Wild Cat

Я добрался до Черного Отеля (так в народе именуется особняк «диких кошек») быстрее, чем мне того хотелось. Судорожно прогонял в голове возможные варианты диалога. Мирного… и не очень. Ссора, переходящая в крик и драку. Или молчаливый игнор с взаимными ругательствами, написанными на салфетках и запотевших зеркалах. Я ничего не перепутал. В последний раз, когда мы виделись, я втоптал в дерьмо все, что было ему дорого. И куда я еду? Зачем? Увидеть Бэла еще раз и умереть? Я боюсь черт знает чего. Подтвердить худшие подозрения в непроницаемых глазах, лгущих так же легко, как и говорящих правду. Несмотря на финальный сон, избавивший нас обоих от кошмара. Несмотря на лучистое тепло инженера. Несмотря на обещание коротенького эфемерного счастья, которое мне так и не довелось потрогать собственными руками. Разве оно существует? В чьей-то фантазии. Я открыл своим ключом. Спускаются сумерки, но у нас свет везде притушен, в прихожей вообще темно, как в могиле. Я заметил провалы окон еще на подъезде к дому, но не хотел мириться с простыми умозаключениями и горечью разочарования. Бальтазара нет. И я недостаточно хорошо его знаю, чтобы догадаться, где его носит. Снова седлаю мотоцикл и еду наугад, без логики и направления. Все дороги здесь, так или иначе, ведут в бетонные отбойники, песок и воду. В океан, то ли спокойный, а то ли безразличный. Сколько несчастных влюбленных дарили ему свою горечь и задавали одни и те же вопросы? Он устал от чужих вопросов и чужой боли. Глупые, неразрешимые и никому не нужные противоречия. Нет, я не прав, на Гавайях мало несчастных, здесь куда охотнее празднуются свадьбы, даже если брак протянет пару пьяных часов. Они прилетают сюда и приплывают, привлеченные громкой рекламой, соединяются узами на курорте, вкушают втридорога все блага цивилизации и исчезают в свои унылые серые дали. А мы остаемся. Мы работаем, ничего не замечая. Я живу здесь более полугода, но впервые встречаюсь с океаном наедине, как полагается, лицом к нему, а не к своим мелочным проблемам. Я — простой смертный, он — бескрайняя вода, вбирающая в себя мерцающее небо и бархат ночи. Позволю себе отбросить застенчивость, предрассудки вскормленной материалистичными ценностями свиньи и хоть раз просто лечь на песок и помечтать. Воздух вокруг всегда был соленым. Это я… не дышал. — И вот мы остались вдвоем, — начал я тихонько. Но потом заговорил смелее и громче. — Я пришел сюда один, поныть об одиночестве, но вдруг оказался не прав. Тебя так много, и ты везде. И я ношу тебя в себе, океан внутри, первобытный, который мои предки взяли с собой, вылезая из тебя на сушу. Знаешь что? Я ничего не расскажу тебе. Ты и так все знаешь. Ты слышал эту историю тысячу раз. Я обрел, я потерял. Думал головой, но я раскаялся. Если у меня есть весы и сердце, зачем я, как глупец, кидаюсь взвешивать? Когда нужно любить. У меня были вопросы, но я забыл, на кой хрен они мне сдались. Мы бегаем вокруг тебя в лихорадке страстей или денежного дурмана, а ты лежишь, обнимая землю, наполняя жизнью еще миллионы организмов. И чье же существование больше насыщено смыслом? Но знаешь… если б ты носил его имя, я б с удовольствием в тебе утопился. Хуже, чем старшеклассник в банке дешевого невкусного пива. Я погряз в картинках из прошлого, прокрутил много важных моментов и ужаснулся. Я столько всего ему не сказал! Ну хотя бы вот… что я схожу с ума от его проклятой гладкой мускулатуры. От глаз, зеленее которых разве что болото в лесу и жабы, которые меня задушили. И пусть сожрут три фунта говна те, кто возразят, что мужчина должен быть немногим красивее… — …обезьяны. Я вскочил мгновенно и обнажил пистолет, тренированный без раздумий реагировать на любую неожиданность. Мою звали Бэл. Самообладание закоротило и дало сбой. Я закусил губу и отвел взгляд, возвращаясь в привычную, но порядком надоевшую роль невинного подростка, соблазненного взрослым мужчиной. Как ее с себя снять?! Если плечи сами никнут. — Давно ты слушаешь мой бредовый монолог? — Ну почему сразу бредовый, — он вынул из моей руки пистолет и покачал головой. — Ты забыл снять предохранитель. — Я не собирался ни в кого стрелять. — Даже в меня? — Ты опять играешь. Водишь меня за нос, как кошка мышку. Твоя речь, твои манеры… — Стю, мы не на сцене. И это не спектакль. Если бы ты застрелил меня, я бы принял пулю с благодарностью. С восторгом и обожанием. Как и все, что ты мне давал. — А что я давал? — Себя. Мы сели на песок, я положил пистолет между нами. Тело, если честно, затомилось, просясь в его объятья. Я еле сдержал порыв наброситься на Бальтазара и остался сидеть напротив скучным изваянием «роденовский мыслитель в отпуске». — Всего два раза. — Мне хватило распробовать. Стюарт, но я солгу, если скажу, что секс с тобой был лучшим в моей жизни. — Еще бы, после командира остается подбирать крошки. — Я не об этом. — А о чем? — Давай вернемся к нашему интиму позже. У нас полно других тем для разговора. — Как тебе такая — дезертиры и их наказание. А? — Письменно отчитают за порчу униформы. Ничего серьезного. Если настаиваешь на более жестких мерах пресечения — сходишь в текстильный цех и сошьешь пару перчаток. — Так просто?! — А не надо пытаться усложнять себе жизнь. Сумерки кончились, на побережье ночь, фонари остались далеко на шоссе. Едва я подумал об этом, на груди Бэла засветился жетон, неярко озарив его лицо. Бесстрастное как никогда. Я ненароком сглотнул слюну. — Твое отношение после всего, что я наговорил перед бегством… — Осталось как до бегства. Если я буду обращать слишком много внимания на твои слова, то сделаю харакири. Фильтрую их сквозь твое настроение. — И не обижаешься? — Повторить часть о харакири? — Извини, — я поспешно отвернулся. — Я нагрубил со зла, я был не в себе. Послал все в жопу, поняв, что обманут. Тобой. — Я больше не обману. Даже если правда принесет тебе одну только боль. — Да тут нечего прибавлять к боли, что уже есть. — Тогда мне лучше уйти. — Нет! Объясни, как ты оказался на этом богом забытом пляже? — Очень просто. Ты взял со стоянки мой мотоцикл. Я пришел по сигналу встроенного GPS. — Надо же, я и не заметил, — я тяжко вздохнул, мечтая лишь о том, чтоб Бэл схватил меня и прекратил все досужие разговоры. Но надо продолжать, мать вашу. — Почему ты не сказал, что твоим напарником был сам D.? — Это постыдная тайна. Она придает особый оттенок тому факту, что я младший командир, наряду с Сайфером. Тебе не сказали, Стю. Чтоб ты меня не презирал. Выгляжу так, будто получил должность через постель. А я получил ее после того, как… будет сложно объяснить. Я переставал с ним спать, потом снова начинал… бригадиром был назначен вопреки своим яростным протестам. И наставником хотел становиться только через свой труп. Это настоящее благо: Демон переступает и через трупы, и через возражения, ему плевать на любые чувства с высокой, головокружительно высокой крыши хайер-билдинг. Его жесткость и холодность не имеют себе равных, благодаря им я получил тебя. — Но как он получил тебя?! Мой запрограммированный кошмар не выдумка, ваши поцелуи, твое чувство к нему… и моя ревность была не беспочвенна. — Я же сказал, что равнодушен к нему. И обещал доказать тебе это. Сейчас, Стюарт, прямо сейчас, — Бэл зачерпнул воды из залива и быстро набросал на мокром песке схематичный рисунок. Посветил фонариком в зажигалке, чтоб я увидел. Длинный нос, уши, острозубая пасть, мощный лоб и глаза в красивых темных ободках. — У клана черных волков есть одна особенность. Самцы рождаются очень крупного размера, угольно-черными, самки же напротив — сероватыми и миниатюрными. Выносить девочку намного легче, чем мальчика, и они появляются на свет чаще. По неизвестной генетической аномалии у нашего отца Зака девочки не рождались, иначе бы детей было очень много — приплод приносится после каждого ежегодного спаривания. Но этого не случалось. Родился Натаниэль и долгое время был единственным наследником клана. Отец погиб в схватке с охотниками еще до моего рождения. То есть я никогда его не знал и стал для матери его прощальным подарком. Разница с Нэйтаном у меня целых пятнадцать лет. Он сражался в тот день бок о бок с родителем, он видел гибель Зака. Охотники не оставили нам тело для захоронения, а унесли с собой в деревню, чтобы содрать с него волчью шкуру. Шкуру вожака. Тогда Нэйтан, ошеломленный произошедшим, решил пойти на отчаянный шаг. Они договорились с мамой скрыть от меня смерть отца. Натаниэля без лишних проволочек избрали новым вожаком. Когда мне исполнился год, я начал понемногу говорить и воспринимать речь, он сказал, что он и есть мой отец. Я считал так вплоть до великого переселения Изменчивых. Страшно обожал и всему у него учился. Уже на Марсе мне открыли правду. Охотники и опасность вырубки леса осталась в прошлом, клану ничего не угрожало, новой провизии хватало на всех, мы ведь даже подружились с травоядными. Мать неоднократно пробовала отговорить Нейтана от ненужных признаний, ничем хорошим, считала она, это не кончится. Но мой брат очень упрям и целеустремлен. Вожак не может быть другим. Мне минуло двенадцать, морально я готовился к взрослению. Правда о Заке предопределила мою жизненную стезю. Мы не поссорились с братом, но я ушел из дому. Я выбрал лакированные доспехи современного солдата — «дикой кошки». Охотники, убившие отца, были людьми. Я понял, что ничего не желаю так, как научиться убивать их. Непредвиденное расположение командира D. подарило мне возможности для мести, о которых я и мечтать не смел. Через три месяца после посвящения в бойцы и усиленных тренировок я почувствовал, что готов. Я оформил свою просьбу в письменный рапорт. В лаборатории Мастера Метаморфоз меня посадили в телепорт и переместили на нашу старую Терру, в родные канадские широты. Дали сорок восемь часов. Я вырезал весь городок, в который деревня разрослась за прошедшие годы, спалил его дотла. Не щадил ни женщин, ни детей. Они питались за счет нас, за счет леса и реки, сбрасывали туда свои смрадные отходы. Наш бывший дом, наш лес… целиком вырублен и превращен в солончаковую пустыню, они не умеют трудиться на земле, истощили ее однообразными посевами. Но голода они не терпели, живя за счет нападений на соседние людские поселения. Осуждай меня за жестокость, если хочешь, я ни о чем не жалею. Я вернулся пьяный от победы и пролитой крови. Моя благодарность командиру не нужна была, только моя преданность отряду, моя необузданная сила… и еще немного интима. Я чувствовал, что поступаю неправильно, но отказаться от близости с D. по доброй воле просто невозможно. Тебе снилось, он показал, как это… ты тоже знаешь, о чем я. Вскоре меня выручила новая встреча с Нейтаном. За время моего обучения в лагере ELSSAD он достиг на Земле небывалых высот. Неделю брат вел со мной беседы, которые можно назвать душеспасительными. Я говорил тебе, Стю, что не верю в Бога. Но я решился на первое и последнее рандеву с Ним в костеле Гонолулу. Падре Бернар Фронтенак имел честь исповедовать командира А. По настоящее время они очень дружны, Ангел назначил падре своим духовником. Узнав, что командиры едины и представляют собой цельную сверхсущность, сильно напоминающую божественную, я успокоился. Значит, все идет правильно и своим чередом. Демон сам меня однажды отпустит. Действительно, так и случилось, но спустя целых три года. Напарником мне поставили Сайфера, но я и дня рядом с ним не продержался. Он глубоко мне антипатичен, несмотря на все свои профессиональные достижения. Я подошел к шефу и спросил разрешения отселиться. Подобное никем не практиковалось, я был настроен на холодный отказ. К удивлению всего отряда, Демон подписал соответствующее распоряжение и выделил мне квартиру почти на сто квадратных метров. Я заподозрил черт знает что. На прощание мы поцеловались, я отчетливо ощутил, как неровно к нему дышу. Все еще. Стюарт, я не хочу, чтоб ты заблуждался на мой счет. Инициатива в наших с ним отношениях всегда исходила от меня. И в первый раз — это я его соблазнил. Сейчас я оцениваю свою первую попытку как смешную и неумелую. Почему он согласился на близость с бешеным, одержимым жгучей местью стажером, я понятия не имею. — Зато я имею. Но продолжай. — Ты помнишь, я говорил тебе о своем контрольном тесте и убийстве шестерых. Я умолчал, что, вернувшись тогда в штаб и поспав тревожным сном, я получил не только бумагу с новым заданием. Командир принес ее лично. На тот момент он был моим наставником один с лишним месяц. Он измочалил меня за месяц, как негодного щенка. Я почти ненавидел его, я был на грани издыхания, я хотел… смешно сказать, простого человеческого сочувствия. Но у него никаких чувств никогда не было. Я набросился на него, разъяренный тем, что мне показалось варварской издевкой. Хотя это его натура и ничего больше. Командир мог меня прихлопнуть, как комара, подвесить на подтяжках, как дурного зарвавшегося юнца. Мог избить до полусмерти… короче, любым способом научить уму-разуму. Но он предпочел остановить меня не силой. Силы у него безграничные, терпение — тоже, хотя по биологическому возрасту он старше меня всего на пару-тройку лет. Он отразил атаку, направив мою ярость в сторону (энергия моих кулаков разбила окно и оставила трещину в стене), позволил себя схватить и даже повалить на пол. Ждал с тонкой лезвийной улыбкой, что я предприму, растерявшись от полного отсутствия сопротивления. А я потерял голову. И не только голову. Дистанция между нами всегда была прямо пропорциональна моему трепетному уважению, и вдруг она сократилась в ноль. Его лицо в темных очках под моим лицом, руки святотатственно влезли в его длинные-предлинные волосы, и вся его фигура распластана подо мной… я не думал, я уже срывал с командира очки. И пропадал пропадом. Не подозревал, что могу так жадно и бесцеремонно влезать кому-то в рот. И раздевать, с переменным успехом. И остальное… прости меня, не буду вдаваться ни в какие подробности. Мы сделали это на полу, он сохранял молчание. Оделся и ушел. А я долго сидел голый, не в состоянии охватить страшную значимость своего поступка. И какие могли быть последствия. Я испугался катастрофы, изгнания из ELSSAD и газетной шумихи. Но ничего такого не произошло. Безразличие командира было главным спасением, щитом, укрывавшим от всех мои разбушевавшиеся страсти. Мы занимались сексом, мы появлялись вместе, но никто не тыкал в меня пальцем. Я подписал заявление, а потом и контракт, по которому стал его боевым напарником сроком на год. Потом еще год. И еще. Он был расположен ко мне до такой степени, что общался на отвлеченные темы, и делал это непринужденно, как мне иногда казалось — с удовольствием. Я тоже чувствовал себя свободно, несмотря на все уговоры совести бросить безнадежное дело и найти себе любовника среди Изменчивых. Я не хотел. Зачем?! С D. никто не мог сравниться. Плюс мое предсказание на посвящении, твое имя, раздражавшее присутствием в памяти. Нейтан и Фронтенак лишь укрепили в мысли подождать и поплыть по течению. Ну и, в общем… все закончилось так же внезапно, как и началось. Командир вызывал меня к себе на краткую лекцию в рамках обычного повышения квалификации — нам завезли с материка новое экспериментальное оружие. Во время демонстрации его прервали. Через сетку забора перелез странный субтильный подросток с тонким и красивым, но ужасно угрюмым лицом. За забором осталась его гитара, бережно уложенная между рядов высоковольтной проволоки. Он так посмотрел на D., передавая ему что-то тихо на словах… У меня кровь отлила в пятки, да там и осталась. Я понял даже больше, чем намеревался понять из их короткой встречи. Ушел с лекции совершенно белый. Преодолел жгучий стыд и запросил информацию в базе. Получил прямиком из серверной вместе с новым сюрпризом — центральный компьютер корпорации работал и работает под управлением старшего брата этого маленького гитариста. Я почувствовал, что удавка на горле затягивается. Не пришел на следующую тренировку, отправив командиру сумбурную записку с извинением. Я соврал, что заболел. Не прошло и получаса, как он появился посреди моей комнаты, похожий на глыбу мрака. Тогда он меня по-настоящему напугал. Я не мог внятно объяснить, что случилось, снедаемый невыразимым чувством вины. Я отбирал у юного избранника Демона то немногое, что он мог дать при полном отсутствии эмоций. И это никак нельзя было исправить, разве что немедленно прекратить дышать. Остановка сердца была бы, пожалуй, единственным достойным извинением моему поведению. Я умолял Демона об этом без слов. Он отказал мне, поставив условия, при которых мое дальнейшее существование можно было бы назвать терпимым. Я отлежался за два дня и продолжил работу. Вскоре получил разрешение и поселился отдельно от остальных «кошек». Нашел утешение в непрерывном кровопролитии, брал себе самые безнадежные и сложные задания. Искал в них смерти. А смерть меня избегала. Несколько раз посещал особняк командиров по особому приглашению на торжественные ужины. Видел Мануэля в паре с D. Юноша казался счастливым, его лицо посветлело, став еще более красивым. Значит, я что-то сделал правильно. Понемногу тоска начала меня отпускать, а трупный яд в сердце — рассасываться. Приятельское отношение командиров не менялось. Демон продолжал выбирать меня на полигонах в качестве спарринг-партнера, хотя на задания я ходил один — опыт позволял. Я сопровождал его в инспекциях по хайер-билдинг, так как с братом они договорились работать в разные смены. Его брат… отдельная история. Ангел — это удивительное существо, никого, похожего на него, на Земле нет. Объяснения излишни, ты увидишь сам, на него молятся и мастурбируют, его обожают и им клянутся. С ним я мог проводить даже свободное время, висеть между вулканических скал на страховочных тросах или нырять в заливе. Он был в курсе моих… короче, в курсе всего. Он осведомлен о своем близнеце предельно обширно и в вещах, которые сам Демон не подозревает или не всегда помнит. От Ангела я узнал, что заражен тьмой. Ношу внутри вирус, который получил во время близости. Однажды он меня подкосит, если не принять особые меры. Я начал лечение волевым усилием, то есть отказом от Демона, но предстояло сделать очень многое и неприятное. Пришлось близко познакомиться с католической церковью и болезненными обрядами усмирения плоти. Иногда — сталкиваться с откровенным кретинизмом слуг Божьих. Ко мне тайно приглашали экзорциста, что было верхом унижения, но я стерпел. Я просил Ангела как-то посодействовать, он отвечал, что в вопросах моей половой несдержанности он не может быть мягким и пристрастным. Я соглашался, он всегда был справедлив, просто… в какой-то момент стало совершенно невмоготу. Я не хотел жалости, я хотел выхода из тупика. По глупости я долго не понимал, что помогу себе сам. Моим последним испытанием и очищением от заразы стала роль твоего наставника. Командир обрадовался, что я поумнел, и подсказал решение. Меня исцелит тот, кто пройдет через агонию, похожую на мою собственную, и останется в живых. И кто не зарежет меня темной ночью, узнав правду. Не возненавидит после признания, не оставит, не покончит с собой. Условия невыполнимые, верить в оправданность риска — чистое безумие. Но другого решения не было. Если бы не это, я бы не согласился подвергнуть тебя таким… такой опасности. Я не выдержал до конца, Стюарт. Ты же видишь. Тебе оставалось пережить последний страшный сон, в самолете. И тогда бы… — Я увидел его, Бэл. Увидел. Дочитал книгу, нашел на форзаце твои каракули, размышления о сущности демонов. Так впечатлился, что нащупал на затылке болезненную точку и нажал на нее. Активировал ваш гадкий чип и прошел сквозь кошмар своей наступившей смерти. Ты исцелен. Ну, или будешь исцелен. Скоро, — я потянулся к нему, чувствуя небывалую смелость, и куснул за нос. Бальтазар изумлен. Неуверенно поискал что-то в моих лукавых глазах. — Стю, ты по-прежнему?.. — Мне снилось твое сердце, залепленное скверной. Усопшим призраком я проник в него, пытаясь очистить, и утоп в твоей крови. Сколько я в ней проплавал, один Бог знает. И сколько ее наглотался… А кругов по твоему телу вообще нарезал немерено, катаясь по венам, как на карусели. Воспоминаний до глубокой старости хватит. Ну и как пара глупых разногласий влияет на мое желание быть с тобой после перенесенной пытки? А? Твоя фраза? — Моя, — Бэл забрал меня в объятья, обхватив чуть теплыми руками, я с улыбкой уткнулся в его шею. Пантеоны ада, ну наконец-то, мы рядом. Надо согреть его. Есть один надежный и проверенный способ. — Завтра твое посвящение. — Знаю. А ты помнишь, как лежал в реанимации? — Нет. Когда? — Никогда. Неважно. Приснилось… — я подарил Бэлу еще одну нежную улыбку и погладил его грудь под рубашкой. Надо прислать Хэллу коробку восточных сладостей или что он любит. Никаких следов хирургического вмешательства, ни швов, ни надрезов. Это чудо. Я ткнулся ниже, вдыхая в себя его обалденную кожу. — Так что там за беда с нашим сексом? Я бревно? — Ты малоопытный. Я не хочу просто потыкать в кого-то членом и получить оргазм. Я это себе и сам могу обеспечить. Ты мой… — он замолчал, смешавшись. А когда заговорил опять, мне впервые захотелось верить. — Утром я виделся с D. Мило пообещал вспороть себе вены зубами, если пробуду в изоляторе еще хотя бы час. Мимо регламента, мимо всех мыслимых правил. Я нарушил все, что только можно было нарушить, но командир послушал меня и отпустил. Я хочу тебя так отчаянно, что писал заявление об увольнении, желая избавиться от прошлого, меня попросили не буянить и возвращаться на базу вместе с тобой. Я хочу тебя во всех позах, включая позу спящих летучих мышей, я научу тебя трахаться так, как я не трахался ни с кем. Потому что я никого не хотел насытить так полно, как тебя. Я хочу звать тебя «любимый», я устал бояться и сдерживаться в порывах обнимать и шептать тебе какую-нибудь чепуху. Целовать по утрам и интересоваться твоим самочувствием. Целовать днем, вечером, ночью, на работе, по государственным праздникам, до, после и во время секса, пока спит далай-лама, римский папа и королева Англии. Целовать и не выглядеть при этом глупо или слащаво. Я устал быть парнем из книги по образцовому трэшеведению и мастер-классу убийства, я хочу расслабиться и уронить голову на твои колени. Ты первый, кто открыто заявил, что ценит мою внешность, не находя ничего постыдного в увлечении красотой. Ты не представляешь, как это важно для меня, даже если обращался ты к водам залива или к воображаемым собутыльникам. Я люблю тебя, Стюарт… это ведь не преступление? — Только в мусульманских странах, — ответил я на диво хладнокровно и обвил его голову. — Вот тебе мои коленки, немного в песке, но подлинные и почти не бывшие в употреблении… — Хочу их голыми, — тихо прошептал Бэл, ложась между и обнимая мои бедра. — Хочу тебя. — Тут? — Нет. Я потерплю до дома. Ты ничего не ответил на мою длинную речь. — Я почувствовал себя монахом-исповедником. Хорошо, что опомнился до того, как ты упомянул далай-ламу. Бэл… ты обнажил мне душу. Я принял ее со всей осторожностью кривых рук, как умел. Кроме того, я выкупил ее у дьявола. Теперь она моя, ясно? Надеюсь, больше никто не наберется наглости утащить ее. Иначе я сниму пистолет с предохранителя. Бальтазар тихо рассмеялся и поцеловал мое колено сквозь ткань формы. Я вслушался в его смех с наслаждением и позволил себе упасть на спину. Лежу, зачерпывая песок пригоршнями и пропуская между пальцами. О чем думаю, несложно догадаться. — Бэл, а сколько всего поз ты знаешь?