Bedroom Hymns

*** Жизни Брайана Кинни завидовали все: от малолетних школьников до старых педиков. Его хотели. Им хотели быть. Бог секса, супергерой геев – он настолько привык к различным ярлыкам, что носил их с такой же легкостью, как и свои кожаные куртки от Dolce&Gabana. А потому, увидев вечером в «Вавилоне» новое лицо, Брайан знал, что все с нетерпением ждут, когда он же трахнет этого паренька. Это была своего рода инициация для посвящения в геи Питтсбурга, представления обществу, приобретение социального статуса – называйте, как хотите! - и все без исключения должны ее пройти. - В первый раз у нас? – даже не повернувшись в сторону новенького, спрашивает Брайан, держа в руках стакан с виски. На нем черная, ставшая уже классической, майка и джинсы, которые держаться, как некоторые думают, на одном святом духе. - Именно, - парень довольно улыбается. - А вы, должно быть, владелец? – он тоже не смотрит на собеседника, и Брайана начинает это бесить, поэтому он поворачивается к нему лицом, опираясь о барную стойку и соприкасаясь локтем с парнем. - Да, я Брайан, - он впивается в него взглядом. - Джим, - такой же взгляд в ответ: - Потанцуем? - А может лучше сразу ко мне? Выходя из «Вавилона» вслед за тем самым трахом на ночь, на который и рассчитывал Джим, он ловит на себе целую кучу разнообразных взглядов – завидующих, заинтересованных, любопытных. В голову тут же приходит метафора агнца на закалывание, однако он быстро ее отбрасывает и сосредотачивается на отличной заднице Брайана. В конце концов, на сегодня уже хватит метафоричности. Через пару минут Джим садится в джип и, прежде чем, Брайан настойчиво его целует перед тем, как машина разразится приятным урчанием, сердце замирает в предвкушении: во взгляде новоиспеченного любовника отчетливо читается скука. Пожалуй, в Питтсбурге он задержится. *** Джим пошло стонет, когда Брайан исследует ртом его шею, прижимая к стенке лофта. Одежда летит в сторону вместе со всеми мыслями, оставляя место одному лишь желанию. И Джим чувствует, как тонет в нем, как в зыбких песках - медленно, чувственно, обреченно. Он оттягивает Брайана за загривок и настойчиво впивается губами в его рот, прикусывая нижнюю губу. Тот довольно ухмыляется, но побеждает в борьбе языков, словно хищник, которому, как глоток воды, необходимо самоутвердиться. И Джим чувствует эту силу, когда его толкают на кровать и извлекают, казалось бы, из воздуха, смазку и презервативы. Он дуреет, сходит с ума и послушно раздвигает ноги. Горячие, влажные пальцы проникают в него и... О-господи-как-же-это-хорошо! - Больше, - хрипло, на грани слышимости выдыхает Джим, и Брайан немедленно исполняет эту просьбу, когда насаживает его на член по самые яйца. Он стонет, забываясь в экстазе, и окончательно запутывается, где реальность, где вымысел; где его собственная личность, где – чужая. Говорят, что удовольствие от секса схоже с молитвенным состоянием священника. Задействованы одни и те же доли мозга, отвечающие за удовольствие, а потому все, дающие обет целибата, не так уж и несчастны: они занимаются страстным сексом с духовным началом. В конце концов, у всех свои извращения. Вот только Джим предпочитает живую плоть. Горячую. Ту, в которую можно впиться ногтями, сжать ладонями до кровавых пятен, прикусить, наслаждаясь металлическим привкусом. И забыть, где его собственное тело, а где – партнера. Брайан слизывает каплю пота с его спины, и Джим выгибается навстречу его губам, и чувствует, как снова тяжелеет в паху. - Еще один раунд? И вместо ответа жаркий поцелуй, и Джим ведет губами по подбородку, прикусывает ключицы, обводит соски... А затем берет горячую головку в рот, вырывая с уст любовника довольный стон. Ему нравится члены. Ему нравится сосать члены. Ему нравится чувствовать член в себе. Однако в этих прописных истинах Джим начинает сомневаться именно в тот момент, когда Брайан принимается вылизывать ему задницу. - Блять. - Раздвинь ноги шире, сладкий, и я засажу тебе. Ах-да-милый-вставь-мне-по-самые-яйца. Именно так звучат личные молитвы Джима, которые доводят его до высшей точки наслаждения.