Wild Cat

Он набросился на меня с порога. От внезапности нападения я просто грохнулся наземь, и Бэл лихорадочно стащил с меня штаны. Я оттолкнул его, не понимая, к чему такая спешка и зачем нам творить разврат в прихожей, даже не заперев входную дверь. — Ну не сопротивляйся, — шепчет Бэл не своим голосом, задирая мне ноги, и я, окончательно шокированный, вывернулся и двинул ему головой в живот. Вскочил, на лету соображая, в какую сторону лучше бежать, выбрал кухню, но первым туда не успел. Бальтазар с каким-то уж очень диким огоньком в глазах перехватил меня, заломил руки за спину и поволок в спальню. При этом я еще умудрился сбить его с ног, снова вскочить и помчаться обратно в прихожую, подобрать штаны и даже надеть их. Дыхание было совершенно сбито, да и сформулировать свое возмущение в членораздельную речь я никак не мог. Хотелось орать и материться. — Какого хрена происходит?! — я налетел на него с кулаками, целясь в челюсть или под дых. — Ты решил меня изнасиловать?! — разозленный, я ударил его по лицу, он отпарировал и дотянулся до моей талии, я отпрянул, но недостаточно быстро. Мы покатились по полу, сплетенные в тугой рычащий клубок, свирепый и взъерошенный. Я пытался сомкнуть руки на его шее и усмирить, слегка придушив, он же упрямо раздвигал мне ноги, цеплялся за молнии и всячески лез в штаны. Но в какой-то момент мне показалось, что он ослабел, и я могу одержать верх. Мы перестали кататься и лупить друг друга по всем больно выступающим косточкам, он распластался подо мной, задыхаясь, я ухитрился хорошенько пережать ему горло. И уже открыл рот спросить, какая муха его укусила, но опять не успел. Незапертая входная дверь распахнулась. Это был… Бальтазар. Еще один?! Он застыл с занесенной через порог ногой. Смотрел не на меня. На того, второго. Сильнее ужаса, испытанного мной в тот момент, могли быть разве что чувства матери, которой после долгих часов родовых мук показали вылезшее из ее чрева чудовище, Господи, я не знаю… Внутренности сжались и смерзлись, грудь сдавило в железных тисках, сердце заплакало и скончалось в тихой агонии, а кровь вся вылилась. На помертвевшей коже проступил пот. Мне страшно, неописуемо страшно поднять глаза и тоже посмотреть на это. И тошно. Я отпустил похолодевшие руки от горла… горла… нет. Не может быть. Вскрикнул, невольно поддавшись панике, и стремительно отполз от тела, на котором сидел. Отполз, потому что не мог встать, ноги отнялись и подкосились. А оно… то есть он. Он хохотал. Кошмарным гомерическим хохотом, властно и презрительно, как мог только он. Демон, что снял оболочку Бэла и принял свой истинный облик, в боевой нелакированной форме ELSSAD и с идеально растрепанными волосами. Командир ржал над нами, а я с горечью думал о том, что даже сейчас его лицо прекрасно и притягательно. Но, черт возьми, его всегда скрывают темные очки. Злой и униженный, я не нашел ничего лучше, чем достать пистолет и направить на него. D. отсмеялся, оставив нам тонкую сардоническую улыбку, и раскинул руки, будто приглашая к выстрелу. Я заморгал, сбитый с толку. Почему он это делает? И всегда остается безнаказанным. Почему… неужели Бог не оставил на дьявола никакую управу? Потеряв решимость, я упрямо взвел курок, а потом… просто швырнул в него оружием. Целился в голову, но промазал на добрых полметра. Чуть не заревел от досады. — Ты… вы… ненавижу вас. Убил бы, если б мог. Замучил бы, подверг всевозможным пыткам, истязал бы долго… бесконечно долго, — я спрятал лицо в ладонях. Я на последнем взводе, последнем пределе, еле сдерживаюсь, чтобы не вцепиться ему в глотку еще раз. И, быть может, задушить. Ну может ведь получиться, мать вашу?! — Не старайся причинить мне боль, дружок. У меня нет средств, чтобы чувствовать ее, она вся уйдет моему брату. Ты хочешь этого? Мои раны появятся на Ангеле. И дыры от пуль, и порезы, и укусы. Самые маленькие царапины. Поэтому я не могу позволить тебе ранить меня. Он медленно поднялся на ноги и прошел мимо меня. Прошел мимо Бэла. Я так и сидел, закрывшись ладонями, я не видел, как он уходил. Он мог поцеловать Бальтазара за моей спиной, облизать, сожрать, убить, увести за собой… все, что угодно. А я просто сидел. И мои плечи содрогались от рыданий. — Стю, — нет, Бэл остался. Провернул ключ в замочной скважине, со стуком положил на тумбочку и наклонился ко мне, сев на корточки. — Малыш… прости меня. — Я перестал что-либо понимать. Вообще, в принципе. За что ты просишь прощения? Он попытался отнять мои руки от лица, но я не дал. Он вздохнул. — Командир отпустил меня из изолятора, это верно. Но вовсе не потому, что я пригрозил разорвать себе вены зубами. Он отпускал меня к тебе без всяких наказаний или ограничений. Но я струсил. Я не представлял, как расскажу тебе правду. Это жалко, но я до усрачки испугался твоей реакции… того, что ты уйдешь от меня. Стюарт, ты меня ненавидеть должен, а не его. Я попросил D., я связал его уговором. И он пообещал позаботиться о тебе, уладив все вместо меня. Сказал, что я смогу подойти, когда он закончит. Когда ты узнаешь всё, и при условии, что не разорвешь со мной отношения. Мы проговорили схему диалога, но, не удовлетворенный этим в приступе маниакальной тревоги, я проработал все от начала до конца вплоть до мелочей. Я попросил наиболее полно передать мою биографию. Все выраженные им чувства были изображены с помощью командира А., со стопроцентной точностью, неотличимо от моих. — А попытка изнасилования? — я бессильно уронил руки на свои колени. — Он показал, каким я был до тебя, в интимных отношениях с ним. Безумным, совершенно раскрепощенным… и ненасытным. Опасным. До терминального уровня опасности D. обещал, что не дойдет. Хотя, признаться, я не ожидал увидеть тебя верхом на нём. — Я защищался. Я вовсе не хотел с ним ничего… да бллин, черт возьми! Это я должен оправдываться?! Бэл, что ты натворил? Ты же надругался надо мной! Я с грехом пополам принял факт твоего заражения тьмой и сумасшедший болезненный метод исцеления. Но этот садизм?! Что значит, ты «струсил»? Ты что, привык пользоваться во всех критических ситуациях командиром, который в силу своего безбрежного могущества и фиг знает откуда взявшейся благосклонности прикроет твой зад?! Господи, разве это возможно?! Ты же «дикая кошка»! Ты был образцом для меня, эталонным мужчиной! И кто ты на самом деле? Бэл… ты отсиживался в изоляторе, в тепле и спокойствии, пока демон, всамделишный демон из самого настоящего ада, спасал твою трусливую рожу, подставлялся в твоей личине под удар. Рассказывал самое сокровенное. Он, не ты!!! Раскрывал душу! Он слушал мой треп, принимал мои извинения и мое очередное стеснительное признание, мою любовь, в конце концов. Лежал на мне на пляже, а я, дурак такой набитый, млел от его ласк, и, клянусь, он был нежным и предупредительным, не таким, как в моих кошмарах. Но знаешь, что самое гадкое и постыдное? Он, не дрогнув, описывал, как складывались твои взаимоотношения с ним, рассказал от твоего лица о себе! О том, как ты отнимал его у другого, намного более достойного, но спасибо, что у тебя хватило совести отказаться от D.! Черт, да я просто надеюсь! — что эта часть повествования была правдивой. Я уже ничему не верю. Нет, не трогай меня, Бэл, ты отвратителен. — Прости! Прости, прости! — он попытался взять меня за подбородок, но я не желал на него смотреть. Хватит уже пялиться на лжеца, симпатичного, но не имеющего ничего настоящего под этой мордашкой. — Я попросил его о постыдной услуге, потому что сдох бы на месте, там, на этом уродском пляже, если бы ты сказал мне «ненавижу». Я не могу тебя потерять из-за ошибок прошлого, неужели ты не понимаешь? Это убило бы меня! А его не убило бы. Ему все равно. И он бессмертен. Стюарт, пожалуйста… — Мне не послышалось? Теперь ты меня просишь? Изволь, — я встал рывком и двинулся в ванную. Ноги все еще подкашиваются, переставляясь с трудом, но мне окончательно плевать, пусть хоть сломаются. Перед тем как закрыться, я выплюнул Бэлу в умоляющее лицо: — Ненавижу. Умри.

* * *

Ночь прошла ужасно. Откиснув в ванне за два или три часа и вдоволь нарыдавшись, я разложил себе диван и плюхнулся спать не раздеваясь. Бальтазар, по идее, был в своей спальне. Не возникло желания проверять. Он меня не тревожил, и слава Богу. Нет, не слава. Проклятье. Ну почему все так получилось? Так грустно и нелепо. Идиотское трусливое предательство на самом последнем метре дистанции. Когда финальная карта, положенная сверху, рассыпала карточный домик. Этот сраный домик строился в моей груди. Как же все болит на стройплощадке, о боги. Не хочется ни жить, ни вспоминать, а умирать слишком просто. Хоть бы меня сном сморило, ну хоть на полчасика. Светает уже. И день не принесет никакого облегчения. Я так и не уснул. Вареный и разбитый, я поплелся во все ту же ванную, как-то приводить себя в порядок, причесываться и замазывать круги под глазами. Шарахнулся от Бэла, прокравшись на балкон за бутылью питьевой воды: оказывается, он провел ночь там, а не в постели. Выкурил блок сигарет. Ну, может, и больше… пол был густо усеян окурками. Наверное, он тоже не сомкнул глаз. Хотя меня не должно это волновать. Я сварил крепчайший кофе, выпил его, морщась и опасаясь, что все полезет обратно, собрался, надев не форму, а обычный костюм с галстуком. Несмотря на адски раскалывающуюся башку, я помню вводную лекцию, где было сказано, что на посвящении мне вручат новую форму. Ровно в девять утра под особняком остановился черный фургон с наглухо затонированными стеклами, я сел в него через задние двери, и автомобиль тут же тронулся. Я уехал неизвестно куда. В салоне имелось три ряда пустых сидений, разделенных проходом. Еще одного пассажира я заметил далеко не сразу. Он прекрасно сливался в полутьме с черным кожаным салоном в своем одеянии, похожем на монашеское, и в капюшоне, низко надвинутым на лицо. Я не осмелился подсесть к нему поближе и завязать разговор. Почувствовал необъяснимый страх, ну и пятая точка подсказала, что он предпочитает путешествовать в тишине. Мы прибыли довольно быстро, последние десять минут ехали в гору. Человек в капюшоне пропустил меня вперед по вполне понятным соображениям своей конспирации. Я не то чтобы теряюсь в догадках, кто он, скорее, взвешиваю — человек ли… До этого я видел обсерватории исключительно на картинках в Интернете и в школьном учебнике астрономии. Когда мы поднялись в центральный зал с вращающимся куполом, я оробел. Там был Хэлл, как всегда деловитый и казавшийся еще более миниатюрным в халате с длинными рукавами не по размеру. Инженер стоял на лесенке перед телескопом и не обращал никакого внимания на выстроившихся за его спиной людей. Бледнея и теряясь, я насчитал двадцать три фигуры, закутанные в такие же накидки до пола, как и мой сопровождающий. Я оглянулся, но он приложил палец к невидимым под капюшоном губам и жестом приказал пройти дальше. Я прошел безропотно, и присутствующие окружили меня неплотным кольцом. Хэлл нажал на ему одному ведомые кнопки или рычажки, купол разъехался, и меня залил солнечный свет. Капюшоны откинулись одновременно, я облегченно заморгал. Их легко узнать по длинным волосам и красивым сосредоточенным лицам — это «дикие кошки», мои собратья, только командиров среди них нет. И Бэла. Может, оно и к лучшему? Они заулыбались тепло и сердечно, протянули руки, каждый прикоснулся ко мне, а я вертел головой, стараясь на лету запомнить их всех. Три очень светлых блондина, много шатенов, несколько светло-русых, один медный, практически рыжий, и один крашеный брюнет с цепляющим задорным взглядом. Похоже, это Сайфер. Мне говорили, он ударен в готику, но увлечен этим не как все мрачные и пафосные неформалы, а с безудержным драйвом и весельем. Интересно, почему он не поладил с Бэлом. Выглядит он максимально располагающе к себе. Или это Бэл с ним не ужился? Когда-нибудь спрошу. — Младший командир? — обратился я, зачем-то краснея. — Тсс, — он улыбнулся такой озорной улыбкой, что меня аж встряхнуло и освежило после бессонной ночи. — Сейчас начнется отвязная вечеринка, потерпи еще чуть-чуть. Наш покровитель скажет тебе пару напутственных вещей. «Кошки» разошлись, отступив на почтительное расстояние. Я чувствовал на себе их взгляды, мягкие, ободряющие и предупредительные. Сзади подошел тот, не снявший капюшон — черный и неизвестный. От него веяло тысячелетним холодом, перекликавшимся с аурой командира D., но я необъяснимо уразумел, что это все-таки не Демон. Кто-то из его надменного рода божьих отступников. Тонкие, даже костлявые пальцы опустились на мои плечи. Дьявол-оракул… приходит, когда не ждут, и приносит подарок, о котором не просят. Лучше б подарил гирю на ногу, носить ее легче, чем пророчество. Он произнес одно слово. Но еще за миг до того, как оно вылетело, я обреченно кивнул. Я знал. Знал… — Бальтазар.