственным, кого он заметил, был Седрик. Гарри отчего-то поймал его высокую фигуру краем глаза и чуть повернул голову, бросив в сторону пуффендуйца быстрый взгляд. Тот приподнялся, опираясь о стол руками, и неотрывно наблюдал за ним. Его красивое лицо было застывшим и напряженным, даже мрачным — Гарри никогда не видел у него такого выражения. Но он не стал останавливаться или подавать Диггори какой-то знак и, наконец достигнув дверей, выскочил в коридор, стараясь не думать о том, как подозрительно выглядело его бегство. В коридоре Гарри неожиданно столкнулся с Почти Безголовым Ником. Конечно, он не мог столкнуться с призраком, поэтому просто пролетел сквозь него, на пару мгновений ощутив липкий, могильный холод. От этого ощущения стало еще хуже, и гриффиндорца начало тошнить уже по-настоящему. — Гарри! — воскликнул призрак. — Куда ты так спешишь? Завтрак только начался. — Мне нездоровится, Ник, — просипел юноша, лихорадочно окидывая взглядом коридор. Он не слышал громких шагов, но Малфой вполне мог успеть добежать до лестниц, и тогда Гарри пришлось бы бежать за Картой Мародеров в Башню Гриффиндора, чтобы найти его, или же осматривать каждую пустую комнату, попадающуюся ему на пути. При обоих вариантах он мог потерять слишком много времени и упустить момент, когда Драко, возможно, нуждался в нем. — Нездоровится? — переспросил Ник. — Неужели эльфы напортачили с едой? Невозможно! — Уверен, эльфы тут ни при чем, — Гарри совершенно не был настроен на беседу. Неожиданно ему в голову пришла идея. — Кажется, сегодня у многих несварение. Не видел, куда побежал парень, который вышел передо мной? Ему стало совсем плохо. — Туда, — Ник мотнул призрачной рукой в сторону. Гриффиндорец попытался вспомнить, что находится в том направлении, и на ум ему пришли только туалеты для мальчиков, наиболее подходящие для уединения. — Вот как, — Гарри покачал головой. — Ладно, мне... нужно отойти. — Да, конечно, — Ник пожал плечами. — До встречи. Уходя, юноша услышал, как призрак, прежде чем пройти сквозь дверь и попасть в Большой зал, грустно произнес: «Люди всегда так спешат...» Но Гарри, и правда, спешил. Он почти бегом кинулся к туалетам, надеясь, что Драко будет там. Если он повернул в сторону другого хода в подземелья, то гриффиндорцу его не найти. В замке было подозрительно тихо, и только его шаги звучали как удары колокола. Боль в шраме стала терпимой, тошнота и слабость чуть поутихли, и им на смену пришли действительно пугающие мысли. Эмоции, которые будто вихрь поднялись в его груди, разом развернулись в сторону понимания, насколько опасной стала ситуация, разворачивающаяся вокруг них. Перед внутренним взором Гарри вновь встала фотография из «Пророка» и холодное лицо Тома Реддла — неужели сейчас, в эту самую минуту, красноглазый монстр выглядел так? Он не имел на это права. Гарри хотел завыть от беспомощности, от незнания того, что может предпринять его враг. Дойдя до нужной двери, юноша замешкался. Прислушался. Было по-прежнему тихо, и только Пивз визжал где-то да скрипнула быстро, неуверенно дверь Большого зала, на мгновение выпустив в коридор шум голосов. Гарри, стоявший за углом, мог не опасаться, что его увидят, да и алиби у него было железное: куда ему нужно было бежать, как не к туалетным комнатам? Гриффиндорец осторожно потянул ручку двери и зашел внутрь. Он никого не увидел, и только один кран почему-то не был закрыт до конца — тоненькая струйка воды, журча, стекала в белую раковину. Гарри недоуменно повернул голову, и в следующее мгновение из-за его спины появился Малфой. Драко понадобилась секунда, чтобы схватить юношу за галстук и ворот рубашки и силой толкнуть вперед, впечатывая в стену и вытягивая вверх. Гарри захрипел и вцепился в его руку, царапая влажную кожу. Перед его глазами появилось перекошенное странной смесью чувств мокрое лицо слизеринца — тот, видимо, умывался, когда услышал его шаги. — Малфой... — голос Гарри сорвался на хрип. Ему пришлось приложить усилие, чтобы Драко, нависший над ним, чуть ослабил хватку. — Какого черта, Поттер? — зашипел слизеринец, и его голос, его лицо ничем не отличались от тех далеких времен, когда они были врагами. Малфой был выше, почти значительно выше, и злость давала ему силы. Его волосы растрепались, щеки раскраснелись, а глаза блестели, будто стекло, — он боялся, и этот страх отчетливо читался в его светлой радужке. — Что?! — если бы ногти Гарри не были короткими и обгрызенными, он бы расцарапал Драко руку до крови. — Ты говорил, — Малфой будто бы и не помнил о месяце, что они провели, шарахаясь друг от друга. Он наклонился к Гарри так близко, что тот ощущал теплоту его дыхания. Со стороны это даже могло выглядеть как поцелуй, но это точно им не было: гриффиндорец всем своим телом чувствовал угрозу и опасность, пронизывающие его насквозь, — что он выглядит как монстр! Не так! — Откуда я мог знать, что он найдет это зелье? — зашипел Гарри в ответ. Его оскал, его пылающий взгляд будто бы отрезвили слизеринца. Он резко вдохнул воздух носом и отступил, не убирая руки с галстука юноши. Лицо Драко медленно начало расслабляться, и на место испуганной злобы пришло боязливое сожаление. — Ох, — вдруг сдавленно пробормотал он. — Поттер... Малфой словно только что сообразил, что произошло секунду назад и кто стоял перед ним. Он уставился на свою руку, все еще прижимающуюся к шее Гарри, перевел взгляд на лицо юноши — наверняка покрасневшее и пылающее праведным гневом за несправедливые обвинения. Глаза Драко расширились, медленно он начал отодвигать свою ладонь, и Гарри, не думая о том, что делает, ухватился за его руку, сжав запястье в своих пальцах. — Ты в порядке? — спросил он. Инстинктивная ярость ушла, сменившись тихой заботой. Малфой был напуган, он мелко дрожал, а его нижняя губа чуть заметно кровоточила. Он прокусил ее. Гарри ощущал его холодную, нежную кожу под пальцами — он никогда не думал, что столь легкое, невинное прикосновение может вызывать такую реакцию. Вся чувствительность из его тела хлынула в место соприкосновения, оставив остальные конечности неловкими и деревянными. Малфой круглыми глазами смотрел на него и был совсем не похож на парня, который чуть не задушил Гарри у этой стены. — Нет, — наконец выдавил он, мягко потянув на себя свою руку, но не сумев вырвать ее из крепкого захвата. — Я не хотел... — С каких это пор ты извиняешься? — улыбнулся Гарри, стараясь хоть немного поддержать юношу. Малфой поджал губы, а потом вздохнул. — Что же теперь делать? — спросил он. — После того, как ты перестал меня не замечать, или после того, как Волдеморт?.. — Гарри не мог подобрать нужного слова, но Драко все равно его понял. Он недовольно поморщился. — Ты прекрасно знаешь, Поттер, что именно я делал, — он снова потянул свою руку, но юноша не дал ему вырваться, сжав еще крепче. Драко смотрел ему прямо в глаза, и с каждой секундой в его собственном взгляде становилось все меньше страха. — Отпусти. — Нет. Гарри не мог его отпустить. Он ощущал себя целым в эту секунду: они прятались в очередном малоприятном месте, опасаясь, что кто-нибудь найдет их, и обсуждали опасность, нависшую над Хогвартсом. Правда, теперь главной тревогой был не василиск, а тот, кто по праву мог этим василиском управлять. — Твой отец не позволит тебе встретиться с ним, правда? — произнес он голосом, полным надежды. Почти жалким голосом, и Гарри стало стыдно за дрожащие интонации. — Откуда я знаю, — Драко стиснул зубы. Его плечи поникли, и он словно стал меньше ростом. Усталость и боль отразились на его лице, ложась тенями на идеальную кожу. — Ты же смотрел... Он был прямо там, рядом с ним. В его глазах Гарри видел целый ураган чувств, перед которыми Малфой был абсолютно беспомощен. И здесь — словно в кадре, украденном из прошлого, — Драко должен был еще острей ощущать черную тень, появившуюся у него за спиной. И пропасть, которая выросла между ним и Гарри в конце прошлого года. Правда, сейчас пропасти почти не было. Меж их телами было всего несколько дюймов, которые Гарри не мог преодолеть. Малфой вдруг качнулся вперед, упираясь второй рукой в стену рядом с головой Гарри и внимательно всматриваясь в глаза гриффиндорца. — Мой отец рядом с ним, — шепнул он, словно сообщая забавный секрет. — Что мне делать, если Темный Лорд через него отдаст приказ... мне? — Ты всего лишь четверокурсник, — вздохнул Гарри. — Не думаю, что у Волдеморта такая сильная нехватка кадров, что он будет вербовать школьников. — Значит, такого никогда не было? Гарри замешкался и сглотнул. Его смущало то, как близко к нему был Малфой, который долгое время позволял себе лишь смотреть в его сторону, не приближаясь ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Это заставляло мысли в его голове кипеть, а сердце биться — Волдеморту не было места рядом с ним в эту секунду. Но все-таки он вспомнил, как Малфой — бледный, растерянный — отчаянно пытался спасти свою семью, починить волшебный шкаф и убить Дамблдора, и все это по приказу Волдеморта. А Гарри старался проникнуть в прошлое Тома Реддла и разгадать его секреты, чтобы суметь одолеть. По приказу Дамблдора. Ему стоило намного раньше, еще в том тяжелом времени, задуматься о том, что бремя, которое он нес, было словно отражено в злобном зеркале и возложено на плечи совершенно не готового к этому Драко. — Значит, было, — кивнул Малфой, расценив его молчание по-своему. — И теперь... Странно, что он до сих пор об этом не подумал. — Уверен, что подумал, — Гарри уставился на шею Малфоя, на его острый кадык. Он наверняка уже оставил синяки на несчастном запястье слизеринца, но он не мог его отпустить. — Волдеморт знает, что Дамблдор не позволит использовать тебя. Если, конечно, ты не решишь придушить меня голыми руками. Драко странно ухмыльнулся. — Я чуть не сделал это пять минут назад. — Ты бросился бы на любого, кто зашел бы сюда? — Нет, — Малфой качнул головой, и выражение его лица изменилось. Он отодвинулся. — Я знал, что это ты. Я не хотел срываться, просто... это было неожиданно. Его лицо — это... навевает воспоминания. — Ты не должен вспоминать о том, что произошло в Тайной Комнате, — сказал Гарри. — То, что случилось, навсегда останется замурованным там. Он вздрогнул, уловив значение собственных слов. И без того натянутая улыбка сошла с его лица. Юноша отвел взгляд, его руки внезапно ослабли, и Малфой медленно, тягуче отстранился от него, сделав шаг назад. Холод коснулся груди Гарри, сквозь мантию, рубашку и кожу забираясь прямо в сердце. — Отец доволен всем, что происходит, — резко сменив тему, сказал Драко иным голосом, ставшим сухим и невыразительным. — Думаю, он станет Министром Магии. — Лично я голосую за Кингсли, — мрачно пошутил Гарри. Ему казалось, что он все испортил, и юноша понятия не имел, как вернуть утерянную искру, которая вновь зажглась в его груди, наполнила его существо жизнью и огнем. Он смотрел на Малфоя, впитывая его образ каждой клеточкой своего тела. Его фигура, плечи, шея, острый подбородок, аккуратные скулы, тонкие губы, холодные глаза, светлые волосы — все это, почти забытое за лето, проникало в него вместе с воспоминаниями, которые он старался запереть глубоко-глубоко. Гарри вдруг вспомнил о сне, что преследовал его на Гриммо: сцена в Хогвартс-экспрессе, сцена отказа и разрушения всего, что они сумели построить, переиначенная и окрашенная в алый цвет возбуждения. Щеки юноши вспыхнули, и он опустил лицо, надеясь, что Драко ничего не заметил. — Поттер, — Малфой вновь повернул его внимание к тревоге, — если он станет Министром, то Дамблдору будет не удержать Хогвартс. Дамблдор просто... спрячет тебя где-нибудь, ты не думал об этом? Из-за того, что писал «Пророк», никто вам не верит. — Я знаю, — смущение схлынуло так же быстро, как и появилось. Гарри поморщился. — Но, пока Волдеморт не проникнет в Хогвартс, я буду здесь. — Разве ему понадобится много времени? — Драко принялся ходить туда-сюда. Его шаги, переплетаясь с журчанием воды, превращались в тревожное олицетворение отчаянья. Хогвартс будто бы вымер на то время, что они разговаривали, и окрасился в серовато-голубые тона, которыми полна была эта туалетная комната. — Он может приходить в Министерство, появляться в газетах... Поттер, как ты сможешь победить Темного Лорда? — Драко кинулся к нему и схватил за руку. Гарри вжался в стену, избегая смотреть на него и чувствуя, как что-то внутри него плавится. — Что же мне делать, Поттер? Они, — он вскинул руку, указывая куда-то в пустоту, — так верны ему! — голос Малфоя стал тихим, а в глазах вновь появился огонь и страх. Он наклонился совсем низко. — Я не верил, но теперь — эти глупые волшебники поверят ему и моему отцу, и что тогда, что тогда? — Что Дамблдор приказал тебе? — Гарри резко вскинул голову. Он почти касался носом носа Малфоя. — Вчера. Что он сказал тебе? Драко чуть улыбнулся уголками губ. — Быть верным себе. — Это в духе Дамблдора. — А что он приказал тебе? Гарри посмотрел Малфою в глаза. — Убить Волдеморта. В этот момент дверь распахнулась. Юноши разом вздрогнули, отпрянув друг от друга, и повернули головы, вперивая взгляды в вошедшего. Гарри и не заметил, как его рука рванула к карману мантии, нащупывая волшебную палочку. Но навыки борьбы ему не пригодились: на пороге стоял Снейп, смотрящий на ребят полным презрения и мрачного недовольства взглядом. Он поморщился, глядя на руку Драко, которая еще секунду назад крепко сжимала пальцы Гарри. — В кабинет директора. Оба. Быстро, — процедил он и, развернувшись, направился прочь, будто лишняя секунда нахождения в этом туалете могла смертельно его оскорбить. У Гарри и Драко не осталось никакого другого выхода, кроме как последовать за ним. Они быстро переглянулись и тут же понурили головы, не в силах смотреть друг на друга сейчас. Гарри старался не думать о том, что произошло между ними, как близко к нему был Малфой — те места, к которым прикасался слизеринец, до сих пор горели, и гриффиндорец не мог даже представить себе, что когда-нибудь будет иначе. Как он мог жить без этого, терпеть и прятаться? В этом было все, чего юноша хотел; он прорвался, выцарапал себе эту жаркую возможность, но их тут же прервали. Гарри смотрел на мантию Снейпа, развевающуюся за его спиной. Черные полы касались пола, чуть шурша. Прямая спина зельевара, его напряженные плечи и холодный голос не давали даже крошечной надежды на то, что их самовольное уединение, их нарушение правил прошло незамеченным. Малфой, сжав губы, глядел себе под ноги. — Сэр, — решился прервать он гнетущую тишину между ними, — у нас сейчас трансфигурация. — Профессор МакГонагалл уведомлена о том, что вы опоздаете, — ответил Снейп, не поворачивая головы. Малфой кивнул самому себе, будто подтвердив какую-то мысль. На лестнице и в коридорах они никого не встретили, хотя пару раз Гарри слышал стремительно удаляющиеся шаги. Вероятно, ученики, завидев озлобленного Снейпа, поспешили уйти с дороги, чтобы не попадаться ему на глаза лишний раз. Около горгулий, закрывающих лестницу в директорскую башню, Снейп остановился. Он повернулся, окидывая парней цепким, полным подозрения взглядом, и сказал: — Поттер, останьтесь. — Что? — Гарри тут же взвился, вперивая в профессора горящий взор. Он возмущенно задышал, сделав небольшой шаг вперед. — Я тоже пойду. — Нет, Вы останетесь здесь и будете ждать, — Снейп повернулся и тихо шепнул пароль горгулье на ухо, не дав гриффиндорцу его услышать. Статуи оскалились и отпрыгнули в стороны, открывая проход. Малфой, непонимающе взглянув на Гарри и судорожно облизнув сухие губы, шагнул на золотую лестницу, которая под его ногами тут же начала свое движение. Снейп отправился за ним, а горгульи, стоило зельевару ступить на первую ступеньку, тут же закрыли проход. Их каменные, ничего не выражающие глаза, казалось, были полны насмешки. — Проход закрыт, — сказала вторая горгулья. Гарри сощурился и с трудом удержался от желания пнуть ее. Ему было бы больнее. — Сам знаю, — огрызнулся он и принялся ходить туда-сюда. Ждать на месте не было сил — Гарри рвался в Башню, туда, где был Драко. Он был глубоко задет и возмущен тем, что его оставили тут одного. В кабинете директора могло происходить все что угодно: Дамблдор мог расспрашивать Драко о его отце и том, что тот сообщает ему в письмах, а мог и сделать выговор. Гарри хотел бы взять всю вину на себя, потому что это он — только он — был виноват в том, что они сорвались. Через какое-то время в коридор спустился Снейп. Надежда, шевельнувшаяся в груди Гарри, тут же угасла. Зельевар лишь покачал головой, окинул его быстрым взглядом с ног до головы, словно проверяя, не выглядит ли гриффиндорец так, будто секунду назад он подслушивал под дверью. — Профессор... — Не делайте глупостей, Поттер, — сказал Снейп, прервав его, и злобы в его голосе поубавилось. — Особенно сейчас. — Что Дамблдор сказал Драко? — Гарри не собирался поддаваться на давление. Он хотел знать. — Если профессор Дамблдор решит посвятить Вас в подробности своих бесед, он это сделает. Гарри захотелось его ударить. Снейп был нечеловечески упрям, и если он не собирался чего-то делать, то заставить его было невозможно. Гриффиндорец мог лишь смотреть на него снизу вверх, упрямо сжав губы. Он понимал, что они не смогут стоять тут вечно, ведя безмолвную дуэль и что когда-нибудь зельевару надоест его наглость, но все равно не мог прекратить. Когда Снейп наконец отвернулся, Гарри вцепился в его локоть.   — Скажите мне, что происходит, — тихо, но настойчиво проговорил он. — После сегодняшнего... Что на самом деле происходит? — Ничего хорошего, Поттер, — Снейп резко одернул руку. — Думаю, мне не стоит объяснять, что Драко Малфой должен отправиться на урок трансфигурации сразу же, как его отпустит директор? И что я лично буду следить за тем, чтобы Вашей фигуры — неважно, видимой или невидимой — не появлялось рядом с ним? Гарри медленно кивнул. Снейп прищурился, отвернулся и направился прочь. Юноша смотрел на его спину и поблескивающие на свету черные сальные волосы и вдруг не выдержал: — Я его люблю. Он никому этого не говорил, храня в себе и боясь даже приблизиться к этому прекрасному осознанию. То, что первым это услышал Северус Снейп, было весьма неприятным фактом, но почему-то Гарри так сильно хотелось сказать это, облечь свои чувства в слова и показать, что у него тоже есть право заботиться о Малфое. Он сделал очень многое ради этого. Он держал свое слово, данное молча и неизвестно кому, целый месяц. Снейп остановился и повернулся к нему. Вопреки ожиданиям Гарри, на его лице была лишь усталость и легкое недовольство. — Думайте, что и где говорите, Поттер, — сказал он. — И выкиньте эти глупости из своей пустой головы. Вас должна занимать только Ваша связь с Темным Лордом и попытки, не допуская в свой разум, проникнуть в его. — Как будто бы это очень легко, — Гарри сжал кулаки. — Как будто бы Вы не знали, что легко не будет, — парировал Снейп. Он не желал продолжать этот разговор, чуть кривился, позволяя морщинам около носа стать еще глубже. Гарри не знал, что еще он хочет сказать, чтобы этот человек понял его. Хотя юноше действительно было, что сказать: о Драко, о задании, о Волдеморте, о преданности Снейпа Дамблдору и нежелании вновь хоть немного открыться Гарри, но он ничего не говорил. Слова будто застревали у него во рту, а в груди росла непонятная злоба, обида. Зельевар, верно, этого не ощутил, он развернулся и ушел, так и оставив свою фразу повисшей в воздухе. Гарри привалился к стене. Ему казалось, что Снейп его просто разозлил, но за этим он ощущал что-то иное, чужеродное. Поднеся ко рту палец, гриффиндорец быстро и достаточно сильно укусил за подушечку, морщась от боли. И тяжелое прикосновение отступило, оставив только слабость. Когда горгульи вновь отошли, выпуская Драко, Гарри почти не сдвинулся с места. Он стоял и смотрел перед собой, ни о чем не думая. Его взгляд остекленел, а рот невольно приоткрылся. Изо всех сил он старался почувствовать внутри себя чужое сознание, чужую волю, и порой юноше казалось, что у него почти получалось, — это короткое озарение вызывало неконтролируемые волны страха, бьющиеся о его сердце. Гарри лишь на мгновение посмотрел в сосредоточенное и печальное лицо Драко — оба сразу отвернулись. Он смог коснуться только рукава его мантии, проходя мимо горгульи. Это уже было ободрением. Лестница быстро подняла его к кабинету директора. Тяжелая дверь уютно скрипнула, когда Гарри открыл ее и медленно вошел внутрь. Кабинет Дамблдора был точно таким же, как и всегда. Здесь ничего никогда не менялось, и волшебник, сидящий за столом, смотрел на него все тем же пронизывающим взглядом. Сколько бы лет ни прошло — Гарри начало казаться, что, попадая в кабинет директора, он ступает в некоторую временную петлю, запутывающую его еще крепче. Дамблдор был невесел сегодня, но даже в своей серьезности он умудрялся сохранять образ мягкого, понимающего старика. Указав сухой ладонью на кресло, он чуть склонил голову, разглядывая Гарри поверх очков-половинок. Юноша сел. Он повернул голову и посмотрел на Фоукса, сидящего на жердочке у окна. Феникс качнул головой, словно кивая ему, и вновь повернулся к серому небу. — Крайне насыщенное утро, правда? — спросил Дамблдор, усмехнувшись в свою бороду и сложив руки на столе. Широкие рукава мантии поблескивали серебряной тесьмой. — Полагаю, ты тоже не успел позавтракать. Хочешь круассан? — Нет, сэр, спасибо, — Гарри помотал головой. Его взгляд зацепил на краю стола небольшой чайничек, украшенный маленькими листочками, три чашечки, две из которых были наполнены наполовину, и блюдо с булочками. Видно, директор поднялся к себе, прервав утреннюю трапезу и сразу же приступив к делам. Дамблдор невозмутимо взял одну чашечку и сделал глоток, прикрыв голубые глаза. — Действительно вкусный чай. Утром он особенно полезен — помогает взбодриться и успокаивает нервы. — Малфой его пил? Дамблдор улыбнулся. — Почему-то никто сегодня не желает завтракать, — сказал он и тут же посерьезнел. — Полагаю, тому есть причины. Я хочу, чтобы ты понял, Гарри, — он отставил чашечку в сторону, — что я вовсе не собираюсь осуждать тебя за то, что вы с Драко Малфоем вновь сблизились сегодня, — Гарри открыл было рот, но Дамблдор остановил его легким движением руки. — Это было совершенно естественным явлением, особенно после всего, что произошло. Я не ждал, что вы будете обходить друг друга стороной весь год, поэтому не вижу смысла придавать этому короткому эпизоду особое значение. Уверен, мне даже нет нужды напоминать тебе, что мистер Малфой, на данный момент, является некоторым «слабым местом» нашей обороны. Твоей обороны, если уж на то пошло. Обо всем этом ты и так знаешь. — Знаю, — согласился юноша, сжавшись в кресле. — Гарри, — мягко произнес Дамблдор, — ты просто должен помнить, что чем чаще ты будешь появляться рядом с Драко Малфоем, тем чаще он будет думать о тебе. Он делает успехи в окклюменции, но у него нет ни богатого опыта, как у меня, ни предрасположенности, как у Северуса, ни особой связи, как у тебя. Волдеморту не понадобится много сил, чтобы вскрыть его сознание. — Тогда почему Вы до сих пор не стерли ему память? — спросил Гарри, глядя куда угодно, только не на директора. Ему показалось, что из-за его слов серебряные приборы в шкафах стали звенеть пронзительнее, а притворное дыхание портретов стало тревожней. — Это было бы очень жестоко с моей стороны, — с печалью произнес Дамблдор. — Ты бы не простил меня, Гарри, если бы я лишил тебя еще и этого. Юноша ощутил, как дрогнули его губы. Он посмотрел на профессора, ловя его взгляд. От мысли, что Малфой потеряет свои воспоминания, что он станет тем ужасным, заносчивым, мерзким парнем, который отравлял гриффиндорцу жизнь, Гарри хотелось плакать. Только представив боль, которую он бы ощутил, встретив того, старого Малфоя сейчас, он сжался еще сильней, будто уходя от воображаемого удара. Что бы он делал тогда? — Я не могу ни запретить, ни разрешить тебе видеться с мистером Малфоем, — продолжил Дамблдор, — потому что ты в любом случае сделаешь так, как сочтешь нужным. Но я могу напоминать тебе, что война стоит совсем рядом и Драко Малфой является единственной нитью, по которой Волдеморт может проникнуть в Хогвартс. Ты предложил Драко убежище и возможность перейти на нашу сторону, но он отказался и предпочел остаться со своей семьей — это был довольно очевидный выбор, учитывая... особенности его воспитания. Конечно, юность и ваша дружба не позволяют ему принять окончательное решение, но в какой-то момент ему придется это сделать, потому что усидеть на двух стульях будет невозможно. И если в этот раз он вновь выберет свою семью и Волдеморта, то ты, Гарри, окажешься в опасности, а вместе с тобой и наш шанс на победу над Томом Реддлом. Едва ли Драко сможет убить тебя или похитить, но ему вполне по силам причинить тебе боль, обмануть или предать: если ты потеряешь контроль над своим разумом, если станешь беспомощным перед самим собой, то найдутся ли у тебя силы противостоять атаке Волдеморта? Гарри слушал. Серый свет с улицы проникал в комнату, рассеиваясь. Огненное тело Фоукса походило на пламя свечи: молодые, яркие перья словно горели. Юноша прикусил щеку с внутренней стороны, и боль — кровавая боль — чуть отрезвила его. Конечно, все, что говорил ему Дамблдор, он знал, но мысли, облаченные в слова, били его словно камни. У Драко была над ним огромная власть. Может, Малфой сам не понимал, что в своих аккуратных, нежных, но сильных руках он держал целый мир. Гарри не мог вытравить его из себя, как бы ни старался, и он проклинал тот день, когда в самых глубинах его сознания зародилась мысль о том, что Малфой, в целом, не так уж плох. Он вообще был неспособен одолеть себя, свои инстинкты — внутри него жило столь горячее, столь отчаянно и бесконечно верующее существо, что Гарри ничего не мог с ним сделать. Замуровать все в Тайной Комнате было невозможно, он соврал Драко — все выплескивалось наружу, подобно извержению вулкана, и оставляло смертельные ожоги. — Что же мне делать? — спросил Гарри. Глаза у него увлажнились, и, быстро проморгав, он прогнал прочь злые слезы. — Сосредоточься на борьбе. Сейчас это важно как никогда. — Потому что Волдеморт появился в газете, — тихо сказал Гарри. Он старался, но ему хотелось думать о Драко, а вовсе не о монстре, жаждущем его смерти. — Как Вы и предсказывали, ему открылись все двери. — Не все, — Дамблдор наклонился вперед. — И мы должны использовать эти закрытые двери против него. Несомненно, обладая своей прежней внешностью, Том приобрел весомое преимущество. Полагаю, он собирается и дальше убивать магглов и подставлять волшебников, выставляя Люциуса Малфоя как сменившего веру и вставшего на путь помощи обществу человека. Но белые перчатки, как известно, быстро пачкаются, и мы постараемся ускорить этот процесс. Если мы не позволим Волдеморту и дальше продвигаться вперед, стоя в тени, и заставим его показать свое истинное лицо, то люди, пусть даже запуганные и не решающиеся на открытые протесты, перестанут его поддерживать и невольно встанут на нашу сторону. — Но это ведь не все. — Не все, конечно. Мы должны собирать свою армию и искать крестраж. Если мы найдем его, то победа будет почти за углом. — Я не могу его найти, — Гарри еще ниже опустил лицо. Ему было стыдно и страшно. Когда он думал о битве с Волдемортом, умирая от бездействия во время школьных будней, то его тянуло вперед, на собрания, обсуждать планы и строить ловушки, но когда он говорил об этом с директором, то собственная беспомощность давила его. Если бы Дамблдор вдруг умер, то они бы проиграли: кто мог бы провернуть все это, увидеть ситуацию с недостижимой высоты, откуда люди видятся всего лишь фигурами, а жизнь — длинной, сложной игрой? Гриффиндорец ничего не мог сделать. Им управляли, его вели, но это помогало ему ощущать свою силу и целостность. Оставшись в одиночестве, он терялся и слабел. Только у него была некая возможность проникать в разум Волдеморта, но он не мог ей воспользоваться, потому что совершенно не контролировал. Он не мог найти крестраж. — Ты должен пытаться, — Дамблдор, кажется, и сам не верил, что у Гарри получится. Он наверняка уже вел собственное расследование, ища в прошлом и настоящем Лорда Волдеморта намек на то, что могло стать новым хранилищем его души. — Я буду, — Гарри резко вскинулся. — Я боюсь, что он сможет проникнуть в мои мысли. Мне кажется, он приближается ко мне. Иногда мне снятся странные сны. — Сны? — Дамблдор нахмурился. — О Волдеморте? — Однажды мне приснилось его детство, — признался Гарри. — Тот момент, когда он нашел пещеру и отправил детей ее проверять. Я был... им в этом сне. Дамблдор задумался, внимательно разглядывая Гарри. Его взор впивался в зрачки юноши, будто желая сквозь них проникнуть прямо ему в мозг. Гриффиндорец вдруг вспомнил, что на пятом курсе директор избегал его и не смотрел ему в глаза, опасаясь увидеть там взгляд Лорда Волдеморта. Сейчас он этого не боялся. — Были еще сны такого рода? — Нет, — Гарри мотнул головой. — Только просто... кошмары. — Что ж, — профессор откинулся назад в кресле, — я хочу, чтобы ты сообщал мне обо всех снах, в которых тебе видится Волдеморт. Возможно... это что-то значит. — Профессор, но ведь он, — Гарри искал подходящие слова, — может завладеть мной? Ему будет больно, но он может? — Вероятно, что может, — Дамблдор больше не выглядел веселым, и его пронзительные синие глаза выглядели почти холодными, и сам директор был погружен в себя. — Но он не будет делать этого, иначе давно бы уже попытался. Волдеморт опасается боли. — Я не могу просто сидеть и ждать, когда он перестанет ее опасаться, — выдохнул Гарри сквозь зубы. Он поскреб ногтями бархатную обивку кресла и скрестил ноги. — Мне кажется, я становлюсь еще слабей, когда просто беспомощно жду или слепо тыкаюсь в своих догадках. — Понимаю, — голос директора потеплел. Хотя его мысли были невеселы, он все равно постарался ободрить Гарри. Его улыбка была печальной, морщины на лице стали глубже, а тени — мрачней. — Я не хочу оставлять тебя в беспомощности. Прошло достаточно времени. Я решил, что ученикам необходимо получить представление о том, что их ждет, и быть готовыми. Я хотел обсудить с тобой ОД.

***

Позже Гарри стоял около окна, глядя на безрадостный пейзаж, бушующий снаружи. Во всем, чего касался его взгляд, он видел тоску, боль и печаль. Цвета будто ушли из мира, покрывшись пылью и паутиной. Вокруг царила тишина, только стекла чуть дрожали от ветра. Воздух был холодным и будто бы липким — это еще больше усиливало ощущение внезапно нахлынувшего одиночества, абсолютной, окончательной и бесповоротной оторванности от этого мира. Гарри казалось, что в эту секунду он вполне может умереть и даже этого не заметить, став привидением вроде мистера Биннса. Только гнетущее предчувствие и волнение напоминали ему о том, что он все еще жив. Этот день оставил на нем темный отпечаток, и Гарри не хотел покидать своего уголка, возвращаться к людям, голосам, спорам, смеху и внимательным взглядам. В какой-то момент он вдруг понял, что в нем поселилось опасение, рожденное где-то в желудке, — очень, очень глубоко. Его страхи, о которых он говорил с Дамблдором, виделись ему четче, и Гарри знал — теперь он был уверен, — что эти страхи подбираются к нему со спины. «Сегодня», — понял он.