ID работы: 1498587

Я учусь умирать у тебя

Гет
NC-17
В процессе
162
автор
Louis Norien бета
Размер:
планируется Миди, написано 26 страниц, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
162 Нравится 34 Отзывы 53 В сборник Скачать

Часть 5

Настройки текста
Примечания:
"Что вообще есть человеческая жизнь? И почему в последнее время мне так не даёт покоя этот вопрос? Любое мгновение может оказаться последним. Выйти из дома и не вернуться. Лечь спать и не проснуться. Всё до смешного просто. И осознавая это, жизнь может показаться невозможной. Может, именно поэтому люди о стольком предпочитают не задумываться, отгоняют сложные мысли прочь, чтобы они не мешали имитировать жизнь. Чтобы было проще воображать себя венцом природы, ведь человеческое величие, мнимое возвышение над всем живым — всё, что есть у подавляющего большинства людей. Общество бессмертных делает своё дело. А я, — ну как же глупо! — каждую ночь дохожу до точки, обращаю свои мысли в слова, мараю неровным почерком иссиня-белую гладь листа. Чертова привычка вести дневники. В крови у Гилберт? Очень может быть. Интересно, моя сестричка хоть раз задумывалась о чём-то подобном?" Мы уезжаем завтра. Самое время погулять по улочкам Мистик-Фолз, попрощаться. А на утро проснуться со светлой надеждой, что новый город всё изменит. А я сама перестану жить как золотая рыбка: не буду изучать стенки аквариума, пытаться смириться с неизбежностью, затыкать внутренний голос. Каково это — просто жить? Не оглядываясь на прошлое, не корить в своих бедах других людей и не упиваться отчаянием? Хочется попробовать. Жить одним мгновением, не оставляя места сожалениям. Очень хочется. А пока сложно подняться даже с постели, потому что меланхолия бушевала внутри еще до того, как я успела открыть глаза. Что будет завтра? Что вообще принесет новый день? Я ведь не борюсь. Даже сейчас не играю роль жертвы, не хочу, чтобы кто-то даже думал: "О, бедная Эрика!". Я здесь только потому, что сама так хочу. Пусть когда-то они все и оценят мой благородный жест, но сейчас, именно сегодня, хочется притвориться невидимкой. Проститься с родным городом и исчезнуть без всяких лишних соплей и прощаний. Будто уезжаю в колледж, а не с семейством Первородных, подрабатывая носителем кровяных тел, которые способны создавать чудовищ. Я вряд ли узнаю, в чём заключается хитроумный злодейский план Клауса — мне никогда не приоткрыть тяжелую дверь его нутра. Да и стоит ли? Там ведь наверняка пусто — язык не поворачивается говорить, что у него есть душа. А в память нагрянули картинки недавней встречи, произошедшей пару дней назад, которые я, усилием воли, затолкала как можно глубже.

***

Мечты о сигарете сводили с ума, пока девушка давилась остывшим кофе, сидя на кухонной тумбе, и болтая в воздухе ногами. Позабыть о вредных привычках не такая уж и простая задача, какой кажется на первый взгляд. Однако, спорить с тысячелетним гибридом — себе дороже. И он легок на помине: вваливается на кухню в белой футболке, перепачканной краской, с самодовольством на лице, которому можно позавидовать. Однако, выражение меняется, стоит ему увидеть на кухне младшую Гилберт. Та, нисколько не смущаясь, окинула его взглядом и осталась довольна. В кой-то веке он казался ей настоящим и живым, как бы это не звучало. — Доброе утро?.. — с непонятной вопросительной интонацией говорит Эрика, словно сомневаясь, что ей ответят. — Не думал увидеть тебя здесь так рано. Действительно, время ведь едва минуло четверть одиннадцатого, а когда она выходила из комнаты раньше полудня? Никогда. Но всё случается впервые. И чем руководствовалась она в то утро — сам черт не скажет. Отставив кружку, Гилберт спрыгнула со своего "пьедестала", приближаясь к Древнему. Но пока он находился в легком недоумении и чем-то отдалённо напоминал обычного человека, у которого не меняется цвет глаз и не вырастают клыки в мгновение ока, захотелось поиграть с огнём. Рука сама потянулась к пятну цвета морской волны, и пальцы коснулись маслянистой краски, пачкаясь. Черт его знает, почему это так завораживало. Возможно потому, что это была действительно просто краска, а не кровь, которая на его вещах выглядела куда более привычной. А краска — это… это так безобидно. А воображение услужливо подбросило картинку: Клаус в своей мастерской ранним утром стоит перед холстом с кистью и щурится от яркого света, окунаясь в бездну своей фантазии, выуживая образ, который хотел запечатлеть. — Ты подался в художники? — спрашивает так, словно она не в курсе. Словно не разглядывала его полотна, не видела картин, которые могли бы появиться только из-под руки мастера, у которого есть душа. Но ведь перед ней сам Дьявол. А дурацкий вопрос разрушил всю странную атмосферу, которая была окутана ореолом чего-то совсем нездорового, — когда выставка? Нелепые подколы, такие глупые, что Эрике самой неловко. В попытке вогнать в краску Майклсона, она сама отчего-то почувствовала неловкость под взглядом светлых глаз, которые, как ни странно, не метали молнии даже после саркастичных реплик. Он просто молчал, глядя на испачканные пальцы младшей Гилберт, и от него всё ещё не веяло яростью. Словно Клаус поломался от этого невесомого прикосновения. Это утро всё больше и больше заставляет недоумевать. Что не так? — Много ты понимаешь, — блондин сощурился, обходя девушку и направляясь к окну. Тот, кто за десяток веков столкнулся со множеством предательств, едва ли был способен кому-то доверять. Все эти сделки, которые он, казалось, обожал заключать, лишь мнимое предостережение второй стороны: не выполнишь условия — поплатишься. И цену расплаты он любил преуменьшать. Законченный и неизлечимый параноик, не верящий ни на толику в саму людскую сущность. Искренности не существует. Тогда почему он вдруг находил её в глупой девчонке, которая предала свою семью, придя к нему по доброй воле? Или он просто хотел её найти? Эрика была похожа на Елену. На Катерину. На Татью. Но все женщины из этого рода несли лишь одно — больное разочарование. Оно словно растекалось у них по венам. Передавалось из поколения в поколение, и все, кто с ними рядом — обречены страдать. Она не была двойником, но волосы, глаза, жесты — всё это напоминало о том, что она, несомненно, потомок Петровой. И это практически раздражало до скрежета зубов. Эрика облизывает губы и тянется к его щеке, забывая, что пальцы перепачканы краской, и лишь усугубляет масштаб катастрофы. Такой невинный, ужасно человеческий жест, что Майклсон забывает отпрянуть, лишь недоуменно смотрит на девушку, которая не смутилась, напротив, рассмеялась: — Прости, но тебе идёт этот цвет… — Да что ты? — Ник делает шаг назад, проводя рукой по лицу, где всё ещё ощущалось легкое прикосновение. С высоты его лет слишком нелепо было бы оставаться сентиментальным, но эта девчонка пробуждала в самых тёмных уголках души что-то светлое, что он давно забыл. Такое забавное рвение спасти всех своей ценой. Младшая сестричка определённо дала бы фору до тошноты правильной Елене, — думаю, тебе тоже пойдёт. Одним резким движением он приближается к младшей Гилберт, касаясь её лица и волос, оставляя на них следы краски. Но его жесты более властные, он слышит, как мгновенно учащается биение сердца в её груди. Чтобы там ни было, она — всего лишь человек, склонный к изменчивости. Коснувшись подбородка, он поднимает её голову, скользит взглядом по лицу и смотрит в глаза, всего мгновение, но его хватает, чтобы понять всю очаровательность женщин рода Петровых. Достаточно. В его движениях легко можно было углядеть резкость — он отступил на шаг назад, а после, развернувшись, ушел. Оставив после себя ореол недосказанности и непонимания.

***

Быть может, даже под страшной маской тысячелетнего чудовища, осталось хоть что-то, за что он мог уцепиться сам; что-то, что мог позволить заметить другим. Клаус совершенно точно не может являться камнем, ведь даже его картины не выражали агрессии. Нет, глядя на них, можно было поймать едва ощутимую, шаткую гармонию, которую он прятал глубоко внутри. — Ты идешь? — Ребекка никогда не стучит в дверь, вероятно, считая это дурным тоном. — Да, — бесцветно отзывается Гилберт и направляется в сторону выхода. Заставлять вредную древнюю вампиршу ждать — не лучшая идея. По этому городу нельзя гулять без конвоя. Ведь каждый так и норовит тебя "спасти". Эрика уже успела свыкнуться с мыслью, что теперь её желания не имеют никакого веса. Но стоит отдать Майклсонам должное — она не была пленницей; её не держали взаперти, позволяли выбирать еду на ужин и практически не ограничивали в деятельности в стенах дома. Читать книги, сёрфить до утра интернет, смотреть глупые сериалы, которые, неожиданно, понравились древней сестричке. Кто знал, что блондиночка окажется поклонницей мелодрам? Вот только Эрика презрительно морщила нос, когда очередной смазливый парень падал ниц у ног влюбленной в него девушки. Порождение обманчивых представлений раздражало. Это было так же далеко от реальности, как она далека от жизни обычной школьницы. — Ты любишь этот город? — вынырнув из пучины своих мыслей, интересуется девушка, искоса бросив взгляд на блондинку. В последнее время она витала в облаках, и от человеческого взгляда это не укрылось. — Нет. Здесь скучно. И ты тоже навеваешь скуку. Гилберт молча закатила глаза и замолчала, не провоцируя конфликт. Они обе были заложниками обстоятельств. Ник доверял сестре чуть больше, чем остальным, и уж точно гораздо больше чем девчонке, которую уже пытались вырвать из лап первородных злодеев. У гибрида это вызывало лишь усмешку, но шанса на ошибку у него не было. Больше попыток завязать разговор не было. Они молча прогуливались по знакомым улочкам, сворачивая туда, куда хотелось Эрике. Никаких возражений и препятствий. Жаль только, что это не избавляло от тоски, которая расползалась под кожей. Здесь словно каждый угол был пропитан воспоминаниями. Здесь она обнимала Джереми и рассказывала о том, как Елена раздражает своими поступками, а он гладил её по плечу, пытаясь успокоить, не сразу раскусив сестру — та была под кайфом и трип был не из приятных. Прогуливаясь мимо этого сквера с одноклассницей, Эрика видела Елену и Деймона. Тогда, после школьных занятий, она впервые ощутила это колкое чувство ревности в груди. Но она лишь тень старшей сестры, которая всегда была звездой. Отличница, чирлидер, умница и красавица. У неё никогда не было проблем. А они с Джером словно из другого теста, проблемные детки слишком хороших родителей. Передёрнув плечами, Гилберт пошла быстрее. Отделаться ото всех воспоминаний было невозможно. В этом городе прошла вся её жизнь. Конечно, теперь, на пороге неизведанного, было страшно. Но она не пыталась оглядываться назад. Хотелось увидеть только одного человека, посмотреть ему в глаза напоследок, взмахнуть рукой и прошептать: "ты так ничего и не смог сделать". Ничего из того, что заставило бы её пересмотреть это опрометчивое решение. Ничего, за что Елена бы похвалила тебя и выразила благодарность. Ей так хотелось, чтобы она злилась на его бессилие, а в его светлых глазах стояла бесконечная обида и боль. — Не хочешь попрощаться с сестрёнкой? — Майклсон усмехается, кивает по направлению улицы, где через десяток домов находился дом Гилбертов. — А тебе хочется ещё раз спровоцировать её? — голос звучит равнодушно, но что-то внутри отзывается грустью, которую хочется задушить на корню. Эрика не даёт ей ответить, выдавая более безумное предложение, — может, лучше заглянем в гости к тем, у кого лучшие запасы бурбона в городе?

***

Стефан стоял в комнате, скрестив руки на груди. Две особы посреди гостиной его фамильного поместья не были званными гостями. Скорее явились как снег на голову, и он не нашёл, что сказать. Не знал, что ему делать, как правильно поступить. Написать Елене о том, что её сестра здесь? И нарваться на очередной скандал. Приди Эрика одна, были бы шансы поговорить, попытаться вразумить, но Ребекка пресечет все попытки на корню. И хорошо если не свернёт шею — Деймону неплохо досталось за его настойчивость. Младшая Гилберт самозабвенно наливала бурбон в стакан. — Ты совершенно ничего не хочешь объяснить? — Нет. Эрика беспристрастно пожимает плечами и делает глоток. Она распрощалась с собственной жизнью, а он требует каких-то объяснений. Разве ещё не всё было сказано? Интересно, чем они занимаются по вечерам? Садятся перед этим камином в кружок и обсуждают недальновидность её решений? Шатенка допивает стопку до дна, наливает ещё. Алкоголь медленно разбегался по телу, разгоняя тепло. — Она предпочла прощению с семьёй напиться здесь, — Майклсон перетягивает внимание на себя, поудобнее устраиваясь на диване и тоже пьёт, правда не так быстро, как её спутница, — хотя я действительно хотела предоставить эту возможность. — Что за игру вы ведёте? — мужчина хмурится, а пазл в его голове не желает складываться. Он привык игнорировать первородную, но равнодушие младшей Гилберт поражало. Будь она вампиром, Сальваторе посчитал бы, что она отключила человечность. Но Эрика всё ещё была человеком. Самым обычным подростком, склонным к импульсивности. Что с ней произошло за несколько недель? — Никаких игр. А вот здесь вампирша была не права. Девушка затащила её в это поместье только ради встречи с Деймоном и была разочарована, когда дверь открыл его младший брат. Вероятно, на лице отразился весь спектр эмоций, но парень промолчал. Он чуть больше, чем просто нравился ей. Бросить вызов самой себе, взглянуть в глаза и попытаться запомниться ему хоть как-то; затмить старшую сестру хотя бы на мгновение. Побыть той, кто отбрасывает свет, а не поглощает его целиком. — Да мы же почти семья, разве нет? Однажды Елена поймёт, кого любит из вас больше, и у нас появится определённость. Правда, Стефан? — это не то, что он хотел слышать. Но мы ведь редко получаем желаемое. Без ложной робости девушка налила себе третий бокал и поднялась с дивана. — Что, хочешь сказать тост? — хмыкнула Ребекка, наблюдая за передвижениями девушки по гостиной. Её стремительное перемещение к лестнице, ведущей на второй этаж, заставило блондинку скользнуть к краю дивана, чтобы подняться, но Гилберт её остановила. — Хочу в последний раз прогуляться по дому, просто слушай. Я никуда не денусь. Она чувствовала взгляд между лопаток, но так и не обернулась. Эрике наплевать на всё, когда она медленно шагает по коридору второго этажа в направлении спальни старшего Сальваторе. Стоит перешагнуть порог и можно уловить едва ощутимый шлейф его парфюма, словно он ушел совсем недавно. Осмотрев педантично расставленные вещи и странный порядок, девушка осталась слегка разочарованной. Здесь словно не хватало какой-то небрежности — брошенной на стул рубашки, смятой футболки в кресле. Ничего, что оттеняло бы характер вампира. Отыскав глазами ручку, она перевернула несколько страниц блокнота, лежащего на комоде и остановилась ближе к концу. Вряд ли он отыщет запись скоро, уж кто-кто, а Деймон записи ведёт вряд ли. Точно не страдает этим на регулярной основе. Рука так легко вывела его имя на бумаге, не размениваясь на лживое "дорогой" и замерла на несколько мгновений, прежде чем продолжить. Ей было нечего ему сказать, но в то же время слов было бесконечно много. Стоило лишь вспомнить, что вряд ли им придётся увидеться снова. И слова сами собой стали появляться на бумаге, порывисто и непоследовательно передавая суть. Будет смешно, если он прочтёт это через десятилетие. Как сильно тогда изменится её жизнь? — Ну, привет, — раздаётся за спиной, и девушка быстрее, чем успевает подумать, захлопывает блокнот, роняет ручку на пол. Ей не хочется оборачиваться, вся смелость осталась в нелепой записке, — решила попрощаться? Очень мило. — Рада, что ты оценил, — кивает Гилберт, допивая бурбон залпом, оставляет бокал на комоде и делает пару шагов вперёд, — если не хочешь обняться на прощание, то я пойду. — Почему ты здесь? — Ты ведь сам сказал — попрощаться, — шатенка выгибает бровь и смотрит на вампира. Отчасти, это ведь самая настоящая правда, если не вдаваться в подробности и не искать подтекст. Но, кажется, именно этим Деймон и решил заняться. — Неужели не хочется увидеться с Джереми или Еленой? — Я променяла семью на твой бурбон. На губах девушки расцвела усмешка. Она только что бросила ему вызов — как будто котёнок зарычал на льва. — За какой маской на этот раз ты пытаешься спрятаться? Я не верю, что тебе в самом деле наплевать на всех, — Сальваторе скалится, словно хищник, щурится, — на что ты рассчитываешь? Чего добиваешься этим? — Просто поцелуй меня. Пожалуйста, — Эрика выглядит растерянной, напоминает беззащитного ребёнка, которого хочется спрятать в объятиях. Как будто весь её норов вдруг исчез, оставляя одну лишь искренность. — Ты же понимаешь, что я могу просто сорвать с тебя вербену и внушить быть хорошим подростком? Ты завтра же пойдёшь в школу, будешь примерной младшей сестрой и ты ничего не вспомнишь. Она чувствует, что воздуха в лёгких не осталось, как не осталось сил находится в этой комнате с ним. Пора признать своё поражение. Гилберт порывается обойти его и выйти из этой комнаты, но он легко перехватывает её чуть выше локтя и разворачивает к себе, нависая сверху. В его глазах ярость, но он с удивлением замечает, что она перестала носить линзы и ярко подводить глаза. Стала более настоящей. Была впервые честна в своих желаниях? Эрика отводит взгляд, полностью капитулируя. Всё, чего она хотела, было так близко, но она уже от этого отреклась. Его ладонь скользнула по щеке девушки, большой палец мягко коснулся губ. Если это всё, чего ей хотелось, Деймон готов был позволить себе эту вольность, а дальше претворить свой план в жизнь и вернуть Елене сестру. Всё ведь просто. Она не первая падёт жертвой его прагматичного разума. Мужчина медленно наклоняется к ней и целует, сцепляя руки на её талии, притягивает к себе, настойчиво добиваясь ответа. Оцепенение прошло лишь спустя несколько секунд, и она подалась на встречу, сминая пальцами ворот чёрной рубашки. Сердце билось в груди как сумасшедшее. И ей не хотелось, чтобы это заканчивалось. Пусть хоть весь мир перевернётся, пока он настолько близко к ней. В этом поцелуе не было страсти, разжигающей искры желания, но зато Эрика попыталась вложить в него всю нежность своих чувств. Неумело, но по-настоящему. Напоминало дурацкий сон наяву. Эрика не поверила его словам. Мужчина делает несколько шагов вперёд, прислоняя её к стене, обхватывает ладонями лицо девушки и слегка отстраняется. Ловит взгляд, пытаясь в нём прочесть хоть что-то. Но не находит ничего, кроме смятения. Ещё одно прикосновение губ, а после: — Мне нужно, чтобы ты вернулась домой, — его зрачки характерно расширялись, а голос был вкрадчивым, — мы обо всём поговорим позже и всё уладим. Уже не таясь, Сальваторе отбросил браслет, от которого разило вербеной.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.