Призрачный Перевал

      Вечер проходил удивительно тихо. Настолько тихо, что Мефодий счел его подозрительным ровно в 22:44 по Москве. Для резиденции мрака подобное спокойствие было свойственно в те редкие дни, когда Арей, не сказав никому ни слова, пропадал в полном боевом облачении на неопределенное время...       Поначалу ученики выспрашивали у Улиты причины отсутствия шефа, но ведьма всегда лишь философски пожимала плечами, зажевывая «разочарование» от исчезновения непосредственного начальства шоколадом. И сама надолго пропадала в клубах в компании джиннов из Тартара. Ребята были зажигательные, причем в самом прямом смысле слова — периодически в лопухоидных новостях говорили о вооруженных стычках между выпившими лицами кавказской национальности. Привыкнув к таким порядкам, Ната, а за ней и остальные молодые сотрудники русского отдела начали устраивать себе внеплановые выходные.       Итак, Меф счел вечер подозрительно тихим. Причина гениальнейшего умозаключения была проста: Арей находился в кабинете, Ната и Мошкин в компании Улиты разбирали мелкие контракты в приемной, Чимоданов мастерил что-то «необыкновенно шедевральное, но пока никому не скажу» в своей комнате на втором этаже, а Дафна в этот момент с вежливой улыбкой на губах пыталась безболезненно вытащить жвачку из волос Буслаева. Жвачку прицепил Зудука около часа назад, за что и поплатился. Собственно, Меф даже не понял, отчего перед глазами появилась багровая дымка ярости и почему Петруччо с лихорадочным румянцем на щеках запирает монстрика в ближайший шкаф, а Даф обеспокоенно всматривается в лицо самого наследника.       Сейчас он сидел на диване, явно когда-то послужившем местом чьей-то смерти, и старался не шипеть слишком громко. Это при всей возможной аккуратности своего стража хранителя. Волосы, казалось, с гневом возвращали боль в троекратном размере — от полученного оскорбления и от использованной Дафной светлой магии деревянного гребня-артефакта, — потому Буслаев чувствовал себя не лучшим образом. Ощущения обострились до предела, а устоявшаяся тишина нервировала донельзя. Напряжение разливалось в воздухе тягучей клейкой массой непонятного цвета. Что странно, пожалуй, никто больше этого не замечал.       Меф с интересом «вгляделся» в ауры обитателей резиденции. Арей привычно откликался ровными тёмно-фиолетовыми оттенками, присущими любому тёмному стражу, да и магу тоже. Его эмоции были покрыты полупрозрачной пленкой, которая затрудняла их определение. Скука? Ленивое ожидание?.. Улита — брызжущее разными искрами, с преобладанием коричневых волн раздражения (ссора с Эссиорхом?), пятно внизу. Рядом — серое уныние Вихровой, не терпевшей возни с документами, и вечное сине-зеленое полу-удивление Евгеши. Буслаев отметил, что цвет последнего на редкость неприятен для истинного зрения. Справа опаляло радостно-нехорошее предвкушение Чимоданова; с ним всё понятно, новая разработка и наверняка на последней стадии. Зато стоящая за спиной Даф компенсировала всё сполна: нежная золотисто-розовая, хотя и грязноватая в последнее время из-за лишения связи с крыльями, аура лилась вокруг летним рассветом.       Но нет, они не были напряжены так, как Мефодий.       Через час мучений он заработал очередной заряд «приятных» ощущений, ехидной волной прошедшийся по волосам, и подарок коварного Зудуки был вытащен. Вместе с длинной русой прядью.       — Извини, — с сожалением развела руками спасительница. Меф с досадой посмотрел на причину страданий — под тяжелым взором наследника конторы вырванный клок задымился и осел пеплом на вульгарный багровый ковер, как и все вещи в резиденции, имевший смутно-убийственное прошлое. Потрогав окровавленные локоны, Буслаев мрачно пообещал себе отомстить Чимоданову и его противному созданию.       Дафна нахмурилась. Сейчас она не могла «настроиться» на состояние подопечного, однако это выражение лица было ей прекрасно знакомо. Похоже, задание, данное светом, находится в опасной близости от провала. Обычной смертной, без крыльев и флейты, ей становилось всё труднее удерживать от падения не только человека, с которым она навеки связала судьбу, но и себя саму. Неясная тревога влажной змейкой вилась где-то неподалеку, нашептывая, что зло пропитывает людей ненавязчиво и зачастую незаметно для жертв.       — Меф, — взволнованно позвала Даф, поняв, что жестокий блеск в его глазах не собирается затухать. Внезапно — возможно, то игра неверных теней? — привиделись заострившиеся скулы, резкая линия подбородка, сжатые губы... Буслаев, вроде бы, был тем же, но на долю секунды стал чужим и далеким: что-то неуловимо поменялось. Мотнув головой, он рассеянно глянул на неё.       — Да?       — Всё в порядке?       — Что? А, да, наверное, — невнимательно отозвался тот и потёр переносицу. — Я в комнату пойду, ладно?       — Хорошо. — Получилось обиженно и жалко, из-за чего девушка рассердилась — на Мефодия. — Я тоже.       Буслаев с недоумением вслушался в звук захлопнувшейся двери.       — М-да, — и что он опять сделал? Такое происходило и раньше, но, потеряв бессмертную сущность, Даф стала чуть более несдержанной. Ему были привычнее громкие ссоры, часто случавшиеся между Эдей и Зозо, драки с другими парнями из школы, а подобные тихие обиды вызывали мерзкое чувство вины и бесконечное удивление. Меф предпочёл бы прямое выяснение отношений недельным гаданиям о причинах недопонимания. Секретарша Арея туманно объясняла происходящее гормонами и женскими эмоциями.       — Буслаев, женщины не могут без страданий! Нам нужны переживания, личная драма... Любовь даёт нам счастье, но, знаешь ли, оно приедается. Мы начинаем сомневаться в себе и в мужчинах, искать проблемы или выдумывать их — как уж получится. Маша из деревеньки, всю жизнь ждущая принца, чисто теоретически имеет шанс встретить его, да вот только и конь не той модели, а у принца зубы кривые и характер скверный. Пока решаются вопросы с выправлением зубов и покупкой другого коня, Машка перевоспитывает возлюбленного и отвлекается. Вроде, любовь и мир навсегда! А через годик выясняется, что принц первостатейный неряха. Ужас, но Машка довольна: новая проблемка в списке! — насмешливо утверждала Улита, расстреливая подвешенный к стене фантом Эссиорха. Слова были пропитаны едкой самоиронией, однако ведьма не изъявляла ни малейшего желания мириться с хранителем из Прозрачных Сфер.       Мефодий вспомнил относительно недавний разговор и поморщился: по логике той же Улиты выходило, что если он в чём-то виноват, то придётся извиняться, а даже если и нет, то опять же извиняться — старательнее раза в два-три.       Буслаев статуей застыл на месте, раздумывая, идти, как и собирался, к себе, или каяться — к Дафне. Откладывать на потом не хотелось, но в данный момент его хватило бы только на усугубление ситуации. То ли к сожалению, то ли к счастью, выбрать какой-либо из вариантов он не успел.       Через две минуты часы в приёмной гулко пробили полночь.       Прибыл курьер из Тартара.